За гранью иллюзии

Amethyst Styler.

Сколько себя помню, я всегда боялась темноты.

Это была игра на выживание, борьба против собственного разума. И чаще всего - я проигрывала.

Как и сейчас.
Сразу после того, как незнакомец в маске скрылся в тени, оставив за моими плечами гору трупов.

И мне казалось, что в их смерти виновата именно я.

Я рыдала. В истерике, моля о пощаде. Забившись в угол кирпичной ледяной стены, прячась за дрожащими ладонями и представляя, как мое мертвое тело валяется на асфальте.

Казалось, что разум пытается свести меня с ума, прежде чем отправить в ад.

Только все это было ложью. А я была жива с остатком мыслей, что мертвые ощущают касания родных, когда те пытаются вернуть их обратно на этот свет.

— Посмотри на меня! — тряс за плечо вытягивает меня в реальность. Мои ладони разлепляют. Я моргаю, прежде чем настроить фокус на испуганной женщине и мигающей красно-синей сирене, бегающей по стенам переулка.

В полицейской машине теплее, чем на улице, но недостаточно из-за моей вымокшей до нитки одежды.

Я вся дрожу. Шериф за рулем настороженно поглядывает на меня через зеркало заднего вида, после проворачивает ключ и заводит двигатель.

Это он настоял на том, чтобы мне не надевали наручники. Это он объяснялся ошарашенной женщине в красном пальто, которая привела меня в чувства, что со мной все будет хорошо и что с моей головы не упадет и волоска. Это он отвез меня в полицейский участок, накрыл мои плечи пледом и начал спрашивать, боясь, что я вот-вот расплачусь.

— У вас розы засохли, — зачем-то подмечаю я, уставившись на синий горшок с почерневшими цветами. В этом кабинете пахнет таблетками, как в больнице.
— Моя сестра любила запах мертвых роз. Они напоминали ей, как на самом деле выглядит смерть.

У него приятный голос. Звучащий тембр вперемешку с собственным контролем.

Я не смотрю на Шерифа, а вытягиваю его внешность из памяти, когда мы двоем шли по коридору полицейского участка.

Нос с горбинкой как у орла и густые черные брови. Темная щетина и такие же черно-каштановые волосы, умело уложенные назад. И эти едкие зеленые глаза, которые не потускнели даже от того, что увидели часом ранее.

— И теперь вы напоминаете себе? — наконец, выдаю я. — Напоминаете, как выглядит смерть?
— Я никогда не умел жить настоящим, пока не умерла моя сестра. Она то и показала мне, что смерть не предупреждает, прежде чем убить.

Часы на его столе заверещали. Мужчина выключает его, затем достает из внутреннего кармана своей куртки пузырек с желтыми таблетками, открывает его, аккуратно выкладывает себе на руку пару штук и закидывает их в рот. Я вижу, как двигается его кадык, когда тот делает глоток без воды.

Что-то заставляет меня сморщиться в призрении.

— Не хотел пугать тебя, — оправдывается тот, убирая пузырек в карман.
— Для чего они?

Мужчина тормозит, прежде чем дать точный ответ, а затем сквозь боль натягивает слабую улыбку. И могу догадываться, что теперь ему уже все равно, кто перед ним.

— Я неизлечим, — спокойно продолжат он. — Врачи не дают точного ответа, сколько мне осталось, но таблетки помогают затормозить развитие болезни. Если я перестану их пить, то умру раньше положенного.
— Но.. почему Вы сейчас здесь? В смысле, на работе, а не с семьей или ... — осторожно спрашиваю я с негодованием, на что тот усмехается.
— Все это спрашивают.
— Разве Вы не хотите провести больше времени с родными? Осуществить давние мечты и насладиться моментами этой жизни?
— Я итак наслаждаюсь лучшими моментами своей жизни. Работа шерифа заряжает меня, как семья и мечты. Это именно то, с чем бы я хотел провести остаток времени, — его рассудительный голос становится легче, чем минутой ранее, словно он только что нашел ответ, который тревожил его все эти дни. — И ты вынеси из этого урок, — продолжал он, а я все молчала. — Чем ты продолжишь заниматься, будучи при смерти?
— Мне нравится выдумывать стихи в своей голове.
— И ты бы продолжила это делать, если бы тебе сказали, что через неделю ты умрешь?

Я не смогла ответить, долго сортируя каждое слово в своей голове.

