Александр

Любовь - это не мясо, но что-то кровавое.

Р. Литвинова

Я смотрел на каплю крови, растекшуюся по моей руке, и думал о том, что скоро умру. Как я могу оставить своего сына без отца? Этот злополучный порез скальпелем во время вскрытия очередного тифозного… Если немедленно не прижечь рану, может начаться заражение крови, а наша медицина ещё не настолько шагнула вперед, чтобы справиться с этим. Поможет разве что переливание, но, увы, не во всех случаях.

Я раздумывал над тем, чтобы сдвинуться с места и позвать медсестру. Но Пенни уже стояла в проходе дверей моего импровизированного морга и смотрела так напугано, что у меня сжалось сердце. Она тоже понимала, к чему могли привести такие ночные вскрытия после двенадцатичасовой смены.

— Нужно прижечь, — сказала она спокойно, словно это было обыденностью, особенно для меня. Сестра Пенелопа макнула вату в склянку со спиртом и, приложив к порезу, зажала мне ладонь, чтобы остановить кровь.

— Да.

— Быстрее, доктор Грант, пока инфекция не распространилась.

Потащив наверх, через коридоры, Пенелопа завела меня в перевязочную и усадила на кушетку. Я смутно понимал, что происходит, мысли в голове бурлили как в адском котле, а сам я валился с ног от усталости. Пенелопа нагревала железную иглу над пламенем спиртовки, я опустил взгляд на свой порез. Голова не прояснялась, но я думал, что, как только почувствую боль от раскаленного железа на коже, то сразу проснусь.

— Вы поможете? — спросил я ей в спину.

Ответ был очевиден:

— Я уже это делаю, — она убрала вату. — За вами глаз да глаз нужен, как за ребёнком, сэр.

Я не любил такие сравнения—всё же я был уважаемым врачом, — но на своих медсестер я никогда не обижался. Они делали для меня слишком много.

— Вы не слушаете меня совсем. Работаете с утра до ночи… Ну кто же трупы вскрывает по ночам?

Я хотел разозлиться, правда. Показать себя грозным начальником, присечь ворчание, не знаю, прикрикнуть, что у меня не хватает на все времени, поэтому приходится работать по ночам. Но я не смог, клянусь! Я был так опустошен и раздавлен, я молился, чтобы она поскорее избавила меня от страданий перед неизвестностью, что просто промолчал как ребёнок, которого отчитала мать.

Пенелопа не собиралась продолжать тираду, она прижгла рану — у неё лёгкая рука, волшебная, я бы сказал. Я почти не почувствовал боли. Я уже давно ничего не мог почувствовать. Может быть ранка была не такая уж большая, а я столько паники из-за неё развел. Гигиена уже давно вошла в моду, но я все ещё боялся любой заразы, хотя сталкивался с ней каждый день. Она наложила повязку своей заботливой сестринской рукой. По ней было видно, что сама она тоже смертельно устала, но её смена кончалась только к утру.

— Сэр, вам бы следовало пойти спать, вы очень неважно выглядите, — она убрала все принадлежности. — К тому же малыш Август целый день про вас меня и остальных сестёр спрашивал.

Я поднялся с кушетки. Мой сын, мой единственный и неповторимый мальчик. Если бы я только мог быть для него нормальным отцом… Если бы я мог.

— Да, вы правы, мне стоит прилечь.

— Спокойной ночи, доктор Грант, да хранит вас Господь.

Я поднялся на второй этаж госпиталя, там мы жили всей нашей семьей с тех пор как я начал работать здесь. Коридоры были обветшалые и каждый скрип половиц слышен из любого конца комнат. От Августа не было ни слуху ни духу. Вероятно, он уже спал. Я зашёл в свою комнату и, не переодеваясь, лёг в кровать. Я все ещё не привык лежать в ней один. Кровать была большая и занимала почти половину комнаты. Другую половину я когда-то выделил на туалетный столик жены и большой платяной шкаф. Когда-то здесь было уютно. Я снова посмотрел на перевязанную руку, она уже не болела, не ныла и не пульсировала. Я оставил недовскрытый труп на своих бедных медсестер и ушёл спать. Это было чудовищно с моей стороны.

