Хижина
— Полно, не может быть! Где еще можно оказаться вместе с тобой? Не на небесах же?
На губах его появилось нечто напоминающее улыбку.
— Мы не умерли, дорогуша. Уверяю тебя, мы не в аду.
— А где же еще? Почему тогда я горю как в огне?
— Ты получила удар кинжалом в грудь. У тебя началась лихорадка от раны. Помнишь?
Лалиса изо всех сил старалась понять смысл того, что он говорит, но думать было трудно. В памяти всплывали какие-то разрозненные обрывки. Двое мужчин. Один замахивается кинжалом. Чонгук не видит, что на него нападают. А потом вдруг пронизывающая боль…
Единственная мысль более-менее отчетливо сформулировалась в ее мозгу: она уже в третий раз побывала на пороге смерти. Может быть, это последний раз или последним будет следующий?
"Не дай мне умереть".
Она не сознавала, что произносит это вслух, пока не услышала его голос:
— Тс-с, успокойся, дорогуша.
"Дорогуша".Он произносит это слово с издевкой.
— Тебе нужно отдохнуть, чтобы начать проявлять хоть какие то признаки жизни, попытайся заснуть.
Заснуть? Разве может она спать, когда он рядом? Она вздрогнула и почувствовала, как ее плечи прикрывают чем-то теплым.
Когда она проснулась в следующий раз, тело ее уже не горело от жара. Но дышать было по-прежнему больно. Почему?
"Ты получила удар кинжалом в грудь. У тебя началась лихорадка от раны".
От раны. Охнув, она попыталась сесть. Острая боль пронизала ее тело.
Он смачно выругался.
— Если ты будешь так дергаться, у тебя откроется рана.
Лиса стиснула зубы. Через некоторое время боль утихла. Как только ей полегчало, она, нахмурив лоб, сделала ему выговор:
— Ты слишком много ругаешься.
— Вот как? Никто, кроме тебя, никогда мне этого не говорил. — Он насмешливо поднял густые брови. — Ты ведь уверена, что мне суждено гореть в адском пламени. Так какая разница — одним грехом больше, одним меньше?
Есть разница, есть! Она только хоть убей не могла вспомнить, в чем эта разница заключается. И слишком устала, чтобы вспоминать. Ее веки словно налились свинцом, она с трудом держала глаза открытыми. Она почувствовала прикосновение к своему лбу прохладных пальцев.
— Жар спадает, — пробормотал над ней низкий голос. — Тебе повезло, что осталась в живых.
Повезло. Она не чувствовала, что ей повезло. Она чувствовала себя обреченной. Ей следовало бы находиться в монастыре, молиться, работать на огороде. Там она была бы в мире с самой собой. А вместо этого она здесь, рядом с этим несносным человеком, который не дает ей покоя…
"Повезло"
Лалиса так не думает. Она уверена в том что он будет мучать её ещё хуже по приходу в клан Чонов.
Должно быть, она снова заснула. Когда она открыла глаза, он возвышался над ней, держа в одной руке миску с водой, в другой — стопку аккуратно сложенных салфеток.
— Я собирался сменить тебе повязку.— Он опустился рядом с ней на колени.
Она вдруг с ужасом вспомнила, что под грубым шерстяным одеялом лежит абсолютно голая! Голубые глаза с укоризной взглянули на него, потому что кто, как не он, был виноват в этом!
— Что ты сделал с моим платьем?
— Снял. Иначе я не смог бы обрабатывать твою рану. А платье все равно было грязное и окровавленное.
Она негодующе стиснула зубы. Он, как видно, ни в чем не раскаивается, негодяй!
— Если ты думаешь, что я разглядывал тебя и млел от вожделения, то ошибаешься. Я этого не делал, потому что ты далеко не первая женщина, которую я видел и к которой прикасался.
Он тоже не первый мужчина, который прикасался к ней… Она прогнала мерзкие воспоминания, возмущенно вздернула подбородок и натянула одеяло чуть не до глаз.
— Я уже видел все, что ты пытаешься спрятать. Не забудь, что это я тебя перевязывал все эти дни. Я прикасался к тому, что ты так охраняешь— к твоей коже. Я прикасался к твоей голой коже даже под грудью. Кроме меня, некому было это сделать.
Он явно терял терпение. И она не могла отказаться от его услуг. Лалиса понимала, что слаба, как ребенок, и знала, что должна ему подчиниться.
