Исполнение ее желания.
—Я всё поняла…– прошептала Фрея, когда вышла из сознания Хоуп. — Что такое? — взволнованно спросила Ребекка, то смотря на сестру, то на племянницу. — Наш план был верным, — ответила ей Фрея. — Вы мне его расскажете? — спросила Хоуп. — Нет… Прости. Если мы тебе его расскажем, то ничего не выйдет, — Ребекка посмотрела на неё виноватым взглядом. — Нам нужно найти Клауса. Элайджа уже должен был ему всё объяснить, — пробубнила себе под нос Фрея, вставая с кровати и направляясь к двери.
— Стоп, вы рассказали папе? — дрожащим голосом спросила Хоуп. — Нам пришлось, малышка. Доверься нам, — Ребекка тоже поднялась и пошла за сестрой. Но Хоуп уже не смотрела на них. Она отвернулась, пялясь в окно и тихо плача. Она чувствовала предательство. Это её тайна. Её желание. Её проклятие и её жизнь. Почему. Всё. Решают. За. Неё. — Клаус! — выдохнула Фрея, когда открыла дверь и увидела его на пороге. — Моя дочь здесь? — его сорвавшийся голос, говорил о том, что он еле держится. Гибрид спешно прошёл через Фрею и Ребекку, пока ,наконец, не увидел свою дочь, сидящую на кровати спиной к нему и смотрящую в окно. По крайней мере, он думал, что она смотрела туда. На самом же деле, Хоуп сидела с закрытыми глазами и молилась всем богам, чтобы всё закончилось прямо сейчас. Но они ее не услышали… — Все выйдите! — прокричал Клаус. Его сёстры медленно вышли за порог комнаты, но Ребекка вдруг остановилась и сказала, — будь с ней помягче, Ник. Она ведь ещё ребенок… — после чего дверь тихо закрылась. — Хоуп… милая, — Клаус медленно подходил к дочери, словно боясь спугнуть. — Мне всё рассказали, Я хочу чтобы ты посмотрела на меня… Хоуп тихо всхлипнула. Всё ее лицо уже было в слезах. Поняв, что его дочь плачет, Клаус подлетел к ней и, сев рядом, обнял её. — Всё хорошо, волчонок. Я люблю тебя, — он прошептал это ей в макушку, свободной рукой проводя по шелковистым волосам. Он не отвернулся от неё, как она ожидала. Она не стала ему отвратительна. Он всё также смотрел на неё. Всё также любил. Майклсон уже перестала себя сдерживать и громко разрыдалась прижимая его руку к себе. Хоть он и был по сути мертвым, его кожа всё равно была очень теплой. А дыхание — обжигающим. — Папа…– сквозь слезы произнесла девушка. — Я не хотела этого, я не знаю что со мной не так…– она разрыдалась пуще прежнего. Клаус ещё сильнее прижал её к груди, а из его глаз потекли слезы. — Всё хорошо, ты не виновата, — прошептал он, смотря в окно и целуя её в голову. — Я хочу умереть, пап.– сказала Хоуп, немного успокоившись. Клаус вдруг застыл. Его объятия ослабели. — Что значит хочешь умереть… — и опять этот взгляд… Такой же как у Ребекки, когда та впервые услышала о решении Хоуп. — Ты ведь всё понимаешь, Клаус, — Хоуп опять приняла сидячее положение. — Нет, не понимаю. Объясни, — в его голосе и тоне можно было услышать вскипающую злость. — Мы не можем… Мы не можем исполнить моё желание, — Хоуп было очень сложно об этом говорить. Клаус шумно выдохнул и повернулся в сторону окна. А Хоуп сидела и смотрела на задумчивый профиль отца, ожидая ответа. Спустя некоторое время он произнес: — Если у нас не останется вариантов. Я это сделаю. Такого ответа она совсем не ожидала услышать. Хоуп ждала от него чего угодно. Но не этого… — Вариантов нет, Никлаус, — послышалось сзади. — Как и времени, — добавил Элайджа подходя к брату и племяннице. Похоже Фрея и Ребекка рассказали ему, что брат в ярости выгнал всех и остался с дочерью наедине, в комнате Ребекки. И понятно почему — они боялись