Стоило мне на минуту прикрыть глаза, за дверью послышалось шуршание. Немного помявшись у входа, Август прошёл в комнату и со скрипом закрыл за собой дверь.

— Пап, — раздался его голосок, я еле открыл глаза, — а ты не сильно устал?

— Устал, милый. Что ты хотел?

— Мне очень грустно и я скучаю по маме.

Я сильно рисковал, обрекая себя на полуторачасовой разговор с сыном на эту тему. Мама на небе, она все видит и слышит. И она всегда с тобой, Август. И со мной тоже. Но эти слова я повторял ему на протяжении уже полугода с её смерти, и они порядком ему надоели. Он ищет утешения, так же как и я, в разговорах со мной на отвлеченную тему, а не на тему смерти мамы. Мне тоже больно, мой милый Август, но смерть забирает лучших.

— Иди сюда, — сказал я и отодвинулся на сторону кровати, которая когда-то принадлежала моей жене. Август забрался рядом и уткнулся своей белой макушкой мне в плечо. Я обнял его и закрыл глаза. Вероятно, мне повезло, что у меня такие хорошие отношения с сыном. Не каждый может этим похвастаться. Но теперь мне приходится заменять ему и мать тоже, потому что я чувствовал себя отчасти виновным в её смерти. У меня не нашлось денег, чтобы отправить её в горы на лечение от туберкулёза.

Август, заметив, что я сплю одним глазом, встрепенулся и лёг на спину, сложив руки в замок.

— Если ты хочешь спать, можешь закрыть глаза. А я буду рассказывать как у меня прошёл день. Только ты слушай, ладно?

Мне хватило сил утвердительно кивнуть ему.

— Сестра Пенелопа угостила меня сегодня маффином. Представляешь, какая она хорошая?

— Это очень на неё похоже…

— Мальчишки из соседнего двора разрешили мне погладить щенков. Они такие маленькие и хорошие, жаль, что мне нельзя завести щенка. Я когда пришёл, сразу руки помыл, как ты говорил. Вот. А ещё Джереми сказал, что я беспризорник. Я сказал, что я не беспризорник, у меня папа врач, а потом дал ему кулаком в глаз, он правда расплакался и убежал.

Я старался слушать его, но делать это с закрытыми глазами было плохой идеей. Поэтому я задремал почти моментально под его бесконечный лепет.

— А что с твоей рукой? — неожиданно спросил Август. Я отмахнулся, пробормотав что-то вроде «пустяки, просто порезался». Этот ответ его явно удовлетворил, потому как он забрался под покрывало и прижался поближе.

— Хочешь спать со мной?

— Да.

И мы заснули. Я обнял его второй рукой, потому что на другую он положил свою голову. Мне нельзя оставлять его одного, хоть он и находится под постоянным присмотром моих медсестер. Я понимал, что ему не хватает не только матери, но и меня. Из-за её смерти, мне казалось, что единственное в чем я могу утопить свое горе — это не алкоголь, а работа. Работа, работа, работа. Я видел смысл только в ней и в своём сыне. Но я не умел совмещать два этих аспекта. У меня был выбор: помогать нуждающимся во мне больным или… помогать нуждающемуся во мне сыну. Так и получилось, что выбора у меня не было никакого. Все нуждались в бедном Оскаре Гранте.

Утром я еле смог открыл глаза, Август рядом тихо сопел. Я снова посмотрел на свои руки. Тревожность, бурлящая ещё вчера где-то под желудком разразилась с новой силой: на своей руке, помимо пореза, который вчера обработала Пенни, был ещё один, который и она, и я, в силу своей усталости, просмотрели. Это был конец. Или только начало? Тогда я ещё не знал.