Он откинул с нее одеяло. Ей пришлось изо всех сил сжать кулаки, чтобы снова не натянуть его на себя. Струя холодного воздуха коснулась ее тела. Кончиком кинжала он разрезал испачканную повязку и снял ее, чистой влажной салфеткой смыл засохшую кровь с краев раны. Лалиса резко втянула воздух.
Их взгляды встретились. Она торопливо отвела глаза. Не боль заставила ее вздрогнуть, а его близость. Она взглянула на свое тело: розовато-кремовые груди с более темными розовыми сосками. «Неужели он тоже все это видел?» — в смятении подумала она. Глупый вопрос! Едва ли он смог бы сделать перевязку, не глядя на ее тело. Она искоса взглянула на него.
Он низко наклонил голову. И был так близко от нее! Его дыхание щекотало кожу ее сосков.
Лиса судорожно вздохнула. Какая разная у них кожа — у него бронзовая, чуть загорелая, а у нее белая. Хотя он делал свое дело невероятно нежно, в нем чувствовалась скрытая сила.
Она не могла отвести взгляд, наблюдая, как он смачивает салфетку, потом выжимает ее. У него были типично мужские крупные, сильные руки с редкими черными волосками на тыльной стороне, а пальцы длинные и гибкие.
Снова всплыли непрошеные воспоминания. Ей захотелось прикрыться одеялом, как будто оно могло от чего-то защитить ее. Вот если бы она могла убежать! Она чувствовала себя беспомощной, как зверек, попавший в капкан.
Однако в его поведении не было ничего угрожающего, а в его прикосновениях не было ничего непочтительного. Он обрабатывал рану с максимальной осторожностью. Он был сосредоточен, и никаких признаков похотливых намерений не наблюдалось. Он не причинял ей боли. Хотя, возможно, ей было бы легче, если бы он причинял боль, подумалось ей.
Он взял полосу чистой белой ткани.
— Не могла бы ты немного выгнуть спину?
Лиса сделала, как он велел, и встревожилась: теперь ее груди выпятились вперед, как будто предлагали посмотреть на себя! Она остро почувствовала, что обнажена и открыта взгляду. Впрочем, так оно и было на самом деле. В полном смятении она сделала глубокий вдох, чувствуя, как он продолжает обматывать ткань вокруг ее тела.
Наконец он закончил работу и снова натянул на нее одеяло.
Лиса вцепилась пальцами в его край и, отвернувшись, сделала вид, что заснула. Вскоре он снова окликнул ее.
Она чуть было не поддалась искушению не открывать глаза и притвориться, что спит или потеряла сознание. Но подозревала, что он сразу же раскусит ее хитрость.
— Я приготовил бульон. Ты хочешь есть?
Лиса открыла глаза. Он опустился рядом с ней на колени, в руках у него была деревянная миска. Она уловила аппетитный запах.
— Хочу, — сказала она, только теперь осознав, что действительно проголодалась.
Сильная рука скользнула за ее спину, чуть приподняв ее. Он наклонил миску так, чтобы она могла пить. К своему удивлению — и, наверное, к его удивлению тоже, — она выпила все до последней капли, потому что не только запах, но и вкус бульона был великолепен.
Потом она снова легла. Она была очень слаба, но спать ей не хотелось, ведь в последнее время она, кажется, только и делала, что спала.
Лиса с любопытством оглядела хижину, в которой она лежала. Стены были сложены из неотесанных камней. Они неплотно прилегали друг к другу, и во многих местах между ними оставались просветы. Помещение было крохотным: всего шесть-семь шагов по диагонали — и с земляным полом. Свет поступал через крошечное оконце и открытую дверь, которая была подперта палкой. Вечерело. Лиса лежала на соломенной подстилке, накрытой одеялом. Неужели он сам соорудил это для нее? Не может быть…
— Это твой дом? — отважилась она спросить.
Он удивленно посмотрел на нее. Ей показалось, что сейчас он ответит ей какой-нибудь грубостью. И тут она поняла, что задала глупый вопрос. Чоны были могущественным кланом. Конечно же, эта бедная крошечная хижина не могла быть его жилищем…
-Нет, — наконец ответил он. — Это хижина пастуха. — Он рассказал ей, как помог ему фермер, которого они встретили по пути.
— Сколько времени мы пробыли здесь?
