Александр

Пенелопа избегала меня весь день. Что я мог с этим поделать? Будь я на её месте, я бы вообще обратился в психиатрическую лечебницу. Но она этого не сделала, более того, даже не собиралась. К своему стыду я заметил, что мне оказалось мало. Мой первый глоток человеческой крови оказался таким свежим и чистым на вкус, словно я испил очень дорогого вина. И мне не хватило его, чтобы насытиться. Хотелось наконец избавиться от сводящего с ума чувства голода, но я не видел иного выхода, кроме как попытки выследить кого-то на улице или остаться наедине с одним из неизлечимых пациентов. Голод. Голод растворил во мне всё человеческое. Жажда крови напоминала ломку от морфия или опия. Даже эффект от попадания чужой крови в мой организм был схож с наркотическим. Мне действительно предстояло смириться со своей участью или дождаться объяснений от Александра.

Наконец, этот день настал. Третьи сутки я не ощущал в своём желудке ничего, кроме пустоты и безнадежности. Все это также подпитывалось усталостью от нескончаемой работы и постоянным желанием всадить клыки кому-то в горло, — никто больше не пострадал от моего звериного голода, кроме Пенелопы. Я держался каждый раз, когда приносили раненых, когда приходилось накладывать швы, делать перевязки и другие мелкие процедуры. Я молился, чтобы не приходилось проводить обширные операции или, того хуже, принимать роды, ведь это означало бы моё мгновенное разоблачение. Когда мой бесконечный день наконец закончился, я рухнул на постель и закрыл глаза. Никогда ещё я не чувствовал себя таким уставшим и измученным. Теперь мне казалось, что любимая работа приносила только страдание, а ведь раньше только она была способна избавить меня от меланхолии. Я лежал неподвижно, казалось, несколько часов, но сон не собирался ко мне приходить. Все существующее на свете могло бы разозлить меня в тот момент, и даже Август, зашедший пожелать спокойной ночи, молча вышел из комнаты, не дождавшись ответа от собственного отца. Горько было осознавать, что моя жизнь уже никогда не станет такой, как прежде. Я не имел ни малейшего понятия, что мне делать, но именно в тот момент, когда я снова находился на грани отчаяния, вновь появился он.

Александр возник из ниоткуда прямо перед моей кроватью. Вероятно, он умеет перемещаться в пространстве или принимает форму животного, как злосчастный граф Дракула, но в тот момент это не имело никакого значения, ведь я был зол на него, как никогда раньше.

— Отдыхаешь, Оскар? — послышался его голос с ноткой насмешки. Я повернулся на бок, стараясь игнорировать присутствие его фигуры в моей комнате, но он оказался не из тех, кто легко сдаётся. Александр прошёл вдоль кровати и сел на стул рядом, закинув ногу на ногу.

— Какого дьявола ты здесь появился спустя столько времени? — я не выдержал его взгляда на своей спине и приподнялся с кровати, посмотрев на него. Он выглядел все так же аккуратно, как и всегда, только привычная сверхъестественная бледность его лица сменилась живым, здоровым румянцем.

— У меня было много дел, я должен был проверить остальных своих пациентов.

— Ах, так у тебя их ещё и много. Таких как я, верно?

— Нет, Оскар. Такой, как ты, только один, — надменно произнёс он и раздражённо закатил глаза. — Неужели ты не рад своей новой жизни, мой дорогой друг?

Я был вне себя от ярости, которая накопилась во мне за все дни его отсутствия. Как он мог оставить меня одного на произвол судьбы, а потом заявиться сюда, сидеть и ухмыляться над тем как я страдаю? Я встал с кровати, — во мне вдруг нашлось так много сил на это, — и подошёл к нему. Он сидел неподвижно, и только его человеческий облик прекрасного юноши не давал мне забыть, что я имею дело с настоящим дьяволом.

— Оскар? — Александр поднял на меня голову и расплылся в улыбке, оголившей белоснежные зубы, — Ты ведь сам умолял меня спасти тебе жизнь. Так почему ты не принимаешь это как дар Божий, а продолжаешь выносить мне мозг своими глупыми обидами?

— Это была иллюзия выбора, Алекс. Ты бросил меня, не дав и толику объяснений, из-за меня могли пострадать невинные люди, и кое-кто даже пострадал!

— Невинные люди? — Он поднялся со стула и оперся на трость. Холодный взгляд пронзил мне душу, я почувствовал его на своём затылке и спине, почувствовал его присутствие на своей коже обжигающим холодом. — Невинные люди, Оскар, отныне твой хлеб насущный. Прими это как должное. За все в мире приходится платить, таковы уж правила, c'est la vie.

