Киноциклотека: Киберпанк

Стылая декабрьская неделя, венчавшая полный потрясений год, тянулась долго, словно поезд, замедляющий ход при приближении к перрону, пока не доползла до заветной субботы. В программе телепередач, напечатанной в захудалой областной газетке, красным фломастером было жирно обведено название долгожданного фильма, запланированного к показу под грифом «Вечерний видеосалон». Точечно демонстрируемая пиратская кинопродукция не так давно появилась на республиканском телевидении и сразу взвинтила его рейтинги в уик-энды, пусть что аудитория, что сами телевизионщики лишь позднее уяснят для себя собственно понятия «рейтинг» и «уик-энд». Вызвавшим нетерпеливое зрительское ожидание фильмом был «Терминатор 2: Судный день». Пометку в газете заблаговременно и с замиранием сердца сделал восьмиклассник Самат, которому были по фигу вышеуказанные потрясения.

Впрочем – нет, не совсем по фигу.

К финишу летних каникул что-то ощутимо переменилось вокруг, в самом воздухе, а в повседневном лексиконе телеящика и разного рода печатных изданий, попадавших в поле зрения Самата, особое место заняло хлесткое словцо «путч», доселе неведомое и оттого интуитивно воспринятое подростком как краткое обозначение некоего пути, на котором путника пучит. Когда начался учебный год, как минимум половина внушительного пионерского контингента школы между четвертым и девятым классами, включая Саматов класс в полном составе, позволила себе неслыханное – снять с себя красные галстуки. Другая половина от такой беспрецедентной вольности поначалу удержалась, каким-то образом сумев, по-видимому, сохранить веру в то, что прежний приторно-притворный, но привычный порядок вещей вот-вот будет восстановлен, и самоотверженно продолжала украшать шею и грудь шелковым знаком принадлежности к некогда мощной и авторитетной молодежной организации. «Ортодоксов-староверов» хватило лишь на первую четверть: поняв, что они начинают выглядеть и ощущать себя полярными медведями в тропических джунглях, эти ребята тоже отказались от идеи стойко крепить ряды верных ленинцев и потихоньку слились в единое целое с более дерзкими и чуткими к веяниям времени товарищами.

Так практически одновременно с внезапно почившим Союзом (его кончину учителя растерянно будут объяснять тем, что правящие круги своевременно приняли мудрое решение заменить устаревший СССР лучше отвечающим требованиям эпохи Содружеством Независимых Государств) в школе Самата умерла пионерия во всех возможных ипостасях – как тип сообщества, как политически окрашенный символ и как способ самопозиционирования. Умерла тихо и бесславно, умерла, что примечательно, без сколько-нибудь энергичных возражений со стороны уполномоченных лиц самой этой структуры и всего педагогического корпуса школы. Включая самых рьяных его представителей, в основном людей старшего поколения, что еще пару-тройку лет назад лично повязывали новообращенным вожделенные алые галстуки (вожделенные безо всякой иронии: третьеклассником Самат страстно мечтал, чтобы его приняли в пионеры, и не мог дождаться этого великого дня) и систематически внушали священный трепет в сердца действующих и будущих членов организации рассказами о сказочной и героической миссии, которая ждет пионеров – будущих комсомольцев! – в самом ближайшем будущем.

Все произошедшее в определенной мере покоробило Самата, ибо разносило в мелкую крошку привычную с детства и раннего отрочества картину мира. Он еще не до конца, но все-таки отдавал себе отчет в том, что вместе с крахом былого устройства жизни на той территории (Казахская ССР и шире – Советский Союз), с которой он твердо себя ассоциировал, едва ли не одномоментно рухнуло его понимание окружающей действительности. Но, опять же, не заметив, чтобы кто-то это рассыпавшееся устройство всерьез защищал и пытался восстановить, склеив по кусочкам, как упавшую на пол вазу, Самат спокойно решил, что и ему это не слишком нужно. Идея жить в новорожденной независимой стране и считать ее своей настоящей Родиной не только не вызвала у подростка отторжения, а показалась естественной и безальтернативной. Тем более что его искренне радовало то, какими темпами частью нового уклада становится распространение в Казахстане, как и на всем постсоветском пространстве, видеопродукции про не нашу (и теперь, кажется, идущую к нам) жизнь. Боевики с мастерами восточных единоборств, раскрепощающие комедии разной степени уморительности, наждаком скребущие нервы фильмы ужасов... Своими темами и образами забугорное кино возбуждало жгучий интерес к чему-то неизведанному, жажду зрелищ и чего-то иного, невиданного и непознанного. Знакомое с младых ногтей советское кино, по преимуществу технически неуклюжее и морально скованное, эту жажду не хотело, не пыталось, да и, судя по всему, попросту не в состоянии было утолить.

