9.
Утром в воскресенье Дженни проснулась с мыслью: «Если я что-то для него значу, он позвонит».
Она встала, убралась в своей комнате. Чтобы не огорчать маму, позавтракала как обычно: съела омлет, дежурный бутерброд с ветчиной и выпила чашку чаю. И все время прислушивалась: не раздастся ли звонок? Но телефон молчал.
Мама проявляла чудеса такта: никаких вопросов не задавала и вообще вела себя так, будто вчерашнего разговора и вчерашних слез не было. Дженни была благодарна ей за это. Вскоре мама отправилась в магазин за продуктами, а девушка села за уроки. Она достала из сумки дневник, тетрадки, учебники, разложила их на письменном столе, как прилежная ученица. На этом ее желание изучать школьную программу иссякло. Дженни взяла карандаш, плотный лист бумаги… Вскоре на нем появились какие-то мифические образы, навеянные ее настроением. Хорошо бы сейчас пойти в музей, побродить по залам, но уйти из дома Дженни не могла. Невидимые цепи приковали ее к телефону, к этой комнате. Раньше, когда она читала в каком-нибудь романе: «Невидимые цепи приковали ее», – она не очень хорошо представляла себе, насколько это мучительно. Теперь поняла. Рука сама потянулась к аппарату, но в последнюю секунду дрогнула, и вместо номера, который ей хотелось набрать, она набрала номер Лисы.
– Да, – услышала Ким.
– Лис, ты чем занимаешься?
– А ничем. Уроки делаю, – уточнила подруга.
– Приходи ко мне. Я тут одна.
Видимо, что-то в голосе Дженни Лалисе не понравилось, потому что она не стала задавать лишних вопросов, и просто сказала:
– Сейчас приду.
Но прошло минут сорок, прежде чем она появилась.
– Ты что так долго? – поинтересовалась Дженни, пока Лиса надевала «гостевые» тапочки.
– Да я минут пятнадцать крутилась возле вашего подъезда. Открыла дверь, смотрю, на первом этаже стоит какой-то мужик…
– А ты сразу же и испугалась, что он на тебя бросится…
– Не испугалась, – перебила Манобан, заглядывая в зеркало, – а проявила элементарную бдительность.
Она пошла вслед за Дженни, бубня ей в спину:
– Между прочим, маньяками оказываются не только типы с блестящим глазами, но и милые, улыбчивые люди. Ой, что это с тобой? – Испуганно произнесла Лиса, внимательно взглянув на Дженни. – На тебе лица нет.
– Куда же оно делось? – отшутилась та вымученно.
Она знала, что выглядит не лучшим образом после такой бурной ночи.
– Это я и собираюсь выяснить. Дома что стряслось? – осторожно спросила подруга, садясь в кресло и поджимая под себя ноги. Она любила так сидеть. А еще она любила выращивать «бонсаи» – декоративные деревца в плоских горшках.
– Нет. Дома все в порядке.
– В школе – тем более. Значит, твой Тэхён? Дженни вздохнула. Логика была железная, против нее все отговорки бессильны.
– Мы вчера поссорились, – прямо сказала она.
– Вы же танцевать собирались?
– Мы и танцевали. А потом поссорились.
– Из-за чего?
Дженни рассказала. Перед подругой, которая была ее вторым «я», можно излить душу не таясь.
– И главное, – горячилась Дженни, лелея свою обиду, – он ничего не стал объяснять. Ни про эту Сару, ни про то, какие у них отношения. Будто не мое это дело, будто ничего особенного не произошло! Представляешь? Идет себе, говорит об институте, о том, что скоро у него экзамены, что родители уговаривают его поехать в Италию отдыхать. Спрашивает меня: чем я буду заниматься летом, поеду ли куда-нибудь? Даже шутить пытается.
– Ну а ты что?
– Что! Не выдержала возле дома. Терпеть не могу всякие недоговоренности.
