Пролог
«Только представь себе... Ты и я правим всем огромным миром, миром, полным наших с тобой рабов, которые не могут отказаться ни от чего, что мы скажем. Я на престоле тупых людей, пользуясь Девой Лунаре-Соларе, красавчик Овар у тебя на побегушках, все её друзья в адских муках... Это ли не наше с тобой счастье и успех?..»
***
Солнечный и тёплый сентябрь, раннее утро. Мягкий порыв ветра ворвался в комнату, легко касаясь моих волос, аккуратно шевеля их. Я опять не закрыла на ночь окно, потому что люблю просыпаться под этот свежий ветерок, под звук проснувшихся людей, еле слышимый звук моторов где-то на далёкой трассе. Я пытаюсь встать с кровати, ведь на старинных бабушкиных часах, стоящих у меня на прикроватной тумбе, уже шесть тридцать. Через час занятия, но мне так не хочется вставать с кровати, что я готова остаться без завтрака, лишь бы не идти в школу. Понимаю, что мать всё равно прогонит меня в школу, поэтому решаю не упрямиться. Мне уже даже не стыдно слушать её долгие нотации о моём плохом поведении, а просто лень. Лучше в это время схожу на пробежку или потрачу больше времени на укладку моих непослушных волос. Да всё что угодно, но точно не тупо смотреть в пол, пока мама на повышенных тонах меня осаждает в дыру собственных желаний. Наверное, из-за того, что я не оправдываю её ожидания, она и родила мою младшую сестру Одрианн, которой, к слову, мама вполне довольна. Младших всегда любят больше? Не знаю, вряд ли, но в моей семье так.
Я сажусь в кровати, сонно потирая глаза. Чувствую, что, наконец, выспалась. Об этом говорит мой внешний вид – синяков под глазами нет, волосы не спутаны от явно спокойной ночи. Ощущение прекрасное, словно впервые за долгое время могу вдохнуть воздух. Думаю, что сегодня смогу продуктивно провести день, а не как обычно валять дурака и просматривать карты с чертежами музеев. В особенности Петербургского Эрмитажа – я изучила строение его залов вдоль и поперёк, наверное, раз сто. Видимо, кофе мне сегодня не понадобится, ибо я уже чувствую приливы энергии, что заполняет каждую частичку моего тела. Ещё пару раз зевнув, я окончательно просыпаюсь и сползаю с матраса, бодро надвигаясь в ванную.
Когда часовая стрелка переваливает цифру семь, я спускаюсь на первый этаж в нашем частном доме, где за завтраком уже собралась вся моя семья. Я останавливаюсь в двери на входе в столовую, опешив. Стол почти пустой, шторы задвинуты, подозрительная и непривычная для семьи Мэттьюс тишина. Мне кажется, я слышу, как бьётся моё собственное сердце.
Папа задумчиво, не спеша помешивает кофе в кружке, по привычке прокручивая палец в белом ушном тоннеле. Мне не хочется говорить об отце такие вещи, но он на редкость некрасивый мужчина, с несуразным большим кривым носом, множеством морщин на лбу, тонкими бровями, но с густой, слегка поседевшей бородой. От него мне передалось немногое, но цвет глаз и волос у нас одинаковые. Это всё. Но мне хотелось бы, чтобы от моего любимого отца – Рауля – передалось большее. Его умение поддержать не клеящийся диалог, чувство юмора, искреннюю доброту, остроумие.
Мама небрежно пихает салат в своей тарелке, будто не решаясь его съесть. В последнее время она сильно следит за своим весом и числом съеденных калорий. Честно, я без понятия, почему она это делает, фигура, как мне кажется, у неё отличная. Правда, в последнее время она выглядит измотанно, скулы впали, под глазами появились мешки. Это не из-за диет или её чересчур «правильного» питания. Просто не так давно наша семья пережила страшную трагедию, после которой моя мать так и не отошла. Тревожная, агрессивная, раздражённая. Мы с отцом уговаривали её сходить к психологу, прекрасно видели, что она переживает всю ситуацию намного чувствительнее нас. Видели и понимали, что с её ментальным здоровьем не всё в порядке, но перестали принимать меры. Кассандра – моя мать – нас не слушает и не слышит. Её некогда голубые глаза последние несколько лет серые, выплаканные, опухшие, словно она не спит уже несколько дней. Губы слегка дрожат, выдавая её нервозность. Казалось бы, прошло уже пять лет, а она всё ещё не спит спокойно. Всё ещё сходит с ума от горя.