за Хоуп. Боялись, что Клаус ранит ее словами и скажет ей, что она отвратительна. Клаус медленно повернулся к нему. Вымещая в свой взгляд всю злость, что в нём скопилась. Но он понимал — Элайджа прав. У них не было других вариантов. Гибриды так и не нашли ни одну живую ведьму. Ни у кого не было даже малейшего представления о том, где может быть лекарство и есть ли оно вообще. Вся надежда была на этот способ. Это заклинание уже смогло пробудить Хоуп, значит ,скорее всего, оно и вправду может её вылечить. Элайджа бросил тревожный взгляд на Хоуп, проверяя её психическое состояние. Страхи сестёр не оправдались. Хоуп была в порядке. — У нас ещё есть, что обсудить, Никлаус, поэтому идём со мной, — сказал Элайджа, направляясь к двери. – А мне есть что обсудить со своей дочерью, поэтому твой разговор подождёт, – сказал Клаус вслед Элайдже. Поняв, что брат идти за ним не собирается, Элайджа резко разворачивается, – Это была не просьба. Конечно, я могу поговорить с тобой при Хоуп, но я думаю ты сам будешь против, – сказал он и опять направился к выходу. Клаус понял, что сейчас бесполезно спорить с Элайджей, поэтому спешно поцеловав Хоуп в щёку со словами — Я вернусь, — он пошёл за братом. ******** Когда Клаус и Элайджа ушли, в комнату тут же ворвалась Ребекка. — Что он сказал? Всё хорошо? Он тебя не обидел? — на Хоуп посыпался град вопросов. Она встала с кровати и подошла к взволнованной тёте. — Нет, всё хорошо. Он меня не обидел. Он…он понял меня? — это прозвучало как вопрос. — Я рада, — Ребекка облегчённо выдохнула. В этот момент пришла Фрея, неся поднос с каким-то отваром. — Что это? — спросила Хоуп. — Это лекарство? — Д…да, — Фрея как-то неуверенно ответила. — Что? — удивлённо спросила Ребекка. Но по взгляду ведьмы, вампирша поняла. Фрея решила соврать Хоуп, чтобы та всё выпила без лишних вопросов. — Как вы это нашли? — голос Хоуп дрогнул в изумлении. — Это не важно. Тебе нужно выпить это, как можно скорее, — Фрея усадила Хоуп на стул и дала ей пиалу с какой-то мутной и неприятной жидкостью. –А папа знает об этом? – Хоуп вопросительно взглянула на слишком нетерпеливую и п̶о̶д̶о̶з̶р̶и̶т̶е̶л̶ь̶н̶у̶ю̶ тётю. Наконец, получив нервный кивок в ответ на свой вопрос, она всё же сделала первый глоток. После трёх глотков всё начало проходить. Под «всё» я имею ввиду все те переживания, что не давали Хоуп дышать полной грудью. Все те страхи, что скреблись в ней как кошки. Чувство вины и даже чувство стыда за «любовь» к отцу, как рукой сняло. Когда она допила, она почувствовала себя самой что ни на есть счастливой девушкой на Земле. Потому что теперь ее ничего не заботило. Она была открыта к веселью и счастью. Больше не было того душевного груза, что появился у неё, ещё с 14 лет. Больше не было этой прожигающей вины. — Мне кажется, у нас получилось, — весело сказала Хоуп и вскочила со стула. — У НАС ПОЛУЧИЛО-О-ОСЬ — пропела она, кружась по комнате. Такой счастливой она не была давно. Но вот только Фрея и Ребекка не были такими радостными. Они смотрели на Хоуп так, словно она до сих пор болеет. А всё потому, что так и было. Это зелье не было лекарством от проклятия. Оно было лекарством от моральных принципов, что не давали Хоуп сделать то, чего она так отчаянно желает. Это зелье люди пили во все века, чтобы избавиться от чувства вины и стыда и пойти на то, на что они бы никогда не пошли, имея совесть. — Я вас так люблю! — Хоуп подошла к Ребекке с Фреей и крепко их обняла. Обе сестры молчали. — Нам нужно рассказать папе и Элайдже! , — Хоуп высвободила их из объятий. — Нам нужно рассказать им, что я здорова! И позвоните Колу, он наверняка там волнуется. С этими словами Хоуп вылетела из комнаты Ребекки и побежала в комнату к своему отцу…
