Лошадиная река (18+)

Мы договорились встретиться у речки в восемь утра.

Когда я поднялась с постели, из окна на меня не смотрело солнце: тучи облепили небо плотно, будто пластилин. Тёмные, они медленно и массивно скользили, с трудом сдерживая дождливый груз. Вот-вот — и капли покрыли бы землю влагой. Однако встречу перенести не вышло бы, потому что домашнего телефона у бабули в доме не было и позвонить Димке я не могла.

Кошка мешалась, бегая туда-сюда, норовя сбить меня с ног. Как обычно шипела вместо мяуканья, но когда я положила ей поесть, то та успокоилась и принялась чавкать на всю кухню.

Я хмыкнула — вот наглая морда!

Бабушкина записка всё так же одиноко лежала на столе. Я закрыла форточки — кроме одной — для кошки — и двери в комнатах, обулась, схватила заранее укомплектованный рюкзак и вышла на улицу. Когда бабулю ждать — неизвестно, лучше бы об этом она написала, но оставлять дом надолго без присмотра тоже не хотелось, ведь местная шпана могла запросто украсть даже то неценное, что оставалось в доме. Жаль, что вместо кошки бабушка не обрела собаку. Хотя зная, как эта засранка может драться, мне стало немного спокойнее, и я ринулась к речке.

Я бежала по тропинке, рюкзак бил по спине, а пока ещё сухая земля поднималась за мной пылью. Ближе к реке пришлось притормозить, чтобы случайно не споткнуться о цепляющуюся к кедам траву, как тут же впереди стал виден знакомый силуэт.

Димка стоял ко мне спиной и смотрел на бурлящую реку. Его волосы вихрились от ветерка, растрёпываясь всё сильней и сильней, и, когда я уже начала приближаться, Димка обернулся.

Улыбка, которая натянулась на моём лице, пока я подходила, сменилась коротким вдохом от ужаса. Нет, я не видела ни чёрных слёз, ни черепа там вместо его головы, ничего мистичного, такое мне мерещилось только на вечерних рисунках. Под глазом у него красовался синяк, а губа была разбита.

— Боже, что опять случилось? — я подошла к Димке, чтобы осмотреть ранку, но он увильнул в сторону.

— Да так, пустяки.

— Пустяки? Дим, кто это сделал? — я сняла рюкзак и стала в нём рыться в поисках воды и очередного чистого платка.

— Неважно. Ты лучше скажи, ты в своём уме? — с напором спросил он, смерив меня взглядом, и, когда я встала, то задумалась, а действительно, в своём ли, ведь поняла, что выбежала снова в одном только сарафане.

— Эм, если честно, не знаю, хах, — замялась я. Дима подошёл. Аккуратно, с шипением — ткань задевала больную губу, — снял тёплую кофту, оставшись в одной чёрной водолазке, и накинул её мне на плечи. Капля крови с его разбитой губы капнула на белую ткань сарафана, отпечатавшись маленьким красным пятнышком на груди — в районе сердца.

— Дурында, совсем уже, — покрутил пальцем у виска и отошёл, — и я ещё шизик, — покачал головой. — Думала отказаться от прогулки? — недоверчиво спросил он.

— Нет! Ты что, — я стала надевать кофту, — ни в коем-случае, просто торопилась...

Он хмыкнул в ответ и, дождавшись, когда я перестану копошиться в рукавах, сказал:

— Ну что, веди нас, Соня-Сусоня.

Шутник, блин.

Я всё же достала водички, налила на платок и отдала ему. Пусть сам вытирает.

Мы пошли вдоль реки, обратно её течению. Кофта согревала, Димка, прикладывая влажный платок к распухшей губе, рассказывал какую-то бессмысленную ерунду, по крайней мере, мне так казалось, потому что я не могла сосредоточиться на его болтовне. В голове крутились мысли о том, почему я пришла в таком виде. Неужели не могла нормально одеться? Где вообще моя голова потерялась? Это всё чертова кошка, вот точно. Отвлекла меня своим шипением... И вообще, сарафан уже стирать нужно было. Кеды мои тоже постепенно изнашивались и становились похожи на старую потрёпанную обувь, кем-то выброшенную и периодически встречающуюся нам по пути.

