19. Она могла быть моей любовью.
— Я повторяю в третий и в последний раз, — продолжал Том, недобро прищурившись. — Если ты еще раз окажешься рядом с ней, хоть слово ей скажешь или тронешь, я очень рассержусь. Ты ведь знаешь, какие могут быть последствия?
В огромных глазах Эшли промелькнула досада, которую она тут же мастерски спрятала за длинными ресницами.
— Том, милый, хорошо, я больше ни слова ей не скажу. Вообще забуду о ее существовании. Раз ты так хочешь. Только... — Ее маленькая женственная ладонь легла на его плечо, опустилась на грудь. — Только почему ты так о ней заботишься? Кто она тебе? Я нервничаю... Котик, ты же мой...
— Ты чокнулась? — Том убрал ее руку. — В каком месте я твой?
— Но мы же договорились... Что у нас будут свободные отношения... Что я твоя девочка, а ты мой котик, — заворковала Эшли и, прикусив пальчик, повела им по шее к груди, ниже, по плоскому животику. Потом, пританцовывая в такт музыке, доносившейся из гостиной, задрала коротенькую юбочку, под которым виднелось черное кружевное белье и чулки, прикрепленные к поясу.
— Как тебе? — игриво спросила она. — Снимешь их с меня? Хочешь, я лягу на стол? Мне раздвинуть ножки для тебя?
Том, не слыша этих слов, направился к Биллу, который, о чудо, в одиночестве сидел перед электрическим камином в кресле с широкими подлокотниками и держал банку безалкогольного пива. На коленях у него лежала книга — одна из книг Карризи, которые были куплены Томом. Его покупки всегда были масштабными. Если покупать — то все книги автора, а не одну или две. А если испытывать чувства — то самые яркие, и не важно, любовь это или ненависть.
— Интересно? — уселся на подлокотник кресла Том и выхватил у Билла банку. Сделал глоток, но тут же поморщился: — Ну и гадость. Ты не умеешь бухать.
— Это не то искусство, которому я стремлюсь обучиться, — хмыкнул Билл. — Неужели ты читал эту книгу?
— Всю серию, — поморщился Том.
— Надо же, ты разбил мой стереотип о том, что тебе незнаком алфавит, — насмешливо ответил Билл, забирая банку назад. — И как тебе?
— Нравится. Думал, что скучно, но нет. Будто фильм смотрю. Заказал еще кучу всего, — кивнул Том на две большие не распакованные коробки, стоящие в углу около окна. Курьер притащил их недавно, но ему было лень распаковывать.
— Я сейчас расплачусь, — умилился Билл. — Неужели там книги?
— Ага. Триллеры мне зашли, — усмехнулся Том.
— Я готов поцеловать руки своей Авигель за то, что она подсадила тебя на книги, — насмешливо сказал Билл. — Она за пару минут сделала то, чего я добивался годами.
Друг моментально рассердился. Его взгляд стал жестким, а зубы плотно сомкнулись.
— Зачем? — только и спросил Билл.
— Что — зачем? — тихо поинтересовался Том.
— Зачем защищаешь Авигель? Я же знаю, что ты в кабинете наехал на Эшли. Так зачем?
Том повернулся к другу и опалил Билла долгим взглядом.
— Потому что я так хочу. Устроит ответ?
— Вполне, — спокойно ответил Эртон. — Главное, чтобы он устроил тебя.
Какое-то время друзья молчали. Том пересел на кресло напротив и устало откинулся на спинку. Идти к пацанам, которые устроили танцпол и отрывались под ревущий рейв, не хотелось. И пить не хотелось. Хотелось тупо упасть в кровать и заснуть.
— Ты переедешь к отцу? — спросил Билл, хотя прекрасно знал это и так. Слышал от своего отца.
Том коротко кивнул.
— Это одно из его условий. Иначе бабла мне не видать, — ответил он с презрением. — Папаша решил взяться за мое воспитание. Ну или показать своей новой женушке, какой он крутой, и как ставит меня на место.
