Власть безумия

Застонать, когда я проснулся, меня заставила рука.

И нет, только не подумайте, что я наконец дал вам её на отсечение, не дождётесь. Рука просто болела, но не была отрезана. А точнее горела рана, будто бы кто-то снова её раскрывал. У меня было такое чувство, что вместо крови у меня текла лава, которая сжигала меня изнутри. Муки были невыносимые, насколько сильные, что сводили с ума, заставляя жмуриться и чуть ли не кричать. Сознание было готово снова утопиться во тьме и не важно, что я только что проснулся.

Я резко сел в кровати, не в силах больше выносить этих мучений. Засучив рукав, я вцепился в свою руку, пытаясь хоть как-то унять боль. Перед глазами предстала ужасная картина — место, где была рана, воспалилось и покрылось красной кожей, вены вздулись и стали неестественно чёрно-фиолетовыми, отчего всё это выглядело отвратительно. В груди всё застыло от ужаса, когда я понял, что точно такая же кожа была у тех людей, которых я превращал в монстров. Холод сковал тело, шок не давал мне осознать того, что я постепенно становился таким же чудовищем, таким же психом, каким я делал человека своим одним прикосновением. Неужели я тоже стану таким? Неужели так проявлялось отравление от химиката? Неужели он всё-таки вредил не только людям, но и мне, самому его носителю?

Новая волна боли заставила меня перестать думать и зажать рот, чтобы не закричать. На глазах появились слёзы.

Мне было страшно. Снова страшно.

Как и вчера, когда отец пришёл ко мне, когда я с ним разговаривал и сопротивлялся ему, когда я пытался превратить его в монстра, точно безумие охватило меня. Да уж, что-то я совершенно переставал быть Томом Крузом.

Я с ужасом наблюдал, как вены, тянувшиеся от раны, вздувались ещё больше, раскрашивая мою кожу в чёрно-фиолетовой цвет, отчего мне становилось жутко неприятно. Сильный кашль сотряс всё тело, я весь согнулся пополам от боли, терзающей мои лёгкие. Я прикрыл рот рукой, чувствуя, как изо рта на неё попадала кровь. Что же это за болезнь такая, которая посетила меня? И которая... убивала?

Словно от последней моей мысли, кашль решил пожалеть меня и резко прекратился, однако оставил после себя последствия в виде крови как на руках, так и на одеяле и одежде, которая была и без того грязная и вся в алой жидкости после того, как меня вчера избили...

Воспоминания вонзились в уставший разум, как стрелы в мишень, попадая точно в яблочко. Я ясно представил, как ремень впивался в мою спину, окрашивая её в красный цвет, как я кричал, не в силах сдержать слёзы из-за боли и несправедливости, как Ванесса умоляла Сэнга остановиться, как дестеры шептались, обсуждая, что же со мной делать и как быть, как меня спасла Ханна, единственный добрый человек во всём этом хаосе с СРОКом. Да уж, вот вам и приключения, и злодеи, и фильм с Томом Крузом (то есть со мной).

Стук в дверь — и я тут же спустил рукав, чтобы прикрыть руку. Я с испугом посмотрел на вход, ожидая увидеть мистера Бертона (и почему же я всё время ожидал его увидеть? Как-то давно я уже с ним не разговаривал), но в комнату зашёл Тони, чему я очень удивился. Как-то мне очень-то хотелось его видеть, чтобы он мне не испортил утро ещё больше. Тот, не заходя в комнату, равнодушно посмотрел на меня полуопущенными веками, и, зевнув, махнул рукой:

— Пойдём, у нас сегодня медосмотр, — сказал он и скрылся, оставив дверь приоткрытой.

Ещё весь в смятении и в ужасе от того, что увидел, что со мной творилось, я медленно встал с кровати, чувствуя, как спина трещала по швам от того, что меня избили. Поднявшись на ноги, я потянулся, желая размять затёкшие мышцы, однако из-за боли, пронзившей всё тело, мне тут же пришлось прекратить свою разминку. Да уж, в очередной раз не повезло. Быстро заправив кровать (в которой, кстати, я не заметил пиджака, который мне дала вчера Ханна), я вышел из комнаты, мучаясь сомнениями и страхом. Что же будет на этот раз? Что ещё ужасного произойдёт сегодня?

