Вика
Суббота начиналась, как и все остальные дни — с глухого стука в груди, словно что-то внутри просыпалось раньше меня. И это "что-то" было не радостью. Не надеждой. Просто груз, который я давно перестала пытаться скинуть.
Алина крутилась возле шкафа, подбирая топ к чёрным джинсам, Кристина уже красилась в ванной, а Эля пришла с пакетом вина и уверенной уверенностью, что этот вечер станет "терапией". Я только молча кивнула, глядя в зеркало на своё отражение.
Молочная футболка, кожаные брюки, поверх — свободный графитовый кардиган, как броня. Всё сдержанное. Всё чисто. Всё, чтоб никто не догадался, как под кожей греется вечный пепел.
Мы сели в мою белую BMW, улицы Одессы тонко подрагивали в вечернем свете — мокрый асфальт, неоновый блеск витрин, капли на стекле, как ритм дыхания. Бар, в который мы направлялись, был в Аркадии — уютный, тёплый, с приглушённой музыкой, кальяном и уютом, который обманывает.
Мы выбрали угол, затянулись дымом Zing Wave — цитрусовый с ментолом, вкус жизни с лёгкой горечью.
— Ты слышала, что Костик с третьего курса снова на паре уснул? — фыркнула Эля, глядя в меню.
— Да он постоянно обкуренный приходит, — скривилась Алина. — Я в его глазах отражаюсь, как в блюдце.
Смех. Девчачий, хлёсткий.
Я сделала глоток холодного вина, лениво вглядываясь в пелену дыма.
— Слышали про нового препода по клинической? — Кристина наклонилась к нам. — Красивый, как грех, но глаза — как у мясника. Он вчера смотрел на Вику так, что я аж...
— Сожгла себе бровь от кальяна? — съязвила я.
Все засмеялись. И это было... приятно.
Быть среди них. Чувствовать, как вибрирует этот женский мир — полный язв, обид, тепла, иронии и многослойной защиты.
Но всё равно в груди пусто.
Потому что внутри меня давно засело то, что не делится ни с кем.
Почему я такая холодная? Вспыльчивая? Резкая?
Потому что если не первая — порвут. Потому что в моей семье мягкость приравнивается к слабости. Потому что когда ты подросток и слышишь, как твоя мать говорит отцу, что "Вика растёт неудобной", ты понимаешь: удобных любят, остальных — ломают.
Меня не поломали. Но и не приняли.
У отца с Владом — деловые отношения. С Андреем — снисхождение. А со мной... ожидания. Я должна быть умной, красивой, успешной. Сильной. Слишком сильной, чтобы плакать. Слишком гордой, чтобы просить.
Поэтому я — ледяная.
Потому что если растает лёд, внутри — голая боль.
— Ты в порядке? — Алина посмотрела пристально.
Я кивнула. Сделала затяжку.
— Всегда. Особенно в субботу вечером.
И снова смех.
И музыка гремит чуть громче.
И дым рассыпается в воздухе, как мои воспоминания — в хаос.
Но в этом хаосе мне хотя бы не надо быть дочерью. Или невестой, которой я стану против воли.
Я просто — Вика. За столом, с подругами, с вином, с айкосом. И этой ночью я не обязана никому ничего.
Хотя бы до утра.
— И что дальше? — спросила Эля, дотягиваясь до бокала и разглядывая остатки вина на стенках. — Мы что, просто сидим и киснем под Джаз FM?
Кристина с ухмылкой посмотрела на нас с дивана.
— Я могу предложить максимум плед и ванильный чай. У меня сегодня энергия на уровне пенсионера.
— Нет, ну правда, — Алина встала, потянулась, — мы же собрались не просто поболтать. Мне кажется, мы заслужили нормальный ужин. А не эти оливки с сервелатом.
— Я точно заслужила, — пробурчала я и сбросила на пол подушку. — У меня вообще сегодня была какая-то херня, а не день.
— Тогда едем? — Кристина встала с дивана, подтянула волосы в низкий пучок. — У меня только одно условие: рулит Вика, потому что я после бокала — как бабка на трёхколёсном велосипеде.
— Садитесь в мою белоснежную ласточку, — сказала я, саркастично кивнув, — обещаю не врезаться в бордюр. Ну, может, только если мимо пройдёт мой препод по статистике.
Мы быстро собрались. Небрежно набросали пальто поверх лёгкой одежды, кто-то сменил кеды на ботинки, а я перекинула через плечо свой графитовый кардиган, который уже пропитался лёгким ароматом айкоса и духов. Свежий воздух встретил нас сыростью ночной Одессы и шорохом ветра — октябрь держался уверенно, но пока ещё не кусался.