********
/Flashback/
— Я думал, что ты рассказал мне всё, брат, — сказал Клаус, проводя рукой по холодным перилам. После того как Элайджа позвал Клауса на ещё один разговор, братья вышли на балкон. — Да, я рассказал тебе всё. А ты должен был решить, я дал тебе время — ответил Элайджа, протягивая стакан с мутной жидкостью. — Что это? — раздражённо спросил гибрид. — Это зелье, благодаря которому ты забудешь, что твоя дочь — это твоя дочь. «Для Клауса, Фрея изготовила другое зелье, потому что зелье, которое дали Хоуп не подействовало бы на него. Ведь гибрида не привлекала его дочь. Как бы это страшно не звучало. И даже если бы они разрушили все его рамки и моральные принципы (что и делало зелье Хоуп) он бы не захотел спать с ней. Зелье лишь стирало границы морали, но не меняло отношение людей друг к другу. А вот зелье которое дали Никлаусу поменяет облик Хоуп в его глазах, на облик девушки которую он больше всего желает. Разумеется на самом деле внешность Хоуп никак не поменяется. Только для Клауса она будет выглядеть как совсем другой человек. И он забудет на время, что за этим обликом стоит его дочь и что это всё действие зелья.» — Я не буду это пить, — сказал Клаус, отворачиваясь от бокала. — Что значит не будешь? — удивлённо спросил Элайджа, — Ты ведь понимаешь, других вариантов нет. — Ты сам мне дал право выбора, брат. И я решил. Эту гадость я пить не собираюсь. — Ты хочешь, чтобы Хоуп умерла? — Элайджа разозлился. Он был согласен на всё, лишь бы его племянница была жива, а его брат не хочет даже пить зелье, ради спасения собственной дочери. — Как ты можешь такое говорить, —прошипел Клаус, резко развернувшись и встретившись лицом к лицу с Элайджей, — Она моя дочь. И я сделаю всё, чтобы она жила. — Тогда почему ты отказываешься? — Элайджа ничего не мог понять. — Я отказываюсь лишь от зелья. Я не хочу скрываться за заклятием. Я хочу видеть перед собой свою дочь, а не кого-то другого, — прошипел Клаус и грубо задев плечом брата, вышел из балкона, в свою комнату. Элайджа был потрясён. Он был потрясён смелостью и силой своего брата. Его духовной силой. Не каждый бы смог согласиться на такое. А Клаус смог. Он не хотел видеть кого-то другого перед собой потому что боялся прикасаться к дочери, как к одной из своих шлюшек. Он хотел чётко понимать кто перед ним и что он делает. Он боялся навредить Хоуп. Как морально, так и физически... — Выйди, Элайджа, я хочу побыть один, — угрожающе-низким голосом сказал Клаус. Его старший брат мгновенно покинул комнату, всё ещё прибывая в глубоком потрясении. Никлаус сделал выбор… /End Flashback/ ****** Хоуп вбежала в комнату отца, чтобы рассказать о счастливой новости. Но она никого не увидела. Лишь балконную дверь распахнутую настежь из которой дул лёгкий теплый ветерок. Вдруг, за её спиной дверь с шумом захлопнулась. Хоуп вздрогнула. А когда обернулась, увидела Клауса, закрывающего дверь на замок. — Пап…– Хоуп почувствовала что-то неладное. — Пап, я выпила лекарство. Теперь я здорова. Я не умру. Клаус медленно развернулся и сказал: — Это было не лекарство. Его лицо было каким-то безэмоциональным… — Но Фрея мне сказала...