В тот субботний декабрьский вечер Самат вместе с отцом и время от времени отлучавшейся для нескончаемых хозяйственных телодвижений матерью посмотрел продолжение фильма, когда-то потрясшего его воображение. Второй «Терминатор» потрясал ничуть не меньше, а то и больше, чем первый. Тот же самый режиссер Джеймс Кэмерон вновь предъявил Арнольда Шварценеггера, состоящего из горы мышц под кожаной курткой, но теперь уже в ипостаси хорошего киборга, а также боевую, волевую и во всех смыслах заматеревшую Линду Хэмилтон в роли Сары Коннор. Парочка, после смертельной дуэли первого фильма оказавшаяся теперь по одну сторону баррикады, всеми силами оберегала будущего спасителя человечества – не по годам ушлого сынка Сары с незамысловатым именем Джон. Его, внешне ровесника Самата, приходилось защищать от покушений коварного ртутного робота-киллера, который вследствие своей обалденной способности менять облик, искусно мимикрируя под встретившихся ему людей, воспринимался не иначе как оборотень. Сара и Джон очутились в положении жестянки на наковальне под занесенным над ней молотком, между двумя терминаторами (после пересмотра через несколько месяцев внимание Самата сакцентируется на том, что это были экземпляры моделей Т-800 и Т-1000 соответственно), чье взаимодействие можно было описать так: брутально-методичное действие одного встречает холодно-эффективное противодействие другого.

Самат, безусловно, уловил представленную в фильме странную конфигурацию взаимоотношений героев. Сара после скоропостижной и детально показанной в первой части гибели отца Джона, последовавшей почти сразу за их знакомством, сделалась матерью-одиночкой. Все усложнило то обстоятельство, что из-за инфернального бреда про Судный день, под каковым она подразумевала запланированный на 1997 год ядерный апокалипсис, который устроит киберсистема «Скайнет», Сару упрятали в психушку, а Джон попал к приемным родителям. И на таком вот фоне сумрачное будущее неожиданно посылает мальчугану эрзац-отчима в механическом лице Т-800, в чем просматривалась озадачивающая, гротескная пародия на семейные узы. Впрочем, эти соображения мало занимали Самата, чья голова была до краев полна иными вещами – прежде всего трюками и спецэффектами, каких он никогда прежде не видывал. Разнообразные жидкометаллические трансформации кибернетического оборотня Т-1000 (более всего Самата впечатлило, как тот, рванув в одной из сцен на мотоцикле из окна небоскреба, со всего маху вскакивает на вертолет и, расплавившись, огромной зеркально-ртутной каплей вливается внутрь), машинообразные увечья его менее версатильного оппонента, обнажавшие за плотью, неотличимой от человеческой, уже хорошо знакомые фрагменты металлического скелета, – именно эти яркие моменты и детали составили ядро восприятия этапной для фантастического жанра работы Кэмерона в сознании подростка, оттеснив на его периферию все остальные составляющие сюжета. На одноклассников Самата, к слову сказать, фильм подействовал схожим образом.

Пока в подкорку въедались кэмероновские образы, миновала зима, принесшая с собой новую волну тектонических изменений, включая официальное, без дураков, вхождение Казахстана в эру суверенитета с ее ранними приметами вроде появления на каждом шагу коммерческих ларьков и драматического перекоса соотношения «хлеб/зрелища» в пользу второго (при совке было скорее наоборот). Дальше становилось сложнее: сопровождавшие приход весны колючие ветры перемен и сквозняки реформ взялись выдувать из людей остатки уверенности в завтрашнем дне. Но вчерашние пионеры пребывали прежде всего под очарованием происходящих трансформаций, лейтмотивом коих, как они усвоили, было понятие свободы, прежде недоступной – по крайней мере, в таких объемах.