Мы сели в машину, и я повела нас в сторону центра, в маленькое, почти незаметное место, где готовят бургеры, за которые, кажется, можно было бы продать душу. Свет от неоновой вывески отражался в зеркалах, а в окнах — ночные, уставшие лица.
Мы заняли столик у окна. Заказали по бургерам и картошке, Кристина взяла спрайт, я — колу с лимоном и каплей джина, Алина — латте. Смеялись, перекидывались фразами, обсуждали университет, сплетничали о знакомой, которую застукали с парнем другой подруги.
— Ты видела, как Таня выкладывает сторисы, будто у неё там любовь всей жизни? — скривилась Кристина.
— Ага, особенно если учесть, что этот "любовь всей жизни" неделю назад тусил с Аней, — хмыкнула Эля.
— Может, они просто очень свободные люди, — я пожала плечами, откусывая бургер. — Или очень тупые.
Смех вырвался почти одновременно.
— А давайте на море? — предложила вдруг Алина, когда мы доели. — Погуляем, просто... я не хочу домой.
— Только не на Ланжерон. Давайте к морвокзалу, там пусто ночью, — сказала я, — и не так воняет креветками.
— Официально поддерживаю, — протянула Кристина. — Вика, запускай танк.
— Это не танк, это купе. Не оскорбляй, — ответила я, выходя из бургерной.
Мы ехали молча. Музыка играла негромко — какой-то старый трек The Weeknd, и он идеально ложился на пустые улицы. Ветки деревьев сгибались под ветром, как будто кланялись, а жёлтые листья мелькали в свете фар, напоминая искры.
Я вела машину легко, с одной рукой на руле, в другой — айкос. Глубоко затянулась, выдохнула в щёлочку окна. Цитрусовый ментол смешался с ароматом осени. Алина спала на заднем сидении, её голова покоилась на коленях у Эли. Кристина смотрела в окно, пальцами лениво барабаня по подлокотнику.
Мы остановились на парковке у набережной. Ночь была безлюдной, вода тихо шуршала в темноте, а вдоль перил горели старые фонари, тускло, будто из прошлого.
— Ну, пошли, — сказала я, затушив айкос. — У нас есть город. И целая ночь.
Мы шли медленно, не спеша, как будто берегли этот момент, как будто всё, что за пределами — университет, парни, ожидания, страхи — просто оставили в машине.
На секунду я ощутила, что живу. Не прячусь, не огрызаюсь, не убегаю. Просто иду.
С подругами. С собой.
И небо над головой стало чуть светлее.
К трём ночи Одесса будто вымерла. Улицы пустели, даже ветер стал осторожным, тише, как будто боялся спугнуть эту зыбкую тишину.
Мы вернулись в машину и молча поехали к Алине. Её квартира — на седьмом этаже в доме у самого берега, там, где за окном не видно других окон — только тьма и ровная линия горизонта, где море встречается с небом. Она всегда казалась мне островом. Безопасным.
Когда я завела машину во двор, фары осветили белую стену и знакомый балкон с огоньками, которые Алина так и не сняла после нового года. Мы вышли, смеясь, немного уставшие, но не хотели прощаться — не этой ночью.
— Чай? — спросила Алина, щёлкая замком.
— Только если с мёдом и драмой, — протянула Кристина, входя в квартиру. Эля следом скинула ботинки и села прямо на пол, устало потянувшись.
Мы не включали верхний свет. Только тёплый торшер в углу кухни, светящаяся полоска на плите и свеча с запахом ванили, которую кто-то зачем-то зажёг. Квартира была уютной — с мягким пледом, горой подушек на диване, расставленной по полочкам косметикой и чужими пижамами, забытыми чашками и фотками на холодильнике, где мы все смеёмся.
Каждая из нас знала, где её зубная щётка. Где лежит её резинка для волос. Где подушка, которую она любит.
Это был не просто ночлег. Это был наш запасной дом.
Я переоделась в чёрную пижаму с надписью fuck off на спине — подарок Алины, естественно. Она достала чай и мёд, Эля притаранила остатки пиццы, а Кристина — ту самую ванильную свечу, которая пахла детством и чем-то слишком личным.
— А вы помните, как мы однажды в этой кухне ели суши на полу и смотрели «Сумерки»? — сказала Алина, присаживаясь рядом.
— И потом Эля плакала, потому что Эдвард ушёл, — фыркнула Кристина.
— Я была на ПМС, ок? — Эля бросила в неё подушкой, и мы снова засмеялись.
