Глава 2. Сердце покрывается льдом
Квартира отца встречает меня спёртым запахом кислых пельменей. Я перебарываю желание зажать нос рукой и вылететь в подъезд. В прихожей все те же обои, которые когда-то выбирала мама. Они выглядят засаленными и намекают на необходимость замены ободравшимися углами. Сердце болезненно щемит. При маме квартира, словно дышала и блестела, а без неё превратилась в неухоженную развалину. Я снимаю обувь и вешаю куртку на покосившуюся настенную вешалку. Анна сверлит меня нетерпеливым взглядом. Плотная, невысокая женщина средних лет, с высветленными волосами, свисающими до плеч неаккуратными сосульками. Маленькие поросячьи глазки подведены чёрной линией. Кожа на лбу покрыта испариной.
— Проходи на кухню, — она показывает мне направление рукой, как будто бы я могла забыть расположение комнат в квартире, в которой провела лучшие годы детства. — Я там ужин готовлю.
Я иду по паркету, носки противно прилипают к полу. В раковине гора немытой посуды. На столе следы соуса и хлебные крошки. На грязной плите стоит заляпанная кастрюля, в ней что-то булькает. Интересно, они знают о существовании уборки?
Брезгливо останавливаюсь возле стола и скрещиваю руки на груди.
— Зачем позвала? — сразу же перехожу к делу.
Мне хочется как можно скорее выяснить, что ей от меня нужно, и уйти. Больно смотреть, во что превратилось место, которое любила моя мама.
— Как учёба, Снежок?
Я морщусь, меня коробит, когда она называет меня Снежком. Из её уст звучит как оскорбление, грубо и неприятно, словно кличка.
— Твой батя говорил, что ты где-то работаешь. Денег-то хватает? — интересуется она.
— Ты меня, поэтому позвала? Если да, я пошла.
— Нет! Подожди! — взмахивает руками мачеха. — Разговор есть.
— Говори.
— Ты же знаешь, что Милена поступить бесплатно не смогла.
— Нет, — я нисколько не удивляюсь, сводная никогда сестра не любила учиться. В старших классах ходила в школу только для того, чтобы продемонстрировать новые наряды, купленные на деньги моего отца.
— Батя разве не говорил, как Милена расстроилась?
— Нет.
— Неделю ходила как в воду опущенная. Мы с твоим батей так переживали, что места себе не находили. Она ведь ему как родная.
Я пытаюсь проглотить тугой ком, застрявший в горле. Меня до сих пор больно ранит то, что он променял родных дочерей на приёмную .
Мы с Миленой были одногодками. Вот только этот факт не сблизил нас и не помог подружиться. Стоило ей с матерью переехать в нашу с отцом квартиру, как Милена возненавидела меня и сестру. Она жаловалась своей матери, что Ольга портила её вещи и мешала делать уроки, хотя это не было правдой. Я следила за младшей и точно знала, что она не трогала вещи сводной сестры. Сколько бы я ни пыталась доказать отцу, что Милена врёт, он всегда принимал сторону новой жены. Говорил, что мы должны смириться с тем, что мамы больше нет, и перестать делать гадости Милене и Анне. Не знаю, сколько бы мы ещё терпели нападки со стороны мачехи, но всё решил один случай.
Преподавательница по бальным танцам заболела, и я вернувшись домой раньше обычного увидела, что Милена лупит Ольгу ремнём. Я отобрала ремень и отхлестала сводную сестру так, что та разревелась. В тот вечер разразился скандал. Милена нажаловалась матери, а отец принял сторону мачехи. Он снова ничего не сделал. В четырнадцать лет я поняла, что не могу больше оставаться с ними под одной крышей. Я не чувствовала себя защищённой, а когда уходила в школу, дико переживала за сестрёнку, если она оставалась дома.
Поэтому мы с Ольгой собрали вещи и переехали к бабушке. Первое время я думала, что отец будет страдать, всё осознает, выгонит мачеху и попросит нас вернуться. Ведь когда-то он нежно и трепетно любил нашу маму и меня с Ольгой. Шли месяцы, а затем и годы, но этого так и не случилось. Отец за нами не пришёл.
— Но Миленка у меня умница, — гордо произносит Анна. — Смогла поступить удалённо, только вот учёба платная, а денег у твоего папаши нет.
Мачеха раздосадовано разводит руками.
— Поздравляю. А я тут при чём?
— Мы с ним посоветовались и решили продать квартиру, в которой вы живете.
Я задыхаюсь от возмущения, не в силах выдавить и полслова, комната начинает вращаться.
