Глава 10
ПЕРВАЯ ШУТКА И ДРУГИЕ СОБЫТИЯ
Конечно, говорил это Лев. Дети давно почувствовали, что говорить он умеет, и всё-таки испугались и обрадовались.
Из-за деревьев появились боги и богини леса, фавны, сатиры и гномы. Из реки вышел речной бог со своими дочерьми, наядами. И все они - и божества, и звери - ответили на разные голоса:
- Радуйся, Аслан! Мы слышим и повинуемся. Мы думаем. Мы говорим. Мы любим друг друга.
- Только мы мало знаем, - раздался немного гнусавый голос, и дети совсем удивились, ибо это сказала лошадь.
- Молодец, Земляничка! - сказала Полли. - Как я рада, что ее выбрали. - И кэбмен, стоявший теперь рядом с детьми, вскричал:
- Ну и ну! Да и то, лошадка что надо, я всегда говорил.
- Созданья, обретшие речь, я поручаю вас друг другу, - продолжал могучий и радостный голос. - Я отдаю вам навеки землю Нарнии. Я отдаю вам леса, и плоды, и реки. Я отдаю вам звёзды и самого себя. Отдаю я и тех, кто остался бессловесным. Будьте добры к ним, но не поступайтесь своим даром и не возвращайтесь на их пути. От них я взял вас, к ним вы можете вернуться. Тогда вы станете много хуже, чем они.
- Нет, Аслан! Мы не вернёмся! Что ты, что ты! - зазвучало множество голосов, а галка крикнула: "Ты не бойся!" - чуть позже всех, и слова ее прозвучали в полной тишине. Вы знаете сами, что бывает, когда так случится в гостях. Она растерялась и спрятала голову под крыло, словно решила поспать, а прочие стали издавать странные звуки, которых здесь никто не слышал, и пытались сдержаться, но Аслан сказал:
- Смейтесь, это большое благо. Теперь, когда вы обрели и мысль, и слово, вам не надо всегда хранить серьезность. Шутка, как и справедливость, рождается вместе с речью.
Смех зазвучал громче, а галка так раззадорилась, что вскочила Земляничке на голову прямо между ушами и крикнула, хлопая крыльями:
- Аслан! Аслан! Неужели я первая пошутила? Неужели про это будут всегда рассказывать?
- Маленький друг, - отвечал ей Лев, - не слова твои, ты сама - первая шутка.
И все опять засмеялись, и галка не обиделась и смеялась со всеми так заливисто, что лошадь, шевельнул ушами, согнала ее с головы, но галка вдруг поняла, на что ей крылья, и не упала.
- Мы основали Нарнию, - сказал Аслан. - Теперь наше дело - ее беречь. Сейчас я позову на совет некоторых из вас. Идите сюда, ты, гном, и ты, речной бог, и ты, дуб, и ты, филин, и вы, оба ворона, и ты, слон. Нам надо потолковать, ибо миру этому пять часов отроду, но в него уже проникло зло.
Те, кого он назвал, приблизились к нему, и он ушел с ними к востоку, а прочие спрашивали друг друга:
- Кто сюда проник? Лазло? Кто же это? Нет, не лазло, казло!.. Может быть, козлы? Да что ты!
- Вот что, - сказал Дигори, повернувшись к Полли. - Я должен пойти за ним... За Львом. Только он может мне дать то, что ей поможет.
- И я пойду, - сказал Фрэнк. - Понравился он мне. Да и с лошадкой поговорить надо.
Все трое смело пошли к Совету зверей, во всяком случае - настолько смело, насколько это им удалось. Звери были так заняты беседой, что не сразу заметили их и услышали дядю Эндрью, который стоял довольно далеко и надсадно звал:
- Дигори! Вернись! Немедленно иди сюда, кому говорю!
Когда люди проходили мимо зверей, те замолкли и на них уставились.
- Это ещё кто такие? - спросил бобр.
- Простите... - начал Дигори, но кролик перебил его:
- Наверное, салатные листья.
- Нет! - поспешила сказать Полли. - Нас нельзя есть, мы невкусные.
- Смотрите-ка! - сказал крот. - Говорить умеют. Салат он речью не наделял.
- Может, они вторая шутка? - предположила галка.
Пантера перестала умываться и сказала:
- Ну, первая была лучше. Кто как, а я ничего смешного не вижу! - и, зевнув, принялась умываться опять.
- Пожалуйста, пропустите нас! - взмолился Дигори. - Я очень спешу. Мне нужен Лев.
Тем временем Фрэнк пытался привлечь внимание Землянички и наконец преуспел.
- Лошадка! - сказал он. - Ты-то меня знаешь, объясни им.
- О чем это оно? - спросили ее звери.
- Знаю... - нерешительно произнесла лошадь. - Я мало что знаю. Наверное, все мы ещё очень мало знаем. Но где-то я вас видела... Где-то я вроде бы жила... или видела сон, прежде чем Аслан разбудил нас. В этом сне вроде бы жили вы трое...
- Ты что? - сказал кэбмен. - Меня не признала? А кто тебя чистил? Кто кормил, а? Кто попону надевал, когда холодно? Ну не ждал я от тебя!
- Минутку, минутку... - проговорила лошадь. - Дайте подумать. Да, ты привязывал ко мне сзади какой-то тяжёлый ящик и гнал меня куда-то, и я бежала, а ящик очень грохотал...
- Зарабатывали мы с тобой, - сказал кэбмен. - Жить-то надо и тебе, и мне. Без работы да без кнута ни стойла бы не было, ни корма, ни сена, ни овса. Любила ты овес, если я мог его купить, тут ничего не скажешь.
- Овес? - сказала лошадь, прядая ушами. - Да, что-то такое помню. И ещё... Ты сидел сзади на ящике, а я тащила и тебя, и ящик. Бегала-то я.
