Наивные люди

- Значит так, послушайте, вы двое. В который раз, скажите мне, пожалуйста, вы отнимаете моё и своё время, сидя здесь, а? И это только за последнюю неделю. Я понимаю, что вам здесь, наверное, очень нравится - воздух свежее, трава за окном зеленее, а небо голубее, я и сам люблю свой кабинет. Но всему же должны быть какие-то разумные пределы! Ладно ты, Бережной, я уже давно перестал ждать от тебя чего-то другого, можно даже сказать, смирился с тем, что тебе бесполезно что-либо говорить, хотя прекрасно знаю, что ты весьма способный парень, далеко не дурак. Но ты, Аня! Почти что отличница, учителя хвалят, а связалась с... Павлом. О ваших публичных разборках знает уже вся школа! У меня вообще уже сложилось ощущение, что Андрей Малахов скоро придёт у меня брать интервью! Вы срываете абсолютно каждый урок, на котором присутствуете. Ну это же безобразие! Долго это ещё будет продолжаться, а? Может, мне стоило бы уже, наконец, просто исключить вас обоих из школы, чтобы вы поняли, что я тут с вами не шутки шучу, а?

Наш директор, Андрей Викторович, в кабинет которого мы, к нашему величайшему неудовольствию, в итоге всё же сегодня попали, был абсолютно прав. В его душевной компании мы сотрясаем воздух уже в третий раз за эту неделю. А сегодня среда.

Мы с Пашей сидим за столом, напротив директора, в мягких, крутящихся креслах кремового цвета. За последнее время мы с ними уже практически сроднились. Если бы они были с эффектом памяти, то точно бы запомнили наши очертания. За окном действительно потрясающее голубое, безоблачное небо, зелёная трава, майское солнце играет лучами, а Паша часами на левой руке пускает на потолке солнечного зайчика. Я наблюдаю за ним и поняв, какое слово он выписывает, перевожу взгляд обратно на Андрея Викторовича.

- Ну и что же вы молчите, а? Сказать нечего? - Директор изо всех сил старается сделать серьёзное лицо, которое подходило бы под нашу ситуацию, но, судя по всему, погода и на воздействует своим смягчающим эффектом, и я замечаю лёгкую улыбку под маской суровости.

- Андрей Викторович, мы, честное слово, пытаемся вести себя сдержано, но обстоятельства всякий раз складываются не в нашу пользу! - Я говорю это уже в третий раз. Не думаю, что он снова поверит в эту лапшу первого сорта, которую я вешаю ему на уши, но Паша вообще сидит, молча занимаясь своими делами, как будто ничего вокруг не происходит. Хотя, если подумать, то это скорее плюс. Не хочу, чтобы сейчас он высказал что-нибудь в своей дурацкой манере, как перед Татьяной Ивановной.

- Мы это уже проходили, Южакова, - вот чёрт, всё-таки не поверил, - и всякий раз мы с вами снова здесь. Может быть, вы сразу, как появляетесь в стенах школы, будете заходить ко мне по утрам и оставлять программку ваших предоставлений, чтобы я знал к чему готовиться и случайно не уехал куда-нибудь, пропустив свою любимую часть? Или хотя бы сообщение с вечера черкните: «Андрей Викторович, завтра в двенадцать спектакль у столовой, а потом сразу к Вам». По-моему очень удобно. Как вы на это смотрите?

Паша слегка усмехается уголками губ, и я делаю то же самое, но вообще ситуация не совсем та, в которой положено смеяться.

- Боюсь я, что не получится, Андрей Викторович, у нас всё держится на чистом экспромте, - к этому моменту Паша отвлёкся от своего солнечного зайчика, практически развалился в кресле, как у себя дома, и слегка крутился из стороны в сторону, - не могу предвидеть, когда Аню в очередной раз накроет волной нескончаемой любви ко мне. Такая она эмоциональная, непредсказуемая и горячая, вы себе даже не представляете.

Ну вот, этого я и боялась. Когда Паша Бережной открывает рот, чего-то хорошего ждать не приходится. В лучшем случае это будет фраза, насквозь пропитанная сарказмом, а в худшем - грубость или насмехательство. Я в очередной раз поворачиваюсь к нему, взглядом умоляя помолчать, но он в ответ лишь смотрит мне в глаза и улыбается.

- Достаточно, Бережной! Я вам уже говорил, и повторю. Ещё раз вы здесь окажетесь, я вызову к себе ваших родителей, и пусть они сами разбираются кого там из вас чем накрывает. А теперь собрались и марш на урок! И, да, Бережной, - на лице директора появляется эмоция, которая у него обозначает задумчивость, как будто он должен что-то сказать, но не хочет, - не забудь зайти в кабинет труда, там тебя наградят инструментом для починки двери. И постарайся больше ничего не ломать, вам же не так долго осталось здесь учиться, а я ведь останусь. Как-то мне не хочется управлять грудой кирпичей, если ты тут все разнесёшь.