— Бу! — Я дёрнулась от неожиданности. Димка наклонился к моему лицу и вгляделся в глаза. — Чего приуныла?

— Не знаю, странно себя чувствую.

Он скомкал платок и положил в штаны.

— Не заболела? — протянул ко мне ладонь, чтобы измерить температуру, но я, вспомнив, как вчера меня ударило током, сделала шаг назад. — Да ладно, ты чего? Не буду я тебя трогать. Больно надо... — обидчиво произнёс он и теперь уже в карманы сунул обе руки.

— Ты ни при чём, — решила быстро исправить недопонимание, — просто... Просто я боюсь чужих прикосновений, — придумала я.

— А-а-а... — его лоб расслабился. — И давно это у тебя? Чего раньше не сказала?

— Ты же тоже мне многого не договариваешь. Видимо, всему своё время.

— Ой, зануда, — цокнул он, и мы двинулись дальше.

Река стала уходить направо, а нас ноги несли прямо — к густому лесу. Еле протоптанная тропинка полностью поросла зеленью, над головами сверкнула молния, и через пару секунд послышался гром. На кофте стали отпечатываться следы от капель, и я накинула капюшон. Мне стало жалко Димку, идущего в одной водолазке, и немного стыдно, что подвела его, но он шёл улыбаясь и подставляя мороси распухшее лицо.

Блаженно. Свободно.

Сквозь шорох травы под ногами, шелест листьев из-за ветра и шум усиливающегося дождя послышался стук колёс поезда. Мы постепенно приближались к железной дороге.

Тук-тук, тук-тук. Тук-тук, тук-тук. Тук-тук...

Звук отовсюду отражался эхом и словно с каждым разом всё громче и громче, оглушая. Моё сердце будто стало биться в такт, ноги и руки потяжелели, голова закружилась, и, не успев толком ничего сказать Димке, я отключилась.

Туман душил своей влагой, покрывая ею каждую частичку кожи. Шею сдавило, словно чьи-то невидимые руки сжимали её, пытаясь меня убить. Немой крик, бесполезные движения, закатывающиеся глаза... Меня вмиг отпустило, и я начала судорожно дышать. Передо мной лежало что-то огромное. Воздух смердел, и я, закрыв рукой нос, подошла ближе. На меня смотрели воспалённые лошадиные глаза, а внутренности животного были вывернуты наружу. Я взвизгнула, а лошадь, пару раз моргнув, испустила дух. И исчезла...

— Сонька! Да очнись же ты!

Я открыла глаза. Комната напоминала мне одну из лагерных. Те же стены, покрытые противной зелёной краской. На потолке висела одинокая лампочка. В окна бил сильный дождь.

— Что случилось? — спросила я, глянув на обеспокоенного Димку. В голове звенела пустота.

— Фух, ну и напугала ты меня! — Димка сидел рядом, с краю кровати. — Не знаю, ты просто упала и всё. Я так испугался! — судорожно выдохнул. — Куда бежать — не понятно, в итоге я тебя взвалил на себя, — жестикулировал руками, показывая все свои действия, — и потащил вперёд, зная, что где-то тут лагерь должен быть. И вот притащил.

Вдруг из ниоткуда, словно где-то внутри послышался тихий звук «тук-тук», и я, медленно садясь, мотнула головой, пытаясь вытрясти его из головы.

— Наверное, обморок...

Димка недовольно посмотрел на меня и сощурился:

— Ты сегодня что-нибудь ела хоть?

Отчитывать меня собрался? Хуже мамы иногда!

— Не успела, — пожала плечами.

— Дурында. Вот и грохнулась. — Вздохнул. — Яблоки свои тоже не взяла? — кивнул на рюкзак, валяющийся на стоящей рядом с кроватью тумбочке. Я с извиняющимся видом отрицательно покачала головой. Даже их не взяла; собралась в поход, то же мне. — Ох, ладно, тогда обратно сразу пойдём, как только дождь кончится.

