ЗАНАВЕС
Не так давно "С.-Петербургские ведомости" известили русских граждан, что "в Филадельфии господин Вениамин Франклин столь далеко отважился, что возжелал из атмосферы вытягивать тот страшный огонь, который часто целые земли погубляет". Дошло это и до императрицы Елизаветы, которая на всякий случай перекрестилась. Сейчас она переживала личную драму: не рассчитав своих психологических возможностей, царица окружила себя сразу четырьмя фаворитами. Первый был уже прискучивший граф Алексей Разумовский (и царица, как верная жена, заботливо удерживала его от запоев), второй - умный и скромный Ванечка Шувалов, третий - церковный певчий - бас Каченовский, а четвертый - миловидный юноша-тенор Никита Бекетов. Мы, читатель, не станем жалеть Елизавету, ибо в ее жизни возникали и более сложны ситуации, из которых она всегда выбиралась с незапятнанной репутацией. Но сейчас, в некотором смятении чувств, она просила Академию развлечь ее:
- Эвон, сказывали, будто в Америке ученый объявился, который из облаков электричество запросто собирает. А пошто наши хлеб даром едят и мне электричества еще не показали?
Газеты Европы глумились над Франклином, его опыты подвергали осмеянию - и только в России пресса и научный мир относились к Франклину с должным уважением. Одновременно с американским ученым в тайны атмосферного электричества проникали русские академики - Ломоносов и Рихман... Однажды, когда над столицей удушливо парило, Рихман в покоях императрицы показывал, как улавливается грозовая энергия. При сверкании молний, под мощные аккорды громоизвержений, из стеклянного шара с треском выскакивали искры; Елизавету даже сильно дернуло током... Она засомневалась:
- Чего доброго, а так и жизни можно лишиться. Ты, голубь, не устрой мне здесь пожара. А то я, по твоей милости, с торбой по миру пойду, да подаст ли мне кто?
Рихман просил царицу не пугаться напрасно:
- Мой коллега Маттиас Бозе даже наэлектризовал свою даму сердца, за что она поцеловала его, при этом Бозе ощутил на губах сильный удар электрического разряда, отчего в науке возникло новое понятие - "электрический поцелуй".
Из лейденских банок сыпались голубые искры.
- А выгода-то с електричества будет ли?
Рихман сказал, что о выгодах говорить еще рано:
- Но мой опыт наглядно доказывает, что материя грома и молнии суть родственна материи электрической...
Елизавете, прямо скажем, повезло: Рихман улавливал токи небесные, даже не заземляя антенны, и счастье, что гроза в этот день была несильной, а то бы эксперимент мог закончиться трагически для Рихмана, бравшегося за провод голой рукою, и для самой императрицы, сидевшей близ лейденских банок.
.........................................................................
Петербург уже имел три домашние лаборатории по изучению грозовых разрядов. Одна была во дворце графа Александра Строганова, жившего подле Зимнего дворца на Невском; вторая - в доме Рихмана на углу Большого проспекта и 5-й линии Васильевского острова, а третья размещалась в доме генерала Бонна на 2-й линии, где квартировал великий муж российской учености - Михайла Ломоносов.
В один из жарких дней было заседание Академии наук, но вдруг над городом нависла мрачная туча. Рихман и Ломоносов сразу ушли домой, чтобы измерить ее электрическую силу. Рихман прихватил с собой и гравера Ванюшку Соколова:
- Зарисуешь, как выглядят опыты мои...
Рихман и Ломоносов встали около своих "громовых машин"; туча зловеще клубилась над Васильевским островом, не отдала даже капли дождя на город. В воздухе, раскаленном от напряжения, ощущался большой избыток природной энергии... Когда из провода посыпались первые искры, Ломоносова отвлекло появление в лаборатории жены с дочерью, звавших его обедать.
- Накрывайте на стол. Сейчас приду...
"И как я, так и оне беспрестанно до проволоки и до привешенного прута дотыкались затем, что я хотел иметь свидетелей разных цветов огня... Внезапно гром чрезвычайно грянул в самое то время, как я держал руку у железа, и искры трещали. Все от меня прочь побежали. И жена просила, чтобы я прочь шол. Любопытство удержало меня еще две или три минуты, пока мне сказали, что шти простынут".
Ломоносов был голоден - он проследовал к столу.