— Сегодня третий день.
— Неужели третий? — удивилась Лиса.
Он промолчал и отвернулся, всем своим видом показывая, что не расположен продолжать разговор.
Неразговорчивый.
Да и о чем ему с ней говорить, с горечью подумала она. Он Чон, а она Манобан. Об этом не могли забыть ни он, ни она.
Лису начало клонить в сон. Однако, увидев, как он стащил с себя тунику, она насторожилась.
Он немного постоял перед огнем, широко расставив ноги. Широкая, прекрасной формы, спина была разделена ложбиной позвоночника. Плечи и предплечья у него были сильные, мускулистые, а бедра очень узкие по сравнению с широкими плечами. Лиса завороженно смотрела, как играют мускулы под его гладкой золотистой кожей. Перед ней был мужчина, обладающий не только красотой, но и огромной силой…
Он выпрямился. У Лисы пересохло в горле. Очень тихо — так тихо, что если бы она не смотрела на него, то не услышала бы, — он подошел и улегся рядом с ней.
Теперь их разделяло расстояние не более чем в ладонь. Она зажмурилась, моля Бога, чтобы он не заметил, что она за ним наблюдала. И снова вспомнила о своей наготе. Сколько ночей прошло с тех пор, как он выкрал ее из монастыря? Она принялась было подсчитывать, но отказалась от этой затеи. И каждую из этих ночей она провела рядом с ним. И эта ночь не будет исключением. Он ни о чем не спрашивал, ничего не требовал. Он просто действовал так, словно выполнял свой долг. «Что ж, — подумала она, — кто силен, тот и прав».
Протестовать она не стала — то ли от усталости, то ли от слабости. А на самом деле — что уж греха таить — она просто была слабовольной трусихой.
Он проспал рядом с ней всю ночь. Уже светало, а расстояние между ними так и не сократилось. Он спал крепко, а она не сомкнула глаз! Она боялась, что, воспользовавшись ее слабостью, он ночью овладеет ею.
«Дурочка! — остановила она свое разыгравшееся воображение. — Разве он не сказал, что я вызываю у него отвращение?»
Пришло время менять повязку. Он наклонился над ней, и ее вдруг одолела застенчивость.
— Я… я могу сделать это сама.
— Как, интересно? Ты не видишь рану, да и смотреть на нее тебе не стоит, — решительно заявил он.
Лиса покраснела и отвела взгляд. К своему ужасу, она почувствовала, как у нее задрожали губы. Он пристально смотрел на нее. Она не могла избавиться от ощущения, что он читает ее мысли.
Лиса поняла что он раздражён.
— Ладно, в таком случае держи тряпицу. — К ее удивлению, он сразу же согласился, а она-то приготовилась спорить с ним!
С его помощью она села. У нее перехватило дыхание от острой боли, которую вызвало это усилие.
— Нормально? — услышала она его голос над своей головой.
— Да, — еле слышно сказала она. — Да, — повторила она уже увереннее, потому что боль стала вполне терпимой.
Не сказав больше ни слова, он отошел от нее. Лиса медлила, не решаясь откинуть грубое шерстяное одеяло под его зорким взглядом. Он повернулся к ней спиной, хотя по-прежнему стоял так близко, что до него можно было дотянуться рукой.
Как ни трудно это было, но Лиса умудрилась размотать повязку и промыть рану водой, которую он подогрел над огнем в закопченной плошке. Она неуклюже перевязала себя свежей тканью и подоткнула кончик, как это делал он
— Вот и все, — сказала она, натянула на голые груди одеяло и с удивлением почувствовала, что дрожит всем телом.
Сильные руки осторожно подхватили ее под мышки и вновь опустили на одеяло. Перевязка отняла у нее последние силы — зато гордость ее не пострадала.
Она слегка повернула голову, задев при этом губами его подбородок. Губы у него сомкнулись в тонкую линию — похоже, он рассердился.
Лиса чувствовала, что что-то тут не так. Почему он то нежен с ней, то так холоден? Если он так ненавидит ее, то зачем вообще спасал ей жизнь? В ту ночь, когда он выкрал ее из монастыря, он сказал, что с большим трудом переносит ее присутствие. Почему тогда он не дал ей умереть? Этого она не понимала, как не понимала и того, почему от этих мыслей у нее испортилось настроение.
