снова слёзы и много беззвучных матов
Настю могли бы принять за школьницу здесь, в этом чудном месте, доверху наполненном хорошим алкоголем и телами, в свою очередь, тоже залитых тем же алкоголем.
Настя была здесь впервые и, вопреки тому убеждению, что она должна чувствовать себя как в своей стихии, она такого не ощущала.
Ей было неуютно, и она глазами рефлекторно искала бордовый, чтобы хоть немного расслабиться.
Но всё здесь было кричаще-красным из-за освещения — опасным красным.
А бордовый уютный, как тот цвет маркера в «прощайте, сучки» и то платье, бордово-винное, в котором в школу ходила Лиза.
Винный — значит бар. Настя немного нервно и неуклюже пробирается сквозь толпу к барной стойке, показывает паспорт и просит что-нибудь лёгкое, пытаясь казаться небрежной и расслабленной. Выходит плохо, барменша лишь улыбается и принимается за работу.
Настя откидывается назад, глядя сквозь людей.
Бордовый, бордовый, бордовый.
Спинки стульев, цветы на одной из картин на стене, приоткрытые пухлые губы, выделяющиеся из толпы танцующих.
Взгляд скользит ниже — идеальная фигура и прилипшие к ней змеиное чёрное платье, выше — губы, нос, взгляд, зазывающий к себе.
— Твою мать... — неужели, — Лиза.