35
Юлия
Идиот.
Я даже отвечать не собираюсь. Сцепив руки в замок, молчу всю дорогу, и он больше не пытается со мной заговорить.
— Спасибо, Даня, — роняю, когда машина останавливается во дворе моего дома, — до свидания.
— Я вечером зайду.
— Вечером?.. Зачем?
Держась за руль двумя руками, Милохин смотрит на меня сощуренными глазами.
— Не знаю, как у тебя, а у меня сегодня праздник, Юля. Хочу сына поздравить.
— А, ясно.
С меня, очевидно, праздничный стол. И хочется поинтересоваться, на праздник он со своей половинкой придет или один? Но я не спрашиваю, молча закрываю дверь и ухожу.
Он действительно приходит в семь. Без Карины, но с железной дорогой, о которой Ромка так мечтал.
— Где мне хранить твои подарки, Дань? У меня закончилась квартира!
Он хитро улыбается, но вдруг переспрашивает:
— Вам здесь тесно?
— Шутка! — поднимаю ладони в обезоруживающем жесте, — это юмор, Даня.
Нахмурив брови и бросая на меня быстрые взгляды, он начинает раздеваться. А я задаюсь вопросом, что было бы, если б я сказала, что нам с Ромкой здесь тесно. Купил нам новую квартиру или перевез бы к себе? Я слышала, как Даша рассказывала, что у него новое жилье в элитной новостройке. Сейчас там с ним Карина живет.
— Мама, — выглянув из комнаты, любопытными глазенками Ромаш смотрит на Милохина, — Даня плисол...
— Привет, Роман, — присев на корточки, Даня подзывает его рукой, — беги сюда.
Тот бы, может, и не согласился, но сильно уж его заинтересовала коробка у ног отца. Переставляя ножки, подбирается к нему маленькими шажочками.
— Ты выздоровел?
— Да.
— Ну, тогда у меня для тебя подарок!
— Зелезная долога?! Ула-а-а!!!
У меня сердце против воли сжимается, и пульс в висках частит. Как?.. Как я собиралась растить его без отца?! Нельзя так, ребенок-то наш ни в чем не виноват.
Но признаться, сегодня, когда я увидела в документах новое имя моего сына, внутри у меня что-то с хрустом надломилось. В груди закопошился холодный страх, ощущение потери. Словно, дав Ромке свои фамилию и отчество, он его у меня ворует. Старые обиды проснулись и подняли головы.
Вернувшись домой, я долго смотрела на новое свидетельство. Привыкала. Сейчас уже немного успокоилась, понимая, что Данил прав — для нас с малышом ничего не изменится.
Оставив их вдвоем собирать злосчастную дорогу, которая, судя по всему, займет половину комнаты, я ухожу на кухню включить чайник. Завариваю свежий чай и вынимаю из духовки форму с мясом по-деревенски. Праздник же...
Закончив все дела, выхожу из кухни и неожиданно становлюсь случайной свидетельницей разговора Милохина со своей девушкой. Он стоит у входа в комнату спиной ко мне.
— Я у Ромки, Карина, я же предупреждал... Пока не знаю... в следующий раз сходим...
Голос спокойный, но нотки раздражения в нем все же прослушиваются. Когда-то он со мной говорил таким же тоном.
— Рано его пока к нам...
На этой фразе чувствую удар в грудь. Развернувшись, резко заскакиваю обратно в кухню. Мои страхи и фобии снова оживают.
Куда к нам?!.. К ним в гости?.. Думают, я соглашусь, чтобы мой сын проводил там время с ним и с... ней?!
Боже... пусть даже не мечтают! Пусть родят себе собственных!!! А мой Ромка — он... мой!
Хлебнув воды прямо из кувшина, иду в комнату. Даня, показывая сыну, как запустить паровоз, сидит на полу, широко расставив длинные ноги. Ромаш с широко распахнутыми глазами смотрит так, словно перед ним сказка оживает.
Ступая тихо, добираюсь до кресла и сажусь в него с ногами.
Паровозик в этот момент трогается, и комнату оглушает восторженный визг Ромки. Даня смеется и оборачивается ко мне. Я, застигнутая врасплох, увязаю в его взгляде и перестаю дышать.
Кислород в легких стремительно заканчивается, на фоне этого сердце в грудной клетке начинает хаотично дергаться. Кожа на лице едва не плавится.