Чонгук сказал, что собирается пойти поискать какой-нибудь еды. Она кивнула в ответ. Он быстро вернулся, а она, услышав ржание его коня возле хижины, закрыла глаза и притворилась спящей.
Он подошел к ней.
— Ты сможешь подняться на ноги?
Он говорил спокойно, самым будничным тоном. Лиса насторожилась и уже была готова отказаться, но увидела, что он протягивает ей ее рваное платье.
— Да, — пробормотала она.
Он отвернулся, когда она стала натягивать платье. Она с удивлением обнаружила, что он выстирал его. Мысль о том, что он выполнил для нее такую интимную и такую немужскую работу, повергла ее в смятение. Он ее кормил, ухаживал за ней во время болезни, причем делал это очень заботливо, что совершенно не вязалось с выражением мрачного стоицизма на его физиономии. «Почему? — мучительно размышляла она. — Почему он так заботится обо мне?»
«Не обольщайся! — предостерег ее внутренний голос. — Он поддерживает твою жизнь для того лишь, чтобы обречь тебя на еще большие мучения, потому что ты из клана Манобан. Этого для него достаточно».
Она медленно села и откинула одеяло. Его сильные руки приподняли ее и без малейших усилий поставили на ноги. От слабости у нее закружилась голова, и она судорожно ухватилась за него.
Его руки крепко обхватили ее, и она оказалась вплотную притиснутой к его груди. Окружающий мир пошатнулся, потом снова встал на место. Зря она так боялась упасть, ведь он и не думал ее отпускать и по-прежнему прижимал к себе. А она вцепилась в ere твердые, мускулистые плечи и никак не могла себя заставить отпустить его.
Судорожно вздохнув, она взглянула ему в лицо и встретилась с его напряженным, потемневшим взглядом.
Лиса сглотнула комок, образовавшийся в горле. Ее сердце билось так громко, что у нее заложило уши. По телу пробежала дрожь. Она знала, что должна отстраниться, но словно оцепенела и не могла бы пошевелиться, даже если бы захотела. Что-то изменилось в том, как он держал ее…
На какое-то мгновение ей вдруг показалось, что он ее сейчас поцелует… Какая абсурдная мысль!
— Полегчало? — тихо спросил он.
Но зато ему самому не полегчало. Ему больше всего на свете хотелось сейчас прикоснуться губами к ее соблазнительным розовым дрожащим губам. Но он сдерживал себя.
Он не мог забыть о том, кто она и кто он! Он убеждал себя, что этого проклятого желания не должно быть… не может быть! И усилием воли постарался выбросить из головы постыдное желание.
Она кивнула. И медленно отвела взгляд, радуясь тому, что головокружение прошло и колени больше не подгибаются.
Сил у нее хватило лишь на то, чтобы сделать несколько шагов по крошечной хижине. Она упала бы от слабости, если бы его рука не поддержала ее.
— Извини, я еще слишком слаба. Слаба духом… и телом, — сказала она. Она еще никогда не чувствовала себя такой беспомощной. И ей так хотелось расплакаться.
— В следующий раз будет легче.
То, что он подбодрил ее, было очень неожиданно, но весьма кстати. Он оказался прав. С каждым днем к ней возвращались силы. Он редко оставлял ее в одиночестве — разве лишь для того, чтобы раздобыть пищу или собрать хворост для очага. Она поняла, что он не привык ухаживать за кем-нибудь. Иногда он начинал беспокоиться — она слышала, как он шагал взад-вперед возле хижины. Может быть, ему не терпелось вернуться домой?
Лису тоже раздражала бездеятельность. Она привыкла трудиться с рассвета до заката, и вынужденное безделье действовало ей на нервы. Но ее пугала мысль о том, что впереди. Как только она поправится, он увезет ее к себе домой. И что с ней будет?
Однажды ночью ей приснились веселые голубые глаза отца, раскаты смеха дядюшки. Потом вдруг все изменилось. Вокруг стало темно, как в преисподней. Чьи-то руки схватили ее. Пальцы больно щипали ее соски. Над ней склонилось чье-то лицо, горячее дыхание обжигало ее кожу. Жадные руки широко раздвинули её бёдра...
.
.
.
Пока выходные решила выложить ещё одну главу)
Так выяснилось что её всё же изнасиловали в прошлом, как думаете кто это может быть? Он упоминался в прошедших главах)
Пишите в комментариях