Я знал, что он был прав. Возможно мне всем сердцем хотелось услышать, что есть какая-то альтернатива, что вампиры могут не питаться кровью, или хотя бы не убивать людей, но правда ударила в меня словно молот.

— Я хочу, чтобы ты рассказал мне всё. Чтобы не возникало никаких недопониманий или несчастных случаев, — твёрдо настоял я.

Александр хитро улыбнулся и посмотрел на меня поверх своего пенсне.

— Разве ты не привык учиться на собственном опыте, Оскар?

Теперь, спустя какое-то время в этой комнате, пока продолжался наш диалог, мне показалось, что его стальные глаза были наполнены лишь спокойствием и мудростью, словно именно этим невыносимо притягательным взглядом он заманивает жертв в свою адскую ловушку. Для кого-то эти глаза стали последним, что он увидел в этой жизни.

Он отвёл взгляд и вальяжно подошел к окну, одним рывком раскрыв шторы. Отражение лица моего нового приятеля в тёмном окне, через которое виднелись лишь лучи уличных фонарей, выдавало лукавую ухмылку на его лице.

— Никогда не пей кровь больных или мертвых, — начал он. — От порченной крови сляжешь с симптомами гриппа, только будет хуже, намного хуже.

— Где мне достать гроб? В нем вообще нужно спать, Алекс?

— Не знаю с чего ты решил, что вампиры спят в гробах, мой милый друг, но я предпочитаю кровать с балдахином. Солнце тебя не убьёт, но нужно его избегать. Оно высосет из тебя все соки. Тебя вообще мало что сможет убить. — Он вдруг повернулся ко мне лицом, но его отражение в окне замерло в том же положении, что было за секунду до этого, и растянулось в улыбке. Меня снова пробрал ужас. — Разве что собственная беспечность. Так что остерегайся мужчин с топором, которые захотят отрубить тебе голову.

— Это… всё? — удивился я, оставаясь в замешательстве от такого незначительного объёма информации, которое он мне дал. Я чувствовал, что это могла быть только верхушка айсберга.

— Пожалуй, да. До остального тебе нужно ещё стать настоящим вампиром. Ты уже убил кого-нибудь? Бьюсь об заклад, что нет. Так вот, когда это случится, тебе откроются большие тайны, чем ты можешь себе представить, Оскар. А теперь, прошу меня простить, у меня ещё много дел на сегодня.

На моих же глазах Александр пропал, но на его месте закружилось мелкое летающее существо. Присмотревшись, я увидел летучую мышь, быстро машущую маленькими крылышками, которая тут же вылетела в приоткрытое окно комнаты.

— Господи… — прошептал я, закрывая окно, — да какие у тебя, к черту, могут быть ещё дела? Жить в огромном замке и от скуки обращать первых встречных в себе подобных?

Не выдержав напряжения сегодняшнего дня, я лёг спать. Однако мой сон прервала Клавдия. За окном все ещё была ночь, но свет фонарей уже перестал гореть, от чего казалось, что на улице стоит беспросветный мрак. В приемном покое снова что-то стряслось. Госпиталь затрясло от стонов, я вскочил с кровати, накинул халат и спустился вниз.

— Доктор! Доктор Грант… ах вот вы где, уже проснулись, — залепетала Пенни. Один из мужчин, принесший пострадавшего, начал докладывать мне детали произошедшего, Пенелопа, вместе с другим невысоким мужчиной, взялись перекладывать раненого на одну из коек. Раненый не переставал мычать и стонать, Пенелопа гладила его по окровавленной голове, стараясь успокоить, приговаривая что-то.

— В общем… это… — запинался свидетель.

— Сестра Клавдия, операционную готовьте, — скомандовал я, посматривая на окровавленное, ещё живое тело пострадавшего мужчины.

— Экипаж его переехал, мы его подобрали, он вроде как пьяный был, из паба выходил, — продолжал докладывать другой паренек.

— Благодарю, молодые люди, можете идти. Заходите утром, проведать… — пробормотал я, все ещё пытаясь отойти от сна и пробудить сознание. Дверь за ними захлопнулась. Резкий запах крови ударил мне в нос. Я посмотрел на Пенелопу, вытирающую руки о свой белоснежный фартук. Кровь. Так тяжело снова стараться думать хоть о чем-то, кроме неё.

Раненым был мужчина средних лет, немного полноватый. Грудь у него слабо выздымалась и каждый выдох сопровождался стоном, несколько ребер было сломано—видимо самый сильный удар пришёлся копытом в самую грудину. Жить ему оставалось не больше двух часов с учётом всех возможных внутренних повреждений органов. Пенелопа взялась разрезать на нем одежду большими портновскими ножницами.

