Киноциклотека: Киберпанк

О ф л а й н

Утром Карина получила от волонтера заказанную авоську продуктов и необходимый аптечный набор. Она напевала «Восьмиклассницу» Цоя, жарила яичницу с ветчиной, и тишина, обступившая дом со всех сторон и заменившая собой нескончаемый гул транспорта на улицах и привычные бытовые шумы двора, не казалась ей гнетущей. Пользователи социальных сетей подбадривали друг друга хохмами и креативными фотоэтюдами, а информагентства рапортовали о тенденции улучшения экологической обстановки в городе после его закрытия на карантин. На волне пойманного, как бабочка в сачок, позитива Карина посмотрела заранее выбранный фильм, вслед за чем, отталкиваясь от просмотра, написала очередной пост в личном блоге.

Все у нее внутри оборвалось ближе к вечеру, когда отец сообщил по телефону, что у него закончился инсулин, а пополнить запас в возникшей суматохе не удается. Аптеки и медицинские точки, где можно найти препарат, находятся в городе, куда только что заблокировали въезд. Да и в самом городе, как он слышал, диабетики сталкиваются с инсулиновым дефицитом. Ситуация становилась, без преувеличения, опасной для жизни отца. Без плановой инъекции через считанные часы больному обеспечено ухудшение самочувствия с дальнейшей комой и при худшем сценарии – летальным исходом.

Скопившееся за последнее время раздражение по отношению к отцу моментально куда-то развеялось, как выпущенный из котла пар.

– Держись, папа, что-нибудь придумаем, – сказала Карина бодрым голосом, но губы ее дрожали. – Я попозже перезвоню.

После лихорадочных раздумий и серии звонков приятелям и приятелям приятелей удалось выйти на фармацевта (или кого-то связанного с аптечными сетями, на конкретику Карине было плевать), который мог достать несколько упаковок. Молодая женщина согласилась на тройную переплату и взяла с фармагента обещание приготовить инсулин к концу дня.

– Хорошее начало – полдела, но только пол... – подвела она промежуточные итоги.

Заказ следовало забрать и доставить к границе города и там передать отцу или, скорее всего, отправленному им человеку, так как свое авто он продал еще года три назад и не мог подъехать лично, тем более, что самочувствие его тяготело к нестабильному, а лишний раз оставлять дом без присмотра нынче было бы, учитывая не самую благополучную в криминогенном смысле обстановку, нежелательно. Хотя впереди маячило еще достаточно хлопот, Карина почувствовала себя Сизифом, сумевшим, вопреки козням подловатых богов Эллады, докатить камень до вершины горы. Она перезвонила отцу, чтобы поделиться обнадеживающими новостями. Тот, в свою очередь, объявил, что договорился со одним знакомцем о приемке инсулина на блокпосту и дальнейшей доставке препарата ему на дом.

Только после этого Карина принялась искать кого-нибудь, кто мог бы забрать передачу и отвезти ее к границе города, и неожиданно осознала, что сделать это нынешним вечером просто некому. На усиленный поиск курьеров маловато времени – было без четверти шесть. Она решила сама доставить инсулин к месту передачи, дабы купировать или хотя бы минимизировать риски и надежнее проконтролировать весь процесс.

Для этого, однако, требовалось покинуть осажденный и заблокированный дом.

Карина перебрала варианты побега. Выход через подъезд был исключен, зато оставалась неортодоксальная опция в виде спуска с балкона. Навыков, полученных на тренировках по скалолазанию, Карине было достаточно, чтобы не бояться слезть вниз с пятого этажа. Сложнее было другое – проскользнуть незамеченной мимо фараонов, дежуривших во дворе. Но в потемках, до наступления которых оставался примерно час, шансы на успех заметно повышались.