Одрианн сидит на стуле у окна, жадно прижав к себе тарелку, торопясь, запихивает себе в рот огромные ложки кукурузных хлопьев. Она впопыхах, словно кто-то может у неё отобрать еду. Раньше я не видела сестру в такой спешке за столом. Её каштановые волосы растрёпаны, челка рассыпалась по лбу в неравных прядях. Испуганные голубые глаза озираются по сторонам, и, встретившись взглядом со мной, она тяжело вздохнула.
Я давно не видела семью в такой странной обстановке. Настроение явно у всех было отрицательное. Особенно у резко загрустившей мамы. Она обессиленно уронила голову в руки, закрывая отёкшие глаза. Да, определённо давно не видела семью такой.
- Что произошло? – хриплым ото сна голосом спрашиваю я, начиная ощущать растущую внутри тревогу. Не к добру это всё.
- Ты ночью не просыпалась? – в ответ спрашивает отец, продолжая мешать свой давно сделанный кофе.
- Нет, - я обеспокоенно вхожу в столовую, присаживаюсь на край стула. На кухонном берёзовом столе обнаруживаю снимки, сделанные на полароиде. Они тусклые, и я сразу не понимаю, что на них. Неожиданно в мою голову как вспышки приходят воспоминания. Я вижу знакомый силуэт склепа. Склепа моего младшего брата.
- Что было ночью?.. – мой голос задрожал, трясущимися руками я дотянулась до фотографий. Что могло произойти со склепом, если сейчас вся моя семья сидит в таком напряжении и дискомфорте. Ловлю себя на мысли, что сильно беспокоюсь, хотя обещала себе больше не проявлять слабости, особенно перед родными. Но когда дело касается моего покойного брата, из моей головы вылетает вся сдержанность и самоконтроль.
Отису было всего пять лет, когда сначала он числился пропавшим без вести, а потом найденным без жизни в подворотнях нашего нью-йоркского гетто. Отис ничем не отличался от остальных его ровесников, он только пошёл в подготовительную школу. Мы всей семьей наблюдали за его развивающимися талантами, увлечениями. Как его светлые с рождения волосы темнели, становясь такими же тёмно-каштановыми как у нас с отцом. Отис был мил, скромен и немногословен. Мне всегда нравился мой младший брат, ведь он не сестра, с которой нужно делиться вещами или косметикой. Помню, как вечерами плохой погоды я читала ему на ночь свои любимые рассказы детства.
А ещё я прекрасно помню тот день, когда он ушёл. Мама решила выйти с ним на улицу, когда солнце уже садилось за горизонт, а двор нескольких жилых домов озарился розоватой дымкой заката. Она оставила его всего на пару минут на площадке, отошла поговорить по телефону с подругой. Что может произойти с пятилетним мальчиком, играющим на площадке в паре метров от мамы? Кассандра думала, что ничего. Оказалось совершенно иначе. Повернувшись, на площадке, и вообще в пределах зрения, Отиса не оказалось. Честно, я не знаю, что точно делала мама, но по её словам в полиции, она быстро позвонила мне. Без понятия, что такого особенного могла сделать двенадцатилетняя я, хотя я быстро сообразила и позвонила в 911.
Два дня Отиса искали по всей округе, пока дело не перешло на весь город. Нашли его в Гарлеме, между мусорными баками и старыми машинами. Обескровленного, бледного и ледяного малыша быстро отвезли в госпиталь, но было уже очень и очень поздно. Я слышала, как доктор сказал отцу, что мальчик умер в тот же день, как пропал. Ничего уже не могли поделать.