– Хоуп запнулась, — Значит я всё-таки умру? Клаус подошёл к ней и нежно взял ее за руку — Ты не умрешь, Хоуп. Сейчас я сделаю то, что должен. Ты только не нервничай — с этими словами он схватил ее и с помощью вампирской скорости переместил на кровать. В это время Элайджа уже увёл Фрею и Ребекку из дома. Он знал, что нужно оставить брата и племянницу наедине. Уже был вечер поэтому им нельзя было больше тянуть. Клаус и Хоуп были одни во всём доме. — Чт…что ты делаешь, пап? — растерянно спросила Хоуп, глядя на нависающего над ней отца. Он не ответил на её вопрос, а просто мягко поцеловал в лоб. Потом в щёку…потом спустился к шее… И начал покрывать поцелуями ее ключицы. Подсознание Хоуп кричало ей, чтобы она остановила отца, но девушка не слушала его. А всё потому, что зелье очень хорошо действовало. Хоуп больше не заботили моральные принципы и устои. У неё больше не было никаких границ. Когда Хоуп почувствовала как Клаус начинает снимать с нее джинсы, наслаждение накатило на неё со страшной силой. Только вот гибрид всё делал не с наслаждением. А потому, что так надо. Так нужно. Он должен был возбудить ее поцелуями, чтобы когда он войдет в ее чрево, ей было не так больно. А также, он должен был действовать по сценарию, что был в голове у Хоуп. Он должен был делать то, что она хочет и поддаваться её малейшим желаниям в данный момент. Потому что если всё будет исполнено не совсем так, как она хотела, то все старания будут напрасны. Это ему сказал Элайджа, за недавним разговором. Поэтому он не сопротивлялся, когда дочь приподняла его голову, чтобы поцеловать в губы. Он больше всего не хотел целовать свою дочь в губы. Но у него не было выбора. Хоуп наконец ощутила вкус его пухлых губ. Ощутила их мягкость и тепло. Когда она попыталась подключить язык к их итак уже грязному поцелую, Клаус резко отстранился. Но увидев разочарованный взгляд Хоуп и испугавшись, что он все испортит, Клаус сам поцеловал её, пробираясь языком внутрь её рта. От чего вызвал ещё большее возбуждение у дочери. В то время как он — не чувствовал ничего, ничего кроме отчаяния и печали, смешанными с отвращением. Они исследовали рты друг-друга в гробовой тишине, в которой было слышны лишь мокрые звуки. Они уже приняли сидячее положение. Не отрываясь от губ отца, она начала стягивать с него футболку. Но Клаус перехватил её руки, и опять повалил Хоуп на кровать. Он не хотел раздеваться полностью. Но Хоуп была настолько возбуждена, что отстранившись от поцелуя, резко сдернула с отца футболку, порвав её. В ней просыпалось внутреннее животное. Которое отдавалось лишь своим ощущениям. В комнату проглянул оранжевый закат, который осветил кожу Клауса. Наконец-то она могла разглядывать его прекрасное тело без зазрения совести и не украдкой, как это делала раньше. Он нависал над ней, смотря ей в глаза и тяжело дыша. Он злился на неё. На себя. На весь мир. За то, что сейчас происходит. Но Хоуп списала его участившееся дыхание на возбуждение. Тут она снимает с себя водолазку, открывая обзор на нежную грудь в лифчике. Теперь она была только в нижнем белье. Клаус тут же отводит взгляд и слезает с неё, опрокидываясь на спину. Он не хотел видеть свою дочь в таком виде… Хоуп, воспользовавшись ситуацией, села на отца. Прямо на его джинсы. На то самое место… Из его губ вырывается судорожный вздох, когда она начинает тереться пахом о его член сквозь ткань его черных джинс. Зелье придало ей смелости сделать то, что она давно хотела сделать. То, что раньше она могла представлять лишь в своей голове. Но сейчас всё по настоящему. Сейчас она сидит на своём отце, смотря в его зелено-голубые глаза и на его оголённое (только сверху) тело, запустив руки в его светлые волосы.