Не так давно мне пришло осознание, что лучше плыть по течению, но только так, как того хочешь ты сам. 

Многие говорят, что плыть по течению - самый худший из вариантов, чтобы погубить собственную жизнь.

Я с ними не согласна. Вернее, согласна, но только наполовину. 

Лучше воображать воду, в которой ты неспешно плывешь прямо сейчас, представлять ее температуру и цвет, чем грести против течения и задыхаться от недостатка воздуха. Лучше воображать, что ты плывешь со своей целью наравне и наслаждаться моментом, чем представлять ее на катамаране за которым не угнаться. 

Я перестала жить одним будущим, гнаться за ним, разрывая собственные вены от жажды успеха. Перестала ждать того самого дня и в какой-то момент представила, что это уже в моих руках. Прямо сейчас. В эту минуту.

Люди ненасытны. Когда долго чего-то не получаем - печалимся и ненавидим себя, а когда получаем эту возможность, глотает ее пачками, давимся от обжорства и задыхаемся. А затем умираем. И ведь достаточно небольшого осознанного куска, чтобы насытиться.

— Мне жаль, что так вышло.

Дождь за окном усилился. Я перевожу взгляд на шерифа и больше не вижу того спокойствия как минутой ранее, словно к его горлу подставили нож и приказали молчать.

— Это сделала не ты.
— Наивность часто подводит людей.
— Ты заступаешься за преступника?
— Нет, просто напоминаю, что нельзя верить собственным глазам.

На душе пустота. Я готова отдать все, лишь бы забыть этот кошмар и вернуться в прошлое.

Но ничего не выходит. И, если честно, мне надоело жить одним прошлым.

— Я думаю, это парень, — взглянув в озадаченное лицо шерифа, мне снова приходится сглотнуть ком в горле и нанести новый удар себе под дых. — Он был в маске и капюшоне.
— На улице обнаружили четыре трупа.
— Людей было больше.
— Остановимся на тех четверых.
— Не проще найти тех, кто выжил и допросить их?
— Их уже ищут. А пока идут поиски, мы всмотримся в детали.

Я молчала, не перебивая ход его мыслей.

— Четверо убиты от ножа. Но как... — продолжил мужчина, оперевшись локтями на колени и, скрепив пальцы в замок. — Удары глубокие. Продольные.
— Я не совсем понимаю...
— Им двигала ярость, — едкий взгляд и низкий тембр сбил меня с толку. — Они убиты. Зверско убиты, подобно скоту.
— Он хотел, чтобы у них точно не осталось шансов выжить, — долго собираю пазл в голове и чувствую, как сердце с бешеной скоростью ломает мои ребра и тянет кожу.
— Но тебя оставил в живых, — еще сильнее озадачился мужчина, нахмурив густые брови.

Будь у него карие глаза, от его взгляда было бы немного спокойнее.

Сейчас же я вижу его сузившие зрачки. И сузившие они не столько от холодного света флуоресцентной лампы, сколько от ужаса, повисшего над нашими головами.

— Это было не в первый раз.
— Отсюда поподробней, пожалуйста.

Поток ледяного ветра ударяет в мою спину через открытое нараспашку окно. Я молю Бога, чтобы восьмой этаж офиса стал помехой для убийцы, и чтобы он не расслышал мои слова.

— Я была в лесу.
— Что ты там делала?
— Это правда имеет значение?
— Имеет, если речь идет о преступнике, убившем более восьмидесяти человек.

Более восьмидесяти человек...

— Я была на пробежке. Там меня поймала банда Эксис, — наконец, срываю напряженную тишину, и мужчина заметно затаивает дыхание. — И там был он. Появился из ниоткуда. Пригрозил им пистолетом, и когда те скрылись - снова исчез.
— И он ничего тебе не сделал?
— Ничего.

На грани безумия, потому что люди перестали доверять. В попытках выжить, потому что многим известно, насколько люди жестоки.

Мы сами калечим себя, сами убиваем и лечим, если того захотим. Часто держим себя взаперти. Нам свойственно жаловаться на нынешнюю жизнь и при этом бояться представить себя в прекрасном будущем.

Сколько себя помню, за все свое пребывание в приюте я всегда боялась думать о будущем. Меня пугала эта прелестная картинка. До дрожи. Мне казалось, что я никогда не заполучу то, о чем мечтала.