Моя семья быстро сдалась. В розыск на убийцу родители подавать не стали. То ли из-за глубокой апатии, в которой они проводили большее своё время, когда мы с Одрианн пытались их расшевелить. То ли из-за того, что понимали, что это бесполезное действие. Потратят больше сил и денег на розыск виновного, а, может, виновных. Мать каждый день, прямо как мантру, повторяла, что это всё из-за неё, что она виновата и никогда не искупит эту вину перед моим братом. Что всё это произошло только потому, что она не уследила за Отисом. Отец восстановился благодаря своей любимой работе. Одрианн тоже недолго скорбела, так как была маленькой. Я же... не помню. Мой мозг насильно забыл всё, что было. Это моя защитная реакция организма. Все самые плохие моменты я забываю.
Сейчас все изображения на этих размытых снимках я просматриваю, кладу обратно на стол, не понимая, что на них встревожило родителей и сестру. Вопросительно смотрю на Рауля, ведь он единственный следит за моей реакцией. Он убирает руки со стола, переставая мешать свой американо. Его плечи чуть поднялись.
- Кто-то занимался вандализмом, - эти слова бьют мне в грудь, и на момент я перестаю дышать. Кто-то решил, что он бессмертный и может издеваться над трупами?! Так ещё и над моим бедным братом?! Испуг сменяется злостью. Дикая агрессия наполняет мои вены, разгоняет кровь по телу. Невольно лицо кривится в гримасе, я хочу отрицать всё это, но не получается. Над моим братом издевались?!
- Кто посмел? – гремит мой голос, наполненный нескрываемой яростью. Не замечаю, как приподнимаюсь, вставая со стула. Хочу ударить кулаком в стену, разорвать обои, вырвать свои волосы. Хочу кричать.
- Неизвестно, - озадаченно пожимает плечами отец, касаясь волос моей дрожащей матери, - выбили стёкла в двери и окнах, гроб раскололи, стены все в граффити, - слышу, как нелегко даются ему эти слова. Прекрасно его понимаю. Это ужасно. Нет, не так. Это просто хреново!
- И вы опять ничего не будете делать? – протестую я, понимая, что родители и с этим смирились тоже, - вы не можете так поступить с Отисом!
- Октавия, лучше не вмешивайся, - хрипит севшим от слёз голосом мать. Она осуждающе поднимает на меня серые глаза со слипшимися мокрыми ресницами.
- Как я могу не вмешиваться, когда моего брата осквернили?!
- Тавия, - обращает на себя внимание спешащая Одрианн, - мы все надеемся, что это совпадение, - сначала я не понимаю, о чём она, но мысль в голову приходит леденящая, словно пощечина.
- Хотите сказать, это всё сделал тот же человек, что убил его?
Все молчат, но эта тишина скорее ответ, а не незнание. От голода, страха и гнева мой желудок издаёт жалобный стон, и я ухожу из столовой на кухню в поисках еды.
***
На слабом ветру развивается герб школы со скандинавский крестом. Замечаю, что главная надпись у входа в школу изменилась – другого цвета краска и шрифт. «Senior School Nordic Learning». В школе ажиотаж, только перешедшие в девятый класс ученики носятся по коридору, развешивая листовки о приближающемся Хэллоуине.
- «Рановато они», - думаю я, ведь до праздника ещё два месяца. Может, что-то объёмное будут ставить, вот и просят готовиться заранее. Резко и неповоротливо останавливаюсь у своего шкафчика, специально ударившись лбом об металл. Ставить сцены и декорировать нашу школу будем мы! Двенадцатый класс и все дела... Почему все главные события я вспоминаю так поздно? Всю учебную жизнь я лишь смотрела сценки, которые ставили выпускники, помогала только в мелочах, вроде напитков или музыки. В этом же году должны всё устроить мы.
Начинаю придумывать идеи для постановки, рисую в голове свой костюм, уже думаю, когда начать делать чертежи для декораций и сцены. Для меня это не так трудно, я человек довольно творческий, так ещё и всю свою жизнь хочу посвятить архитектуре.
