Души
«Связь»… какой она бывает?
Есть узы, которые определены Всевышним с самого начала: кровное родство. Мы рождаемся в семье, где уже ждут родители, братья и сёстры. Это связь, вплетённая в наше существование ещё до появления в утробе матери.
Но есть и иные узы — те, что мы создаём сами. Они рождаются из доверия, из дружбы, из братства или нежной любви. Эти связи не видно глазами, их нельзя измерить, но сердце чувствует их яснее, чем свет дня.
Задумывались ли вы когда-нибудь, почему иногда мы привязываемся к человеку, которого почти не знаем? Почему его слова или даже один лишь взгляд трогают нас до глубины души? Бывает, что мы не знаем его языка, не понимаем его привычек, но что-то невидимое внутри нас тянется к нему, словно он всегда был частью нас.
В Исламе сказано, что такие встречи — не случайность. Они были определены задолго до этого мира, ещё тогда, когда мы существовали только в ʿАлам аль-Арвах, мире душ. Там души встречались, узнавали друг друга, и между ними рождались нити притяжения. Когда они нисходят в этот мир, эти нити тянутся за ними, соединяя сердца сквозь время и расстояния.
Может быть, именно поэтому среди тысяч лиц мы вдруг находим одно, будто знакомое с давних времён. Может быть, именно поэтому в сердце возникает необъяснимая нежность или доверие, потому что связь уже существовала. Она древнее, чем сама жизнь. Она словно напоминание: «Я знал тебя ещё до того, как мир был создан».
Амина перевелась в класс Айши и с первых же дней старалась быть рядом с ней. Она всегда приходила раньше всех и садилась на место Халида, улыбаясь и приглашающе хлопая по стулу рядом с собой, словно говоря: «Я ждала только тебя». Айша смущённо садилась, и в её глазах отражалась благодарность — тихая, светлая.
Сначала Халид не придавал этому значения. Но время шло, и он начал чувствовать странное раздражение. Стоило ему захотеть сказать Айше хоть слово, Амина оказывалась рядом, словно невидимая стена, и всё её внимание притягивало Айшу. Тогда Халид тяжело опускался рядом с Усманом. Тот смеялся над его видом, а Халид делал вид, что засыпает, хотя на самом деле просто пытался спрятать свою тоску.
Он сидел сзади, а впереди шептались и улыбались Айша и Амина. И ему оставалось лишь смотреть на прямую спину Айши, ловить её движение плеч, слушать, как лёгкий ветерок из приоткрытого окна доносит к нему её запах – лёгкий и чистый, как аромат цветущей сирени после дождя.
Однажды он не выдержал и спросил её:
— Какими духами ты пользуешься?
И Айша, искренне удивившись, ответила:
— Никакими.
На перемене Халид и Усман вышли пройтись по коридору.
— Чё ты всё грустишь? — усмехнулся Усман. — Так и не получается с ней поговорить?
— Совсем никак, — выдохнул Халид. — В школе — подружка, дома — родители. Только по пути в школу или обратно можем сказать пару слов.
— Тогда придумай место, где сможете остаться одни. Хочешь, помогу?
Халид хотел было ответить, но вдруг его взгляд зацепился за группу старшеклассников. Они стояли плотным кругом, смеялись и тут же становились серьёзными, словно обсуждали что-то, в чём скрывалась опасность. Среди них мелькнул силуэт, странно знакомый и в то же время чужой.
— А кто они? — спросил Халид.
Усман нахмурился, сжал губы, будто сдерживая слова.
— Старшеклассники… И старые знакомые.
Халид снова вгляделся. И его сердце дрогнуло: среди них был парень в чёрной кожаной куртке. Казалось, будто его глаза сверкнули в тусклом свете коридора.
— А тот?.. В чёрной куртке?
— Это… Матвей, — произнёс Усман тихо.
Имя, произнесённое Усманом, повисло в воздухе тяжёлым эхом.
— Матвей…
Халид нахмурился. Он был уверен, что впервые видит этого человека, но внутри всё равно возникло странное ощущение, будто между ними есть невидимая связь. Как если бы они уже встречались когда-то, но не в этой жизни.