В это же время, шагая под железными цепями, развешанными на шелковых шнурках, Рихман предупредил Соколова:
- Отойди подалее, друг мой! Как бы тебя не...
Гравер сделал шаг в сторону; от железного прута отделился (неслышно и плавно) клубок огня величиною с яблоко, отливавший бледною синевой. Проплыв по воздуху, он едва коснулся лба Рихмана. и ученый - молча! - опрокинулся назад. Все произошло в удивительной тишине, но затем проследовал удар вроде пушечного. Отброшенный к порогу, Соколов закричал от боли ожогов...
Ломоносов дохлебывал щи, как вдруг двери распахнулись и в комнату почти ввалился слуга Рихмана:
- Профессора громом зашибло... спасите!
Ломоносов бежал от 2-й линии до 5-й; в доме Рихмана его обступили рыдающие жена и мать ученого, испуганно глядели из углов дети. Под башмаками визжали осколки лейденских банок, а ноги скользили в медных опилках, которые были сметены вихрем разряда. Соколов суматошно гасил на себе прожженный кафтанишко.
- Жив? - спросил его Ломоносов.
- Бу-бу-бу-будто...
Ломоносов склонился над телом Рихмана. На лбу мертвеца запечатлелось красно-вишневое пятно ("а вышла из него громовая електрическая сила из ног в доски. Нога и пальцы сини, и башмак разодран, а не прожжен..."). Ломоносов велел граверу:
- Зарисуй все, как было. Для гиштории сие полезно.
Он отправил письмо Ивану Шувалову: "...умер господин Рихман прекрасною смертью, исполняя по своей профессии должность. Память его никогда не умолкнет..." Невежественное шипение слышалось по углам вельможных палат, и неистовствовал пуще всех Роман Воронцов, которого Елизавета за его безбожное воровство и хапужество прозвала хлестко: "Роман - большой карман".
- Когда гром грянет, - бушевал ворюга, - креститься надобно, а не машины запущать, кары небесные на себя навлекая...
Этот Роман Воронцов был родным братом вице-канцлера Михайлы Воронцова, он имел двух дочек - Елизавету и Екатерину.
Елизавета скоро станет фавориткой Петра III.
Екатерина сделается знаменитой княгиней Дашковой.
......................................................................................
Заслоняя других куртизанов, все выше восходила трепетная звезда Ивана Ивановича Шувалова: молодостью, красотой и разумом он победил иных любимцев Елизаветы, оставшись в истории ее царствования самым ярким и памятным. Шувалов частенько повторял при дворе слышанное от Ломоносова, а слышанное от Ванечки повторяла уже и сама императрица...
Петр I неловко объединил под одной крышей Академию наук со школою - Ломоносов желал разъединить то, что не должно уживаться вместе, дабы Академия осталась гнездилищем научной мысли, а университет пусть будет школою всероссийской. Ученый настаивал перед фаворитом, чтобы во всех крупных городах заводились для юношества гимназии.
- Без них университет - как пашня без семян. А факультетов надобно иметь три, - доказывал Ломоносов, - юридический, естественный и философский. Зато теософского, каких в Европе уже полно, нам, русским, не надобно...
Шувалов просил у престола для создания университета 10 000 рублей ежегодно, на что Елизавета - прелюбезная! - отвечала:
- Ежели б не ты, Ванюшечка, а другой кто просил, фигу с маслом от меня бы увидели, потому как казна моя пустехонька. Ну, а тебе,друг сердешный, отказу моего ни в чем не бывало, и впредь не станется... Не десять - пятнадцать тыщ даю!
Елизавета доказала свою пылкую любовь к Шувалову именно тем, что не прошло и полгода (!), как она, поборов природную лень, издала именной указ об основании первого русского университета.
Указ был подписан императрицей 12 января 1755 года - в день, когда справляла именины мать фаворита, звавшаяся Татьяной.
От этой-то даты и повелось на святой Руси праздновать знаменитый "Татьянин день" - веселый день российских студентов.
В бурной жизни великого народа появился новый герой.
Это был студент!
И писатель Михаил Чулков, автор первого в России романа о студенческой жизни, восклицал - почти в восхищении: "Смею основательно заверить тебя, мой любезный читатель, что еще не уродилось такой твари на белом свете, которая б была отважнее российского студента!"
Появилось и звание: Студент Ея Величества.