Вскоре она решительно собирала рюкзак. В него отправились теплая куртка, пакет с защитными средствами и роликовые коньки. Подумав немного, Карина сунула в рюкзак наспех изготовленный бутерброд с сыром и ветчиной и бутылку воды. Из квартирного чуланчика была извлечена альпинистская веревка, один ее конец она замысловатым узлом, как ее учили, закрепила на железной поперечине балкона. Она условилась с приятельницей с четвертого этажа, чтобы та явилась через полчаса для оказания небольшого, но важного содействия операции. Она должна была сразу после спуска Карины убрать веревку с глаз долой, затянув ее обратно на балкон.

Основные приготовления были завершены. Карина выглянула вниз, чтобы справиться о местонахождении полицейских. Пара дежурных фараонов в медицинских масках и перчатках скучала, со смартфонами в руках лениво развалившись на сиденьях патрульной машины около соседнего подъезда, но попозже они должны были передислоцироваться в другой край двора. Солнце уже перестало рассыпать лучи и сдавало позиции наступавшим вечерним сумеркам. Требовалось еще немного обождать. Запас времени, в течение которого состоянию отца ничто не угрожает, был еще далек от критического.

Экипированная, Карина подошла к зеркалу в прихожей.

– Что ты творишь, дура? – тихо произнесла она. – Ты с ума сошла, Карина. Тебя поймают и упекут в каталажку.

Из зеркала на нее растерянными глазами таращилась симпатичная особа с приподнятыми скулами и чуть пухлыми губами, такая знакомая и в то же время будто бы чужая. Она шмыгнула носом и, казалось, вот-вот заплачет от внезапно накатившей жалости к себе. Но тут же губы ее плотно сжались, в глазах мелькнуло что-то холодно-стальное, как и в голосе:

– Немедленно прекрати распускать нюни! Слышишь, ты, корова!

От коровы в ней не было ничего, кроме разве что чуть волоокого взгляда, но после такого взбадривающего обращения, брошенного своему отражению, Карина подтянулась, приосанилась и как будто сделалась чуточку выше и атлетичнее.

– И потом, – весело добавила она, – тебя же всегда тянуло выяснить, как выглядит каталажка. Вот и выяснишь, если повезет.

Они стояли, смотрели друг на друга и вдруг истерично захихикали – Карина и ее доппельгангер из зеркального измерения, а может, и из недавнего сновидения. Следом она разом вспомнила, чем обернется возможный провал ее рейда и чтó стоит на кону, и помрачнела. Помрачнел и доппельгангер, добавив обстановке жутко-готических красок.

Спустя четверть часа вместе с явившейся снизу соседкой она проследила, как полицейские откатили левее, встав за металлическими конструкциями детской площадки. Фонари во дворе еще не зажглись, и когда внимание правоохранителей привлек какой-то человек, пытавшийся войти на патрулируемую территорию через одну из арок, стало ясно, что момент для бегства выпадает идеальный.

Карина распахнула боковую створку застекленного балкона. Прохладный воздух, ощутимо более свежий, чем обычно, обдал ее лицо, щекотнул ноздри, взметнул короткую прядь у виска. Это воздушное прикосновение напомнило ей о захватывающем альпинистском уик-энде в горах восемью годами ранее, особенно приятным периодом ее жизни. У нее бурно развивались романтические отношения с партнером из местечкового сообщества скалолазов, человеком, казавшимся ей тогда достойным восхищения. К тому же она зарабатывала столько, сколько ей не удавалось ни до, ни после. В тот же период она оформила ипотечный кредит и всерьез задумывалась о поездке на Мачу-Пикчу, а вся лежавшая перед ней жизнь вроде бы не сулила ничего, кроме череды прекрасных приключений.