Парень в чёрной куртке поднял голову, словно ощутив, что его разглядывают. Их взгляды пересеклись, и в глазах Матвея мелькнуло то же самое недоумение, будто он тоже пытался вспомнить, откуда знает этого незнакомого парня.
— Откуда ты его знаешь? — тихо спросил Халид у Усмана.
Тот отвернулся, будто хотел ускользнуть от разговора.
— Самого его почти не знаю… Но его друзей слишком хорошо.
Один из старших заметил их и опасно усмехнулся:
— Ого, Усман! А кто это с тобой? Давайте к нам.
Усман нахмурился, напряжённо шепнув Халиду:
— Лучше бы не связываться.
— Мы ждём! — насмешливо крикнул другой.
Халид сделал вдох, будто принял решение, и спокойно произнёс:
— Пойдём.
И они направились к парням.
Когда они подошли ближе, смех старшеклассников стих, будто ветер внезапно утих в кронах деревьев. Теперь каждый из них смотрел на Халида и Усмана так, словно перед ними стояла добыча. Но только Матвей не спешил улыбаться. Он стоял чуть в стороне, прислонившись к стене, и его взгляд был слишком серьёзным.
— Усман… — протянул один из парней с насмешкой. — Давно не виделись. Ты ведь так и не отдал нам «должок».
Халид удивлённо посмотрел на друга, но Усман лишь сжал кулаки, не поднимая глаз.
— У меня нет к вам никаких дел.
Смех снова прокатился по кругу, но теперь в нём чувствовалась угроза.
— А это кто? Новенький, что ли? — один из парней кивнул на Халида.
— Я его друг и одноклассник, — твёрдо ответил Усман.
— Вот как… А ты, парень, довольно хорош собой. Может, вступишь к нам?
— Меня это не интересует, — спокойно, но решительно произнёс Халид.
— Ого… жаль, что Усман нас покинул, — ухмыльнулся тот.
— Молчи, — резко бросил Усман.
— А то что? — с вызовом прищурился парень.
В этот момент из тени выступил Матвей.
— Давай не будем создавать проблем, — его голос был спокоен, но в нём слышалось железо.
— Ты что, за них, что ли? — недоумённо спросил один.
— Дурень, — холодно сказал Матвей, — я сказал: не создавай проблем.
Его тяжёлый взгляд оказался сильнее любых слов. Парень отвёл глаза и неловко отступил назад.
— Ты, — Матвей посмотрел прямо в глаза Халиду. В его голосе звучал вызов, но не крикливый, а тяжёлый, как камень. Они были одного роста, и это придавало их противостоянию ещё большую остроту. Халид, засунув руки в карманы, ответил лишь холодным взглядом.
— Мы с тобой где-то встречались?
— Нет. Я впервые тебя вижу, — спокойно сказал Халид.
— Вот как… — Матвей нахмурился, будто ловил мысль, ускользающую из памяти. — А у меня ощущение, будто я тебя слишком хорошо знаю. Но не помню откуда. Как тебя зовут?
— Халид.
— Арабское? — Матвей чуть склонил голову. — Интересно. И что оно означает? Почему именно это имя?
— «Вечный» или «Бессмертный», — ответил Халид ровным голосом. — Родители назвали меня в честь великого полководца.
— Полководца?
— Халида ибн аль-Валида. Он был одним из величайших военачальников в истории Ислама.
— Ислам? — в голосе Матвея прозвучала осторожность. — Это же религия, да?
— Да.
Неожиданно один из парней из их компании рассмеялся, но смех его был сухим и злым.
—— Ах, ислам… — протянул он, выходя вперёд. Лицо его, юное и правильное, с мягкими чертами и гармоничными линиями, могло бы казаться умиротворённым. Светло-русые волнистые волосы спадали на лоб, аккуратно очерченные скулы и подбородок придавали облику ясность, а лёгкий изгиб губ, почти дружелюбную живость. Но сейчас всё это было искажено: под внешним спокойствием сквозила затаённая злость, почти ненависть.
— Это же там, где маленьких девочек выдают замуж, где всё решает патриархат, — произнёс он с насмешкой. — Там, где можно насиловать и врать, где оскорбляют чужую веру, а их Бог высокомерен и заставляет женщин укутываться с головы до ног.