Димка поднялся с кровати и подошёл к окну. Дождь и не думал прекращаться, падая на землю непроглядной стеной.

— Да меня так тошнит сейчас, что любая еда обратно полезет, — пробубнила я и, поставив ноги на пол, оглянулась: — А что, где все? Вожатые тут? Как приняли? И почему меня в лазарет не положили?

Димка развернулся ко мне:

— Сонька, знаешь...

— Только не говори, что ты и это место видишь заброшенным, — усмехнулась я, но Димкино лицо оставалось серьёзным, и он кивнул. — Чёрт, да нормальное оно! — закатила глаза, затем, когда он опустил грустный взгляд в пол, добавила: — Прости. Я просто перенервничала, — поднялась, преодолевая головокружение. В горле пересохло. Я тоже подошла к окну. — Ну, пойдём, поищем кого? Раз тебя никто не остановил, то, может, просто сейчас сезон ещё новый не начался? Но охранник точно тут должен быть, — стала выискивать взглядом сквозь дождь пропускной пункт, хотя бы свет фонарика над ним — но бесполезно. — Правда, они и тогда, словно слепые, не замечали, как я сбегала, ха-ха.

— Рад, что ты смеёшься, — тихо произнёс Димка. — Ты ещё пару раз кричала... Я напугался очень, фух, — почесал голову, затем махнул рукой в сторону рюкзака: — Дай воды, пожалуйста.

— Тебе дождя мало? — снова усмехнулась я, и он улыбнулся. — Сейчас... — Отойдя от окна, начала искать воду в рюкзаке, а найдя, сделала пару глотков — ох, наконец-то, — и отдала бутылочку Димке. — Кричала? О боже, я вспомнила! — на меня снизошло озарение. — Мне снилась мёртвая лошадь!

Димка чуть не поперхнулся.

— Это всё река та и мифы про неё, — махнул рукой и продолжить пить.

— Не знаю, но в соннике наверняка это есть, — задумалась. — Надо посмотреть, — щёлкнув в воздухе пальцами, снова принялась рыться в рюкзаке. Да куда он запропастился?..

— Сонник? — закрыл крышечку и кинул бутылочку на кровать. — Ты веришь в этот бред?

— А ты веришь, что река проклята? — изогнула бровь и скептически посмотрела на него. — Вот и помалкивай.

Нашла сонник, отыскала букву «Л» и стала искать информацию про лошадей. Опять всякие «чесать» и «гладить», «кормить» ещё...

— Ну, что там?

О! Я пробежалась глазами по нужным мне строкам и сразу же расстроилась.

— Говорят, больная или мёртвая лошадь — к горестным событиям.

Димка прыснул:

— Хах, удивительно, неправда ли?

— Ой, кто ещё из нас тут зануда, — я скорчила рожу, захлопнула сонник и кинула обратно в рюкзак вместе с наполовину выпитой бутылочкой. — Ладно, пойдём прогуляемся.

— А может, мы тут переждём? — замялся Димка, когда я уже подошла к двери. — Я туда больше не хочу, да и из-за дождя так темно, что...

— Испугался? — повернулась и хитро глянула на него. — Не бойся, это же просто видения.

— Да, мне жутко, Сонь, — его испуганный взгляд скользил по комнате. — Каждый раз, когда я их вижу, у меня даже руки начинают трястись. Вот, — показал трясущиеся пальцы, — смотри. И так всегда.

Я не знала, что сказать, чтобы хоть как-то его поддержать, но оставаться в неотапливаемой комнате желания не было.

— Да ты весь замёрз. Пойдём, найдём охранника, у него наверняка тепло, да и ты убедишься, что всё хорошо, тут есть люди, а видение пройдёт, — предложила.

— Ладно, уговорила, — вздохнув, Димка неохотно тоже подошёл к двери.