В коридоре ждал мрачный Тони, который встретил меня равнодушным взглядом и осмотрел меня с ног до головы.

— Но прежде тебе стоило бы помыться. Точно так же, как и мне, — заметил он.

Казалось бы, это были самые обычные слова, обозначающие привычные и ежедневные действия человека, но мне стало жутко. Жутко от того, что я буду находиться рядом с ним, когда буду мыться. В груди что-то беспощадно сжималось, точно нечто тёмное изо всех сил давило на грудную клетку.

— А есть другой вариант развития действий? — попытался я улыбнуться, чувствуя, как холодный пот стекал по спине.

— Ты хочешь, чтобы врачей вырвало от твоей вони? — совершенно не весело усмехнулся парень и, развернувшись ко мне спиной, двинулся вперёд во коридору.

— Да ну тебя, — фыркнул я, пытаясь отогнать от себя страхи.

«Соберись, тряпка!», — кричал мне мозг, пока мы молча шли мимо комнат, в которых жили дестеры. Я подумал, что в какой-то из них жила и Ванесса. Интересно, как она там? Беспокоилась ли она за меня или такое чувство у неё возникало только тогда, когда мне угрожала реальная опасность? Мне как-то не особо хотелось думать о ней плохо, тем более мне и самому сейчас было не лучше. И всё же я за неё волновался.

Дойдя до конца коридора, мы остановились перед дверью, на которой красовался чёрный значок мужчины, обозначающий, что это уборная для мужского пола. Войдя внутрь, я лишь тяжело вздохнул. В помещении было также обыденно и некрасиво, как и во всей лаборатории. Ничего необычного. Стены и пол в безвкусной плитке, высокий потолок с мигающими лампами, несколько туалетов и душевые кабинки, рядом с которыми стояли стулья, чтобы положить на них одежду.

— Раздевайся, что пялишься? — равнодушно спросил Тони, одним движением снимая с себя рубашку и обножая свой тощий торс, после чего кинул её на стул. — У нас время не резиновое. Или тебе интересно наблюдать за тем, как я раздеваюсь?

Смутившись и проклиная себя на чём свет стоял, я подошёл к душу и начал медленно стягивать с себя штаны, пытаясь придумать, что же делать с рукой, чтобы её не заметил парень. Мне как-то не хотелось ему рассказывать свои проблемы и подозрения насчёт своего ближайшего безумного будущего.

— А что за медосмотр? — спросил я, чтобы хоть как-то нарушить угнетающую тишину, и всё ещё продолжал снимать штаны, делая вид, что запутался в них (вот я дурак!).

— Его проводят раз в месяц, — почесав спину, ответил Тони и включил воду в душе. Я поразился, насколько он был тонкий и бледный, хоть и был сильно похож на моего погибшего друга Уилла, которого я старался больше не вспоминать, чтобы не мучиться от боли. — Нас осматривают, взвешивают, проверяют рост, силу, зрение и многое другое.

— Раз в месяц? — удивился я, на мгновение застыв. — А как давно ты здесь?

— Почти столько же, сколько и Ванесса, — сняв с себя штаны (что он сделал в сто раз быстрее, чем я), проговорил Тони, взъерошивая свои непослушные чёрные волосы. — А это чуть меньше, чем полгода, потому что работа СРОКа идёт слишком медленно. И не без всяких там проблем и поблажек.

Секунда — и он уже оказался в душе и начал мыться, тем самым обозначая, что разговор окончен. С одной стороны, мне стало легче, что он больше меня не видел, и я мог спокойно раздеться и не бояться, что он стал бы меня расспрашивать о ране со вздутыми венами или смеяться над моим жирным телом и пузом. Но с другой стороны, я был удивлён тем, что сказал парень. Почти как полгода над ними проводили эксперименты? Мучили их каждый день и так и не нашли формулу или выход для «спасения человечества»? И сколько же людей за это время успело умереть? Скольких людей С.Р.О.К. убил в пожаре? Сколько могил пришлось выкопать, чтобы всех похоронить? Ужас от этих мыслей прошёлся мурашками, мне стало ещё больше страшно, чем до этого. И долго ли мне придётся страдать до того, как мы сумеем сбежать (если ещё учесть то, что меня не хотели брать с собой)?