На нём была светлая рубашка с короткими рукавами и строгим галстуком. Поверх, коричневый вязаный жилет с V-образным вырезом, по краю которого тянулась тонкая полоска, подчёркивающая аккуратность его одежды.И прямые чёрные брюки. Он выглядел не как мальчишка, а как ученик, которому важнее всего дисциплина и внутренний стержень, а не мимолётная мода.
Он говорил с притворной весёлостью, но в глазах у него горел холодный огонь ненависти.
Усман, услышав это, шагнул вперёд. Его взгляд стал жёстким, он шёл прямо к этому парню. Тот ухмыльнулся и тоже сделал шаг, без слов бросая вызов: «Ну и что ты мне сделаешь?»
Остальные старшеклассники вяло пытались их разнять, но по улыбкам на их лицах было видно — они только подливали масла в огонь, наслаждаясь напряжением.
— Эй, ты. — Голос Халида был твёрдым и таким холодным, что даже Усман посмотрел на него с недоумением. Парень, к которому он обратился, тоже удивлённо вскинул взгляд.
— Ты это мне?
— Да, тебе. Или ты видишь здесь ещё одного глупца, кроме себя? — в его голосе ощущалось напряжение, он с трудом сдерживал себя, стараясь оставаться спокойным и мыслить рационально.
Халид сделал шаг вперёд и сказал:
— Ты говоришь про ислам так, будто знаешь его. Но позволь спросить тебя.
Он сделал паузу.
— Ты сказал, что ислам позволяет насилие. Тогда почему в Коране сказано: «Не приближайтесь к разврату, это мерзость»? — Халид слегка наклонил голову. — А Пророк ﷺ сказал: «Лучшие из вас те, кто лучше всех относятся к своим жёнам». Разве это похоже на то, что ты утверждаешь?
Парень замер, не ожидая такого ответа.
Халид продолжил, его голос звучал твёрже:
— Ты сказал, что ислам — ложь. Но ты знаешь, что ещё до пророчества Мухаммад ﷺ был прозван в Мекке аль-Амин — «надёжный, правдивый»? Даже его враги доверяли ему хранить свои ценности. Это исторический факт. Хочешь, проверь.
— Ты также сказал, что ислам — это лишь «укутывать женщин». Но впервые в истории именно ислам дал женщине право наследовать имущество, распоряжаться своим состоянием и выбирать мужа. Когда в Европе женщины считались собственностью, ислам называл их «сестрами» и «дочерьми рая».
Парень моргнул. Его ухмылка исчезла.
Халид посмотрел ему прямо в глаза:
— Так скажи, ты действительно говоришь об исламе? Или лишь повторяешь то, что слышал от других, не проверив ни одного факта?
Повисла тишина. Даже друзья парня переглянулись, их привычные насмешки словно растаяли, потеряв прежнюю силу. Усман едва заметно улыбнулся, с гордостью глядя на Халида. Потом его взгляд скользнул к парню рядом, в глазах ясно читалось: «Ну что, вкусил? Слабак».
Парень, всё ещё пытаясь держать маску, усмехнулся:
— Ну а ваш Бог? Высокомерный, раз заставляет всех поклоняться Ему. В отличие от вас, у нас в христианстве не заставляют женщин покрываться и...
Он не успел договорить, Халид перебил его.
— Высокомерие, это когда слабый кичится тем, чего у него нет. Но Аллах, Творец всего. Он даровал тебе зрение, дыхание, сердце, которое бьётся каждую секунду. Даже сейчас ты жив только потому, что Он этого хочет. Скажи, разве требовать благодарности за дарованную жизнь, это высокомерие?
Он сделал паузу и продолжил:
— Ты ешь хлеб и благодаришь пекаря. Пользуешься телефоном, и благодаришь тех, кто его сделал. Но кто создал тебя? Кто создал небо и землю? Неужели Тот, Кто даровал всё это, не заслуживает поклонения?
В его голосе прозвучала сталь:
— Так кто здесь на самом деле высокомерен? Тот, Кто даровал тебе жизнь, или тот, кто, получив дыхание и сердце, говорит: «Я никому не обязан»?