Всё в нем было идеально, кроме одного. Его взгляда. То, как он смотрел на неё. Слишком чисто, слишком по родительски и слишком печально… В его глазах скопились слезы, которые он так пытался скрыть. — Ты это делаешь, чтобы спасти меня , — разочарованно произносит Хоуп, поняв, что Клаус делает это не по своей воле. Она начала вставать, но тут же почувствовала горячие руки на своих бёдрах. Клаус усадил её обратно. После чего улыбнулся, освещая свои прекрасные ямочки на щеках. Но его улыбка была не той, что Хоуп помнила с детства. Нет. Она была такой…хищной…самодовольной похотливой… Хоуп впервые видела эту сторону своего отца. Эту тёмную сторону. Конечно всё это было наигранно. Клаус до сих пор чувствовал себя отвратительно, но ему ни в коем случае нельзя было давать дочери понять, что он делает это только лишь для того, чтобы сохранить ей жизнь. Он должен был сделать вид, что ему это нравится, ради неё. Ради его маленького волчонка. Он переворачивает ее на спину и снова нависает над ней. — Я это делаю потому что хочу, — прорычал он, опять прислоняясь губами к ее шее. А она повелась, повелась как наивное дитя, ̶к̶о̶н̶е̶ч̶н̶о̶, ̶ ̶о̶н̶а̶ ̶ж̶е̶ ̶е̶щ̶ё̶ ̶р̶е̶б̶ё̶н̶о̶к̶. Целуя ее мягкую кожу, Клаус пробирается руками вниз по ее животу, забираясь под ткань трусов. У Хоуп останавливается дыхание, когда отец находит пальцами ее клитор, начиная массировать его. Она выгибается навстречу ласкам. А Клаус просто, утыкается ей куда-то в шею, чтобы не видеть ее лица. Тем временем его пальцы уже скользят возле ее теплого входа и он быстрым движением проскальзывает одним пальцем внутрь. Хоуп хватается за его плечи, но ничего не говорит. Почувствовав, что там достаточно мокро, он понял. Она готова… Готова принять его. Он встаёт с кровати и резким движением стягивает ткань с ее бёдер, а после тянется к ширинке своих джинс. Его движения были очень торопливыми. Он хотел поскорее закончить это. Но Хоуп не хотела делать всё так быстро. Она коснулась пяткой его локтя, когда тот стянул с себя джинсы и остался в одних боксерах. Как бы он сейчас хотел, чтобы в комнате было темно. Чтобы не видеть эту порочную картину перед собой: Его дочь избавилась от лифчика и осталась совсем голой. Она подвела один палец к губе, игриво поглядывая на отца, а второй рукой уже сама гладила свой клитор. Принося себе неимоверное удовольствие и тихо постанывая. Ей не было стыдно. От слова совсем. Клаус уже хотел уйти. Он не мог. Просто не мог смотреть на это. Единственное, что его удерживало сейчас в этой комнате — это любовь. Любовь к той, что лежала перед ним, раздвинув ноги. Он не любил её так, как любила его она. Он видел в ней только свою дочь. И он бы всё отдал, чтобы сделать ее счастливой и здоровой. Даже если придется пойти на…такое… Он почувствовал, что ещё не готов. Его плоть не стояла. Он не был возбужден. Это заметила и Хоуп. Она вдруг перевернулась на живот и подползла к стоящему возле кровати Клаусу. Когда она потянулась к резинке его боксеров он отпрянул от неё, как ошпаренный. — Ты что творишь? — прошипел он. Хоуп хотела сделать ему минет. И откуда она только знает об этом… Последние капли терпения Клауса были на исходе. Он сказал Хоуп отвернутся, чтобы самому привести себя к возбуждению. Хоуп так и сделала. Едва уловимые звуки скользящей по члену руки и тихих кряхтений и стонов послышались за ее спиной. Она развернулась и увидела член своего собственного отца. Девушка никогда не видела члены в живую и поэтому не смогла не