Оставляю джинсовую куртку в шкафчике, шагаю в сторону класса математики, который обожаю еще со средней школы. Здесь много картин-абстракций, приятного индиго цвета стены, на которых рисуют мелом вместо доски. В конце кабинета много шкафчиков с тетрадями и вываливающимися контрольными работами. На стенах развешаны линейки: как тетрадные, так и для доски. Миссис Дарвин – учительница математики – стоит у своего стола, что-то черкает в своём блокноте. Её кудрявые короткие волосы сегодня в особом беспорядке, и меня это забавляет. Словно сумасшедший ученый.
Присаживаюсь на излюбленное место у окна, вид из которого выходит на поле лакросса. Несколько парней играют там, я увлеченно наблюдаю за ними, хотя совершенно не понимаю ни правил, ни смысла игры. Облокачиваюсь на парту, кладу голову на сцепленные «замком» ладони.
- Привет, - рядом со мной неожиданно слышится резкий акцент. Я не заметила, как сюда кто-то подошёл. За партой в полуметре от меня сидит ученица с сиреневыми волосами. Раньше не видела её. Девушка улыбается мне и слегка машет рукой, словно я не понимаю, кто со мной говорит. У неё слегка смуглая кожа и обрамлённые длинными ресницами индийского зелёного цвета глаза. Она болтает ногой, обута в сникерсы, одета в легкое платье и светлый кардиган. Думаю, что, наверное, я ошиблась, так как со мной никогда без моего согласия не знакомятся.
- Мы знакомы? – пытаюсь узнать в её чертах лица кого-нибудь из воспоминаний, но тщетно. У меня определенно нет в памяти её лица.
- Нет, я Аполлония, - представляется девушка, наклоняя голову вбок. Прямые длинные волосы спадают с её плеча, а я слежу за её аккуратными движениями, что кажутся мне чудными. В ней милым образом переплетается резкость, дерзость и женственность. – И ты не поздоровалась, - замечает она, подмигнув.
- Да... доброе утро, - приветствую я. Всматриваюсь в её внешний вид. Пушистые чёрные ресницы, много румян, блёстки на глазах, розовая помада. Волевой подбородок, чёткие скулы, квадратная челюсть. Сама Аполлония высокая, складного телосложения.
- Как тебя зовут? – как бывшая певчая в хоре могу сказать, что у неё прекрасно получилось бы петь меццо-сопрано. Голос раскатистый, сильный, немного нахальный.
- Я Октавия.
- Приятно познакомиться, - всё отчётливее проявляется её необычный акцент, который раньше я никогда не слышала. Рычащая «р», где-то неправильное ударение, смешение британского и американского.
- Ты откуда? – спрашиваю я, не особо реагируя на её любезности. Если честно, она привлекла к себе внимание только своим «привет». Если бы молчала, я бы даже не взглянула на неё.
- Я из Европы, - улыбается соседка, игриво приподняв бровь. Ответ её размытый, поэтому задаю тот же вопрос иначе:
- Кто ты по национальности? – равнодушно окидываю её взглядом, давая понять, что мне нет дела до её лукавств.
- Славянка, - она награждает меня кокетливой улыбкой. «Она прочнее, чем я думала». Так просто не сдаётся. Уверена, любая другая особа на её месте засмущалась бы от моего пристального надзора. Или бы замолкла от моего глубокого холодного взгляда. Немного удивляюсь и убираю с ладони подбородок. Я сажусь поудобнее, возвышаясь. Она явно интереснее, чем показалась сначала.
- А конкретнее? – я подаюсь вперёд, ответив такой же ухмылкой.
- Чешка, - говорит Аполлония.
- Мило, - мои брови невольно поднимаются, я чуть искрюсь. Я хорошо знакома с чешской культурой благодаря тому, что не раз разбирала понравившиеся мне залы замка Шпильберга, что находится в Брно. Даже одно время думала начать учить чешский язык, но миссия с треском провалилась из-за того, что переходила в среднюю школу. – Скажешь чт... – не успеваю я договорить, как она бросает своё:
- Ano.
