2.
Парень идёт по улице, спешить ему некуда, поэтому шаги медленные, небольшие. Спина ссутулена, волосы, что не скрываются под синей шапкой, треплет ветер. Он суёт руки в карманы, шмыгая носом, и сворачивает в переулок. В носу до сих пор ощущается запах роз.
— Эй, парень, – слышит он и оборачивается, чтобы проверить. Незнакомец подходит ближе и в упор смотрит на черноволосого, от него веет дорогим парфюмом, и парню кажется, что запах знакомый. – Поговорить надо.
Блондин нажимает кнопку на ключах от автомобиля, и позади него, буквально в десяти метрах, мигают фары дорогой белой машины – сигнализация. Оба проходят несколько метров на расстоянии друг от друга, а после Юнги сворачивает в переулок между домами, следуя за незнакомцем. Оба парня останавливаются, и блондин поворачивается к Мину.
— Давай не доставлять друг другу проблем, – начал он, засунув руки в карман брюк со стрелками. – Оставь его в покое.
— С чего бы – фыркнул Юнги, – мне слушаться тебя?
— Мой отец, – с некой гордостью выдал незнакомец, – мэр города.
— Будешь мне им тыкать? – вскинул бровь.
— То, что ты такой бесстрашный, – закатив глаза, блондин подходит ближе, – признак скорее трусости, чем храбрости.
Тонкие длинные пальцы с ухоженными ногтями крепко вцепились в клетчатую рыжую рубашку, что была накинута поверх серой футболки. Юнги в ответ схватил блондина за пиджак, сминая тёмную ткань в ладонях.
— Не тебе говорить мне, – шипит черноволосый, – о трусости. Кто ты? Определённо, трус, который сыплет папиными деньгами и связями.
— Вполне возможно. Но, если выбирать, как думаешь, кто может дать больше? Явно не ты.
Юнги рычит и, отпихнув парня, бьёт того по лицу. Блондин делает пару шагов назад, приходя в себя после удара, а затем, внезапно наступая быстрыми уверенными шагами, бьёт в ответ, с поразительной точностью нанося удар за ударом.
Все неровности дороги прекрасно чувствуются спиной, хотя, казалось бы, футболка и рубашка должны были помочь. Юнги хрипит, подползая к бетонной стене дома и прижимаясь к ней, смотрит снизу вверх, но блондин отступает, мельком осматривая ладони в небольших ссадинах.
— Не будь упрямым, – говорит он. – И дважды я не повторяю.
Юнги вытирает перепачканной ладонью кровь под носом, пытается подняться, но лишь шипит от боли в спине, мутными глазами он смотрит в стену дома напротив, кирпичную и старую, всю в ужасных граффити, вернее в глупых надписях краской из баллончика.
— Мудак, – тихо вырывается из его рта, и он бы сказал громче, если бы были силы. Определённо, он бы сделал это. Черноволосый слышит, как стучат каблуки дорогих туфель, постепенно утихая, и как затем мимо проезжает машина, сразу понятно, кому принадлежащая. Он сидит так минут пятнадцать, прежде чем встаёт на ноги со второй попытки и, пошатываясь, выходит из переулка, направляясь домой. По пути он не встречает толпы людей, всего-то старичок, который даже не обращает внимания на побитый вид парня, и девочка из средней школы, судя по форме, которая скрывается в кафе.
Дома снова встречает Сокджин, все в той же позе. Только не хмыкает удовлетворённо, лишь хмурится и уходит в свою комнату, не вымолвив и слова. Юнги принимает душ, раны на лице и руках и царапины на спине щиплет, но он терпит. Стоя босыми ногами в ванной на холодной и сколотой местами плитке, он вытирает рукой запотевшее зеркало над раковиной. Все, как он и предполагал: опухшая губа, разбитая бровь и покрасневший нос, по которому пару раз проехались кулаком. Взяв полотенце поменьше, парень лениво вытирает волосы, но это не особо помогает – капли продолжают падать с кончиков чёлки на щёки и тело, скатываются по болезненно бледной коже к полотенцу, закрепленному на бедрах. Юнги выходит в коридор и, ощущая ступнями сквозняк, тянущийся по полу, съеживается, но шаги не ускоряет, в том же ритме добираясь до комнаты. Когда он надевает боксёры, без стука входит Сокджин, не закрывая за собой дверь, закрывает окно и садится на чужую кровать, недовольно смотря на упавшее на пол синее одеяло.
— Простудишься, – говорит он. – Сквозняк, а ты мокрый и босиком.
Черноволосый не отвечает, доставая футболку из старого деревянного шкафа, петли которого давно расшатаны, а дерево ободрано, он, кажется, старше Юнги и Сокджина вместе взятых, потому что достался первому от дедушки. Старший смотрит на поцарапанную спину, приподнимается с кровати, на которую уже через считанные секунды приземляется обратно, таща за собой соседа за худое запястье. Голова у Юнги несколько секунд кружится от неожиданности, а затем он чувствует, как к спине прикладывают что-то мокрое, но мягкое. Джин молчит какое-то время, садистски проходясь ватой с антисептиком по царапинам на спине.
— Ты не должен, – бубнит черноволосый, – делать этого.
— Если бы ты сам их обрабатывал, меня бы тут не было, но тебе плевать, когда твоё тело не в порядке.
Парень молчит, соглашаясь, потому что он действительно не стал бы делать то, что делает сейчас его сосед. Юнги действительно плевать.
Сокджин поворачивает его лицом к себе и обрабатывает бровь и губу, на которые после наклеивает пластырь, по-прежнему неумело, несмотря на то, что делал это уже несколько раз: когда младший оканчивал старшую школу, когда не поступил в колледж, последний раз, был, кажется, год назад, когда тот возвращался с подработки домой.
— Кто тебя так? – спрашивает он, но, слыша в ответ молчание и замечая взгляд, направленный в стену напротив кровати, тут же все понимает. – Прекращай это.
— Не могу.
— Можешь, – вздыхает старший, кладя руку на плечо парню, – всё ты можешь. Если ты не волнуешься о себе, на самом деле, то подумай обо мне. Позаботься обо мне, если тебе не о ком больше. Побереги меня, Юнги. Я прошу тебя.
Сокджин ничего больше не говорит, потому что знает соседа слишком хорошо: он услышал, но не ответит. Взгляд парня задерживается на вазах, расставленных на полу у окна, в оставшейся воде плавают несколько зелёных листьев, Джин вздыхает и уходит на кухню, в этот раз плотно закрывая за собой дверь.