Мы вышли из комнаты и направились вдоль длинного коридора, по бокам которого располагались двери. Я помнила, как в детстве мы с ребятами бегали по нему наперегонки, а вожатые на нас за это ругались. Даже запах стоял тот же, что и тогда: древесный, а ещё немного пахло краской, которой красили пол, наверное, каждый год. Мои кеды скрипели от влажности. Димка шёл быстро, оглядываясь по сторонам и ёжась. Иногда он обходил что-то, и в его глазах я видела страх либо омерзение, словно там валялась дохлая кошка. Я еле поспевала за ним, открывая по пути двери и заглядывая внутрь комнат, но они были пусты. Дождь не прекращался и стучал по крыше. Подойдя к выходу, Димка открыл дверь на улицу, и мы вышли на крыльцо с навесом.

— И что ты видел? — спросила я как бы невзначай.

Димка насупился, мельком глянув назад через плечо:

— Там? Эм, — повернулся обратно и обнял себя за локти, — разбросанные игрушки, парочку трупов каких-то птиц... Ещё много мелких кусков облупившихся стен. Будто лагерь пустует уже лет двадцать.

— Какой ужас. — Стало не по себе. Мне от одних только метаморфоз рисунков дурно становилось, и не представляла, как это — постоянно видеть такое вживую. Хотя там, в реке, когда я чуть не утонула, мне почудились кони, но это произошло мимолётно... — А часто ты видишь то, чего нет?

— Достаточно, — он смотрел куда-то вдаль, буравя чёрными глазами пространство. — Но нечасто так ярко. Меня от таких видений каждый раз не только в дрожь, но и в пот бросает. И то, что на улице сейчас дождь, — не самое стрёмное, — посмотрел на меня. — Вот, например, там, — указал пальцем немного направо, — поломанные качели, а у Чебурашки, — затем налево, на две деревянные фигуры с нас размером, — глаза выжжены. А у крокодила Гены вообще головы нет.

На меня же глядели ярко-красные две пары глаз героев мультфильма, пусть эти герои из-за погоды и не внушали своим видом задуманного оптимизма.

— Знаешь, — вспомнила я и опять натянула капюшон из-за поднявшегося ветра, который тут же его скинул обратно, — нам говорили, что раньше лагерь был заброшенным, потом его отстроили заново, прям корпуса сносили, и он снова заработал. Может, ты видишь прошлое?

— Ага, ощущение, что я нахожусь в нём, — вздохнул Димка, касаясь спиной закрытой двери.

Из висящего над нами плафона вдруг выползло что-то похожее на сколопендру, и меня передёрнуло.

— Нет, ты здесь и сейчас, — обратилась я к Димке. — Со мной, в настоящем. А давай, — кивнула в сторону, — сядем вон на ту качелю с крышей? Ты её видишь нормальной?

— Вроде да...

— Тогда кто быстрее!

Уж очень мне не хотелось поближе встречаться со сколопендрой.

Я добежала и услышала хлюпающие шаги за собой. Сев на качелю, которая укрывала нас от капель, мы стали немного покачиваться. Цепи скрипели на всю округу.

— Ну и куда нам идти кого-то искать, если мы за три секунды намокли, как половые тряпки в ведре? — возмутился Димка, осматривая себя. Мне стало его жалко, и даже хотела предложить вернуть ему кофту обратно, ведь я сама была виновата, что забыла нормально одеться, но тот бы точно отказался. Без раздумий.

— Давай посидим немного, и если дождь не кончится, пойдём обратно в корпус? — предложила я. Не хотелось бы, чтобы Димка сильно промок под дождём, ведь он мог так и заболеть. Пусть его водолазка и выглядела тёплой, но мне казалось, он её надел не для тепла, а чтобы скрыть свои синяки и ссадины. Новые.

— Ладно, давай. Поищу там палки какие, может, костёр разожгу.

— Ага, и пожар устроишь, — согласилась я.

— Зато будет очень тепло! — воскликнул он.

— О да, как на Солнце.

Мы замолчали. На какую-то минуту или две, но мне было уже как-то всё равно, говорить рядом с Димкой или нет, ведь с ним я чувствовала себя комфортно.