- Это типа «да»?
- Že jo, - говорит довольная Аполлония. Язык причудливый, особенно для американца. Грубый, пронзительный, чёткий.
***
На уроке изобразительного искусства я не слушаю тему задания, а лишь вывожу чёрной гелевой ручкой у себя в блокноте круги. Я думаю о брате и его разгромленном склепе. Мне не по себе. Как можно так поступить с трупом невиновного ни в чём ребёнка? Насколько должна чёрной быть душа человека? Это даже не человек для меня. Это грязное грешное существо, которое как падаль питается энергией усопших. Если Одрианн права, и вандализмом занимался тот же человек, что убил моего брата, то это просто какое-то сумасшедшее чудо! Чем это «существо» привлёк Отис? Почему именно он, а ни какой другой пятилетний ребёнок?! Почему вообще такие психопаты, способные убить человека, живут на Земле?! Мир несправедлив, о, далеко несправедлив. Я сама на своей шкуре не раз это поняла и испытала. Я негодую. Я страдаю. Мне очень больно, но эту боль я могу показывать лишь агрессией. Реагирую, как дикий кот. Больно – злюсь. Если я когда-нибудь узнаю, кто тот человек, что совершил это преступление, я убью его своими руками. Убью за всё, что он заслужил. За то, что посмел очернить моего ни в чём не повинного брата Отиса.
Мистер Монте проходит мимо меня, задерживая взгляд. Заметив чёрные круги у меня на листе, он наклонился и прошептал:
- Мисс Мэттьюс. Всё в порядке? Может, выйдете в сад подышать? – обеспокоено затараторил учитель ИЗО, поправляя сваливающиеся с носа очки.
- Всё хорошо, спасибо, - отмахиваюсь я. Ищу глазами тему урока на доске и приступаю к заданию.
Учителя в школе в курсе о нашей семейной трагедии, поэтому лишний раз стараются не задевать меня и мою успеваемость. Когда я перешла в эту старшую школу, Отиса не было уже как два года. За это время я успела прийти в себя без него, но периодами меня жутко триггерило и я оставалась дома. Учителя понимают это и стараются лишний раз меня не мучать.
С местом учёбы мне повезло. В старшую школу нордического обучения я пошла после средней. Мне предлагали продолжить четыре оставшихся года обучения в моей старой гимназии, но я отказалась и перевелась сюда. Это мой последний год здесь, и мне очень грустно расставаться с этим местом. Так много всего здесь произошло. Эта аура, эта атмосфера, это настроение здесь напоминают мне настоящий второй дом. Мне нравится здесь всё: три уютных этажа и выход на крышу, сад прямо в середине здания, что огибает его квадратом. Нравится столовая, кабинеты, изучение скандинавских языков и культуры. Это идеальное место, где я чувствую себя в безопасности.
Коллектив здесь дружелюбный, не считая одних олухов. Всего в школе учатся 255 учеников на четыре параллели. Учителей здесь 18. Школа и сама небольшая, находится на окраине города, все кабинеты уложились здесь в три этажа, ведь это лишь старшая школа.
Моя младшая сестра Одрианн в этом году перешла в эту же старшую школу, в девятый класс, поэтому, думаю, с ней в этом последнем году я буду сильно мучиться. Она хитрая и очень любопытная, и я уверена, что это не доведёт её до добра...
Сейчас мне очень хочется увидеть своего парня – Нила. Рассказать о том, что произошло. Я встречаюсь с ним уже второй год, и он был одним из единственных, кто поддерживал меня во время моей депрессии. Не знаю, возможно, из-за этого я и стала рассматривать его как «больше, чем друга». Он помог мне, очень помог. Нил говорил мне все те приятные вещи, что обычно говорят родители своим детям. Нил успокаивал меня, когда мне хотелось плакать. Нил заставлял меня жить, а не просто существовать. Он был моим лекарством от моей тоски. От моей боли. Я безумно благодарна ему за то, что он сделал для меня. Но я не думаю, что у нас с ним может быть что-то на всю жизнь.
