Глава 4
— Ого, — вытянул голову, будто жираф. Обогнал меня в два шага, зыркнул недовольно и как-то даже строго. — Ты куришь?!
— А ты чем там занимался на лавочке? Цветочки нюхал? — Выпустила дым ему прямо в лицо и чуть не навернулась, еле сохранив в последний момент равновесие. — Разве у нас это запрещено? Или сопроводишь меня в специально отведенное для этого место?
— Значит, больше не куришь, — щурясь на весеннем солнышке и совершенно позабыв про очки, болтавшиеся над лбом, он потянул ко мне руку.
— Чт… — только и успела вскрикнуть я, глядя, как этот хам выхватывает сигарету прямо у меня изо рта и отшвыривает подальше.
— Так лучше. — Довольно улыбнулся самому себе и покачал головой.
— Ты кем себя возомнил?! — Ускоряя шаг и доставая следующую сигарету, возмутилась я.
— Тебе не идет.
— И что?
— При мне ты точно курить не будешь. — И следующая сигарета, задержавшись меж моих губ меньше секунды, полетела вслед за предыдущей. — Так будет каждый раз, когда ты попробуешь сделать это снова.
— Очуметь. — Я выдохнула, пытаясь справиться с волнением. — Еще одна такая выходка, и я за себя не ручаюсь!
Этот татуированный гад поступал со мной точь-в-точь, как Брайс. Может, я реально выгляжу мелкой, как ребенок? Что они все меня строят, учат, пытаются лепить то, что им надо? Да пошли вы все!
Достала всю пачку, но не успела открыть, как она выскочила из моих рук и полетела в урну.
— Слышь, ты достал меня уже! — Огрызнулась, отмахиваясь от него ладошками. — Вали, куда хочешь. Ты чего ко мне привязался?! Лапы убери!
— Я только провожу тебя и свалю, — нахмурился так, что лоб весь заполнился складочками.
— Не нужно. Мы уже пришли. — Я повернула во двор и ускорила шаг, направляясь к своему подъезду.
Чеканила шаг, поднимая в воздух всю пыль с дороги. Топала, вдавливая всю свою ярость в асфальт подошвами кед. Руки, сжатые в кулаки, дрожали от негодования, воздух со свистом вырывался из носа. Запрыгнула на бортик, осознав вдруг, что не слышу за спиной тяжелых шагов того, кого мне сейчас просто хотелось прибить на месте. Обернулась.
Он стоял так близко, что я чувствовала даже запах его шампуня. Вдруг поднял руку, обхватил меня ладонью за затылок и притянул к себе. Резко, но чертовски нежно (и как у него так получилось?).
Поцеловал.
Чтоб мне провалиться прямо на этом месте!
Его губы, горячие, мягкие, едва ощутимо коснулись моих. Прижались. Уже требовательно, настойчиво и упрямо. И почему-то не встретив совершенно никакого сопротивления! Я даже (ох, как ненавижу себя), кажется, немного застонала, чувствуя, как перехватывает дыхание. Прильнула всем телом и позволила его языку проникнуть в мой рот, отвечая на поцелуй.
И лишь, когда его наглая рука, привыкшая, очевидно, ко вседозволенности, скользнула вниз по моей спине, я оторвалась и вдруг ошеломленно захлопала глазами, будто от резкого света. Не веря в то, что сейчас произошло, не понимая вообще, как оно могло произойти. Не успела довольная ухмылка зажечься на его лице, как моя ладонь звонким шлепком опустилась на его щеку.
Хрясь! Он даже отскочил, прикрывая рукой место пощечины, горящее красным, точно как и мои губы с такой легкостью, отвечавшие ему взаимностью.
— Т-ты… — Я задыхалась от возмущения. — Т-ты!
— Скажи еще, что тебе не понравилось. — Он и не думал сдаваться. Поглаживал щеку, улыбаясь своей фирменной открытой улыбкой.
— Не приближайся. — Отошла на шаг, вытянув вперед руку. — Еще раз повторишь подобное и… и…
Как же меня уже раздражало его поведение! Просто бесило! И эта самодовольная ухмылочка! Чтоб ему провалиться…
— Ладно. Прости. — Он, похоже, опять издевался, нависая надо мной, словно девятиэтажка. — Может… Повторим как-нибудь?
Прежде чем я пришла в себя, в голове яркой вспышкой пронеслось воспоминание о странном чувстве полета, испытанном всего несколько секунд назад. Со мной такое было впервые. Удивительное чувство.
— Видишь вон там? — Я показала дрожащим пальцем на окно, в котором уже торчал обеспокоенный Брайс. Он стоял, тревожно наклонившись на подоконник, и щурился, пытаясь разглядеть моего спутника. — Это мой парень. Гляди, как задергался, брови нахмурил. Помаши ему ручкой.
— Не больно-то симпатичный у тебя парень. — Сказал мой спутник, бросив короткий взгляд наверх. — Хилый какой-то.