Но предаваться милым сердцу воспоминаниям не было времени. Карина сбросила вниз свободный конец веревки и осторожно перелезла через борт балкона. Цепко перебирая по веревке одетыми в перчатки руками и мягко отталкиваясь ботинками на эластичной подошве от стены, она стремительно совершила спуск. Не считая состоявшей в сговоре приятельницы, идеально выполнившей свою роль, этот короткий мастер-класс по вертикальному перемещению был замечен только пожилым мужчиной, дымившим сигаретой на противоположном балконе, и черно-серым котом, флегматично бродившим среди облезлых кустиков под окнами первого этажа. Да еще соседом-студентом со второго этажа, который быстро сообразил, в чем дело, восхищенно улыбнулся Карине в открытое окно и продемонстрировал кулак с оттопыренным большим пальцем. Она с улыбкой подмигнула ему в ответ, помахала соучастнице авантюры, напряженно следившей за ходом предприятия с балкона пятого этажа, и увидела, как свидетель-курильщик тихонько ей поаплодировал. «Возможно, мы недооцениваем солидарность нашего общества», – подумала Карина, наблюдая, как поднятая соседкой веревка исчезает в проеме балконного окна.

В сгустившемся мраке, кое-как разгоняемом светом окон, улизнуть за пределы двора не составило особого труда. Беглянка упругим шагом бесшумно направилась в сторону арки, миновала ее и свернула за угол, где находился магазин одежды с вставленным в витрину листом бумаги, на котором было отпечатано крупным шрифтом хмурое «Закрыто на карантин». Там она быстро переобулась в роликовые коньки, вынутые из рюкзака, и спрятала лицо под защитной маской. На колесиках путь по притихшим пустынным улицам через три квартала до места, где должен был ждать обещанный заказ, был покрыт в считанные минуты. Заметивший Карину по дороге патруль не заподозрил ничего противозаконного в перемещении женщины, которая сквозь маску бойко крикнула им издали, что она курьер по доставке еды.

Спекулянт от фармацевтики, невротичный малый в новеньких фирменных кроссовках, прибыл без опозданий и поджидал заказчицу в необъятном внедорожнике, похожем на бронемашину для элитного спецназа. Продавца, к вящему неудовольствию Карины, пришлось дополнительно раскручивать. Он мялся, вилял, что-то лепетал про дикую дефицитность добытого им товара и трудности его трансфера, иными словами – откровенно набивал цену вразрез ранее достигнутым соглашениям. «Видимо, с солидарностью в обществе все-таки дела не так хороши», – скорректировала свое недавнее предположение молодая женщина. Только после того, как сверху было накинуто процентов двадцать от изначальной стоимости заказа, Карина наконец получила его на руки.

Мысленно обложив последними словами местную провизорскую мафию и заодно весь Минздрав с ВОЗом впридачу, она связалась с отцом и проинформировала его, что все по плану и что она лично передаст упаковки на блокпосту. После чего тем же манером, на роликах, без приключений преодолела примерно двухкилометровый путь к границе города. К блокпосту она подкатила в девятом часу в упоении от выпроставшегося откуда-то из душевных глубин чувства свободы и переполнявших ее сил.

В этот момент позвонил отец и сказал, что в отправленной им машине выявилась какая-то неисправность и он попробует поискать другого посыльного. Моментальной реакцией Карины стало решение добиться разрешения пройти через блокпост и, в полной мере исполнив роль курьера, довезти передачу самостоятельно. Часа через полтора отцу уже пора было принимать полагающийся ему инсулиновый допинг.

О н л а й н

На освещенном неоновыми огнями перекрестке в престижном токийском районе Сибуя, как всегда, оживленно. Ни поздний час, ни дождливая погода никак не сказываются на интенсивности автотрафика и потока пешеходов. По сигналу светофора, вспыхивающего зеленым светом, люди устремляются по размеченным на асфальте прямоугольникам пешеходного перехода, спеша по своим вечерним делам под укрытием разноцветных зонтиков. Недвижна только одна девушка, застывшая посреди «зебры». Без зонта, без плаща, девушка стоит под сыплющимися с неба водяными струями, и весь ее вид свидетельствует о том, что она в ступоре, она не в себе. Прохожие не обращают на нее внимания – мало ли чудаков в тринадцатимиллионном мегалополисе, этого калейдоскопа технократических небоскребов, неоновых реклам, уличных лапшичных, кислотных караоке-баров, запруженных подземок, в этом славящемся своим сумасшедшим ритмом и ни на миг не прекращающейся гонкой за бизнес-показателями и самыми невообразимыми и инфантильными удовольствиями городе. Покуда все проходят мимо девушки, ее отстраненный взгляд встречается со взглядом приближающегося к ней мужчины средних лет. На его лице начинает проступать изумление, и до того, как он успевает поравняться с одинокой и промокшей соотечественницей, что-то катапультирует ее из сумрачного состояния. Невероятно, но она с животным рыком бросается на мужчину, сбивает с ног, зонт выпадает из его руки, и за те мгновения, что камера отъезжает в небеса, к пресловутой «точке зрения бога», мы успеваем заметить, как на асфальт выплескиваются темные фонтанчики свежей крови.