Вообще-то, я страшный параноик. На показательных вскрытиях в медицинской академии я всегда стоял позади всех остальных студентов потому что боялся подцепить заразу. Я был ещё достаточно молод, не имел ни жены, ни сына, и зря переживал по поводу своей неминуемой смерти от сепсиса. Мой бородатый профессор, который, казалось, лично знал Дарвина и разумеется знал больше всех нас вместе взятых, часто ловил меня, когда я падал в обмороки от вида крови и внутренних органов, а потом отчитывал меня словами «Вам никогда не стать врачом, мистер Грант, раз вы боитесь того, с чем собираетесь работать». Но я им стал, перестал бояться крови, даже самостоятельно проводил небольшие операции, принимал роды, делал вскрытия. Уровню моей квалификации могли позавидовать многие доктора-современники. Я проработал в своей профессии чуть больше пятнадцати лет. Работа доктором в небольшом госпитале имени Святой Стефании подразумевала многие, очень многие риски, но пока я занимался своим любимым делом, я забывал о них всех. И почему-то именно сейчас, когда на моей руке всего лишь ничтожный порез от скальпеля, я заметно запаниковал.

Пенелопа уже была на ногах, она давно разбудила пациентов и каждому привезла завтрак. Я подошёл ближе, протянул ей руку. Не понимаю почему я всегда так робел перед ней. Она была намного младше меня, но во всем её маленьком хрупком тельце была такая сила воли, что хватило бы на нас двоих. Добрый голубой взгляд сразу определил проблему.

— Вы… вы не сказали мне вчера про другой порез.

— Я сам только что заметил.

— Что делать?

— Я не знаю. Ждать и надеяться на лучшее, — я всегда так говорил, когда пациент был безнадежно болен или я не знал, как его вылечить. Это помогало, но только мне самому. Сейчас же, оказавшись на месте пациента, врач которого не имеет ни малейшего понятия, как его лечить, я чувствовал ещё большее отчаяние. Я дал себе слово никогда больше так не говорить.

— Сэр, вам не стоит так переживать, может быть все обошлось, — она бережно взяла мои руки и посмотрела в глаза.

— Как может все обойтись, если это тиф?

— Тиф? — сестра Пенелопа побледнела. Её взгляд так сильно изменился, что мне самому стало дурно. Не нужно было её так пугать.

— Да, тиф.

— Почему вы не работали в перчатках?

Почему я не работал в перчатках? Наш старый бородатый профессор, знающий все больше остальных, учил нас работать без них, без толстых, плотных перчаток, потому что врач всегда должен чувствовать пациента пальцами, даже мертвого. Я всегда работал без перчаток, даже когда в крупных больницах они уже вошли в моду.

— Это не имеет значения. Перчатки можно порвать.

— Но они снижают риски.

— Послушайте, Пенни, я не могу вам сказать почему я не надел их. Разве сейчас это имеет какое-то значение? Мне пора на обход.

— Обработайте руки в хлорной извести, — спокойно сказала она, вздохнула, и мы разошлись. Я сделал как она велела и ушёл на обход.

В приемном покое, вопреки всем моим ожиданиям о том, что кто-то мог прийти в такую рань, стоял высокий господин. Одет он был немного старомодно: чёрный сюртук и странная белоснежная рубашка с широкими манжетами, почти полностью закрывающими кисть, шляпа-котелок, кроваво-красный галстук. Но больше всего меня поразили его длинные, спускающиеся на плечи каштановые волосы и узкие чёрные очки. Я впервые видел, чтобы мужчина одевался так в наше время. Его образ дополняла трость из черного дерева и хитрая ухмылка. Мне казалось, что если бы дьявол ходил по земле, он выглядел бы точно так же, как этот господин.

— Доброе утро, сэр, я доктор Грант, чем могу быть полезен?

— О! — воскликнул он. — Здравствуйте, доктор Грант, я доктор Алекс. Очень наслышан о вас.

Он протянул мне руку в перчатке. Я всмотрелся в его лицо, вероятно, с большим недоверием, потому что в ответ доктор Алекс приподнял бровь. Мне казалось, что он смотрит на меня как на старого друга, который забыл его. Его фамильярность меня раздражала.