— Посильнее тебя будет! Смотри, штору задернул. Лучше тебе валить да поскорее, иначе костей не соберешь.
Подошел близко, давая мне почувствовать его дыхание на своем лице.
— Я не бегаю от ревнивых мужиков.
— Лучше тебе последовать моему совету, поверь. — Сглотнула, еле удерживаясь, чтобы не замахнуться вновь. — Если он видел, как ты клещом впивался в мой рот, то тебе точно хана.
— Да я могу снова все повторить даже при нем. — Ответил он. — Тем более, что тебе понравилось.
— Мне?!
Нет, вы это слышали? Вот это самомнение!
— Ага. — В его голосе вновь послышалась насмешка.
— Ничего подобного, — отрицательно покачала головой.
— Понра-авилось, по глазам вижу.
— Да иди ты к черту! Проваливай. — Развернулась и направилась к подъезду. — Больной!
— Эй, стой. Я же не знаю, как тебя зовут!
— И что? — Остановилась у дверей, глянув на него пренебрежительно и безразлично. — Зачем тебе это?
— Вдруг захочу поцеловать тебя еще раз?
— Да ни за что на свете!
Почесал крылатую птицу, набитую на шее.
— Это мы еще посмотрим.
— Слышь ты, мистер самонадеянность. — Внимательно посмотрела на него. — Я мечтаю больше тебя никогда не увидеть, понял?
— Что-то мне подсказывает, что все получится с точностью до наоборот! — Улыбнулся так, словно ничего необычного только что не произошло между нами. Так, словно бы мы были знакомы миллион лет и каждый день прощались вот так, у этого подъезда.
— Обойдешься!
— Спорим? — Ловким движением спустил очки на глаза.
— Чего?
— Спорим, что я буду тебя целовать и еще не раз?
Сегодня определенно странный день. Я с вызовом сложила руки на груди.
— Аха-ха! Никогда!
Его не смутил мой отказ. Наоборот, улыбка растянулась в язвительную усмешку.
— О втором поцелуе ты попросишь меня сама, как тебе? — Достал сигарету, прикурил от зажигалки и выдохнул несколько колечек в сторону от меня.
— Иди-ка ты подальше. — Закусила губу. — Вон, дуй отсюда, катись колбаской!
— Если я, конечно, не сдержусь, то поцелую тебя сам.
Я рассмеялась, будто услышала самую смешную шутку в своей жизни. Нарочито и, как мне самой показалось, вполне эффектно.
— Размечтался! — Выдохнула, стараясь держать лицо.
Мне начинали нравиться его целеустремленность и упрямство. Только вот и я крепкий орешек. Не по зубам такому, как он.
— Но придет день, когда ты сама будешь просить поцеловать тебя. Спорим?
— Я? — Оглядела его с ног до головы. Презрительно и брезгливо. — Никогда!
— Тогда спорим? — Насмешливо и с вызовом посмотрел на меня, вытягивая руку.
— Нет.
— Спорим?
— А черт с тобой! — Я-то в себе уверена. — Давай!
Наши ладони сплелись в крепком рукопожатии. Мои маленькие и хрупкие и его — горячие и сильные.
— Если ты проиграешь… — Посмотрел загадочно, как обычно забираясь своими глазищами в самую душу. — А ты проиграешь. Короче, если ты проиграешь, я собственными руками сделаю тебе татуху.
— Что?!
— Да. Какую захочу и где захочу. На мое усмотрение.
— Да пожалуйста. Тебе все равно не светит. А я что получу?
— Ну, если ты будешь стойко держаться до самой старости, то перед смертью сможешь сказать, что выиграла.
— Пф… Какой дурацкий спор.
— Но ты проиграешь гораздо быстрее.
— Ты всегда такой самоуверенный?
— Абсолютно.
— Тем приятнее будет тебя обломать.
— Не выйдет. — Засиял ярче новогодней елки. — Ты на меня запала. По глазам вижу.
— Конченый псих. — Отмахнулась, открывая дверь.
— Пока, лилипут!
— Пока, дылда!
— Мой полурослик….
Даже дыхание перехватило. Мой… Сказано смело и… многообещающе.
— Каланча! — Не растерялась я.
— Клопик мой диванный…
— Вот дубина!
— Я запомнил, где ты живешь.
— Катись уже! — Бросила я и скрылась в подъезде.
Ужасно хотелось добежать до окошка между первым и вторым этажом и посмотреть, как он удаляется вдаль по дороге, мелькая бело-черной полосатой спиной. Но громкие шаги на лестнице заставили меня вернуться к реальности. Похоже, это было тем самым, чего я так сильно боялась.
Брайс вывернул из-за угла и торопливо засеменил по ступенькам вниз в одних пижамных брюках и старых тапках. С голым торсом и всклокоченными после сна волосами. Несся напролом, грозя смести все на своем пути. Даже меня в темноте тамбура заметил не сразу.
