С любовью, Лиэрин

« Дорогой дневник.

Все стихло. Ни буллинга, ни толчков на лестнице, ни сальных подколов в коридоре. Тишина.

Вот уже неделю я живу с белым шумом в голове и не понимаю, что произошло. Почему вдруг Чарльз ослабил хватку? Неужели ему и правда стало скучно? Или Теодор был прав, и если не обращать внимания — они просто отстанут?

Но я не верю. Я не думаю, что настолько плохо разбираюсь в людях, чтобы представить, будто он мог измениться. Люди не меняются за месяц. Для этого нужны годы: желание, терапия, боль. А он до сих пор варится в своей токсичной среде, где чувства стоят дешевле брендов. Поэтому, скорее всего, это просто передышка. Или затишье перед бурей.

Но, если быть честной, мне нравится этот штиль. Я впервые чувствую себя в безопасности, находясь в коридорах школы. Хочется верить, что это не всего лишь временная свобода, а что они наконец-то смирились с тем, что я - часть этого места.

С любовью, Лиэрин.

11.10.2015»

----

"привет, выйди на улицу 👍🏻"

Лиэрин держит телефон в своей руке, состроив такую гримаску, будто получила похоронное извещение. Сидя на краю кровати, она медленно моргнула, словно пытаясь убедиться, что сообщение не галлюцинация. Внизу экрана мигал диалог, а на её лице застыло выражение, полное недоумения.

Ставни дрожали от ударов дождя, за окном мир будто растворился в мокром графите: деревья склонились, ветки царапали стекло, будто просились внутрь. Комната была наполнена тусклым светом, серым и вязким, как этот день.

— Что, черт возьми, за идиотский смайлик... — тихо вздохнула она, чуть склонив голову. Открыла поле для ответа, какое-то время смотрела на него, словно надеялась, что сообщение само исчезнет. Но, в конце концов, пальцы всё же заскользили по экрану.

"Мне нужно 10 минут." — отправила Лиэрин и, на секунду прикрыв глаза, поднялась с кровати.

Времени на сборы почти не было. Она наспех натянула длинную шерстяную юбку, белую блузу и накинула сверху вязаную безрукавку. Как и всегда, подбирала одежду из маминых старых вещей, потому что других просто не было. Лиэрин умела сочетать их тонко и аккуратно: всё сидело опрятно, выглядело нежно и утончённо, но старомодно.

Береты, длинные пальто, юбки ниже колена, сарафаны с яркими узорами, костюмы странного кроя – всё это стало для неё привычным. Её стиль был далёк от новых трендов, и те, кто жил показной модой, называли её серой мышью. Но Лиэрин никогда не считала себя невзрачной, она просто вынужденно не подчинялась правилам их мира.

Схватив пальто с вешалки, девушка на минуту застыла у зеркала. Она невольно провела кончиками пальцев по шраму, пересекающему левую щеку от виска до скулы. Он стал меньше, незаметнее, но не для Лиэрин. Шрам всегда был для нее клеймом – "неправильная".

Выдохнув, она слегка тряхнула головой, чтобы отогнать эти мысли, и вышла на улицу, открывая зонт.

Дождь всё ещё бил по крышам и асфальту. Воздух пах мокрой землёй, скошенной травой, железом. Чёрная машина Теодора выглядела совершенно чужеродно на узкой улочке частного сектора. Тео стоял, привалившись к дверце, и курил, лениво следя за улицей. Увидев её, он затушил сигарету и поправил промокшие волосы рукой. Неделю он думал об этом, неделю он заставлял себя сдвинуться с места. Но не знал, как пойти навстречу. Единственным верным в его голове вариантом была такая спонтанность. 

Когда юноша подошёл к девушке, он протянул руку – очень просто, как будто так и должно было быть. Лиэрин заметила, как у него слегка дрогнули пальцы, как его брови чуть приподнялись, будто он сам не до конца понял смысл этого жеста.

Фролло, как дура, уставилась на руку, не понимая: то ли он хочет поздороваться, то ли помочь пройти. Она растерянно замерла, а потом просто... помахала ему рукой.Монтэгю усмехнулся краем губ. Не издевательски, скорее устало, будто эта глупая, странная неловкость даже немного согрела его.

— Я просто хотел предложить покататься. Решил, что если ты уже выйдешь на улицу, то у меня будет меньше шансов получить отказ. — он неловко убирает руки в карманы, выпрямив плечи.

Лиэрин видит, что ему некомфортно, что он жмётся, но пытается вести себя естественно. Целую неделю от Теодора не было ни слуху, ни духу, а теперь он приехал к ее дому и просит просто куда-то поехать с ним. Без объяснений. Без причин.

Ей было тоже крайне неловко: она обхватила одной рукой свое тельце, второй отчаянно вцепившись в зонтик. Ей не было страшно, просто внутри возникло какое-то странное, незнакомое чувство, будто она глядела вниз с двадцатого этажа. А еще она просто устала. Устала упускать возможности, устала прятаться, устала защищаться.

— Ладно, идем. Только мне нужно написать отцу. Так что имей в виду: если ты окажешься маньяком, то все знают, с кем я поехала, — она шумно выдохнула, пытаясь сбросить напряжение, и неуклюже пошутила, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.