Вместе с тем Самат и его сверстники продолжали по инерции приобщение к школьной программе, которая после развала СССР не могла, конечно же, поспеть за структурными и идейными метаморфозами окружающего мира. Тут единственным существенным изменением значился тот факт, что никто из школьных педагогов, хоть и опирался на прежние учебники и методички, более не настаивал на советских мифологемах и соответствующих поведенческих стандартах. Даже особо строгая в этих вопросах учительница русского языка и литературы Анна Юльевна.

Ближе к концу учебного года Анна Юльевна дала классу задание – написать вольное сочинение. «Тему она сформулировала как «Моя любимая книга или фильм» и попросила своими словами изложить причины любви к выбранному произведению.

«...или фильм»! Вот за эту опцию Самат ухватился примерно так, как тонувший мулла из лукавого восточного анекдота вцепился в руку порывавшегося выудить его из воды Ходжи Насреддина. Еще год назад, зная о крайне неодобрительном отношении Анны Юльевны к американским и китайским «антихудожественным поделкам», которым всегда изрядно доставалось (наряду с дикими прическами, короткими юбками и прочими приметами бездуховного времени) в ходе ее суровых лекций, изобличавших аморализм заграницы, Самат не дерзнул бы взяться за привлекавшую его тему. А просто сварганил бы, как он это неоднократно делал (и получалось у него, по всеобщему признанию, недурно), очередное слизанное с заскорузлых пособий фальшивое, постное, если не пошлое, скучнейшее, но в целом устраивавшее учительницу варево в духе «Проблема лишнего человека...» или «Путь женщины в революцию...»

Но времена-то изменились!

Саматово сочинение было посвящено американской киноленте «Терминатор 2: Судный день». В нем автор, абстрагировавшись от штампов, усвоенных через воспроизведение типовых сочинений про Наташу Ростову и Евгения Базарова, подробно расписал мозгодробильность сюжета, постановочную крутизну и бесспорную эпохальность визуально-трюковой части фильма и объявил все это комплексной причиной своей неподдельной любви к картине мистера Кэмерона, вот уж кто гений так гений, не в обиду Пушкину и Горькому будет сказано.

Сдав сочинение, ученик с волнением ждал следующей встречи с Анной Юльевной. Но в положенное время через несколько дней урок литературы не состоялся по причине, как было объявлено, болезни учительницы. «Не хватил ли ее кондратий из-за твоего «Терминатора»?» – предположил Алихан, одноклассник Самата. «Молодец, так держать, классная тема», – подбодрил с задней парты Коля, хулиган и троечник, питавший особо интенсивную нелюбовь к Анне Юльевне и заодно к ее предмету.

Утекла неделя, в течениекоторой подростка стал охватывать смутный страх получить отповедь и разнос засвое творение («Данабеков, а тебе я вынуждена поставить двойку! И родителей вшколу!»), в глазах учительницы, наверное, равносильное публичной пощечине.Потом еще неделя, и еще. Анна Юльевна, вернувшись к своим обязанностям послепаузы, затянувшейся до заключительных дней финальной четверти, почему-то повеласебя как киборг со стертой памятью. Приходя в класс с распахнутыми навстречулучам весеннего солнца и изредка залетавшим в помещение стрекозам и лепесткамцветущего урюка окнами, она даже вскользь не упоминала о сочинениях и ихразборе. Самат, снедаемый любопытством, но не решившийся напрямую поднятьвопрос о своем Терминаторе, так и не узнал, какую получил оценку и какую вообщереакцию учительницы вызвала его работа.

Анна Юльевна, далеко не пожилая женщина, через какое-то время уйдет из жизни из-за тяжкого недуга, всего на пару лет пережив любимую страну своей молодости и зрелости и, без сомнений, так и не примирившись с тем, что повестку дня стали определять совсем иные, чем она привыкла, ценности и установки. Самат с одноклассниками в последующие годы будет приносить цветы к могиле, куда учительница забрала мнение о его дерзком произведении. И всякий раз будет с раздражением ловить себя на мысли, что не в состоянии вспомнить усопшую вне контекста «Терминатора 2» и своего канувшего в небытие сочинения о фильме.