Он далеко не лучший и любящий парень. У меня есть много причин его ненавидеть, однако, моё сердце всеми силами пытается «отбелить» его в моих глазах. Не думаю, что когда-нибудь сердце возьмёт верх над разумом. Не в моём стиле.
У нас с Нилом должен быть совместный урок английского, однако я не замечаю ни самого Нила, ни его компанию. Зато вижу новую чешскую знакомую и подсаживаюсь к ней.
***
На большой перемене я решаю взять еду из столовой и пойти на улицу. В школьной столовой готовят еду очень неплохо, поэтому я не ношу с собой ничего из дома. Завёрнутый в крафтовый пакет сэндвич несу в одной руке, в другой держу телефон и бездумно пялюсь в экран. Часы показывают 11:30. Пролистываю новостную ленту, полную статей о знаменитостях, до которых мне нет дела. Лишь пару раз задерживаю взгляд на статьях о Мелани Мартинез.
Мои каштановые локоны слегка поднимает ветер. Он несильный, но ощутимый. Обхожу лужи недавнего дождя, что везде и всюду на территории школы. Почти лавирую между грязной водой, не хочу намочить и испачкать мои любимые чёрно-белые конверсы. Погода сейчас самая обычная для Нью-Йорка. Начало моего любимого сентября. Туманно, тепло и сыро. Деревья, которые я могу увидеть сейчас, только начали менять свой окрас. Лишь десяток-другой листьев начали желтеть и краснеть. Вдали я плохо вижу из-за тумана, но там деревья уже чуть более «осенние». Замечаю оранжевые кроны клёнов у начинающейся опушки леса.
Дохожу до уличного кафетерия, где стоят три пикниковых стола. Здесь редко кто-то обедает, потому что с этой стороны школы часто дуют ветра, сносящие еду, а особенно неудобно девушкам и их вечно лезущим в лицо волосам. Несмотря на это, довольно часто после уроков я вижу здесь учеников, делающих домашнее задание.
- «Уверена, Одрианн часто будет тут находиться», - проносится у меня в мыслях, пока я, кинув джинсовку на мокрую скамейку, сажусь и кладу ланч-пакет на стол.
Сегодня мне повезло, в принципе, как и обычно, здесь никого нет. Раздумья затмевают моё зрение, и в памяти проносятся те фотографии, которые я увидела утром. Я опять злюсь. Злюсь от боли, от своего бессилия, злюсь на человека, который сотворил это всё. Мне вновь хочется кричать от беспомощности, я знаю и понимаю, что ничего не могу с этим сделать. Раздолбанный кем-то склеп придётся реставрировать, класть тело покойного брата в новый не разломленный гроб. Снова это займёт уйму времени, сил и денег. Но ещё больше нервов. Моя мать и так с ума сошла после смерти Отиса, так ещё и это... Когда я увидела Кассандру за столом, мне показалось, будто я перенеслась в прошлое. Дежавю. Словно я уже видела это. То же уставшее заплаканное лицо мамы, её халат. Эта тишина и напряжение. Эти снимки...
Откуда у них вообще эти снимки? Кто принёс фотографии склепа? Стоит спросить. Я немедленно вытаскиваю телефон из кармана и набираю номер отца. Маму я не хочу доканывать сильнее, а Одрианн, пусть и младше меня на 3 года, ещё мелкая. Папа сразу же отвечает на звонок.
- Да? – слышу хриплый голос в трубке. Ставлю на громкую связь.
- Пап, - начинаю я, одновременно с этим доставая из рюкзака учебник по норвежскому, который у меня следующим уроком, - откуда у вас те фото с кладбища? Их кто-то привёз? – открываю учебник на нужной странице, чтобы потом не терять время.
Я слышу резкий шелест листьев где-то у себя за спиной, но не обращаю внимания.
- «Ветер, наверное...»
- Я же у тебя спрашивал, не просыпалась ли ты ночью, - папа отвечает с таким тоном, будто объясняет очевидные вещи ребёнку.
