5. ДУРА
Будь ты хоть трижды император, но если налакался пива с утра пораньше, то всегда будешь озабочен - куда бы его девать? Для этой цели лучше всего переносная ширма. Но таскать ширму по плац-парадам не станешь. И потому Петр таскал за собой Степана Перфильева, который в публичных местах загораживал его от неуместных взоров. На ветренном плацу строились полки. Из коляски выбрался статс-секретарь Волков, стал наговаривать: мол, объявились в гвардии заговорщики, которые только и ждут удобного часа...
- Что за враньё! - отвечал Петр, велев Перфильеву заслонить его с наветренной стороны. - Я хожу по улицам в любое время дня и ночи без охраны. Если бы русские хотели сделать мне зло, они бы давно прибили меня. Но этого же не случилось!
Волков сказал, что братья Орловы - главные зачинщики бунтов в гвардии, а их стоит бояться.
- Перфильев, ты знаешь Орловых?
- А кто ж из не знает?
- Тогда не торчи здесь, а ступай и войди к Орловым в дружбу. Я дам тебе денег. Играй в карты, пей водку и предупреждай об опасности... Чего мне бояться? - продолжал Пётр. - Скоро я задам России такую хорошую трепку, что русским даже не хватит времени выспаться как следует...
Он покинул старый Зимний дворец, перебрался в новый - растреллиевский, хотя стены его были ещё в паутине строительных лесов. Но никто не знал, как избавиться от многолетней свалки мусора на Дворцовой площади. Выручил сообразительный барон Корф:
- Завтра утром здесь можно будет гладить бельё...
Через герольдов оповестили окраины, что никому не возбраняется брать с дворцовой стройки все, что там лежит, и наутро перед Зимним образовалась гладенькая площадь: бедные горожане не только хлам, но даже кучи извести растащили. Романовы заселили новое обиталище. Петр сам распределял - кому где жить. Лучшие апартаменты отвёл для Лизки Воронцовой, а императрицу с сыном загнал в самый угол дворца. И хотя Екатерина снова была оскорблена, но в глубине души радовалась отдаленным комнатам: здесь удобнее рожать, чтобы никто об этом не знал... Боясь, вскрикнуть, она родила сына (будущего графа Бобринского), и верный Вася Шкурин, замотав младенчика в тряпки, будто сверила с бельём, тишком вынес его из дворца. Теперь, освободясь от плода, Екатерина могла действовать более решительно...
Она отказалась присутствовать на пьянственном пиру по случаю заключения "вечного" мира с пруссаками, и ближе к ночи Пётр ворвался к ней в спальню, стал кричать, что она несносна, упряма и зла, в ней сокрылся целый легион коварства и распутства.
- Но я заставлю вас повиноваться! - И с этими словами, прилипнув спиною к стенке, он до половины обнажил шпагу.
- В таком случае, - вспыхнула Екатерина, - если мне угрожают оружием, я не должна оставаться беззащитной. - Из соседней комнаты она вернулась с длинным эспантоном. - Давайте испытаем судьбу, - сказала женщина, присев в "ангард" для боевой терции. - Так и быть, первый выпад шпаги за вами.
- Сумасшедшая! - крикнул Петр, убегая...
.......................................................
Екатерина съездила в Ораниенбаум - посетить свой садик, где вызревала посаженная ею клубника. Огород был вытоптан будто стадом. Ламберти сказал, что вчера наехала компания с графиней Елизаветой Воронцовой - все грядки обчистили.
- Это уже свинство! - обозлилась Екатерина. - Не она сажала, не она поливала, не ей бы и лакомиться...
В ночь на 3 июня императрица проснулась от чудовищного треска, ее палаты были охвачены красным заревом. Началась страшная гроза, небесные хляби разверзлись над Петербургом, молнии быстрыми росчерками метались над крышами столицы, по Неве, все в пламени, плыли в море горевшие баржи с зерном. Из соседних покоев вышел проснувшийся от грохота Никита Панин.