Халид сделал вдох и сказал мягче, но твёрдо:
— Ты же веришь, что Иса ( мир ему) – твой Бог, так? Но знаешь, мы, мусульмане, уважаем его куда больше, чем вы сами. Мы не изображаем его, не придумываем слова от его имени и не поклоняемся ему. Мы верим в него так, как учил сам Иса, как в Пророка и Посланника Аллаха.
Он нахмурился, и в голосе слышалась боль:
— Меня больше всего тревожит не то, что люди верят по-разному, а то, как были искажены слова пророков. Им приписывали то, чего они никогда не говорили, писали от их имени. Разве это не кощунство?
— Эй, ты переходишь черту! — выкрикнул парень.
— Не ну, серьёзно? Ты сам Библию читал? Там сказано, что Иса( мир ему ) на кресте молился: «Боже Мой, почему Ты оставил меня?» Это же несправедливо, нести грехи всех людей! Разве это не вызывает у тебя вопросов?
Халид спокойно продолжил:
— Даже в Евангелиях есть противоречия. В одном месте сказано так, в другом — иначе. Разве это не показывает, что тексты подверглись изменениям? Аллах в Коране ясно говорит: «Они не убили его и не распяли, но это только показалось им…» (сура «ан-Ниса», 157). Пророк Иса ( мир ему ) был вознесён Всевышним, а не унижен. Разве справедливо думать, что милосердный Бог наказал бы Своего пророка за чужие грехи?
— Но… — парень запнулся. — Тогда как же искупление?
— У Аллаха иное милосердие. Каждый человек отвечает за свои дела. И это справедливо. Аллах не возлагает на душу больше, чем она может вынести. Пророки были примером чистоты и истины, а не объектом клеветы. Коран защищает их честь и восстанавливает истину. — ответил мягко Халид.
Парень отвёл взгляд. То ли ему было стыдно, то ли он пребывал в недоумении, глаза метались из стороны в сторону, словно ища ответы там, где их не было. Его друзья, привыкшие всё обращать в шутку, молчали. В их взглядах уже не было насмешки, лишь растерянность и ощущение, будто привычный мир начал трескаться по швам.
— Дима, ты в порядке? — тихо спросил один из ребят.
— В норме… — произнёс он тяжёлым голосом, явно не находя себе места.
Матвей, слушая каждое слово Халида, ощущал, как в нём переворачивается что-то важное. Впервые ему пришла мысль: «Эта религия говорит о справедливости и милосердии». Раньше он никогда серьёзно не задумывался о вере. Его окружали в основном христиане и атеисты, но мусульман рядом не было, он попросту не обращал внимания. Всё, что он знал, доходило через чужие слова: будто ислам угнетает женщин, будто в нём нет справедливости… И только сейчас он понял, что был пленником чужих фантазий и предрассудков.
Он глубоко вздохнул. Воздух стал густым от напряжения.
— Слушайте… Давайте поговорим в другом месте. После школы. Какой у вас последний урок и в каком кабинете?
Халид чуть приподнял брови, удивлённый переменой в его голосе. Усман бросил быстрый взгляд на друга, и в уголках его губ мелькнула едва заметная улыбка, та, что появлялась только тогда, когда он видел, что спор приносит плоды.
— У нас шестой урок последний, — спокойно ответил Халид. — Кабинет истории.
Матвей кивнул, будто запоминая. Он снова оглянулся на друзей, но на этот раз не увидел привычной поддержки. Каждый был погружён в свои мысли. Дима нахмурился, будто хотел что-то сказать, но так и промолчал.
Что со мной происходит? — думал Матвей. Ещё утром ему казалось, что разговор с этими ребятами, пустая трата времени. Он был уверен, что сумеет подловить их, поставить в тупик, высмеять. Но вместо этого оказался сам в роли того, кто ищет ответы.
Впервые за долгое время ему захотелось не спорить ради победы, а просто понять.
— Хорошо, — сказал он тихо, почти себе. — После уроков я подойду.
И, развернувшись, он пошёл по коридору. Шаги его звучали тяжело, как будто каждый был сделан в сторону нового пути, к которому он ещё не был готов, но которого уже не мог избежать. Но где-то глубоко внутри зародилось странное чувство, лёгкий огонёк надежды, будто этот путь может привести его к чему-то большему, чем он ожидал.