Понимая, что вопросов слишком много, а ответов чертовски мало (точнее их вообще нет), я быстро разделся и залез в душ, наслаждаясь наконец-то горячей водой спустя стольких дней грязи и свежим запахом своего тела.

Несколько минут — и мы уже шли дальше, молча спускаясь по лестнице и встречая по пути людей в белых халатах. Некоторые из них и вправду были заняты и куда-то спешили, а другие были будто бы специально подосланы к нам, чтобы посмотреть: идём мы вообще или нет. Пару поворотов по коридорам — и мы вышли в длинный туннель, по обеим сторонам которого были множество дверей с таблицами, а между ними, в свою очередь, железные сиденья, как это бывало в поликлиниках или больницах. Свободных мест почти не было: везде сидели дестеры и ждали своей очереди к тому или иному врачу.

Я понял, что здесь раньше не бывал, как и на всём этом этаже. Интересно, сколько здесь этажей? А могут ли они быть под землёй? Мне стало почему-то любопытно, как вообще выглядела лаборатория снаружи и её устройство. Надеюсь, что это знали дестеры, потому что, если мы собирались бежать, это было просто необходимо.

— Ты всегда так на всё пялишься или это просто сегодня день такой особенный? — холодно заметил Тони, толкая меня вперёд на свободное место недалеко от нас.

Я отметил про себя, что дестеры как-то недружелюбно на нас посмотрели то ли от обидной для меня шутки Тони, то ли от моего внезапного (опять) появления. Так или иначе, съёжившись от этих пристальных взглядов, я сел на край скамейки, а рядом со мной и между ещё одним мальчиком уселся Тони, тяжело вздыхая, словно ему всё это до смерти надоело, особенно я. Да уж, вот такое ко мне замечательное отношение людей! Только не завидуйте, пожалуйста, вам всё равно никогда не достичь такого уровня, я слишком крутой (ха-ха, смешно).

— А где Ванесса? — решился отвлечься я от своих глупых саркатических мыслей и спросить то, что меня и вправду волновало (а не мой уровень крутости или убожества), потому что я не заметил среди дестеров своей подруги, но зато увидел Лирту и Иена, который даже не поднял на меня глаза и, казалось, вообще не двигался.

— Я не знаю, — покачал головой Тони, рассматривая длинные ногти и покусывая их, что я счёл на то, что он нервничал (если это вообще возможно для такого человека, как он), или же ему было настолько скучно, что надо было чем-то себя занять. Я больше склонялся ко второму. — Её забрал мистер Бертон, тогда как нас всех встретили врачи, а меня попросили зайти за тобой.

— А почему ты? Почему сам врач не мог разбудить меня? — удивился я, но в душе мне было тревожно: что хотел от Ванессы директор лаборатории? Может, это как-то связано с тем, что было вчера?

Я надеялся, что ничего плохого с ней не сделают и не скажут. Однако, пробыв здесь всего лишь четыре дня, понимал, что здесь такое попросту невозможно, потому что здесь царила жестокость и жадность, а не справедливость и добро. Ибо так пытались «спасти» человечество. Да, после вчерашних избиений и слов Ханны я понял, что глупо было верить Квентину. Если бы здесь и вправду работали над тем, как спасти человечество, я бы даже не возражал, а только с удовольствием взялся бы за дело, как ещё день назад. Но теперь я был точно уверен, что ничего хорошего из этого не выйдет.

— Здесь, в лаборатории, все встают в одно и то же время, — зевнув, начал объяснять Тони, почёсывая обкусанным ногтём шею. — Того, кто этого не соблюдает, наказывают. Но, так как ты и так много перенёс наказаний в самом начале своего пути мучений и экспериментов, то тебя, видимо, решили пожалеть и отправить меня, чтобы заодно и помыться. Неплохой план, не правда ли?

— Ага, очень, — кивнул я, собираясь ещё что-то спросить, но в этот момент мальчик, сидящий рядом с моим другом, почему-то так странно посмотрел на меня, что я, испугавшись, решил пока помолчать.

