eighth step
— Уилли-Ли, — Томас протяжно зовёт меня пьяным голосом. За последние двадцать минут, что мы идём пешком к нему домой, алкоголь сильнее ударил ему в голову. Светло-русый плетётся где-то позади, из-за чего мне приходится регулярно останавливаться, чтобы проверять идёт ли он вообще. Мы сворачиваем на нужную пустынную улицу, освещаемую только фонарями; до его дома осталось около четырех кварталов. Я бы отвёл его домой и пошёл бы к себе, но уже не успею по времени, да и от квартиры Уолша до гостиницы ближе, чем от моей.
— Что на этот раз? — за это время, пока мы идём, он задал мне глупых вопросов, которые ужасно раздражают меня, куда больше, чем за всё время знакомства. Я рассматриваю дома старой постройки, но в прекрасном состоянии.
— А почему рассвет только по утрам? — он рассеяно спрашивает, и я только хмыкаю. Он не мог придумать что-нибудь поумнее?
— Потому что закат только по вечерам, — я оборачиваюсь, наблюдая как он медленно плетётся. — Ты можешь побыстрее? — я вздыхаю. Он только глупо улыбается. — Да и рассветы не всегда по утрам. Ты можешь наблюдать за рассветом даже когда у тебя вечер благодаря современным технологиям, но в реальном месте рассвета всё равно будет утро, — решаю немного загрузить его мозг идиотским ответом, чтобы он хоть чуть-чуть помолчал.
— Правда? — он сейчас выглядит как маленький недоверчивый мальчик.
— Да, Томас, шагай быстрее, — я начинаю жалеть о том, что не вызвал такси.
Мы плетёмся ещё какое-то время, когда он снова начинает свои вопросы.
— Томмо? — он зовёт меня, но я уже не оборачиваюсь. — Почему я не могу называть тебя первым именем? — я останавливаюсь от поставленного вопроса, голос друга звучит уже серьёзнее и намного ближе.
— Не ты один, — наконец решаю ответить, продолжая движение. Он начал идти быстрее, находясь позади меня всего около метра. — Оно мне не нравится.
— Ты издеваешься надо мной? — он не унимается. — И всё же?
— У каждого есть свои тайны, Томас, — мне не слишком хочется раскрываться прямо сейчас. Поднимаю голову в небо, уже светает. Он молчит, и я уже радуюсь, что он отстал.
— Но все они однажды всплывут.
— И ты хочешь, чтобы это однажды произошло сейчас? — напрямик спрашиваю, резко оборачиваясь, от чего он чуть не врезается в меня. Сероглазый только кивает. — Все называли меня «Луи» до тех пор, пока мне исполнилось девятнадцать, — решаю начать с этого. Друг молчит, разрешая мне продолжить. Ненавижу, когда перебивают. — До определённого момента мне нравилось, когда моя мама или кто-то из сестёр или близких называл меня просто «Лу». Я чувствовал себя особенным благодаря этому, до тех пор, пока не стал лгуном для всех них. Доволен? — спрашиваю, снова развернувшись.
— Лгуном? — он хмурит брови.
— Ну да, так называют людей, которые лгут, — начинаю превращать всю эту ситуацию в шутку. — Нам осталось немного, пошли, — хочу побыстрее добраться до его квартиры, чтобы переодеться в чистую одежду. Он ведь предоставит мне её?
— Я не идиот, Луи, — он говорит, и я замираю. До парня только доходит, как он назвал меня, и он машинально прикрывает рот ладонью. — Прости, — он шепчет.
— Я крупно поссорился со всеми ними, поэтому постепенно имя стало мне противно. Я бегу от прошлого, потому что оно напоминает, насколько я дерьмовый человек в действительности, — продолжаю легко, словно речь идет совсем не обо мне. Кажется, я уже жалею о своих словах.
— Но сейчас ведь ты общаешься с ними? — ощущение, что он воспринимает меня как героя какого-нибудь сериала.
— Может быть да, а может быть нет. Я устал, Томас, хочу спать, но мне ещё на работу, — специально зеваю, также показывая, что не хочу продолжать этот бессмысленный разговор.
— Я хочу услышать ясный ответ, — он становится ещё более серьёзным. Мы наконец-то подошли к его дому.
— Мне не с кем общаться, парень. Не с кем. Понимаешь, да? Кто остался и помнит о моих поступках, то даже не хочет отвечать на мои звонки, — после моих слов сероглазый выглядит ещё более несчастным. — Да не беспокойся ты так, Уолш, — решаю слегка успокоить его. — Я заслужил это, всё по-честному, — он еле открывает нам железную дверь дома на несколько квартир.
— Что же ты натворил такого? Ты не выглядишь как преступник, — мы заходим в подъезд, поднимаясь на третий этаж.
— Очень жаль, потому что я так хотел, — хочу немного разрядить атмосферу, но друг непреклонен. — Слушай, блондинка, прошлое в прошлом. Это дало мне огромный жизненный урок, в котором правда стала ложью, а ложь — правдой, — заканчиваю, а когда он только открывает рот, чтобы что-то сказать, я опережаю его. — На сегодня хватит откровений, ты итак это будешь переваривать ближайший месяц, — в этот раз он смеётся от моих слов.
— Неправда, — он открывает дверь в светлую небольшую квартиру.
— Уилли-Ли всегда прав, — ухмыляюсь. — Уилли-Ли правит миром, — скидываю грязную обувь и в грязной одежде с разбега прыгаю на его диван в гостиной. — Оу! — начинаю потирать ягодицы, ударившись. — Он казался мне мягче, — я недоумеваю, а он только смеётся, как на мгновение снова становится серьёзным.
— Если посадишь хоть одно пятно на мой прекрасный диван — тебе не жить, — он сужает глаза, уходя в соседнюю кухню.
— Силёнок не хватит, — кричу, чтобы он услышал меня. — Я пошёл в душ и возьму твою одежду, — также громко оповещаю его.
— Только не мои любимые трусы, — я слышу ответ и слегка посмеиваюсь, поднимаясь с мебели и уходя в его спальню, чтобы взять себе что-нибудь из одежды. Когда я дохожу до нижнего белья, то понимаю, что не знаю, какие из всех трусов его любимые. Беру однотонные белые, уходя вместе со всеми вещами в ванную. Только через время я узнал, что это и было его любимое нижнее бельё, потому что, мать вашу, трусы оказались не однотонными, а с изображением единорога на заднице. Кто, чёрт возьми, лепит единорогов на задней части мужского нижнего белья? Я точно живу в мире идиотов.
Примечания:
Разбавила немного это дерьмицо плоским юмором. Готовы к Новому году?
Совсем скоро день рождение Лу.
Хорошего утра/дня/вечера.х
Т.