- Ну, летом ладно, - сказал Фрэнк. - Ты тянешь, я себе сижу. А зимой? Когда ноги как ледышки? Ты бегаешь, тебе что, а я? И нос замёрзнет, и щеки, и рукой не шевельнуть, вожжи не удержишь.
- Там было плохо, - сказала лошадь. - Камни, трава не растет.
- То-то и оно! - обрадовался Фрэнк. - Плохо там было, одно слово - город. Мостовые. Не люблю я их. Мы с тобой из деревни. Я там, у себя, в хоре пел. А пришлось, жить-то надо.
- Пожалуйста! - взмолился Дигори. - Пустите нас! Лев уходит, а мне очень нужно с ним поговорить.
- Понимаешь, лошадка, - сказал Фрэнк, - молодой человек хочет со Львом поговорить, Асланом. Может, довезешь его? Будь так добра! А то вон куда ваш Лев ушел. Мы уж с барышней дойдем.
- Довезти! - переспросила лошадь. - Ах, помню, помню! Ко мне садились на спину... Когда-то давно один из ваших, коротенький, часто это делал. Он мне всегда давал такие твердые белые кубики... Очень вкусные... лучше травы.
- А, сахар, - сказал Фрэнк.
- Пожалуйста! - снова взмолился Дигори. - Очень тебя прошу!
- Довезу, о чем говорить! - отвечала лошадь. - Только по одному. Садись.
- Молодец! - сказал Фрэнк и подсадил Дигори, и тот уселся удобно, он ведь и прежде ездил на пони без седла.
- Иди, Земляничка, пожалуйста! - сказал он.
- А у тебя нет сладкой белой штуки? - спросила лошадь.
- Сахару? - огорчился Дигори. - Нет, не захватил.
- Ну, ничего, - сказала Земляничка, и они двинулись в путь.
Только тогда животные заметили ещё одно странное существо, тихо стоявшее в кустах в надежде, что его не увидят.
- Это кто такой? - спросил бульдог.
- Пойдем посмотрим! - крикнули другие; и пока Земляничка бежала рысцой, а Полли и Фрэнк поспешали за ней, решив не дожидаться ее возвращения, звери и птицы кинулись к кустам, лая, воя, рыча на все лады, с радостным любопытством.
Надо заметить, что дядя Эндрью воспринимал по-своему все, что мы сейчас описали, - совсем не так, как Фрэнк и дети. То, что ты видишь и слышишь, в некоторой степени зависит от того, каков ты сам.
Когда из земли появились звери, дядя чуть ли не юркнул в лес. Конечно, он за ними следил, и очень зорко, но занимало его не то, что они делают, а то, что они могут сделать ему. Как и колдунья, он был на удивление практичным. Он замечал лишь то, что его касалось; и просто не увидел, как Лев отобрал и наделил речью по одной паре своих созданий. Он видел (или думал, что видит) множество диких зверей, бродящих вокруг. И удивлялся, почему это они не убегают от Льва.
Когда великий миг настал и звери заговорили, он ничего не понял, и вот почему: в самом начале, когда Лев запел, дядя смутно понял, что это - песня, но она ему совсем не понравилась, ибо внушала мысли и чувства, которые он всегда отгонял. Потом, когда взошло солнце и он увидел, что поет Лев ("Просто лев", - подумал он), он стал изо всех сил убеждать себя, что это вообще не песня, львы не поют, они рычат, скажем, в зоологическом саду, там, в его мире. "Конечно, петь он не мог, - подумал дядя. - Мне померещилось. Совсем нервы никуда... Разве кто-нибудь слышал, чтобы львы пели?" И чем дольше, чем прекрасней пел дивный Лев, тем упорней убеждал себя дядя Эндрью. Когда пытаешься стать глупей, чем ты есть, это нередко удается, и дядя Эндрью вскоре слышал рев, больше ничего. Он больше и не смог ничего услышать. Когда Лев возгласил: "Нарния, встань!", слов он не разобрал, а когда ответили звери, он услышал только кваканье, лай, что угодно; когда же они засмеялись - сами себе представьте, что ему послышалось. Это было для дяди хуже всего. Такого жуткого, кровожадного рева голодных и злых тварей он в жизни своей не слышал. И тут, в довершение ужаса, он увидел, что трое людей пошли к этим зверюгам.
"Какая глупость! - думал он. - Звери съедят их, а заодно и кольца, как же я вернусь? Эгоист этот Дигори, да и другие хороши... Не дорожат жизнью - их забота, но вспомнили бы обо мне! Ах, что там, кто обо мне вспомнит?"
Но тут он увидел, что звери идут к нему, и побежал во всю прыть. Должно быть, климат и впрямь омолодил его, ибо он не мчался так со школьных лет. Звери были рады новому развлечению. "Эй, лови! - кричали они. - Это лазло! Да, да! Ура! Хватай! Заходи спереди!"
Через минуту-другую одни забежали спереди и перегородили ему путь, другие были сзади, и, поневоле остановившись, дядя озирался в ужасе. Куда ни взглянешь - звери. Над самой головой - огромные лосиные рога и слоновий хобот. Важные медведи и кабаны глядели на него, и равнодушные леопарды, и насмешливые пантеры (это ему казалось), а главное - все разинули пасти. На самом деле они переводили дух, но он думал, что они хотят сожрать его.
Дядя Эндрью стоял, дрожал. Животных он никогда не любил, скорей боялся, а опыты совсем ожесточили его сердце. Сейчас он испытывал самую пылкую ненависть.
- Прости, - деловито сказал бульдог, - ты кто: камень, растение или зверь?
Но дядя Эндрью услышал: "Рр-р-ррр!..".