— Стой, Пенни. Иди в операционную, дальше я сам, — сказал я и забрал у неё ножницы.

О чем я только мог думать? Я мог думать только лишь о том, как не сойти с ума от голода. Я вспомнил слова Александра, о том, что я не стану настоящим вампиром, покуда не совершу первое убийство. А здесь предоставилась такая дикая, совершенно немыслимая возможность наконец-то восстановить свои силы, поесть, насладится чудесным глотком свежей крови, сколько бы её не было. В приемном покое не было никого кроме нас двоих. Какой я к черту врач, если собственноручно убиваю пациента? Но был ли смысл мучить себя, своих медсестер долгой операцией, которая вряд ли смогла бы ему помочь? Конечно, нет. В тот момент единственным выходом, чтобы не сгубить себя и остальных, была лишь предоставившаяся возможность всадить клыки ему в горло и прекратить страдания бедолаги, которому мне было не в силах помочь.

Алекс сказал не пить кровь мертвых. У меня оставалось меньше часа из-за долгих раздумий. Приложив воронку стетоскопа к его груди, я услышал слабое сердцебиение, значит у меня ещё есть шанс.

— Доктор Грант, вы идёте? — раздался голос Клавдии, — Мы теряем время.

«Мы теряем время» — как же глупо это звучит в моем случае. Нет, Клавдия, вы его теряете, а я наоборот стараюсь его потянуть. Ещё немного и…

Спрятав стетоскоп в карман, я схватил мученника за голову и притянул к себе, оголив клыки, погрузил их в горящую пламенем предсмертной агонии плоть и пил, пил кровь, так жадно, как младенец пьёт молоко из груди матери. Я чувствовал себя животным, зверем, хищником, волком, пожирающим беззащитного, больного зайца в тёмных лесных сумерках. Это не прекращалось и тогда, когда бедная жертва перестала двигаться после краткого кряхтения. Я отстранился, снова приставил стетоскоп в груди. Сердцебиение прекратилось. Вероятно Александр интуитивно понимает, когда наступила смерть, но в данном случае профессия врача сильно играла мне на руку. Его пульс не прощупывался. Я сел на край койки, положил его руку ему на грудь и, достав салфетку, вытер свои губы от крови. В эту же секунду примчалась Пенелопа.

— Что случилось, доктор? Мы его потеряли?

— Да… — сказал я и поднялся с койки, — Да, Пенни, мы его потеряли. Он все пытался мне что-то сказать… Запишите время смерти: пять часов утра, сорок две минуты. Видимо он потерял много крови. Долго несли.

Я посмотрел в окно, на секунду мне показалось, что в отражении снова мелькнул взгляд Александра. Я ощутил насыщение. Трудно было представить, что я снова ощутил себя человеком, сытым и довольным.

— Что ж, я отвезу его в секционную? — сказала Пенни.

— Везите в морг, утром напишите в агентство, поищите его родственников.

— Хорошо, сэр. Поможете? Тяжёлый он, — она встала у каталки, ожидая моей помощи. Мы без труда поместили труп на каталку и накрыли его простыней.

По дороге в морг снова нависло неловкое молчание. Пенни все оборачивалась, посматривая на моё лицо.

— Не повезло ему, — проговорил я, стараясь избавить нас обоих от тяжести нависшей неловкости. Я вдруг вспомнил, что она тоже чуть не стала моей жертвой. Но теперь, когда я был сыт, ей ничего не могло угрожать.

— Бросаются пьяными под колеса, что уж тут поделать, — устало вздохнула она. — А кучеры их и не видят. В темноте такой… Совсем дороги не освещают.

— Да, много же приносят таких… — проговорил я, ставя каталку у стены.

— Ладно, пойду я спать, доктор Грант, — зевнула она. — И вам советую, бледный вы какой-то.

— Доброй ночи, Пенни. Выспитесь хорошенько.

Я вернулся в комнату и посмотрел в зеркало. Теперь я понял, что так смущало Пенелопу, почему она постоянно оборачивалась на меня, пока мы везли эту злосчастную каталку: в уголке губ у меня застыла капелька крови. Осознание пробило меня моментально. В ужасе я смахнул её большим пальцем и облизал его, со всей жадностью, присущей, видимо, каждому вампиру, не желавшему упускать и частицы ценной жидкости. Я оставил все как есть, в надежде, что Пенни почувствует себя слишком уставшей, чтобы в её голове не закрадывалось больше никаких ненужных подозрений на мой счёт.