16 сентября, 2078 год. Москва
Все утро мистер Ч не выходил из кабинета, а в третьем часу дня заявился ко мне. Он был в своем обычном расположении духа.
- У вас все хорошо? – осведомился я.
- Да, а почему должно быть плохо?
Я понял, что мы притворяемся, что вчера ничего не было.
- Нина уже дала вам ответ?
Мистер Ч мельком посмотрел на меня.
- Одевайтесь, - отрезал он.
***
За все то время, что я жил с ним его жизнью, я забыл, что являюсь журналистом, что моя главная задача – выведать и записать как можно больше компрометирующего материала. Слишком уж я близко к сердцу стал воспринимать мистера Ч. Это не позволительно... Именно так ты можешь подумать, мой уважаемый читатель. Однако имеем то, что имеем. Видимо, такой я плохой журналист. Заканчиваю с лирическим отступлением. Простите, если есть вообще, что прощать.
***
Мистер Ч повел меня в Третьяковскую галерею.
- Тоже мое любимое место.
- Опера, галерея... Вы, наверное, еще и театр обожаете, - съязвил я.
- Кино люблю больше, чем театр, - серьезно ответил он. – Да, можете обвинять меня в богемном образе жизни, но я правда люблю все эти вещи. Они заставляют задумываться.
Он подвел меня к полотну Михаила Врубеля «Демон (сидящий)». Взгляд мистера Ч был примагничен к холсту. Какая-то неведомая сила держала его мертвой хваткой. Глаза мистер Ч преисполнились грустью, а после буквально за секунду приняли прежнюю безразличность.
- «Дух, не столько злобный, сколько страдающий и скорбный, но при всем том дух властный...величавый». Кажется, так писал о своем шедевре Врубель, - вырвалось у меня.
- «То не был ада дух ужасный, порочный мученик – о нет! Он был похож на вечер ясный: ни день, ни ночь, - ни мрак, ни свет!..» - грустно улыбнулся он.
Когда мы вышли из галереи, уже совсем стемнело. Роман принес нам два американо, мы присели на лавку.
- Не горячий шоколад? – удивился я.
- Сегодня особенный день.
Мы помолчали минут пять.
- Вы ассоциируете себя с этой картиной?
- И да, и нет, - он сделал глоток. – Я ведь сволочь, до произведения искусства мне еще далеко.
Я был удивлен, что его нарциссизм куда-то улетучился.
- Не каждая сволочь может сказать, что она сволочь, - заметил я.
- А толку? Я сволочь, но не собираюсь меняться. Не признаю мораль, установленную обществом, и никогда не признаю. По вашей морали я сволочь и не отрицаю, но по своей собственной морали я делаю все правильно. Я никого никогда не обманываю, всегда говорю ту правду, что знаю сам.
- Вам легко не врать, ведь вы ни от кого не зависите. Вот вам еще одно определение свободы.
- Действительно, еще одно – горько усмехнулся он.
Я встал, отряхнул штаны.
- Думаю, нам пора, мистер Ч. Или вы хотели мне еще что-то показать?
- Я выпиваю в очень редкие и особенные дни, а сегодня именно такой. Поедемте в бар.
- Ну вы даете, мистер Ч, и американо, и алкоголь в один день.
Мы засмеялись, как старые друзья.