- И что?
- Кто-то позвонил в звонок и исчез. Я пошёл проверить, кто захотел себе тело без головы, ибо не черта в такой поздний час в домах названивать. Я спустился, но никого на улице не было. Решил, что, возможно, это весёлый и пьяный почтальон решил походить с письмами ночью. Посмотрел в ящик, а там фотографии.
Я возмущаюсь:
- На снимках наверняка же есть отпечатки пальцев! Я очень сомневаюсь, что в ящик их положил не тот, кто разгромил склеп.
- Да, я уже отвёз все снимки в отдел дактилоскопии к нам.
- И когда результат? – нетерпеливо спрашиваю я, представляя себе, как облажался преступник, если не работал в перчатках или что-то типа того. Его наверняка вычислят, если он есть базе данных. Почему-то я уверена в том, что это не первое его преступление, и что он обязательно есть в базе данных.
- Сказали, ждать в течение недели.
- Долго, - разочаровываюсь я и прерываю звонок.
Есть мне совершенно расхотелось. Чувствую тошноту и даже думать о своём любимом рыбном сэндвиче не могу. Не знаю, выть мне от ожидания или уже просто смириться с тем, что этот человек останется на свободе, и мне не нужно пытаться делать невозможное. Горюю о том, что родители выбрали тихий район для проживания, где все друг друга знают и не ставят камер видеонаблюдения. Мы могли бы посмотреть, кто устроил всё это. Могли бы...
- Не спится спокойно твоему братику, - слышу до боли знакомый и противный голос сзади.
- «Не ветер...»
- Тебе не надоело страдать из-за мёртвого? – я разворачиваюсь вполоборота на скамейке и, увидев довольную, пересечённую огромным шрамом рожу Паркера, смеюсь в лицо:
- А тебе не надоело лезть в мою жизнь? – на слове «тебе» делаю особый принижающий акцент. - Я же не тебя оплакиваю.
Паркер наклоняется ко мне, и я слышу бренчание его многочисленных серёжек в ушах. Я инстинктивно отодвигаюсь, но он хватает меня за подбородок, максимально близко притягиваясь ко мне. Его лицо буквально в нескольких сантиметрах от меня, я чувствую его холодящее ментоловое дыхание на своих губах. В пределах зрения лишь его карие глаза, бридж в носу, пирсинг под глазом и в брови. В одно мгновенье мне хочется плюнуть в его лицо или врезать как следует, но я понимаю, что Паркер намного больше и сильнее меня, поэтому решаю оставаться хладнокровной к его поведению.
- Поверь, крошка, ты ещё нескоро будешь оплакивать меня, - он шепчет мне это в лицо, прямо как влюбленный, но его глаза испепеляет ярость и презрение.
- Свали, пожалуйста? – устало прошу я, отводя взгляд в сторону.
Паркер грубо отдёргивает руку от моего лица, словно понял, что всё это время прикасался к мусору.
- С удовольствием, - обменявшись колкостями, он уходит прочь, а я только сейчас замечаю, что рядом с ним стоял ещё кто-то.
- «Неужели Нил?..» - звучит в мыслях мой печальный голос, который я не позволяю себе в общении с людьми. Это чёрт как непросто, когда твой парень – лучший друг твоего обидчика. И он ничего не принимает, отдавая своё соглашение издеваться над своей девушкой другу. Это первый повод ненавидеть Нила.
***
Я не знаю, что мне делать с накопившимися эмоциями. То ли дать им выйти наружу, то ли спрятать их в дальний угол своего сердца, как обычно я это делаю. Мне страшно. У меня совершенно нет идей, как отыскать этого бездушного человека прежде, чем он сотворит что-нибудь ещё. Ожидание результата ДНК меня выматывает до костей. Ничего не могу делать. Эта томящая вечность заставляет меня глупо ждать чего-то, чего я не знаю сама. Ещё страшнее мне представить, если данного отпечатка пальца не будет в базе данных. Что я буду делать, имея лишь малейшую частичку тела преступника?