Мы говорили обо всём. О преподавателях, у которых, по мнению Алины, был бэкграунд в секте. О девушке, которая сделала ринопластику, но теперь все делают вид, будто не заметили. О бывших, которые будто бы появляются в телеграме, когда тебе уже наконец-то всё равно.
Время текло, как мёд в чашке — медленно, густо. Тягуче. И я ловила себя на том, что не хочу, чтобы оно шло дальше.
— Мне нравится, что у нас есть это, — сказала я тихо, смотря на отражение свечи в окне. — Что мы... всё ещё мы.
Алина молча кивнула и поставила голову мне на плечо.
Кристина уже спала, свернувшись на подушке, как кот. Эля тихо прокручивала stories на телефоне, пока не уронила его себе на грудь.
Под утро мы уснули — кто на диване, кто на ковре, кто в кресле, кто в обнимку с подушкой. Я лежала на полу, укутавшись в плед, и сквозь дрёму слышала море за окном — его ритмичный, ровный шёпот, будто он охраняет наш сон.
И впервые за долгое время мне не хотелось просыпаться другой. Холодной. Сильной. Колкой.
Мне просто было... хорошо.
Утро наступило медленно. Золотыми полосами солнце кралось по полу, цеплялось за края мебели, просачивалось сквозь полупрозрачные шторы, словно боялось разбудить нас слишком резко. Кристина тихо сопела, уткнувшись в подушку. Эля лежала в кресле, с телефоном, всё ещё зажатым в руке. Алина уже не спала — я почувствовала, как она шевелится, когда мягко встала и пошла на кухню, стараясь не стучать кружками.
Я приоткрыла один глаз, потом другой, зарылась лицом в подушку и снова выдохнула.
— Доброе утро, милая, — услышала я знакомый голос Алины. — Мы живы, но это не точно.
— Я пока не уверена, — прохрипела я и поднялась, волосы спутались, макияж размазан, футболка задралась. Утро после девичьей ночи. Настоящее.
— Я заказала кофе, — сказала она с хитрой улыбкой. — Из той самой кофейни, помнишь? Где ты на бариста запала в прошлом году.
— Да ну, он был просто симпатичный... — протянула я, но не смогла сдержать улыбку.
— Ты тогда хотела выйти за него замуж, — вставила Кристина, поднимаясь с дивана. Она выглядела, как всегда, слишком хорошо для утра. — Эля, кофе будет через десять минут.
— Я обожаю вас, сучки, — простонала Эля и повернулась на другой бок.
Мы кое-как умылись, смахнули остатки макияжа, достали свои щётки и крема из выдвижных ящиков в ванной — в доме Алины всё было по полочкам. У каждой своя полка, своя кружка, своё место.
Я натянула мягкий худи, завязала волосы в кривой пучок и вышла на кухню как раз в тот момент, когда зазвонил домофон. Кофе.
— Две ванильные латте, один капучино без сахара, и... чизкейк, эклеры и миндальный тарт, — Алина разложила коробочки с выражением лица, будто она Санта.
— О, ты моя богиня, — Кристина сделала глубокий вдох аромата кофе, будто от него зависела её жизнь.
— Я богиня только в пижаме, — усмехнулась Алина.
Мы ели прямо на кухонной столешнице, сидя на высоких стульях. Ложками соскребали крем с пирожных, болтали обо всём и ни о чём. Перекидывались шутками, жаловались на жизнь, вспоминали старые драмы, обсуждали, кто снова переспал с бывшим, а кто вот-вот бросит своего нынешнего ради препода с философии.
— А Миша в городе? — спросила вдруг Эля, глядя на меня.
Я дернулась чуть-чуть, почти незаметно.
— А с чего ты взяла?
— Ну, ты с ним говорила недавно? Я видела сторис у Насти — у них ужин в "Облаках".
— Господи, ты подписана на Настю? — я скривилась. — Не отравись, Эль.
— Чисто для мониторинга, — сказала она невозмутимо и потянулась за ещё одним эклером.
Я промолчала. И подумала — действительно, когда я последний раз говорила с ним? И главное — зачем мне вообще знать, где он?
"Не твоё дело, Вик."
"Он просто должен быть подальше."
Мы не продолжили эту тему. Мы просто ели пирожные. Пили кофе. Смеялись. И на миг я почувствовала себя той девчонкой, которая может быть просто счастливой. Без драм. Без браков по расчёту. Без ожиданий. Просто — здесь. В своём месте. Со своими девочками.
И, чёрт возьми, это стоило каждого утра в этой квартире.