До сих пор помню этот потолок, въевшийся в мой разум, под которым я размышляла о своей никчемной жизни. До сих пор помню этот запах плесени, который исходил из моей кровати. Помню тонкое одеяло, под которым я мерзла каждую ночь и то, как часто уходила спать в кабинет медсестры.

Она была не против. Она понимала, что условия приюта были сравнимы с подземной тюрьмой. Но и забрать к себе домой у нее не было возможности.

И я это прекрасно знала.
Потому что из этого ада она хотела забрать нас всех.

В те моменты я так долго винила каждого в своих неудачах, напрочь забывая, что выбор всегда оставался за мной.

Ведь это была не сказка. И не голодные игры.

Это жизнь, которую каждый выстраивает сам.

Я останавливаюсь посреди тихого тротуара, перед сбитой собакой, которую выкинули с дороги и пытаюсь выдавить из себя хоть какую-то каплю сожаления.

Ничего не выходит.

Протаскиваю взгляд по темному переулку слева.

Он кажется таким же, на котором совсем недавно были люди.
Убитые люди. Убитые тем психом, который смотрел на меня свысока в кошмаре ночи.

И что-то мне подсказывает, что это именно он тогда привел Хоуп на рельсы. Он убил девушку и подбросил ее тело в мой шкафчик, затем убил девушку возле озера и отравил директрису Пирен Франс. А перед этим убил Шерил... Либо держит ее взаперти, как и остальных пропащих людей, но никто не может их найти.

— Он сказал, что если я встану на них - стану счастливой... — гудит голос Хоуп в моем разуме и сливается с начавшимся дождем.

Этот псих не пытается меня убить.
Он защищает меня.

***

Все вокруг наполнено эмоциями, хоть и скрытыми. Искренние чувства отныне не кажутся настоящими, а фальшивые - самыми искренними.

И ведь у всех нас есть дар с рождения.

Предчувствие.

И оно никогда не лжет.

Учитывая то, что сейчас сентябрь, на улице тепло. Солнце изредка выходит из густых серых туч и озаряет мое лицо. Дорожка ручейка плывет по тропинке и убегает в зазор между камнями, пока ветер скачет по пустым деревьями, кружит в танце рыжие листья и путается в моих волосах.

— Да не будь же ты занудой! — нудит Хоуп, пытаясь вырваться из моей хватки. Мое невозмутимое лицо так и не изменилось.
— Буду. Ты не пойдешь на то футбольное поле, — опустив спокойный взгляд, наблюдаю, как лицо девчонки заливается краской от сдерживающегося истерического крика. — К тому же, оно уже заросло и никто там давно не играет. Посмотри, там даже ворота заржавели.
— Там бойскауты ходят!
— На то они и бойскауты. Они смогут дать деру.
— А я не смогу?
— Сможешь.

На мгновенье голубые глаза заискрились от радости. Кажется, еще секунда, и заветная ложная надежда польется из краев.

— Но мы туда не пойдем. Вернемся в дом.
— Это они! — вопит девчонка, и от неожиданности я разжимаю руку. Снова пытаюсь схватить ее, но она вырывается.
— Все! Подышали воздухом, а теперь домой!
— Я тебе что, зверушка из питомника? — поставив руки по бокам, она заставляет меня разинуть рот от негодования.
— Я же о тебе забочусь! Ты что, на рельсах в прошлый раз не нагулялась?
— Не нагулялась!
— Хоуп, хватит! — снова пытаюсь схватить ее, но девчонка отбегает от меня на несколько шагов. Я не нахожу смысла бежать за ней. Сдерживаемые эмоции вырываются в обличии слез и я постепенно ощущаю, как пустота покрывается ледяной плесенью и перекрывает мои гланды. 

Больше не могу держать все в себе.
Я плачу. 

— Мой рай сгорит дотла, если с тобой что-нибудь произойдет...

Вспоминаю то, как родители постоянно бросали меня. Вспоминаю, как многие относились ко мне как к ничтожеству, что не заслуживает жить в этом мире.

А затем теплая мягкая ладонь касается моих пальцев. Слезы замирают и я перевожу внимание на улыбающуюся девчонку, в чьих глазах отражалось чистое голубое небо.

— Если падет рай, а ангелы навсегда исчезнут - я стану им для тебя, Эмир.

И мы молчали. 