— Мама! — верещит Ромаш, — смотли, он едет!
Выдираю у Милохина свой взгляд и подхватываю на руки несущегося на меня сыночка. Усаживаю на колени лицом к себе и, прижав к груди, покрываю щеки быстрыми поцелуями.
— Он едет! Сам!
Трусливо прячась за Ромку, выплескиваю на него весь коктейль эмоций. Страх, неуверенность и то горячее чувство, что обожгло изнутри.
Даня на нас смотрит. Я не вижу этого, но отчетливо ощущаю на себе его взгляд. Даже не подумав отвернуться, будто заявляет свои права на нас. Будто право имеет наблюдать нашу с Ромкой привязанность друг к другу.
— Кушать хочешь? — спрашиваю у сына.
— Нет! Я буду иглать с Даней!
— Надо покушать! Уже пора. А Даня с нами чаю выпьет.
Надеюсь услышать «мне пора домой», но Милохин срезает надежду на корню.
— Я с удовольствием.
Ну, да, у него же праздник сегодня.
Поднимаюсь на ноги вместе с сыном и несу его на кухню. Даня молча идет за нами. Усадив малыша в стул, отворачиваюсь к плите, на которой у меня для Ромки картофельное пюре с маленькими тефтельками. В другом виде мясо он не ест.
Наполняю для него тарелку, ставлю на стол и спрашиваю Греховцева.
— Чай — кофе?
— Ммм... — бросив взгляд на форму с мясом, пожимает плечами, — кофе.
— Ты голодный? — об этом я не подумала, — могу предложить мясо по-деревенски. Хочешь?
— Не откажусь.
— Кхм... о'кей.
Пока сервирую стол, Даня подбадривает Ромаша и хвалит, что тот ест с аппетитом. На меня вроде не обращает внимания, а я все равно чувствую на себе его взгляд. Словно он фиксирует каждое мое движение, следит за мной как сталкер.
Это невыносимо. От такого нервного напряжения сводит мышцы спины и шеи, сбивается дыхание.
— Юль, садись с нами, — говорит он, когда я застываю за спиной Ромаша.
— Да.
Если бы не сын, я бы, наверное, не смогла проглотить ни кусочка. Но он, бесконечно тараторя, перетягивает внимание своего отца на себя. Данил ест с удовольствием. Ловко орудуя ножом и вилкой, быстро расправляется с мясом.
— Еще?
— Нет, спасибо, Юль. Очень вкусно.
Ромка тоже уже наелся. Выпил кружку компота и стал вылезать из стула.
— Я помогу, — соскакиваю на ноги, потому что сын у меня без чувства самосохранения.
Ставлю его на пол, и он тут же уносится в комнату.
Воздух в кухне тут же разряжается. Я понимаю, что проблема в моей голове, и Кирилл совершенно точно не чувствует ничего подобного, но стабилизировать собственное состояние не могу.
— Кофе? — спрашиваю тихо.
— Да... Юль, я хочу, чтобы Ромка называл меня папой.
Ожидаемо и логично. Но эти чертовы обиды... Жестокие слова Дани звучат в ушах, как на репите. Мысленно я топчу обиды ногами, потому что давно забыла и простила.
Блин, да кого я обманываю? Я думала, что простила, пока он, злой как тясяча чертей, с обвинениями не ворвался в мою квартиру.
Я не смогла простить... мне еще больно. Я все еще не могу думать о нем спокойно, он все еще снится.
Поставив перед ним чашку кофе, наливаю себе чай.
— Я подумаю, как объяснить ему.
— Не думаю, что Ромка станет задавать неудобные вопросы.
Опускаюсь на свой стул и растираю лоб ладошкой, затем принимаюсь массировать виски.
— Я скажу ему...
— Юля.
Я не знаю, что он хотел мне сказать, потому именно в этот момент начинает звонить мой, лежащий на углу стола, телефон.
На экране большими буквами «Артур», а у Милохина, если мне не изменяет память, стопроцентное зрение. Схватив телефон, я отключаю звук и переворачиваю его экраном вниз.
Данил выпрямляет спину и ставит чашку с кофе на стол. Я неосознанно делаю то же самое, поднимаю глаза, и мы врезаемся друг в друга взглядами.
Глухой удар. Разряд тока по оголенным нервам. Взрыв.
— Что у тебя с ним?