- Давненько не было такой бури, - сказала Екатерина.
- Да. Но цесаревич спит, слава богу...
Екатерина повела далее словесную игру:
- Через десять ден двор разъедется. А мне передали, что мой супруг, отвергнув меня, венчается с Елизаветой Воронцовой. Не знаю, чем кончится комедия, но прошу вас сделать так, чтобы мой сын, яко наследник престола, остался в городе.
Мальчик был козырной картой в предстоящей партии, и выпускать его из столицы, конечно, нельзя. Панин снова завел речь о том, что согласен способствовать заговору против Петра при неукоснительном условии - царствовать будет не она, а ее сын и его воспитанник. Екатерина разворачивалась в разговоре, как угорь в сетях, чтобы не дать ему прямого ответа. Красные от пламени баржи уносило прямо в грозу... Панин отправился досыпать. Если бы вельможа сейчас обернулся к Екатерине, он бы невольно вздрогнул - такая лютая ненависть светилась в глазах женщины...
9 июня, по случаю отмены тарификаций с королем прусским, во дворце состоялся торжественный обед на 400 кувертов, при залпировании из пушек, при беглом огне из ружей. Усаживаясь за стол подле графа Александра Строганова, императрица сказала:
- Кажется, Саня, нам уже не выплыть из бурного моря застолий, а закончится сей пир жестоким объедением и похмельем.
Напротив нее расположился прусский граф Горд.
- Вы очаровательны, ваше величество, - сказал он.
Екатерина, выдернув из прически пышную розу, грациозным жестом перебросила ее через стол - пруссаку:
- Очаровывать - это все, что мне осталось...
За окнами крутились фейерверки, от грохота выстрелов дребезжали оконные стекла. Петр, как и следовало ожидать, напился с быстротой, вызвавшей удивление врагов и друзей. Но, естественно, когда вещает император (пусть даже пьяный), все должны внимать его величеству с приличествующем подобострастием.
- Почему от меня прячут наследника Павла? - бормотал он. - Этот плутишка меня любит... жалую его в капралы гвардии!
Его взгляд замер на воспитателем сына - Панине:
- А тебя сразу в полные генералы... ты слышал?
- Слышал, но не понял - за что мне такая милость?
- Вот, - обратился Петр к прусскому послу фон дер Гольцу, - после этого и верь людям! Мне все уши прожужжали, что Панин умный. Но только олухи могут отказываться от генеральского чина...
Он подослал к жене своего адъютанта Гудовича:
- Государь изволят передать вам, что вы... вы...
Гудович покраснел и умолк. Екатерина сказала:
- Продолжайте. Я вас слушаю.
- Он велел... что вы... извините - д у р а !
Фейерверки опадали на сизую воду Невы разноцветными хлопьями. Гудович уже пошел обратно. Но тут император, боясь, что холуй не осмелился донести его слова до Екатерины в их первозданной ясности, через весь стол крикнул жене:
- Ты - дура! Дура, дура... дура!
Глаза женщины увлажнились от слез.
- Не обращай внимания, Като, - шепнул ей Строганов, - и ты останешься мудрейшей за этим столом.
Послы делали вид, что поглощены едою, и гора салата из раковых шеек таяла быстрее, чем снежный сугроб на солнцепёке.
- А тебя - в ссылку! - велел император Строганову...
Граф Горд переслал через пажа Екатерине записку: "На выходе из-за стола вы будете арестованы". Екатерина обратилась к принцу Георгу Голштинскому, властно напомнив, что ее мать, герцогиня Ангальт-Цербсткая, тоже вышла из Голштинского дома:
- Если меня решили подвергнуть арестованию, то соизвольте, как родственник, сделать так, чтобы не страдало мое самолюбие.
- Успокойтесь. Он скоро протрезвеет...