— Не бойся, без угла не оставим. Купим вам однокомнатную в спальном районе.
— Какое вы имеете право? Это бабушкина квартира. Она дом в деревне продала, чтобы её купить.
После смерти мамы, бабушка приняла непростое для неё решение, она оставила любимое хозяйство и переехала поближе к сыну и внучкам, чтобы помогать.
Смотрю мачехе в глаза, пытаясь найти в них хоть что-то похожее на совесть, но вижу лишь пустоту и безразличие. Хотя чему удивляться? Если спустя год после переезда к нам они выжили нас из родного дома.
— Вот только кто ей на квартиру добавил? А? Твой папашка! У него там доля законная есть! Да если б не он, то она бы на свои гроши в городе и сарай не купила!
— Мы не будем продавать квартиру.
— Не будете? — возмущённо выплёвывает мачеха. — Нам деньги нужны, ты не понимаешь, что ли? Твой папашка уже полгода без работы сидит! Сколько я его должна содержать?
— Как без работы?
— А вот так! Уволили его за пьянство и никуда не берут.
Злость обжигает не хуже едкой кислоты. Раньше папа был успешным предпринимателем, у нас было несколько хозяйственных магазинов. После смерти мамы дела пошли на спад, потому что папа стал топить своё горе в стакане. Анна работала продавщицей в одном из наших магазинов. Она словно змея обвилась вокруг папы и, ссылаясь на беременность, женила его на себе. Вскоре после бракосочетания у неё случился выкидыш, но отец, как честный человек не смог выгнать её с несовершеннолетней дочерью, пусть и от другого мужчины. Три года назад он полностью разорился, ушёл в найм, но дела шли плохо. Отец продолжал спиваться и вскоре перестал давать деньги нам с сестрой, ссылаясь на то, что им самим не хватает. Последние два года мы выживали на бабушкину пенсию, пока я не начала подрабатывать аниматором на детских праздниках.
— Так и быть, — словно делая большое одолжение, вздыхает мачеха, — можешь ежемесячно платить за обучение сестры.
— У меня только одна сестра, и она живёт со мной, — Меня начинает трясти от наглости мачехи.
— Ах так? — Анна воинственно упирает руки в бока. — Значит, будем продавать квартиру?
— Я, вообще-то, ещё учусь. Где я найду такие деньги?
— Вот именно. Ты учишься, а наша Милена, должна неучем остаться?
— Ты её мать. Нужны деньги, иди и заработай. При чём тут я?
Лицо мачехи багровеет, и без того мелкие глазки превращаются в две грозные щёлочки.
— Давай лучше по-хорошему, а то я ведь могу и заявление в соцопеку написать, что сестрёнка твоя живёт с больной старухой и распутной студенткой, а своего папашу алкоголика совсем не видит.
— Что за бред?
— Бред, не бред, пусть сами разбираются.
Словно ужаленная, направляюсь в гостиную. Мне нужно поговорить с отцом, попросить его успокоить свою ненормальную жену. Мне не хочется верить в то, что некогда любящий отец смог бы допустить такое. Хотя кого я обманываю?
— Ты куда это? Стой!
Отец валяется на диване, рука плетью свисает до пола. Я стараюсь разбудить его, но попытки оказываются тщетными. Он мертвецки пьян и выглядит как скелет, обтянутый кожей. Глаза щиплет то ли от досады, то ли от жалости. Раньше он таким не был.
— Отойди! Не мешай спать! — словно поросёнок верещит Анна.
На языке вертится нецензурная брань, но я лишь молча направляюсь к порогу. Наспех накидываю куртку и надеваю ботинки.
— Три дня тебе даю, чтобы одумалась, а потом иду в соцопеку, — кричит мне в спину мачеха. — И к бабке твоей в гости зайду.
— Тварь, — выплёвываю я и хлопаю дверью.
Злые слёзы душат меня. Я выбегаю из подъезда, застёгиваю куртку на ходу. Холодный ветер треплет мои волосы. Сердце обливается кровью лишь от одной мысли, что Ольгу могут забрать. Я не понимаю, как быть дальше, но знаю точно, что эта новость растопчет и убьёт бабушку. Она и так очень сильно переживает за судьбу непутёвого сына.
Два года назад у неё случился микроинсульт. Повезло, что всё обошлось, и она быстро восстановилась, но врачи убедительно просили её меньше расстраиваться и больше отдыхать.
Бабушка не должна узнать. Я глубоко вдыхаю свежий воздух и вытираю руками дорожки слёз. Мне необходимо заработать деньги, чтобы мачеха от нас отстала.