Его губа опухла ещё сильнее, а синяк настолько потемнел, что казалось, будто глаз находился в дырке. Димка вообще выглядел неважно, а влажные волосы, хаотично лежавшие на лбу и прилипшие к нему, стали похожими на дождевых червей или тех самых десятисантиметровых змеек.

— Знаешь, почему я валялся тогда именно там, у реки? — он прервал тишину первым, явно собираясь со мной поделиться какими-то своими мыслями, что меня очень обрадовало, ведь не я вытягивала их из него силком, а он сам решился. — Потому что все её боятся. А ты не боишься. Ты смелая, и я до сих пор поражаюсь, как ты вообще бегала туда-сюда из лагеря в деревню? И почему бабушка пускала?

— Ой, скажешь тоже. — Смелая, да я всего боялась, трусиха, просто виду не подавала. Старалась, по крайней мере. — Народу тут пять человек, и все по домам сидят. А с бабулей иначе мы видеться не могли. Они с родителями в жуткой ссоре, а семейные проблемы — дело тонкое, сам понимаешь.

— Понимаю, — согласно кивнул, задумавшись, и продолжил: — Я вот от них и сбежал тогда, от семейных проблем этих. Туда, куда точно никто не придёт и не найдёт меня. И ведь люди правы — река проклята. Я каждую нашу встречу с тобой на её берегу слышу плач лошадей. Интересно, они вообще плакать умеют? — хмыкнул. — Все эти призраки, они преследуют меня, ходят по пятам, — стал говорить тише. — Перешёптываются. Только некоторые дружелюбные. Но все они намного лучше знаешь кого?

— Кого? — мне и правда стало интересно.

— Людей, — ответил он. — Люди злые. Они жестоки. В каждом из нас живут демоны, но не все смогли их приручить. Вот ты про Солнце сказала... Иногда я чувствую себя Плутоном, — взглянул на небо, будто оно чистое, а не затянутое тучами. — Далёким, холодным. До сих пор ведутся споры, а планета ли? Небесный карлик, даже не белый, то ведь звёзды, а я — какой-то сгусток. Непонятный и где-то на отшибе.

— А я тогда кто? — решила узнать, ведь его глубокие мысли были интересными, несмотря на свой посыл.

— А ты... — Он немного подумал и сказал: — Ты — комета. Твои длиннющие волосы — это твой хвост, — улыбнулся, посмотрев на мою голову. — И ещё — ты вечно в каком-то движении. Ты светишься.

— Но кометы появляются ненадолго, вроде... — Я стала заплетать косичку.

— Смотря относительно чего рассматривать, — пожал плечами и снова уставился на небо.

— Тогда будем считать относительно того, относительно чего я надолго! — решила поднять ему настроение хоть чем-то.

— Ну... А ты у бабули на сколько приехала погостить вообще?

— Не знаю, как родители заберут. Я вообще удивилась, что они меня сюда отправили. Очень сильно их упрашивала.

— Ревела? — спросил.

— Ревела... — подтвердила.

— Молодца, — засмеялся, и мне стало так спокойно от этого, так тепло, что я и правда уже готова была отдать ему кофту, ну или с силой на него надеть, если бы отказываться начал, но тут же он перебил мои благородные порывы: — Ну что, пойдем внутрь? По-моему, нам сегодня не грозит добраться обратно.

Уже спустя, наверное, полчаса мы лежали рядышком на кровати: спина к спине. Я слышала негромкое посапывание. Димка уснул раньше меня, и я, аккуратно сняв кофту, накрыла ею нас обоих, стараясь не дотрагиваться до его кожи.

На этот раз мне ничего не снилось, а очнулись мы от того, что в глаза стали бить лучи солнца. Димка уговорил меня не ходить по лагерю, не тратить время на охранника, всё равно от него толку уже не было, а мне просто хотелось узнать, когда приедут отдыхающие и вожатые, и мы, допив бутылочку воды, направились обратно домой.

Дойдя до речки, Димка пошёл в сторону дома, а меня ноги понесли слушать плач лошадей.

Но я так ничего и не услышала, кроме шелеста теннисных мячиков бурлящей, тревожной Лошадиной реки.