Я пытался вспомнить, знаю ли я хотя бы какого-то доктора Алекса. Но даже среди моих бывших сокурсников не было ни одного врача по фамилии Алекс. Меня смущал его внешний вид, смущало, что он знает меня, а я его нет. Но все мои мысли были заняты порезом и всем, что могло последовать за собственной неосмотрительностью. Я пожал ему руку.

Его глаза опустились на бинт.

— Как ваше самочувствие? Какой-то вы бледный… Вы мало спите, да?

— Стараюсь выспаться пока моргаю, — пошутил я и усмехнулся. — А вам собственно…

Я хотел спросить, что ему нужно в такой ранний час в моем госпитале. Но он перебил меня:

— Вижу, вы порезались.

— Да, вчера, при вскрытии. Сущие пустяки.

Он вздохнул и, взяв мою руку, поднёс ближе к лицу.

— Ситуация… — произнёс он себе под нос.

— Не долго мне осталось, — сказал я в шутку, но в следующий момент прикусил себя за язык.

— Что вы несёте, доктор Грант? Вам ещё жить и жить. Бог смилостивится.

Я приподнял бровь.

— Хотя зная его, — он отпустил мою руку и, оперевшись на трость, посмотрел мне в глаза. Меня пробрал холод. — думаю, что он не оставит на земле такого хорошего человека как вы, они ему и там нужны, — он показал пальцем наверх.

Я промолчал, но такие высказывания малость пугали меня.

— Это был больной тифом, не правда ли? — мужчина растянулся в кошачьей ухмылке.

— Тифом… откуда вы знаете?

— Не самый редкий случай на моей практике. Но вы не отчаивайтесь. Я вылечу вас, если потребуется.

— Вылечите? Это шутка такая? — не выдержал я его издевок. — Послушайте, я не могу даже быть уверен в том, что вы врач, с какой стати вы так уверены в том, что сможете это вылечить?

— Так говорят только люди, потерявшие смысл жизни.

— Господи! — воскликнул я. — Откуда вам вообще знать в чем мой смысл жизни?

На мои восклицания господин в шляпе-котелке только хмыкнул и достал из внутреннего кармана сюртука небольшой клочок бумаги.

— Напишите мне письмо на случай, если потребуется переливание крови.

Я молча взял бумажку с его каракулями. Меня переполняло негодование и какой-то необъяснимый страх перед ним, который я так терпел и старался не показывать.

— Благодарю, доктор Алекс. Но, к вашему несчастью, я ещё вполне ничего.

Он положил руку мне на плечо и усмехнулся.

— Уверяю вас, мой милый друг, я не имею против вас никаких злых умыслов, — я почти поверил ему. Он вышел на улицу, а я остался на пороге, — Ну, посмотрите же, какое хорошее нынче утро! Я люблю, когда утром ещё темно… можно успеть сделать так много дел.

Я молчал, нахмурив брови. Он снова улыбнулся.

— Будьте здоровы, доктор Грант. Пейте больше воды и отдыхайте. А мне пора, пожалуй, — господин приподнял шляпу в знак прощания и зашагал прочь. Я выглянул в проём и крикнул ему в след то, что хотел сказать ещё во время разговора о смысле жизни:

— К вашему сведению, мой сын — мой смысл жизни!

— Не сомневаюсь, дорогой друг, не сомневаюсь! Только не забудьте написать мне, если станет совсем плохо. До скорой встречи!

Я зашёл внутрь и захлопнул дверь. В голове так много всего не складывалось, что хотелось выть. Я чувствовал что-то недоброе от него, я ощущал это каждой жилкой своего тела. Но в чем именно причина такого недоверия к этой странной личности, я не мог понять. И все эти его странные слова, и манера, и внешность. И какие услуги он мне предлагал! Смеху подобно!

Я сложил его визитку себе в карман брюк и ушёл, забыв о том, что пугающий доктор Алекс пришёл в мой госпиталь без какой на то ни было надобности и так же ушёл. Дьявол какой-то.