Таким стильно-трэшевым эпизодом (большая его часть передана посредством рапидной съемки), в деталях экспонирующим начало зомби-эпидемии в Японии, открывается очередной сиквел «Обители зла», действие которого отстоит на четыре года от событий «Вымирания», третьего фильма цикла. Эта вроде бы имеющая целью задать тон предстоящему повествованию и несущая главным образом иллюстративную функцию сцена заставила меня задуматься вот о чем. Вышеупомянутая девушка, не иначе, была инфицирована Т-вирусом и стала нулевым носителем в Токио, а ее первой жертвой, такое впечатление, оказался знакомый ей человек – не исключено, что начальник или коллега, который мог третировать ее на службе, где-нибудь в одном из их легендарных дзайбацу. Ведь было очень похоже на то, что он тоже узнал дождевую леди, прежде чем подвергнуться атаке, в которую та вложила всю свою ярость.

И пусть, скорее всего, данная гипотеза – ахинея, сцена сама по себе очень красноречива и, надо полагать, совершенно не случайна, ибо делает кивок (имеющий глаза да увидит, имеющий мозги да пошевелит ими) в сторону темы мести, которая настигает мужчин со стороны униженных женщин. Да, меня снова сносит в мое любимое феминистское прочтение, уж простите, дорогие подписчики и гости блога, особенно те, что представляют сильный пол. А как иначе, если мы сразу же видим, как Элис, затянутая в черную кожу а-ля Кэтвумен, совмещающая в своем облике черты фотомодели, фам-фаталь и драчуньи наподобие Синтии Ротрок, в компании со своими клонами-двойниками совершает дерзкий налет на японскую штаб-квартиру Umbrella и изничтожает всю службу охраны с широким применением арсенала боевых умений вплоть до экстрасенсорных. Ее целью является месть корпорации, укравшей у нее друзей, идентичность, память и саму жизнь, и конкретно – месть сволочному мистеру Вескеру из совета директоров Umbrella. Но Вескер силен и коварен, ему в ходе прямой схватки удается вколоть в кровь Элис некую сыворотку, которая лишает ее сверхспособностей. Это выглядит как ответный удар мужиков-сексистов, отказывающих женщине в праве на равноправие (пардон за громоздкость словосочетания) и тем более на исключительность. За подобным гендерным шовинизмом очевидно спрятан глубокий комплекс, страх потерять главенствующее положение, который Вескер, нордический блондин-атлет, выдает злобной репликой: «Я такой же, как ты, только лучше!» Такая вот формула маскулинного реванша (причем неясно, реванша за что) или того, как эти ребята-фаллоцентристы его понимают.

Вескер готов убить Элис, но не успевает, поскольку самолет, послуживший площадкой для боевого рандеву, терпит крушение, снятое специально для смакования в формате 3D, а это в свою очередь позволяет сюжету окончательно вырваться из поднадоевших офисно-лабораторных локаций Umbrella в менее примелькавшиеся пространства, как открытые, так и закрытые. Радиоэфир обезлюдевшего мира баламутят сообщения о затерянной где-то земле обетованной под названием Аркадия, откуда поступают типичные для постапокалиптического кино сигналы с обещаниями крова и безопасности, очень соблазнительными для последних выживших, кубарем скатившихся к самому основанию пирамиды Маслоу. Так что Элис, уцелевшая в схватке с Вескером, неприкаянно болтается по свету на легком самолетике в поисках Аркадии, каковые поиски приводят ее на Аляску и воссоединяют с несколькими знакомыми нам по предыдущим частям персонажами. С ними она прячется в здании тюрьмы, осаждаемой полчищами мертвецов, и позднее, после прорыва обороны и сшибки со страшным монстром-гигантом в маске палача, вооруженным секирой весом, наверное, в полтонны, и побега с крыши тюрьмы выясняет нечто, круто меняющее акценты.

