13.
Сону всю дорогу до школы буквально летел — рюкзак болтался на одном плече, волосы растрепались, а сердце колотилось так громко, что он почти слышал его сквозь капюшон.
«Почему он так сказал?.. Такой голос…»
Он снова и снова прокручивал в голове это холодное «Скажи Минхо…», и от него по спине бежали мурашки.
Когда он вбежал во двор школы, старшеклассники уже толпились у входа. Кто-то курил за углом, кто-то смеялся. И посреди этой шумной толпы Сону сразу его увидел.
Ники стоял, облокотившись на перила. Его рюкзак был небрежно брошен у ног. Он выглядел сонным — волосы чуть растрёпаны, капюшон свитерки сполз на плечи. Но в глазах, едва он поднял их на Сону, не было ни намёка на ту тёплую ленивую улыбку, к которой младший привык.
— Зяблик, — хрипло выдохнул Ники, проводя по нему сонным, но колючим взглядом. — Ты уже сказал?
Голос был низкий, будто севший от недосыпа, и от этого только холоднее. Сону сглотнул, сжал лямку рюкзака так, что пальцы побелели.
— Я… я сказал, — тихо пролепетал он, опуская глаза к ботинкам. — Но… он сказал, что он не пересядет… что ему тут удобно…
Ники моргнул медленно, голова чуть склонилась набок. Сонная тяжесть в глазах никуда не делась, но взгляд стал ещё резче. Он хмыкнул тихо, почти беззвучно.
— Мне похуй, удобно ему или нет, — сказал он глухо и холодно, каждое слово разрывая как лезвием. — Завтра он не сядет рядом с тобой. Понял?
Сону вздрогнул от этого голоса — внутри всё противоречиво сжалось: страшно и почему-то тепло одновременно. Он кивнул едва заметно, чувствуя, что уши горят от стыда и смущения.
Ники шагнул ближе, наклонился к нему — так близко, что Сону почувствовал, как пахнет его шампунем и утренним кофе.
— Зяблик. — Голос стал чуть тише, но от этого только страшнее. — Ты мой. Только мой. Пусть этот Минхо запомнит.
Сону опустил глаза ещё ниже, не зная, что ответить. Щёки горели, руки дрожали, но губы всё равно дрогнули в маленькой, виноватой улыбке.
А Ники провёл пальцем по его чёлке, грубо стянул капюшон с головы и, лениво выпрямившись, снова зевнул.
— Ладно. Иди в класс. Я за тобой зайду.
И остался стоять — такой же сонный и холодный, будто никакой тёплой Ники вчера и не было.