— Ох, вот как? Как жаль, — Тео усмехнулся, чуть склонив голову набок. Его взгляд на секунду задержался на Лиэрин, теплый, но немного колкий. Затем он обошёл машину и открыл дверцу, изображая из себя джентльмена.

И именно в этот момент Лиэрин почему-то стало тепло. Он напомнил ей того Теодора, что появился в дверях музыкального класса, когда она не сдержалась и расплакалась. Того, кто неловко, почти по-детски, пытался её утешить. Кто играл перед ней дурацкие мелодии, чтобы заставить хотя бы чуть-чуть улыбнуться, как будто упрямо верил, что через эту щель в щите обязательно пробьётся свет.

Тогда она ответила холодом, отгородилась, как умела. Не могла доверять, не могла смеяться, не могла даже позволить себе надеяться. А сейчас... Сейчас ей вдруг захотелось вернуться. Не к сцене, не к самому моменту, а к тому ощущению, которое она не поняла сразу. Согласиться на поездку ещё тогда. Может быть, тогда бы удалось избежать удушающей тишины, которая тянулась между ними всё это время. Может быть, он бы смог ее вытащить из того болота, в котором она погрязла после. В болоте боли, унижений и рефлексии.

Машина тронулась почти без звука. Узкие улицы за окном текли серыми пятнами, смазанными дождём: мокрый город казался чужим и размытым, будто снятым сквозь запотевшее стекло.

Лиэрин сидела тихо, сцепив пальцы у себя на коленях. В машине пахло сигаретами, кожей и чем-то очень сладким – запах, который чётко закрепился в ее голове с этим местом. От сладости больше не мутило, сигареты больше не отталкивали, а дополняли серую картину меланхоличного города.

Фролло все крутила в голове слова Марго о том, что лучше сказать глупость, чем по-идиотски молчать. Ей казалось это таким странным, чуждым, но рыжеволосая по-доброму завидовала подруге, потому что та была такой простой и открытой. Она не думала о том, чего не следует говорить, не думала, как угодить, а всегда была как открытая книга.

— Теодор, ты странный, — наконец, нарушив тишину, выпалила Лиэрин, чувствуя, как щеки обжег румянец.

Он не ответил сразу. Сначала скосил на нее взгляд из-под ресниц, слегка вскинув брови. Его губы исказила знакомая полуулыбка, почти неуловимая, но очень живая.

— Знаешь, ты тоже не подарок, — он ответил, слегка склонив голову.

Лиэрин вцепилась в подол юбки, будто пытаясь сдержать бурю внутри. Она втупую смотрела перед собой, даже не в окно, а куда-то сквозь, пытаясь собрать мысли, хаотично рассыпавшиеся в ее голове. Хотелось сказать что-то правильное, но не выходило.

— Прости, что я вечно защищаюсь. Я не знаю, как вести себя иначе, — она выдыхает и качает головой. Руки на коленях слегка расслабляются – она смирилась, что "правильно" не получится. Придётся говорить как есть.

— Лиэрин, — юноша слегка покачал головой, сильнее вцепившись пальцами в кожаный руль, — в этом нет твоей вины. Ты вынуждена была защищаться, потому что на тебя сразу же напали.

— Но ты ведь не напал, — Фролло повернула голову, пытаясь встретиться с ним взглядом. В ее глазах не было ничего наигранного - ни масок, ни обороны. Только девочка-подросток в мокром, уставшем городе, в машине с запахом табака.

И в этот момент он вдруг понял, что чувствует её. Не просто видит, не слышит, а ощущает - совсем близко. Тонкий аромат, который ассоциируется с легким летним платьем, с мягкой улыбкой, теплым весенним вечером, когда воздух еще прохладен, но закатное солнце уже целует кожу. Хрупкая, нежная сладость небольшого кусочка персика, упавшего в стакан с грушевой водой. Затем появляются акварельные цветы, не яркие и дерзкие, а мягкие, прозрачные: как белый чай, как дыхание раннего утра. Роза, пион, и что-то чуть горьковатое - возможно, как её голос, когда она защищается.

Теодор опустил взгляд. Вцепился холодными глазами в мокрую дорогу, будто пытаясь заземлиться. Костяшки пальцев на руле побелели от напряжения. Он осознал, что сейчас было опаснее, чем его стычка с Чарльзом. Опаснее, потому что он снова испугался, что может ее разрушить.

— Теодор? — Лиэрин мягко коснулась его плеча. Её голос прозвучал тихо, но очень по-настоящему. Она заметила, как он задумался и слишком глубоко ушёл в себя.

Он едва заметно вздрогнул, будто его выдернули из сна. Выпрямился, провёл рукой по волосам. Губы изогнулись в знакомую натянутую полуулыбку, ту, за которой удобно прятать все внутренние вихри.

— Все нормально, — отозвался он хрипловато — просто вспомнил одно место, куда можно сходить.

Ответ придумал на ходу, поэтому пришлось соображать, куда ее везти. Машина плавно свернула с главной улицы и начала петлять по безлюдным кварталам Лондона. Удивительно, но для субботы город был почти пуст. Только дождь барабанил по крыше, будто подыгрывая их молчанию.