– Да, ситьюэйшн. Получается, твой архитектор не такой уж идеальный, каким ты его изображала, – задумчиво сказала Лиса, поднимаясь из кресла и подходя к письменному столу. – Но знаешь, что-то в твоей истории не вяжется.
– Что же не вяжется? – с горечью произнесла Дженни, наблюдая, как Лиса разглядывает ее рисунок.
– Не знаю, просто странно все это. Напоминает бурю в стакане воды. – Лиса пожала плечами. – Недавно нарисовала? – спросила она, сменив тему.
– Только что. Нравится?
– Как-то жутко, – подруга улыбнулась, – но красиво.
– Это страна любви, которую пытаются завоевать чудовища, – объяснила Дженни.
– Инопланетяне? – заинтересовалась Лиса, которая обожала фантастические ленты вроде «Чужой» или «Пришелец».
– Нет, просто чудовища – зависть, скука, ревность, злоба.
– У-у-у-у … – понимающе отозвалась она и положила рисунок на место. – Ну и что же ты теперь будешь делать?
– Ждать. Я решила, что если я для него что-нибудь значу, он позвонит.
Дженни нравилась, как звучит эта фраза. Она давала ей надежду, крошечную, но все же надежду.
Лиса внимательно посмотрела на Дженни:
– А если он так же думает?
Ким растерялась, но потом сказала:
– Нет. Я за собой вины не чувствую. Это ведь не я привела его в этот клуб.
– Это верно, – согласилась Лиса. – И вообще, мужчины должны нас завоевывать, а не мы их, неожиданно вспомнила она расхожую истину.
Видимо, Тэхён не разделял эту точку зрения, потому что он так и не позвонил ни в воскресенье, ни в понедельник.
Эти два дня Дженни ходила словно в воду опущенная. В конце концов, любовь в жизни не главное, уговаривала она себя, но сердце не собиралось мириться с этим утверждением. Иногда ей казалось, что из всех чувств на земле осталась только боль. Она плохо ела, плохо спала, плохо соображала, но старалась, чтобы это не слишком явно бросалось в глаза. Не хватало еще, чтобы в школе кто-нибудь догадался о ее любовных переживаниях.
А во вторник Дженни на глаза попалось объявление, где было лаконично написано: «Рисунок! Индивидуальные занятия с опытным преподавателем». Внизу, аккуратными полосочками был «нарезан» номер телефона. Дженни, не долго думая, сорвала одну из полос. Придя домой, она позвонила, а спустя час отправилась по указанному адресу. Что двигало ею, трудно сказать. Может, она хотела отвлечься от терзающих ее мыслей о Тэхёне, а может, наоборот, старалась почувствовать себя ближе к нему.
Ей открыла дверь коротко стриженная женщина средних лет, одетая в широкие брюки и цветную шелковую блузку навыпуск. Женщина курила тонкую длинную сигарету. Она внимательно посмотрела на девушку.
– Я по объявлению, – сказала девушка, немного волнуясь. – Я недавно вам звонила.
– Значит ты Дженни. А меня зовут Ким Лия. Я художница, а ты, как я понимаю, собираешься ею стать.
– Нет. Я хочу стать архитектором.
– Вот как? Что ж, замечательно. Пойдем в мастерскую. Будем пить кофе и знакомиться. Ты любишь кофе?
– Да.
– Я пью его литрами, – призналась Ким. – Вижу, ты принесла свои работы, как мы и договаривались.
– Некоторые, – рассеянно отозвалась Дженни. Она впервые оказалась в самой настоящей мастерской художника, и увиденное потрясло ее. Холсты, подрамники всевозможных размеров, гипсовые головы на подставках, те самые кубы и конусы, о которых говорил Тэхён. Пахло красками, скипидаром и чем-то еще, едва уловимым, но необычайно привлекательным.
«Запах богемы», – подумала Дженни.
– Я преподаю в Школе искусств, – объяснила Лия, присаживаясь в кресло и приглашая девушку сесть напротив нее. Она разлила кофе в фарфоровые чашечки, похожие на игрушечные. – Сейчас готовлюсь к выставке с ребятами, так что не обращай внимания на этот кавардак. Ну, давай посмотрим, что там у тебя.