Тут я уже не смогла сдержать смех. Действительно, в нашей школе проще назвать те вещи, которые Паша НЕ ломал, этот список был бы гораздо короче. Как-то раз он оторвал деревянный поручень на лестнице между вторым и третьим этажом; разбил раковину в столовой; сломал жалюзи в кабинете русского языка и литературы; пробил стену из гипсокартона в актовом зале; отломил кусок бедренной кости скелета в кабинете биологии; сидушка стула, на который он сел, отвалилась под ним и он, проклиная завод, производящий эти стулья, упал на пол. Всё это он делал, конечно, не специально, и за ним закрепилась репутация мальчика-катастрофы. Кстати, когда вы будете в следующий раз в школе, загляните за кулисы сцены актового зала. Если найдёте там дыру в стене, знайте, что именно в этой школе учились мы с Пашей и на одном из концертов он, неловко дёрнувшись к стене в тесном пространстве, прошиб её локтем. Дырку тогда не стали заделывать, оставив в назидание будущим поколениям.

Выйти из кабинета мы тоже не смогли нормально, застряв вдвоём в дверном проёме. Закрывая за нами дверь, я увидела, как Андрей Викторович смеётся и качает головой. Он очень классный мужик, если его не доводить.

За дверью в коридоре меня ждала моя лучшая подруга Лариса. Одна из немногих, с кем я довольно близко общаюсь, наверное, потому что мы знакомы с ней с самого детства и она всегда была рядом со мной. Не обращая никакого внимания на Пашу, мы поспешили удалиться с ней подальше отсюда.

Мы сели на диванчик в зоне отдыха рядом со столовой, я пересказала слова директора и мы вместе смеялись так, что на нас даже оборачивались проходящие мимо ученики. Потом я спросила у Лары как себя чувствует физрук. Я проводила его до кабинета медсестры, и он сказал мне возвращаться обратно в зал, а потом нас отправили к директору, так что о его дальнейшей судьбе мне не было ничего известно.

- У Василича теперь практически половина лба заклеена пластырем, и крови было прилично. Его отправили домой, но сотрясения вроде нет, так что ничего страшного, жить будет. Когда Татьяна Сергеевна услышала о том, что вы натворили, она так смеялась с вас двоих, и сказала, что вы две дурилки.

Представляю, как Лариса рассказывала об этом нашей классной и настроение ещё больше поднимается.

- Но это все Паша! Я тут вообще не при делах!

Я рассказала, как обстояло дело в раздевалке, и повторила все особенно задевшие меня фразы Паши.

- Чё, прям так и сказал «хочу тебя жёстко отодрать»? - Как мне не нравится эта ехидная улыбка моей подруги. За годы знакомства с ней я уже выучила, что ничего хорошего она не предвещает, и доказать что-то теперь будет вообще невозможно.

- Да, сказал. Но сказал только затем, чтобы позлить меня, Лар, не забывай это!

- Ну да, ну да, именно так. Я спорю что ли? Я ж не спорю.

Обычно в такие моменты, когда она говорит что-то подобное, я стараюсь поскорее закончить этот разговор и переключиться на какую-нибудь другую тему. Я взглянула на часы и, поторапливая Ларису, сказала, что большая перемена скоро закончится. Большая перемена у нас длится двадцать пять минут, из которых пятнадцать я провела с Пашей, а остальные с Ларисой, так и не успев пообедать. Мы пошли в сторону кабинета английского языка. Кстати говоря, это один из предметов, на котором мы с Бережным не ругались. Потому что мы в разных группах.

Урок проходит тихо, а я наслаждаюсь спокойствием, не омрачённым присутствием Бережного. Лариса переодически бросает на меня недвусмысленные взгляды, и пытается выяснить, нравится ли мне хоть капельку Паша, но я предпочитаю игнорировать это, и в какой-то момент она сдаётся, решив, видимо, попытаться обсудить это со мной какой-нибудь другой удобный момент. Не люблю подобные вопросы. Как вообще хоть кому-то может понравиться этот отвратительный человек? Как МНЕ он может понравиться? Как может Лара спрашивать о моих нежных чувствах к нему, если она, как никто другой, знает сколько боли он принёс мне в прошлом? Я вообще не понимаю, как его терпят друзья. Он же просто ходячий токсин!

- Аня, продолжай читать, - англичанин смотрит на меня через свои круглые очки и через несколько секунд моего молчания, пока я пыталась снова вернуться из своих мыслей к уроку, повторяет просьбу.

Я неплохо знаю английский, не идеально, конечно, но моих знаний достаточно, чтобы меня можно было выделить лучшей в группе. Поэтому на каждом уроке англичанин обращается ко мне, как с спасательному плоту для моих стремительно тонущих в грамматике одноклассников. Вижу, что из-за моей несобранности он уже готов разочароваться, но звучит звонок, отменяя мой позор.