Делаю традиционное предупреждение: бегите, спойлерофобы, данный абзац вам читать противопоказано! Для остальных же сообщаю, что «Аркадия» – это не статичная точка в географическом пространстве, а исполинское судно, дрейфующее у берегов континента (североамериканского, надо думать) вместе со всем своим содержимым, загадочным по определению. Ну, как загадочным: выясняется, что внутри размещена новая лаборатория Umbrella с кучей подопытных пленников и председательствует там собственной персоной Вескер. Причем на почве серийных мутаций мужик, стыдно сказать, перешел не то на каннибализм, не то на вампиризм, мотивируя оный переход соображениями генетического самоапгрейда. Полное сумасшествие, но он и вправду мощен, как помесь Дракулы и киборга-ассассина, и в решающей битве с прилагаемым к ней винегретом из спецэффектов, стереоскопических фокусов, полетов на тросах, летающих кинжалов, мордобоя и кровищи Элис приходится безумно тяжко.

Да, кстати, все это пестрое, как полотно переигравшего в видеоигры Босха, носит название «Жизнь после смерти» – так громоздко переведено емкое и хитроватое английское словечко Afterlife. И на первый взгляд, существенно удачнее и не передать то, что означает одновременно и «после смерти» и «после жизни». Выходит, что, несмотря на диктат философско-религиозных трактовок на тему бытования души (или сознания) после того, как она покинет бренную оболочку, сам по себе этот вот «афтерлайф» означает, в широком смысле, «какую-то другую жизнь», про которую можно точно сказать лишь то, что она прочно отделена от предыдущего куска бытия неким водоразделом. Этот кусок бытия может быть, конечно, и целиком чьей-либо жизнью от ее начала до конца, и за ней следует загробное существование, потустороннее. Водоразделом в данном случае будет смерть, и тогда уместно говорить о «жизни после смерти», «посмертии», «пакибытии» (встретилось такое дивное, выплывшее, видимо, из древнеславянских фолиантов словцо). Но водоразделом может быть и иной, нежели стандартная физическая смерть, барьер-граница, прохождение коего знаменует важное изменение, но все-таки в рамках актуального, продолжающегося жизненного цикла. Тогда уже это «жизнь после жизни», где есть более или менее ясно очерченные «до» и «после», какой-то иной этап существования, вроде отрочества после детства или старости после зрелости, либо, как у Хайдеггера, остаток жизни индивида после глубинного и окончательного осознания им собственной смертности.

Чтобы не путаться дальше самой и не путать читателей, подытожу, что в плоскости вышеизложенного феномен нынешней пандемии видится этакой рельефной, жирной чертой, тем самым водоразделом, означающим переход к назревшему впереди «афтерлайфу» с пересмотренными (а то и совершенно новыми) правилами игры, и... Но это тема отдельной большой дискуссии, и не тут ей место. Короче, будь моя воля, я бы перевела название как «Постмортем», имея в виду указание на процессы, происходящие вслед за ранее упомянутым «вымиранием». Или даже «Постфактум», дабы не присобачивать сюда упоминание смерти, ведь в оригинале речь именно о жизни (отчего в стилизованном виде было бы оправданно и написание «ПостFUCKтум») и ее, жизни, продолжении, пусть и в кардинально ином качестве. Катастрофа – это факт (все, что было «до», оказалось fucked), а дальше предстоит иметь дело с ее последствиями, и тут надобен ум («пост + факт + ум»), так что вопросом, как поступать дальше, желательно озаботиться заблаговременно. В предвосхищении чего, наверное, и заключается ценность, если искать ее, данного кинотворения.