По радио тихо заиграла знакомая песня. Лиэрин обернулась к окну и кончиками пальцев коснулась холодного запотевшего стекла.

— If God has a master plan that only he understands, I hope it's your eyes he's seeing through*, — она пропела тихо, в унисон песне. Если в оригинале это звучало меланхолично, печально, разрывая сердце, то ее звонкий голос вдохнул в эти строки жизнь и надежду.

Теодор не сразу понял, что она поёт. Её голос сливался с мелодией: лёгкий, почти невесомый, но с каким-то странным... доверием. Не к песне. К нему.

Юноша мельком посмотрел на француженку. Рыжие кудри рассыпались по плечам, тонкие пальцы всё ещё касались стекла, оставляя прозрачные следы на запотевшей поверхности. Она будто растворялась в этой песне, в этом сером свете, в этой тишине. Монтэгю ничего не сказал. Лишь едва заметно кивнул головой, узнавая строки. И Лиэрин тоже замолчала.

Машина проехала мимо пары витрин и остановилась у скромного, почти неприметного здания с большим окном и мягким светом внутри. За стеклом - несколько столиков, деревянные панели, лёгкий пар над чашками. Тихо, уютно, почти по-домашнему.

— Мне кажется, что здесь делают лучший латте в городе, — с легкой улыбкой сказал Теодор, глуша мотор. Он боялся взглянуть на нее, потому что не знал, имеет ли право предлагать Лиэрин вечер в кафе после всех тех странностей, что между ними происходили. Монтэгю боялся, что давит на девушку, что слишком торопит, потому что раньше он даже поговорить с ней толком не мог - нужные слова все никак не лезли в голову. А тут она, вроде как, расслабилась, почти не защищалась, и Тео немного потерялся.

Но все же, пересилив себя, он поднял на нее взгляд и увидел, что она улыбнулась. Не губами, а глазами - и эта улыбка растопила в нем что-то неизвестное, о чем он даже не догадывался.

— А еще там подают персиковый крамбл. Пахнет почти как твои духи, — он выпалил это машинально, не задумавшись, и только потом понял, что вслух. Глаза Теодора слегка расширились и он замер, лихорадочно подбирая слова в голове, чтобы перевести тему.

— О, — Лиэрин мягко хмыкнула, убирая волосы за уши, — ты замечаешь такие мелочи?

— Ну, вообще... нет... иногда... — Монтэгю будто сломался. Начал мямлить, заикаться, руки забегали по салону. Он то потрогал руль, то вытащил ключи из машины, то начал искать что-то в бардачке, — когда...

И замолчал. Фролло наблюдала за представлением, сложив руки на груди, а губы невольно изогнулись в яркой улыбке. Забавно было видеть, как самоуверенный, всегда мрачный и наблюдающий парень внезапно посыпался от самого простого вопроса.

— Ладно, идем, — она решила больше не мучать его и вышла из машины.

Они сидели у окна, напротив друг друга, за небольшим деревянным столом. Внутри кафе было тепло, пахло кофе, корицей и чем-то ванильно‑фруктовым, возможно, тем самым крамблом, о котором он говорил. Музыка играла негромко, словно фоном. Она не запомнила, о чём они говорили. Только тепло чашки в ладонях, персиковый вкус на губах и тишину, в которой впервые не нужно было ни за что извиняться. Лиэрин несколько раз ловила себя на мысли, что не хочет, чтобы этот момент заканчивался: этот день, эта непривычная легкость, ощущение, будто она просто есть и этого достаточно. Не нужно ни остроумных реплик, ни защиты, ни объяснений. Ей просто стало легче дышать в этом сером дождливом городе рядом с тем, кого она так боялась.

Когда официантка подошла к столику, девушка быстро, на автомате, потянулась к сумке, доставая кошелек. Но Тео опередил ее - просто приложил карту к терминалу и кивнул официантке, спокойно, будто так и должно быть.

— Тео... — она произнесла это тихо, прикусив нижнюю губу. Бедняжка сжалась, ей было безумно неловко. Принимать заботу для нее было чем-то пугающим, почти незнакомым, — Мне правда некомфортно, когда за меня платят.

Юноша лишь качнул головой и снова чуть улыбнулся - небрежно, легко, будто мягкая усталость коснулась его губ, смешавшись с чем-то почти нежным.

— Считай, что это я заплатил не за тебя, а за себя - за свою прихоть. Я же тебя вытащил сегодня, — Монтэгю усмехнулся, поднимаясь из-за стола. — В другой раз ты, обещаю.

Когда они вышли, воздух стал чуть легче, а дождь почти прекратился. Сырые улицы мерцали под фонарями, и на несколько секунд всё стало каким-то нереальным: тишина, редкие капли, шаги рядом.

— Спасибо, — наконец, выдавила из себя Лиэрин, неловко улыбнувшись.

Теодор не ответил. Просто коснулся как бы невзначай ее локтя и повел вперед, к машине.

*Прим.: строчки из песни Depeche Mode - Precious.