- Ну, ничего, тогда потом на следующем уроке начнём с тебя.

Я мысленно проклинаю Пашу за то, что даже в своё отсутствие он умудряется мне мешать, и раздражённая, жалуясь на эту глупейшую ситуацию Ларисе, выхожу вместе с ней в коридор.

Мы спешим к нашей классной руководительнице, которая ведёт у нас информатику. Я просто обожаю эти сдвоенные уроки по средам, в особенности за то, что Татьяна Сергеевна разрешает на них пить чай.

Зайдя в кабинет, я с порога объявляю ей всё, что думаю о Бережном и всей этой истории, которая с нами приключилась, естественно, опуская пошлые фразочки, пока никого кроме неё и нас с Ларисой здесь нет. Как Лара и говорила, Татьяна Сергеевна посмеялась с нас и сказала, что мы с ним занимаемся глупостями. Возможно, она права, но я, в любом случае, точно никогда в этом не признаюсь.

- А что это я такое вижу, Аня? - Татьяна показывает на мою спортивную майку, которую я не стала переодевать, потому что на моей рубашке после нашего фееричного первого урока, осталось болотное пятно в районе груди. Я надеялась отмыть его и высушить за время физкультуры, но оно нифига не отстиралось, и, по-моему, только ещё больше размазалось, а кроме майки ходить мне больше было не в чем,- я уж было подумала, что ты, как обычно отлынивала, а ты решила, наконец, осчастливить Владимира Васильевича посещением его предмета, да так вошла во вкус, что теперь готова на каждом уроке к нему бегать?

Она снова по-доброму смеётся надо мной и я рассказываю про случай на биологии, из-за которого не смогла переодеться. Татьяна Сергеевна вела у меня информатику ещё в средней школе, и сейчас мы с ней в прекрасных отношениях, как старые знакомые, поэтому она частенько закрывает глаза на некоторые мои пропуски уроков, разрешая иногда оставаться в её кабинете на это время. Выпускной класс всё-таки, голова забита экзаменами, подготовкой, а день нельзя растянуть на пару часов, и каждый вертится, как может, стараясь каждую минуту отдать решению пробных тестов, даже если ради этого приходится жертвовать другими, малозначимыми предметами. В конце концов, всегда можно договориться с конкретным учителем, сдать ему все задания экстерном и забыть.

В кабинет начинают медленно стекаться наши одноклассники, и приходит Паша в окружении своих друзей-придурков. На информатике мы всегда занимаем произвольно места за компьютерами и Бережной выбирает себе место в другом конце кабинета, как можно дальше от меня. Если бы было можно, думаю, он даже на улицу бы вынес свой стол, только чтобы быть как можно дальше. В этом я его прекрасно понимаю. Впереди целых два спокойных урока. О чём можно ещё мечтать?

- Может, ты могла бы немного пойти ему навстречу? - Татьяна подходит со спины к моему месту, проверяя как я выполняю задание, и ненавязчиво завязывает разговор, - мне кажется, что он просто хочет твоего внимания, раз так себя ведёт.

- Он может хотеть всего, чего угодно, но только не этого. Это же Паша.

- Зря ты так о нём думаешь. Он не такой плохой парень, каким хочет казаться. Я серьёзно, Ань, подумай об этом.

Татьяна отходит дальше, а я действительно почему-то думаю о её словах. Бережной хочет моего внимания? Ну, это даже звучит чертовски бредово. Ему не нужен абсолютно никто, кроме его собственной напыщенной персоны. Даже без своих друзей, по большому счёту, он чувствовал бы себя замечательно. Хотя, даже если бы он и думал о ком-то, то я точно стояла бы в самом конце его приоритетного списка, примерно, где-то между черепашками из нашего школьного живого уголка и дворовой кошкой. Скорее всего, дворовая кошка даже бы одержала надо мной верх. Впрочем, раз уж на то пошло, то будем предельно честны, я ведь тоже желаю общения с ним не больше, чем с навозным жуком. И почему вообще Татьяна решила его защищать передо мной?

Следующим уроком у нас вторая информатика и я уже предчувствую, как снова буду в одиночестве заниматься своей работой, не отвлекаясь на обдумывание колких фраз в адрес Паши, попивая чай из своей чашки, которую притащила в наш кабинет ещё в начале десятого класса. Все уже выучили наизусть, что трогать её опасно, если не хотите услышать в свою сторону пару ласковых слов.

- На следующем уроке будем работать в парах, внимательно слушайте кто с кем. В начале занятия раздам парам индивидуальнее задания, сделаем что-то типа небольшой самостоятельной работы, - я прокручиваюсь на стуле, чтобы видеть Татьяну, которая вышла в середину кабинета, - Алексеева, Яшин. Бережной, Южакова. Гончарова, Щукина...

Теперь ясно, к чему она говорила про Пашу. Ну, спасибо, что я хотя бы немного от него отдохнула.