Глава Х
Сегодня утром я проснулась рано. За окном был туман, в комнате — тишина, и только я и куча пустых, смятых листков. Мои мысли были такими же мятыми.
Я сидела у окна в своём обычном домашнем — майка, шорты — и пыталась придумать, как намекнуть, но не сказать.
Намёк — это игра. А я теперь в игре.
Я достала новый листок и написала:
« Ты ходишь быстро, как будто пытаешься обогнать мысли.
А я просто хотела бы, чтобы ты однажды остановился рядом.»
Я перечитала. Чувствительно. Легко.
Сложила лист вдвое, аккуратно провела пальцем по сгибу.
Он был первым. Или... нет, девятым по счёту за последнее время.
***
Школа жила своим обычным шумом: скрип маркеров, хлопанье шкафчиков, голоса, звонки, кашель, хихиканье.
А я — в этом всем — шла в своём ритме. Мягком. Выверенном.
Дилан появился в коридоре ровно в 8:12. Как всегда.
Он был в своей любимой чёрной толстовке и бейсболке, чуть спущенной на глаза.
Он шёл быстро.
Словно действительно пытался убежать от чего-то. Или от кого-то.
Я подошла к его шкафчику на перемене — когда он вышел за воду.
Мои пальцы чуть дрожали, но я знала, как быть.
Листок был вложен между учебником и тетрадью по алгебре.
Он найдёт. Не сразу. Но найдёт.
На следующий день я оставила новую. Прямо в его куртке, в спортзале.
На этот раз — проще. Немного дерзости. Чуть игривости.
« Ты не замечаешь взглядов.
Но может, именно в этом — твой секрет?»
Я ушла первой. Даже не ждала, пока он увидит.
Меня не было рядом, когда он находил записки. Это правило. Никаких прямых столкновений. Только намёки.
Это и есть искусство.
Игра в тени. Полутон.
***
Третья записка была самой личной. Почти слишком. Я писала её ночью, лёжа в постели, подсвечивая телефоном лист.
Наутро я перечитала — и всё равно положила в сумку.
« Знаешь, с тобой можно было бы молчать.
И этого бы хватало.»
Я вложила её в учебник по литературе, который он одолжил у библиотеки. Он сам говорил учителю, что потерял свой.
Я видела, как он её нашёл.
У него бровь дёрнулась. Он развернул лист. Прочитал. Долго держал его в руках.
Потом — положил в рюкзак.
Не выбросил.
***
Я почти начала дышать увереннее. Почти.
На следующий день его не было в школе.
На послезавтра — тоже.
Сказали, простыл.
Я не писала новых записок. Зачем? Если нет получателя.
Я сидела одна у окна, пока Ренни играла в добрую девочку с другими.
Я даже начала сомневаться: может, всё это глупость?
***
А потом он пришёл.
Пятница.
Последний урок.
Дождь.
Я уже собиралась уходить, как заметила его в коридоре. Он разговаривал с каким-то парнем, держал в руках папку и зевал. Всё было обычно.
Кроме одного: он смотрел прямо на меня.
Я замерла.
Он смотрел... не отводя глаз.
Секунда. Две. Пять.
Потом он кивнул — почти незаметно.
И ушёл.
Я осталась стоять, будто на якоре.
Мир снова начал дышать.
***
Вечером я снова писала. В этот раз — без надрыва. Спокойно.
Чуть-чуть надежды. Немного отчаяния. Точнее — смесь.
«Ты не обязан понимать.
Но если вдруг захочешь — я здесь. Не спрошу ни о чём. Просто помолчу рядом.»
Я вложила листок в книгу, которую он наверняка сегодня возьмёт. "Преступление и наказание".
Думаю, ему понравится.
Потому что он из тех, кто вечно борется с чем-то внутри.
***
На выходе из школы я заметила, как он стоит у своей машины.
Дождь шёл, а он даже не надел капюшон.
Он просто стоял.
Я прошла мимо. Не сказала ни слова.
Но мы встретились глазами.
Он не улыбнулся.
Но и не отвернулся.
***
Может, это и есть начало.
Не любви.
Не отношений.
А доверия.
Ведь самые важные слова — это те, что не сказаны.
А записки...
Они говорят тише, но точнее.