Я преградила ему путь, крепко обхватив за руки.
— Нет, ты пусти меня! — Он резко выдернул свои запястья из моих ладоней.
— Брайс, нет, Брайс. Брайс! — Поняв, что он завелся сильнее положенного, я запрыгнула на него, обвивая сразу руками и ногами, и уткнулась носом в шею.
Он остановился, пытаясь освободиться, но мои объятия были крепче, чем у ленивца, обхватившего дерево. Брат замер, тяжело дыша. Его руки встрепенулись, замерли в воздухе и обреченно опустились на мою спину.
— Тебе придется объяснить, что это за размалеванный уркаган стоял с тобой возле подъезда. И почему он посмел распускать свои клешни.
— Хорошо. Только пойдем домой?
— И еще почему ты не даешь мне похоронить его прямо сейчас.
— Хорошо, — я спустилась и подтолкнула его по направлению к лифту. — Только дома, ладно?
— Угу, — проворчал он, недовольно поджимая упрямые губы, что были точной копией моих собственных.
Я вплела свои пальцы в его и осторожно сжала руку брата, грубую, сухую. Все еще боясь, что он может передумать и рвануть к выходу. Все его чертова вспыльчивость. Именно из-за нее я так и не решилась тогда рассказывать Брайса про себя и Костыля.
* * *
Нет, ну а как такое рассказывать? Не каждая решится даже сказать лучшей подруге о подобном. И все из-за стыда, от которого не получится отмыться до конца жизни. А тут брат. Мальчишка. Юноша. Теперь уже мужчина. Вспыльчивый, горячий, взрывоопасный.
Пожаловаться ему, чтобы он что? Налетел на Костыля, разбил его чертову тупую башку об асфальт и потом сел на долгие хрен знает сколько лет в тюрягу? Спасибо, у Брайса и так уже был прецедент. Спустил маминого ухажера с лестницы. Бедняга побежал с гематомами и порванным ухом писать заяву, и мама чуть не поседела, переживая всю эту канитель с судом и разбирательствами. Хорошо хоть, разошлись с миром, оплатив пострадавшему ущерб, причиненный здоровью. Замяли.
Не знаю, когда произошел перелом в наших с братом отношениях. Но однажды я вдруг перестала что-либо рассказывать ему про свою жизнь. Он не знал, что я (веселая, заводная, коммуникабельная) почти ни с кем не общаюсь на новом месте учебы. Даже не подозревал об этом. И я никогда не говорила. К чему ему лишние тревоги?
Их с мамой отношения стали натянутыми после того, как она решила проявить к отцу милосердие. Стала ухаживать, прибираться у него дома, помогать деньгами. А Брайс наотрез отказался понимать ее. Не мог простить предательства, простить той боли, которую папа причинил нам всем, когда бросил восемь лет назад.
Брат тогда повзрослел буквально в считанные дни: решил принять на себя ответственность, стать настоящим главой семьи. Поставил цель — не дать матери замкнуться в себе. И шел к ней. А теперь она поступала вот так. Неудивительно, что Сури взбунтовался. Он не был готов прощать подобное. Даже родному отцу. И Брайс стал раздражительным, вспыльчивым, закипал из-за любой мелочи и делал буквально все ей назло.
Что я могла сказать ему про Костыля? Ничего. Да его даже обвинить было не в чем. Я ведь совершеннолетняя, переспала с ним по собственному желанию. Сопротивления не оказывала, и, вообще, вся эта история сначала больше походила на сказку.
Началось все прошлым летом. Солнце, жара, каникулы. Я только устроилась в кафе и сидела в перерыве, изучая траектории движения солнечных зайчиков на полу и лениво листая ленту в соцсетях в мобильнике. И тут посыпались лайки на мои фотографии, один за другим, взрывая дикими трелями бедный потрепанный смартфон. Чуть бургером не подавилась, когда увидела, от кого они прилетели.
Сам Костыль! Или Джош, как назвали его мамка с папкой. Джош Ричардс. Тот самый, который и здоровался то со мной не всегда. А в общем-то зачем ему здороваться? Было бы с кем. Так, головой кивнет, и на том спасибо. У них же своя компания: он, Энтони Лысый Ривз, Роуз, Лили — две задаваки и королева всея универа — Мэдс Льюис. О том, с каким щенячьим восторгом все парни группы таскались за ней, можно говорить долго, но я не стану. Как-нибудь уж потом.
Лайки, лайки. Десятками. И каково же было мое удивление, когда за ними вдруг пришло сообщение. Да, банальное «привет, как дела?». Но с него началось наше общение. Джош страдал дома от одиночества. Валялся со сломанной ногой, изредка выбираясь куда-то на костылях, поэтому времени для общения со мной у него было навалом. И мы начали переписываться. Днем и ночью. Круглыми сутками.