Дженни торопливо развязала папку. Спустя полчаса мисс Ким отложила ее работы в сторону.
– Что ж, задатки у тебя, безусловно, есть, коротко сказала она. – В каком классе ты учишься?
– Заканчиваю школу, выпускной, – ответила Дженни, обрадованная первой похвалой.
– И времени у тебя предостаточно, чтобы поправить технику и набить руку, – сказала художница и вновь закурила.
Дженни заметила, что она не только много пьет кофе, но и много курит, потому что пепельница была полна окурков. Девушка к этому не привыкла, и, возможно, у нее бы разболелась голова, но, к счастью, форточка была распахнута настежь.
– Я с удовольствием буду заниматься с тобой рисунком, если ты хочешь.
– Конечно, хочу! – восторженно воскликнула Дженни.
– Подожди, Дженни, – охладила ее пыл мисс Ким, выпуская облачко дыма. – Все дело в том, что уроки платные, понимаешь? У меня есть несколько учеников, с которыми я занимаюсь на дому. Я преподаю два раза в неделю. Урок длится два астрономических часа. Занятие стоит двенадцать долларов – это вполне умеренная плата.
Дженни быстро прикинула в уме. Двадцать четыре доллара в неделю, девяносто шесть долларов в месяц. Девяносто шесть умножить на тридцать с лишним … Сумасшедшие деньги, тем более каждый месяц! Во всяком случае, у них в доме таких свободных денег не было.
– Извините, мисс Ким. – Дженни стала собирать рисунки в папку. – Я не могу себе это позволить.
– Понимаю. – Лия прикусила губу. – Очень жаль. Ты талантливая девочка.
Дженни встала. Вот теперь еще и это. Мало ей неприятностей? И чего ей не сидится дома?
Дженни пошла к выходу, таща папку, превратившуюся в обузу.
– Задержись немного, – остановила ее художница, придерживая входную дверь. – Я попробую договориться, чтобы тебя зачислили в мою группу в Школе искусств, – внезапно предложила она. – Но только и там придется платить.
– А сколько? – неуверенно спросила Дженни.
– Пока ученики платят шестьсот двадцать вон в месяц, возможно, к осени плату несколько поднимут, но ненамного.
– Спасибо, – заулыбалась Дженни. – Думаю, что это мне по карману.
– Вот и замечательно. Тогда позвони мне через недельку. Обязательно позвони.
– Я обязательно позвоню, – пообещала Дженни и побежала по ступенькам вниз. Удивительное дело: папка в ее руках снова стала невесомой.
Конечно, семьсот вон на занятия рисунком Дженни может взять и у родителей – эта сумма не проделает дырку в их семейном бюджете. А может и сама заработать. Летом она никуда не собиралась уезжать, так что к осени вполне смогла бы накопить некоторую сумму про запас. Девушка не сомневалась, что среди такого количества предложений, на каждом углу обещающих энергичным людям приличные заработки, она сумеет отыскать что-нибудь подходящее и для себя.
Первое, что спросила Дженни, когда вернулась домой, было:
– Мне никто не звонил?
– Нет, – ответила мама и поспешила на кухню, греметь кастрюлями.
Что ж, этого следовало ожидать. Если Тэхён так и не удосужился позвонить ей в прошедшие дни, почему он вдруг решит сделать это сегодня? Ким старалась не думать о Тэхёне, но это было равносильно попыткам не дышать. Она убеждала себя, уговаривала, но все было напрасно – ее первая любовь стала для нее самым большим счастьем и самой большой мукой. Снова и снова перебирала она в уме события последней встречи с Тэхёном, вспоминая их последний разговор. Действительно, что-то не сходилось, не вязалось, как выразилась Лиса, но почему? Дженни чувствовала себя правой «на все сто». Вот только если человек уверен в своей правоте, разве он может быть таким несчастным, как она сейчас?