Эта "дура", повисшая над императорским застольем, эта "дура", о которой посольские курьеры завтра уже оповестят все газеты Европы, эта "дура" сделала обед 9 июня 1762 года обедом исторического значения: теперь для захвата престола Екатерине не хватало лишь слабого толчка...
Интересно: с какой стороны он последует?
..................................................
Через три дня император со свитою отъехал в Ораниенбаум; когда он подсаживал в карету многопудовую Лизыньку, фельдмаршал Миних дальновидно напомнил:
- Вы, государь мой, покидая столицу, должны брать с собою не метрессу, а наследника престола - Павла.
- С сыном остаётся моя мегера.
- Вот именно, что она-то и остаётся. Императрица остаётся, престолонаследник остаётся, а вы берете в дорогу свою тёлку, арапа, винный погреб да ещё меня, старого каторжанина...
С отбытием императора Петербург заметно опустел. Григорий Орлов находился под надзором Степана Перфильева, а связь с гвардией Екатерина поддерживала через Алехана. В эти дни он доложил, что казну Артиллерийского ведомства Гришка (по чину цалмейстера) уже разворовал. Екатерина от души засмеялась:
- А что генерал-фельдцейхместер Вильбоа?
- Он догадывается, куда пошли эти денежки.
- Но молчит, и я благодарна ему за молчание...
17 июня в понедельник она отправилась в Петергоф, сразу за Калинкиным мостом ей встретилась карета гетмана Кириллы Разумовского (их секретные конфиденции были скрываемы даже от Орловых).
- Желаю вам успеха, - сказал гетман. - Я уже велел отнести в подвал Академии печатный станок... Манифест о вашем восшествии на престол будет опубликован сразу же, без промедления.
- Вы меня ещё любите, граф? - спросила Екатерина.
Разумовский промолчал. Она вздохнула.
- Благодарю за то, что вы меня любили. - Женщина с силой захлопнула дверь кареты, крикнув кучеру: - Вперёд, черт побери!
Из окон Монплезира виделось тихое море. Надсадно кричали чайки. Солнечный свет легко дробился в зелени лип, посаженных ещё Петром I. На пристани со скрипом раскачивались старинные медные фонари. Екатерина задумчиво бродила по комнатам безлюдного павильона. От нечего делать прочитала инструкцию Петра I для ночующих в Монплезире: "Не разуфся с сапогами на постелю не ложица" - это ее развеселило. Потом она пригнала лодку к самому павильону, оставив весла наготове - в уключинах.
- Зачем вам это? - спросила ее Шаргородская.
- Мало ли что... лодка не помешает.
Было очень жарко, ночью она спала с открытыми окнами.
Через день император потребовал от жены, чтобы прибыла в Ораниенбаум, где в Китайском дворце разыграна пастораль. Петр сам пиликал в оркестре на скрипке, Елизавета Воронцова, следя за танцами Сантини и Маркур, искоса бросала на императрицу настороженные взоры (Екатерина не знала, что вчера муж получил два доноса, взаимно исключающие один другой: некий Будберг докладывал, что Орловы уже готовы для свержения императора, а Степан Перфильев докладывал, что у Орловых нет дня без игры и выпивки, никаким заговором и не пахнет, потому что все пьяные - и он сам пьян!). Екатерина ужинать в Ораниенбауме не осталась. Петр со скрипкою в руках вышел ее проводить. Накрапывал мелкий дождик, любимый арап Нарцис* тащил за императором бутылки с пивом.
- Я вас больше не держу, - сказал Петр жене. - Но напоминаю, что в четверг двадцать восьмого июня мы встретимся...
Наступил день Петра и Павла - день именин самого императора и его сына-наследника. Екатерина жестом подозвала карету.
- Мне снова приехать в Ораниенбаум? - спросила.
- Нет, я сам заеду за вами в Петергоф и буду надеяться, что мне и моей свите вы устроите отличный ужин.