— Он поставил еще какие-то условия?
— Извиниться. — Каулитца передернуло от отвращения.
— И ты это сделаешь? — спросил Билл без удивления. Казалось, его вообще мало что может удивить.
Том нервно прикусил губу. Он был слишком гордый, чтобы извиняться перед той, из-за которой страдала его мать. Ему нужно было поломать себя ради этого.
— Придется, — отрывисто ответил он. — Я не хотел, но... У меня нет другого выбора. Думаешь, только из-за бабок? Не только. Я разговаривал с мамой по телефону. Она сказала не портить с отцом отношения. Попросила меня быть мягким и милым, чтобы эта стерва не урвала наше состояние. Мама боится, что он всю недвижку и активы перепишет на новую жену. А меня вычеркнет из наследства. Короче, я сделаю то, что он хочет. А потом отомщу за все. За маму есть кому заступиться.
— Она долго пробудет в клинике? — спросил Билл.
Том медленно кивнул.
— Да. Это частная клиника. Для остальных мама отдыхает в Греции. Так что никто ничего не знает. Если честно, сначала я хотел вытащить ее оттуда. Потом поговорил с врачом, и он объяснил, что ей нужно пройти лечение. Чтобы этого не повторилось.
Под словом «этого» он имел в виду попытку суицида, и Билл отлично понял это. В его глазах промелькнуло сочувствие, но он, зная, какой друг гордый, ничего не сказал. Ни «держись», ни «все будет хорошо». Просто коснулся его плеча.
— Я боюсь, что мамы тоже не станет, — признался Том и перевел взгляд на семейные фото, висевшие над электрическим камином, пламя в котором сложно было отличить от живого. Каждая — в простой деревянной рамке.
По большей части на снимках были изображены Том с матерью в разные периоды его жизни. В раннем детстве, в средней школе, год назад... На месте, где раньше висело свадебное фото родителей, сияла пустота — можно было подумать, что в их семье не было отца. Но это было не так. В центре находилась старая фотография, на которой маленький Том был запечатлен с девочкой с двумя косичками. Они были очень похожи — так похожи бывают лишь брат и сестра. В руках у них была сахарная вата, а за спинами, на приличном отдалении, высился Замок Спящей красавицы французского Диснейленда, расположенного неподалеку от Парижа.
Билл проследил за взглядом Тома и вздохнул.
— Чувствую себя никчемным сыном, — продолжал Том в порыве откровенности. — Ничем не могу ей помочь. Она в клинике, а я тусуюсь по клубам. Сегодня устроил пати в нашей квартире.
Билл молча встал, подошел к бару, за которой спал один из парней, перебравший алкоголя. Сделал коктейль и, вернувшись, протянул его Тому.
— Пей. И вали спать. За твоими гостями я присмотрю.
— Можешь выгнать их через в полночь.
— Сделаю, ваше величество. — Билл отвесил другу шутовской поклон.
Том благодарно улыбнулся. Он ушел в свою спальню, закрылся и прислонился спиной к двери, чувствуя дикую усталость. Разговор с отцом дался ему нелегко — он чувствовал себя униженным. Из-за матери реально было фигово. И еще эта Авигель... Да ни в чем он перед ней не виноват!
Он рухнул спиной в огромную кровать и закинул руки за голову, в который раз вспоминая безумие в библиотеке, когда он почти сошел с ума из-за этой девчонки.
Если бы не его отец и ее мать, они могли быть вместе. И может быть, Авигель могла бы стать той, которую бы он полюбил.
Том снова солгал. Она не была ему противна — лишь должна была быть противна.
***
Эта сессия оказалась самой трудной из всех. Мало того, что предметы были сложными, и приходилось много зубрить и конспектировать, так еще и не отпускала ситуация с будущим маминым замужеством, Томом и Эшли. Мне было сложно сосредоточиться на простых вещах, мыслями я часто возвращалась к тому, что произошло, забывалась, но почти тут же начинала ругать себя. Каулитц в моей голове был под запретом — я объявила его вне закона, но несколько раз он все же снился мне. Этих снов я не помнила — в голове оставались лишь неясные обрывки и ощущение смутного, но какого-то дикого, почти необузданного желания.