Даже тогда, когда она осторожно взяла меня за руку обеими ладонями и встала рядом, глядя ну утопающих вдали бойскаутов.
Даже тогда, когда заросшее футбольное поле было таким значимым и манящим, а она повела меня в дом.
Даже тогда, когда она вновь легла на мои колени в гостиной, приобняв свою куклу и накрыв ее пушистым пледом, чтобы та не замерзла.

— Ты намного сильнее, чем думаешь, — тревожит тишину малышка, несколько секунд глядя в пустоту перед собой, а затем взглянув в мои настороженные глаза. Я перестала слышать собственное дыхание. — Если не ты, тогда кто, Эмир?

И она заснула, тихо опустив веки и, расслабив напряженные щеки.

Некоторые из нас ломаются под натяжением неистовой боли и тогда-то и остается лишь два пути: сдаться или продолжить путь.

Конечно, ты можешь сдаться.
Конечно, плевать на слова всех тех, кто будет упрекать тебя после этого, ведь этот выбор сделал ты сам.

Сдайся, ощути поражение. Тревожит ли тебя этот выбор? Если нет, тогда правда ли эта цель была такой значимой или, может, была, но со временем потеряла свою ценность?

Вставай.
Докажи себе, что ты можешь подняться на ноги. Прочувствуй этот прилив сил внутри себя - он есть внутри каждого из нас, скрыт за беспомощными криками и прочной стеной отчаяния, и тогда задай себе лишь один вопрос:
"Если не я, тогда кто?"

Сила приходит со слабостью, точно также, как и вера в самого себя. Только честно признав себе, кто мы - мы обретаем силу.

— Да все же нормально! — перечу я, накрепко сжимая плечо Киллиана, чтобы он не вышел из машины. Под мрачным светом дня его эмоции кажутся более пугающими, чем обычно.
— Этот ублюдок мог тебя убить, — сквозь ярость говорит парень и я жалею, что вообще рассказала ему про всю ситуацию в том проклятом переулке.
— Его даже "ФБР" найти не может! Что мы можем сделать? Нанять убийцу на убийцу, чтобы позабавить свои нервишки?

По его сдерживающему эмоции взгляду понятно, что мои аргументы его не убедили.

— Жди здесь, — четко говорит мне Киллиан, громко закрывает переднюю дверь авто и уходит в трехэтажное здание с панорамными окнами и круглой светящейся вывеской "AG".

Будь мне лет семь, я бы приняла этого парня за сыночка босса, который заскочил к папе на работу. Только, кажется, сыночек решает за компанию даже больше, чем сам босс. И, почему-то, проблемы Киллиана волнуют меня сейчас больше, чем свои.

Последний раз мы виделись в классе и тогда мы..

Влажные губы.
Сердцебиение стучит по легким.
Грубое дыхание обоих.

Черт...

Я до сих пор думаю, что произошло бы, если бы я не остановила его тогда. 

Все могло зайти слишком далеко, перейти грань. Так почему в голове бьется лишь один вопрос: "Ну и что в этом плохого"?

Громкий рев мотора затрещал слева от меня, прорываясь через закрытое окно, и, вытянув меня из мыслей.

Возле машины Киллиана останавливается два мотоцикла. Первый - темно-красный с сидячим на нем крепким силуэтом в матовом шлеме. И второй - глянцевый черный с таким же шлемом, из под которого прорывается прядь темных волос, словно подстриженных под каре.

Две головы повернулись в такт на меня.
Все мышцы моего тела сжимаются.

Затем головы поворачиваются чуть набок, и когда я оборачиваюсь замечаю Киллиана.

Они стояли молча. Втроем. Огородив машину напряженной молнией и пытаясь прочитать мысли друг друга.

Победителей в этой игре не было. Одновременно эта троица возвращается в реальность: Мерфи садится в авто, занеся в салон приятный аромат сигарет, а мотоциклисты уезжают по полупустому шоссе, напоследок, затуманив лобовое стекло кислым дымом.

Парень не смотрит на меня. Серебристые глаза уставлены в пустоту, сквозь руль, а дыхание настолько громкое, отчего уличный гул не способен перебить его.

А затем он засмеялся. Без капли отчаяния. Без капли боли. Засмеялся так, словно бы кто-то прямо сейчас вытворил перед ним забавную и неловкую глупость.