Дестеры то входили в кабинеты к врачам обследоваться, то выходили из них, снова входя, но уже в другие. Со стороны могло казаться, что очередь двигалась быстро и что всё вокруг кипело активностю, но на самом деле это было далеко не так. Когда я явился к первому врачу, казалось, будто уже вся жизнь прошла, насколько долго пришлось ждать (с учётом того, что я не любил что-либо ждать). Сначала меня взвесили, померели рост и проверели мою силу с помощью прибора, затем сделали электрокардиограмму, а дальше я снова застрял в очереди перед тем, как попасть к окулисту.

Рядом со мной уселся Тони, и по его лицу я понял, что он волновался. Да, именно такой бесчувственный человек, как он, проявил эмоции! Удивительно, не правда ли? Вот я и сам удивился, так что не одни вы такие. Но только через минуту я понял, почему он так забеспокоился. Мы же стояли в очереди к окулисту. А у него один глаз слепой.

— Ты...

— Заткнись, — резко оборвал меня парень, хищно сощурив глаза и перестав приглаживать волосы, которым всё равно ничего не помогло, чтобы они стали более аккуратные.

— Я просто хотел спросить, не боишься ли ты, — поджав губы, что выглядело со стороны очень глупо, проговорил я, делая из себя обиженного, что было ещё глупее.

— Ты идиот? — холодным взглядом окинул меня Тони, отчего я весь поёжился, будто бы от реального холода. — Хотя, чего я спрашиваю? Так оно и есть.

Мне хотелось ему врезать. Но я понимал, что проиграю в бою или, что ещё хуже, меня снова накажут, будут бить по спине ремнём, пока не доведут до смерти. А я больше не хотел этого. Так что мне пришлось сдержать свой порыв злости и успокоиться. Нельзя мне быть таким смелым.

— Я хотел спросить про окулиста, — продолжал я пытать удачу, надеясь вырулить на нужную мне тему, чтобы узнать как можно больше о этом парне. — Может, — тяжёлый вздох, — ты его боишься из-за слепого глаза?

— Мне? Бояться? — усмехнулся брюнет, и его улыбка на лице смотрелась немного странно и непривычно, словно как у человека, который редко улыбался и не всегда знал, как это делалось. — Не смеши меня.

— А тебя можно насмешить? — в свою очередь подколол его я, делая удивлённое лицо, но в душе радуясь за то, что мог в отместку сказать ему обидную шутку.

— Мне просто не нравятся окулисты, вот и всё, — скрестив руки на груди, с безэмоциональным лицом сказал Тони и просделил за тем, как один из дестеров входил в кабинет офтальмолага. При этом его голубые глаза выражали глубокую неприязнь и недоверие.

— Потому что у тебя слепой глаз? Поэтому, да? — как можно дружелюбнее спросил я, внимательно смотря на его профиль лица и чувствуя, как внутри всё сжималось ти волнения.

Да этот парень мог довести меня до смерти своей неприступностью! И неважно, что я знал, почему он такой — ему причинили слишком много боли.

— Ты ведь не знаешь, откуда он у меня, — смотря куда-то вдаль и словно задумавшись о чём-то далеком, начал друг, его лицо расслабилось, в голосе звучало спокойствие, а глаза заблестели, как это бывало у Уилла... — Когда я только ступал на свой путь, когда надо мной только начали проводить эксперименты, я мог видеть двумя глазами. Но чем больше я касался других людей и применял свою силу, тем больше терял зрение. Сначала это оказался один глаз, а потом может быть и другой... Поэтому я не люблю окулистов — я очень боюсь услышать от них правду, понять, что я начинаю терять зрение уже и на другом глазу...

Мурашки пошли по коже, когда я осознал, к чему это могло привести. Ужас охватил меня, когла я представил каково это — ничего не видеть. И больше никогда ничего не увидеть. Это было слишком жутко, настолько жутко, что я весь покрылся потом, а сердце быстро застучало в груди, разгоняя кровь по телу. Страх стал медленно подкрадываться ко мне, но я попытался его отогнать подальше.

— А... Почему именно зрение? — нервно сглотнув, спросил я, теребя в пальцах рукав рубашки и стараясь не вспоминать, что у меня под ним были вздутые вены. Может, они были точно таким же побочным эффектом от химиката, как и у Тони? Но насколько это могло быть опасно?