Я просыпалась с бешено колотящимся сердцем и жаром внизу живота, который поднимался вверх и разливался по груди. Я начинала инстинктивно сжимать бедра, находясь в полусне, мышцы сводило сильнее и сильнее, и когда по телу впервые пробежал приятный ток, я вцепилась пальцами в край одеяла, а лицом уткнулась в подушку. Ноги задрожали от приятных ощущений, а дыхание стало сбивчивым. Перед глазами стоял образ Тома.
Потом я долго лежала в кровати, закрыв глаза и расслабившись. С одной стороны я ощущала отголоски стыда, с другой — удовлетворение и осознание того, что способна получать удовольствие. Никогда прежде я не чувствовала такого влечения к парням, и Том Каулитц стал исключением.
А может быть, он стал моим проклятьем.
Радовало лишь то, что больше мы не встречались. Лишь виделись издалека в университете, но каждый раз он равнодушно скользил по мне взглядом, словно и не знал. И если раньше я абсолютно не обращала на него внимания, то теперь словно чувствовала Тома — если он находился в толпе, я легко могла его отыскать. Как он и обещал, Эшли больше не подходила ко мне. Ее мы с Софи тоже видели издалека, и каждый раз подруга вжимала голову в плечи, словно боясь, что увидит нас.
Бессонные ночи и постоянная нервотрепка сессии закончились в конце июня. И когда в моей зачетной книжке появилась последняя оценка, подтвержденная размашистой подписью преподавателя, я почувствовала, как с плеч спадает груз. Выйдя с зачеткой за дверь аудитории, в которой проходил экзамен, я облегченно выдохнула и тут же попала в объятия девчонок, которые еще не заходили внутрь. Они решили, что пойдут в последней пятерке, а пока сидели под дверью и с нетерпением ждали, когда выйдут другие.
— Сдала? — радостно спросила Амелия, отпуская меня.
— Сдала, — кивнула я.
Оливия вырвала зачетку из моей руки и выдала рифму:
— Как обычно — на «отлично»! Вейгель, поздравляю! Ты проставляешься! И не отмазывайся!
— Без проблем. — Я устало улыбнулась. Хотелось домой и спать. Несколько дней я спала по три — четыре часа.
— Валил? — деловито спросила Диана, имея в виду препода.
— Да вроде бы нет. Я ответила на оба вопроса, он задал один дополнительный и отправил. Девочки, я не верю, что это все, — призналась я.
Неужели действительно впереди лето?
Только вместо отдыха на море, куда мы привычно ездили с мамой и Ханной каждый год, меня ждет свадьба и ненормальный сводный брат. Однако я тут же попыталась выбросить эти мысли из головы.
— Впереди еще практика, — занудно напомнила Диана.
— Да это фигня, — фыркнула Оливия. — Отработаем несколько недель и полная свобода!
Отдав девчонкам конспекты и шпаргалки, которые я делала не для того, чтобы списывать, а чтобы лучше запомнить материал, я ушла на улицу. Захотелось подышать свежим воздухом в ожидании Софи, которая должна была отвечать через пару человек после меня. Я опустилась на нагретую июньским солнцем скамью во дворе неподалеку от главного входа. Небо было ярким, сапфирово-синим, и ветер разгонял по нему облака в дымчатые перья. Едва уловимо пахло горьковатыми цветами, что росли в клумбах неподалеку, отовсюду доносились голоса и смех. Всюду царила особая атмосфера облегчения, радости и предвкушения свободы — такая бывает лишь в университете, в преддверии каникул.