— Киллиан?.. Что смешного?
— Понятия не имею, кто этот убийца, но он настоящий идиот! — взявшись за голову, он не может остановить смех.
— Киллиан, хватит! — шепотом кричу я и быстро осматриваюсь по сторонам на чужие взгляды. Но никого. Только мы и торопящиеся люди со своими проблемами, которым на нас абсолютно плевать. — Он убил более восьмидесяти человек! Почему ты так отзываешься о нем? Ты что, снова смелости прикупил себе перед смертью?!
— Эмир, даже если меня и убьют, то я буду самым последним в этом списке, — посмотрев на меня с улыбкой, отвечает тот. — Чаще всего, убийцы выбирают тех, с кем будет весело разделять его мечты, да вот только со мной ему будет слишком... Скучно.
— Да ты уже у него в списке, обведенный жирным красным тридцать раз! Следи за тем, что говоришь!

Его рука легла мне на колено и от шока я тут же успокоилась.

— Значит, будет на что посмотреть.

Ни капли страха...

Либо этот парень передо мной твердо уверен в своих силах и готов противостоять, либо он глупый ребенок, который любит злить взрослых, чтобы за ним побегали.

Хотя, судя по всему, сколько раз он вытаскивал меня из плешивой ситуации - глупым ребенком его не назовешь.

— Что тебе сказали? — взглядом я намекаю на здание "AG"и улыбка темноволосого превращается в слабую полуухмылку.
— Не волнуйся по этому поводу, — мужская ладонь слабо проходит по моему колену. Его выходки всегда заставляли меня терять рассудок. Надоело. 

Убираю его руку.
Теперь его ухмылка спала.

— Ты либо бессмертный либо ненормальный, которому нравится ходить по горящему лезвию.

Мерфи слабо выдыхает остатки воздуха, усмехаясь, а затем приближается к моему уху.

— Не все способны говорить и выполнять. Многие лишь говорят.
— Лучше это, чем нарваться на убийцу.

Теплая ладонь укрывает мою скулу, парень сокращает расстояние между нашими лицами до минимума.

— Я сделаю все, чтобы этот ублюдок не тронул тебя, — тихо говорит он, обжигая мои губы своим дыханием.
— Мне не нужна помощь, — шепчу я, на что он ухмыляется и нежно накрывает мои губы своими. Мой разум не видит смысла сопротивляться.

Я снова чувствую, как кровь в моих губах разгоняется и начинает бить под кожей.
Снова чувствую одеколон, который въелся в мой разум с самого первого дня нашей встречи.
Снова чувствую, что я кому-то нужна.

— Либо ты просишь помощи, либо ненавидишь себя за то, что делаешь недостаточно, — отстранившись, говорит он и ком в горле перекрывает мое дыхание и все немые слова.

Прошло еще несколько часов, прежде чем на улице стемнело, а я не перестала ненавидеть себя.

Я чувствую к себе отвращение, когда вспоминаю, что на момент поцелуя с Киллианом я перенеслась в день, когда Скотт пошел на риск.

Он тоже целовал меня. Также нежно, словно боясь навредить, но не так уверено, словно насыщаясь сладкими секундами перед тем, как я оттолкну его.

Только я не оттолкнула его. А убежала, бросив его на растерзание мыслям, что еще хуже.

На улице ночь. Вдалеке приглушено звучит живая музыка - спокойный Джаз на скрипке.

Я нервно перебираю фигурку Диппера из «Гравити Фолз» в своей руке, которую мне дала Хоуп. Прохожу несколько домов, пытаясь идти неспешно, чтобы успокоить тревогу, но все равно срываюсь и тороплюсь. Меня колотят разъяренные мысли с разных сторон, пытаясь довести до слез, но я держусь.

Мне не нужно было так поступать ним. Не нужно было бояться его звонка и нужно было позвонить самой, когда я не видела от него ни одного сообщения.

Нужно было сделать все по-другому.
Нужно было, но уже поздно.

Женский визг, рассекающий перегонки, притягивает мое внимание на угол переулка, из которого прорывается едкий красный свет.

Ноги срываются с места, забегаю за угол. Ступор. Сердце останавливается и вместе с этим конечности моего тела немеют.

Толпа.
Одноэтажный дом.

Разъяренное пламя прорывается сквозь окна, распахнутую дверь, и тянется к небу за призраками. Запах гари сдавливает мои легкие и вырывает слезы из моих глаз.

Все замедляется.

— СКОТТ!