- Хорошо. Ужин я вам устрою...
Карету подали. Нарцис отрыл бутылку с пивом. Император поднял ее в одной руке, а в другой - скрипку:
- Спокойной ночи, сударыня.
- И вам, мой дражайший супруг...
Больше они никогда не увидятся! (Перед она писала старому Алехана: "Разве можно забыть 24, 26 и 28 июня?" Непроницаемая тайна окутала две первые даты. Нам не дано знать, как провела эти дни Екатерина...)
...................................................
Но зато 27 июня случилось то непредвиденное, что ускорило события 28 июня... В полку Преображенском, где служил капитан Пассек, один капрал подошёл к поручику Измайлову:
- А что, скоро ли учнем императора свергать?
Измайлов поспешил с доносом, и дело пошла по инстанции - выше и выше, пока не добрались до Пассека, который больше всех орал, что "петрушке" он башку кирпичом проломит. Вечером прибыл курьер из Ораниенбаума с резолюцией императора: Пассека арестовать! Пассека арестовали, но караульные замок тут же сбили.
- Беги, мил человек, мы за тебя, - сказали солдаты.
Пассек, человек мужественный, рассудил здраво: если убежит из-под ареста, начнут копать дело далее и наверняка доищутся до верхушки разговора. Значит, сиди и не чирикай.
- Закрой меня, робятки, - велел он солдатам...
Гришка Орлов прибежал к Панину.
- Пассек арестован, - сообщил он.
- Ну и что ж? - зевнул Никита Иванович.
- Как это? Вот станут ему ногти в дикастерии нашей клещами вытягивать, так он и распоется просидела наши...
Панин нашел верное дипломатическое решение:
- Пойду-ка я посплю... - И ушел.
Григорий Орлов наскоро переговорил с братьями:
- Поспешим, пока всех нас за шулята не перехватили...
- Баста! - сказал Алехан. - Сейчас иди к нему, вина ставь бочку, карты клади - играй и проигрывай... на деньги плевать! Завтра или на плаху ляжем, или вся Россия нашею станет...
Был уже конец дня. Григорий Орлов явился под надзор Перфильева, с треском распечатал колоду карт.
Он знал, что ему играть до утра. В это же время Федор Орлов прискакал в Аничков дворец, сунулся в приватные апартаменты гетмана Кириллы Разумовского.
- Вы один? - спросил гетман.
- Но за мною - вся гвардия!
- Кто вам поручил навещать меня?
- Мой брат Алексей. Он сейчас поскачет в Петергоф, а вы, как полковник измайловцев, сможете ли свой полк?..
Гетман поднятой рукой придержал его речь:
- Пошел вон... болтун!
Изгнав Фёдора Орлова, он призвал адъютанта Тауберта.
- Иван Иваныч, - сказал он ему, - сейчас вы спуститесь в подвалы Академии, где приготовлен печатный станок и сидит наборщик. Сразу же, как в ваши руки попадет манифест о восшествии на престол императрицы Екатерины Второй, вы...
- Нет, нет, нет! - в ужасе закричал Тауберт. - Ради бога, сиятельный граф, избавьте меня от этого... Я знаю, чем в России кончаются такие дела. Умоляю - не губите меня.
Разумовский резко поднялся с кресла:
- Но вы уже извещены о тайне, которую я вам доверил. А это значит, что у вас осталось два выхода: или вы спускаетесь в подвал к печатному станку, или...
Он сурово замолк. Тауберт пал на колени:
- Не принуждайте меня, высоковельможный гетман.
Разумовский молча снял со стены дорогую запорожскую шашку. Он свистнул, и в кабинет, помахивая хвостом, вошла борзая. Одним ударом граф снял с нее голову.
- Или я поступлю с вами, как с этой собакой!
...Ночью уже начал стучать печатный станок.
______
*Нарцис - с одной "с", не ошибка.