пялиться на него. Длинный, но не очень широкий, с сочащейся предэкулянтом красной головкой и с венами, пульсирующими под бледной кожицей. Клаус подошёл к ней и откинул ее на спину, а сам залез на кровать. — Только осторожнее, — выпалила Хоуп, смотря как Клаус подводит свою плоть ко входу в её чрево. — Я не сделаю тебе больно, просто расслабься, — ответил Клаус, прежде чем войти в неё. Он порвал ее девственную плеву. Низ живота пронзила острая боль. Едва заметная кровь появилась на простыни, но никто из них не обратил на это внимания. Член Клауса был довольно большим и он не сразу вошёл на всю длину. С каждым новым толчком, боль постепенно уходила, а вместо неё начинало накатывать наслаждение. Хотя наслаждалась этим только одна сторона. Клаус входил в Хоуп нежно, он не хотел делать дочери больно. Он вглядывался в ее лицо, чтобы понять её ощущения. Через некоторое время Хоуп схватилась за его руку и поднесла её к самому чувствительному месту. Клаус всё понял без слов и положил свой большой палец на клитор Хоуп. Она громко застонала, почувствовав теплый палец на чувствительной плоти. Клаус прикрыл глаза, чтобы хоть как-то отвлечься от происходящего, а сам в это время медленно входил в неё, при этом поглаживая её клитор круговыми движениями. За тысячу лет, он научился этому делу. Он хорошо разбирался в том, как приносить девушкам удовольствие. – Я обожаю тебя, Клаус. Я так хочу тебя, не останавливайся.Трахай меня до оргазма!!! – громко стонала Хоуп, обвивая руками спину отца. В то время как он, отчаянно желал оглохнуть. Отвратительные шлепки кожа об кожу, заполнили комнату. Старинная кровать скрипела все сильнее. Он теребил ее клитор и все быстрее, вколачивался в нее, выбивая из неё новые стоны. Сам он тихо рычал-дышал. Он молился, чтобы его стояк не спал раньше времени. Сегодня он точно не достигнет оргазма. – Я-я я хочу чтобы ты сказал мне что-то очень плохое папочка, – вдруг сказала Хоуп, задыхаясь от наслаждения. Клаус просто сделал вид, что не услышал, продолжая движения тазом и пальцем. – Клаус! – она все же заставила его открыть глаза и посмотреть на нее. – Скажи мне что-то, что ты говорил своим девушкам, когда они также лежали под тобой, – сказала она, сжимая его плечо. – Я не хочу, – ответил он. Он всё ещё был в ней, но движения остановил. – Прошу тебя, скажи, – взмолилась Хоуп. Раздражённо выдохнув, Клаус опять потихоньку начал двигаться в ней, – Ты выглядишь так прекрасно, когда я тебя...трахаю. – Продолжай...– Хоуп почувствовала совершенно новую стадию наслаждения. – Я хочу...я... – Клаус пытался придумать, что-то не совсем грязное, но понял, что это бесполезно. – Я хочу придушить тебя, как последнюю шлюху и иметь в самых разных позах, чтобы ты кричала от боли и наслаждения. – А-а-аххх, – простонала Хоуп, почувствовав, что вот-вот подойдёт к самому краю. Это почувствовал и Клаус, поэтому он ускорился, входя до конца,и грубо теребя клитор своей дочери. – Хочу, чтобы ты кончила для меня, Хоуп, – прошептал он ей в ухо, от чего та начала стонать громче – Кончай! Она видела его перед собой, когда из неё вырвался громкий крик и ,прогнувшись в пояснице, она обессиленно упала. Её волосы распластались на подушке, а обнаженная грудь то вздымалась, то опускалась. Тело до сих пор немного подрагивало от оргазма. Она не заметила, как Клаус оделся. Не заметила как он накрыл её одеялом. И не заметила, как он тихо ушёл, закрыв за собой дверь. Она просто провалилась в сон…
В очень долгий и приятный сон.