14 суток
🎶Bring Me The Horizon - Parasite Eve🎶
По желтому небу плавали тяжелые серые облака. Казалось, у них тоже насморк.
Я вышла в коридор и увидела своего шефа. Клиновский стоял у окна, из которого было видно парковку.
В кофемашине кончились молочные капсулы, пришлось довольствоваться эспрессо. Взяв одноразовый горячий стакан, я тоже подошла к окну. Конечно же, на расстоянии в два метра от Клиновского.
Мы уже настолько привыкли не приближаться друг к другу, что нарушение этих границ казалось чем-то интимным.
- Ваши сегодня приедут? - спросила я после короткого приветствия.
Морщинистое лицо в специальной маске с респиратором повернулось ко мне:
- Не говори ерунды.
Он еще немного поглазел в стекло, отражающее наши грустные лица, и ушел.
Конечно, только мои муж и сын настырно приезжали каждое утро. Их никто не впускал, но они приезжали. Подходили к черте на асфальте, оставляли пакет, а потом выискивали меня в окнах. Не знаю, как муж находил мой силуэт. В белом халате, шапочке, маске и очках я была таким же блеклым призраком, как и все остальные.
Наша больница вообще была похожа на замок с привидениями. Мы плавали мимо панорамных окон на первом этаже, мечтая уйти, но наши душонки были привязаны к этому месту. Каждый день мы констатировали смерти, каждый день принимали ящики с гепарином, перчатками и масками. Мы говорили монотонное "спасибо" и продолжали делать свою работу: пытались спасти, фиксировали время смерти, а внизу, в холоде подвала, кто-то отмечал причину: сердечный приступ, диабет, пневмония.
Наш замок только ел, но ничего не отдавал.
За пятнадцать минут до обхода позвонила сестра. Даже если бы я хотела изменить что-то в четком распорядке дня, она бы не позволила. Кто я такая, ведь я не понимаю, как ей тяжело. Из дома выходить нельзя, свежие продукты не достать, цены на доставку пиццы взлетели, а в аптеках нет спирта. Маски приходится шить самим. Не могла бы я прислать коробочку? У нас же их просто килограммы. Куда мы их деваем, едим, что ли? Зачем менять каждые два часа? А с теми, что выкинули, что делаем?
Соврав, что меня вызывают, и нажав отбой, я по привычке прыснула на экран антисептик. Куда деваем, куда деваем! Да я даже этот несчастный антисептик сама мешала. Воняет-то как. Хочется пива...
На перерыве ели пюре из стаканчиков. Подходить друг к другу было нельзя, поэтому сплетни и болтовня теперь передавались не шепотом, а на всю громкость. Позвонила тетя, пожаловалась, что менты загнала ее с Фуфиком домой, не дали песику сделать свои дела на лужайке. Сказали, что двадцати минут должно было хватить. Попробовали бы сами за двадцать минут, да? Хм, да я и за пять успевала, когда в соседнем коридоре на каталке умирала очередная бабуля. Придется и Фуфику научиться ценить время государственных работников.
Мария, медсестра, которая слышала разговор, усмехнулась:
- Будь у меня пес, я бы радовалась. Хоть какая-то причина нарушать карантин.
Я молча кивнула.
- А мы даже за двери выйти не можем, - она вытянула шею, глянув на парковку через окно. - Сегодня тринадцатый день.
- Да.
- А период - ровно четырнадцать, - ее голос был таким мечтательным, будто мы говорили о ее предстоящем свидании. - Какое счастье, скоро это кончится.
Я не стала напоминать ей о чете Нелёвских, из-за которых мы все тут застряли. Семья приехала из другого города, той же ночью матери семейства стало плохо, через пять часов сюда же привезли ее девятилетнюю дочь и мужа, страдающего диабетом. На другой день они умерли, один за другим, в том же порядке. С них все началось. Затем объявили карантин, нашу больницу сделали пунктом приема и теперь только сюда везли их, видных-ковидных, как говорила старшая медсестра Лариса Иоанновна.
Наше отделение закрыли на карантин сразу же, но тем, кого тут не было, можно было написать заявление на отпуск без содержания и уйти. Многие так и сделали. Особенно женщины, те, у кого были дети и кошки.
В момент принятия Нелёвской я была выходная. Пришла на следующий день, но и тогда даже мимо того крыла не проходила. Я даже не встретилась с тем курьером, что привез больной халат и тапки, которые ей так и не понадобились.
Но в день, когда их смерти зафиксировали и главврач объявил о надвигающемся карантине, у меня был насморк. Я не почувствовала утром запаха кофе и поняла: надо оставаться. Я спасу как можно больше, прежде чем сама умру. Я буду носить респиратор на маске и обливать себя мирамистином по самые уши, пока смогу держаться на ногах. В общем, я осталась добровольно.
Нас всех закрыли. Мы даже зубные щетки из дома не имели права взять. Просто закрыли двери и сказали не выходить. Так наша работа стала домом. Замком смерти. Пантеоном серых неприкаянных душ в респираторах и перчатках.
Через пять дней после начала карантина насморк прошел. А запах хлорки я почувствовала уже в тот же первый вечер, когда ушел насморочный отек. В ту первую ночь, когда я спала на каталке, подметив, что она удобнее нашего старого раскладного дивана, я поняла, что я дура. Но выхода уже не было. И к слову, я не особенно расстроилась. Если бы еще тетя не звонила и не рассказывала про Фуфика.
Вымыв руки и обмазавшись антисептиком, я продолжила работу. Завтра будет пересменка. Нам обещали. Привезут новую партию давших клятву, а нас проверят и отпустят по домам, заражать родных и близких, сидеть в такой же тюрьме, но своей, родной, с одним туалетом на всех, усталыми котами и непоседливыми собаками. С перегруженным вайфаем, домашними заданиями по дистанту, запахом хлорки и музыкой из квартиры соседей напротив, которые проспиртовывают себя изнутри, для надежности.
А когда, через месяцы, все это кончится, я смогу потратить свою большую зарплату. Я куплю себе новый купальник. Сыну велосипед. А мужу... спрошу, что ему надо.
А если я все же заболею и умру, мне тоже напишут "пневмония", потому что зачем пугать народ и портить статистику. Ох, уповаю лишь на то, что вакцину поскорее придумают. Только на нее и надежда. И все будет, как раньше, все будет, как всегда. Скорее бы.