— Моя сила — это контролировать людей силой мысли, после чего через несколько минут они умирали, — задумчиво смотря на свою руку, на которой, как и у меня, была белая резиновая  перчатка, сказал парень, и я подивился, насколько спокойно и равнодушно он говорил мне обо всём этом, о своём прошлом и настоящем. — В то время, когда они были в моём подчинении, они ничего не могли: ни мыслить, ни чувствовать, ни видеть. И именно из-за последнего я, скорее всего, и терял зрение.

«Мне очень жаль» — вот, что я хотел сказать, но понял, что это было бы очень банально и не так искренне, как я желал ему высказать всё, что думал о нём, о его положении, о его жизни и силе. Но через секунду я уже понял, что и это было бы лишнее: Тони было совершенно всё равно на то, что я о нём там думал. Что, в общем, неудивительно.

— У Ванессы точно так же? — хоть и боясь услышать правду, я всё же решился спросить, пытаясь унять дрожь в руках и бешеное сердцебиение.

— А ты думал, что у неё всегда были такие белые волосы? — посмотрев на меня, холодно заметил собеседник, почёсывая шею и чуть ли не зевая от скуки, тогда как я был весь на иголках. — У неё раньше были прекрасные каштановые волосы, — он на мгновение прикрыл веки, и я понял, что он любовался внутренней картинкой, на которой красовалась Ванесса. — Пока из-за своей силы, у неё не исчез цвет волос.

Я пытался представить, как бы выглядела моя подруга с тёмными волосами, но не мог. Тем более она мне больше нравилась с такими — белыми, необычными, которые придавали ей таинственность и странность, притягивали к ней, как магнит, которых так и хотелось потрогать, погладить, поцеловать...

— А как давно ты её знаешь? — прежде, чем краска бы прилипла к щекам, быстро спросил я, пытаясь отвлечься от любовных мыслей и упрекая себя в том, что мог думать о таком невозможном и слишком нереальном.

— С тех пор, как я с Уиллом пошли в игровой центр, — тихо ответил Тони, провожая равнодушным взглядом мимо проходящего дестера, который сам в свою очередь криво посмотрел на нас.

Но мне было не до этого. Боль пронзила меня настолько сильно, что на несколько секунд я потерял связь с реальностью. Сердце в груди болезненно заныло при одном упоминании моего покойного лучшего друга. А воспоминания о нём так налетели на меня, что я с трудом остановил их, чтобы не заплакать при всех. Это было ещё больше позорно, чем в тот раз, когда меня избили ремнём.

Но всё же боль была сильная.

— Меня схватили, как и ещё несколько подростков, а Уилл сумел сбежать, — продолжал парень, уперев локти на ноги и положив на ладони лицо. — Я вырубился, а потом очнулся уже здесь, в этой лаборатории, где мне воткнули шприц с химикатом.

— У... Уилл? — еле шевеля губами от отчаяния, со второго раза сумел сказать я имя своего лучшего друга и с болью в глазах посмотрел на собеседника, не веря во всё происходящее.

— Да, это мой брат-близнец, а что? — равнодушно спросил Тони, даже не повернув голову в мою сторону.

Мне хотелось заплакать. Даже не знаю от чего: от боли из-за смерти друга или от шока, потому что я наконец-то узнал, почему Тони так похож на Уилла. Потому что они братья. И всё же я сдержал слёзы. Но душа так и разрывалась от немого крика, а сердце обливалось кровью. Такой же кровью, как та, когда Уилл повалился на пол перед моим ногами от пули, что пронзила его насквозь, когда его футболка окрасилась в алый цвет.

— Я... Я знал его, — дрогнувшим голосом пробормотал я, не желая об этом рассказывать, но понимая, что должен. — Он был моим лучшим другом.

— Был? — выпрямившись, Тони нахмурился и с тревогой посмотрел мне прямо в глаза.

А мне только хотелось спрятаться от этого взгляда и не разделять с ним той боли, которую испытывал я. Мне совершенно не хотелось, чтобы парень страдал ещё больше, чем до этого. Мне хотелось его защитить, что я не смог сделать с Уиллом. Что я не смог сделать со своей жизнью.

— Да, потому что... Потому что он погиб.