Щурясь, я смотрела в небо, чувствуя себя довольной кошкой, которая греется под летними лучами. И думала о том, какой подарок подарить маме и Уиллу на бракосочетании, когда вдруг мне почудилось, что на меня смотрят. Я повернула голову ко входу и увидела Тома. Он стоял не один — а с какой-то хрупкой девушкой с удлиненным пепельным каре, которая была одета в короткое нежное платье. Его рука по-хозяйски покоилась на ее тонкой талии, а она трогательно прижимала голову к его плечу. Рядом с ними стояли несколько парней, среди которых я узнала Билла. Видимо, компания что-то бурно обсуждала.
Бедная Эшли, еще одна конкурентка. Она с ума сойдет, когда узнает! Или для нее привычно, что Том меняет девушек, как перчатки? Впрочем, я так и не знала точно, встречаются они или нет. Эшли с легкостью могла обмануть меня — она кажется помешанной на Каулитце.
Девушка с пепельным каре потянулась к лицу Тому, и тот поцеловал ее в губы, положив ладонь на щеку. Выглядело это романтично и мило, но я вдруг почувствовала злость. Она будто попала в мои легкие вместе с воздухом и моментально, точно яд, распространилась по телу. Глядя на Каулитца и его подружку, хотелось что-нибудь разбить или порвать, но я сдерживалась. Просто сидела, выпрямив спину, и смотрела на них.
Девушка с нежностью погладила Тома по косам на макушке, что-то сказала, и он улыбнулся, а я сжала пальцами подлокотник скамьи, на которой сидела. Злость внутри росла с каждым вдохом. И я не совсем понимала, откуда она взялась.
Биль, который стоял рядом с ними, вдруг повернулся в мою сторону и поймал мой взгляд. Я вдруг почувствовала себя застигнутой на месте преступления и отвернулась.
В это время из корпуса выбежала Софи. Она увидела меня и радостно замахала, всем своим видом показывая, что сдала экзамен и тоже закрыла сессию. Сев ко мне, подруга стала рассказывать о том, как ей ловко удалось списать второй вопрос, который она не знала, а потом вдруг спросила:
— Что с тобой, Ави? Ты какая-то не такая.
— Все в порядке, — ответила я.
— Нет, не в порядке, я же знаю. — Глаза Софи за стеклами очков блеснули. — Иногда ты невольно посматриваешь в сторону Каулитца. И хмуришься. Даже не отрицай!
— Может быть. Он меня бесит, — неохотно сказала я. — Вмазала бы ему по наглой морде, да жаль бить и без того обиженных жизнью.
— Ты ревнуешь, — вдруг выдала Софи.
Я ушам своим не поверила.
— Что?..
— Ты ревнуешь, подруга, — повторила она. — Тебе не нравится, что Каулитц обжимается с той девчонкой.
— Нет, Софи. Мне на него плевать. Он полный придурок.
— То, что полный придурок, согласна. Но не согласна, что плевать, — покачала головой она. — Ави, скажи честно, ты на него запала?
— Нет, — быстро ответила я и только потом поняла, как резко это прозвучало.
Ревность. Возможно, я действительно ревную. Но... Так быть не должно! Это неправильно! Он мне никто, и я ему — тоже. Ревнуют тех, кто нравится, а я его... ненавижу?
Софи словно прочитала мои мысли и с сочувствием похлопала меня по плечу. А я сердито скрестила руки на груди. И тут же поймала себя на том, что снова смотрю на Каулитца. Он склонился к самому уху своей подружки, сказал ей что-то и она обняла его за шею. Потом они всей компанией двинулись в сторону парковки. Том все так же небрежно обнимал девушку с пепельным каре за талию, которая что-то щебетала ему.
Когда они проходили мимо, мое сердце пропустило несколько ударов, и сердце кольнула игла. Каулитц скользнул по мне равнодушным взглядом. Зачем-то недобро ухмыльнулся и что-то сказал Биллу — явно про меня. Вскипев, я сделала то, чего не делала никогда со времен детства. Показала ему средний палец. Каулитц вспыхнул, увидев его, и отвернулся. Зато Билл улыбнулся и вдруг помахал мне.