Мне хочется сходить на кладбище, осмотреть склеп Отиса самой, возможно, найти какие-нибудь заметки или улики, по которым я смогу помочь с расследованием (если такое состоится). Всё сейчас зависит от моих родителей. Но я сомневаюсь, что это произойдёт. Если они не стали искать убийцу Отиса, то, что говорить о его склепе...
Одновременно со всем я чувствую дикую злость. Невероятно сильную. Даже дома, прокричавши в подушку, ударив кулаком и так уже хлипкую дверь в коридоре, ярость никуда не ушла.
Сижу на кровати, заставляю себя читать произведение из учебника литературы, но всё тщетно. Буквы собираются в слова, но в моей голове они не звучат. Просто рандомный набор слов. Все мысли забиты сегодняшним, что никак не даёт мне сделать свою домашнюю работу. Чтобы понимали, я даже не помню название того, что сейчас пытаюсь читать. В конце концов, я сдаюсь, откладываю учебник в сторону и тупо смотрю в стену. Мне хочется уйти из дома хотя бы на время. Здесь всё так напоминает мне моего брата. Помню, как за этим старым письменным столом я учила Отиса алфавиту. На этой кровати я играла с ним и Одрианн в «Уно». На этих стенах он однажды нарисовал маркером непонятные каракули, а я ещё долго злилась на него за испорченные стены. С тех пор я всегда закрывала дверь в свою комнату на замок...
Мне нужно проветриться. Ещё вчера, ещё неделю назад, ещё год назад я не думала о брате так много и часто. Этот вандализм с его «покоями» взбудоражил меня и словно перевернул мой мир с ног на голову. Я не хочу думать об этом, но не получается. Эта ерунда плотно засела в моём сознании и явно не собирается выходить.
Решаю выйти в город, чтобы побыть среди людей. Среди таких же обычных людей, у которых есть свои проблемы. У каждого из которых есть своя личная жизнь. Есть трудности. Каждый из которых тоже страдает, кто-то просто этого не замечает, а у кого-то наоборот всё висит перед глазами. Мне нужно быть рядом с людьми, чтобы просто не чувствовать себя одинокой.
Вскакиваю с кровати, торопясь, так как скоро стемнеет, а я не особо хочу бродить по темноте, зная, что человек, убивший Отиса, наверняка знает о моей семье. Прямо поверх розовой домашней майки натягиваю большое серое худи. Выпускаю волосы из неряшливого пучка, пропустив их сквозь пальцы. Не особо зацикливаюсь на своём внешнем виде, я же не на свидание иду всё-таки. Беру телефон и ключи и в пижамных штанах выхожу из дома, стараясь не попасться на глаза родителям. Руки сую в глубокие карманы и, накинув капюшон, смотрю вперёд. Я иду по длинной улице своего спального района и оглядываюсь по сторонам, замечая горящие окна двухэтажных домов. На площадке внутри скромного ни то сада, ни то парка для жильцов этого района веселятся соседские дети. Пара мальчишек и несколько девчонок восьми лет бегают вокруг горки, видимо, играя в догонялки. Я знаю их, как и всех людей в нашем небольшом районе. Они замечают меня и как по щелчку останавливаются играть, машут мне рукой. Я отвечаю им слабой улыбкой. Они славные.
Солнце уже садится, и на голубом небе разливается яркий розовый закат. Он виден над верхушками гигантских деревьев, что вдалеке видятся крохотными. Лес рядом с нашим районом уже начал менять свой окрас, клёны так и вовсе почти полностью красные, но чем дальше, тем темнее они кажутся. Мне нравится осенний пейзаж, особенно в этом месте, где закаты и рассветы, выходящие и заходящие из крон деревьев, хочется запечатлеть на камеру. Я бы ещё здесь походила, но тут я всё знаю вдоль и поперёк, поэтому иду вперёд, прямиком к цивилизации. Быстрым шагом я направляюсь к остановке, чтобы поймать автобус и уехать куда-нибудь в людный центр.
***
Спустя сорок минут я наконец-то добираюсь до своей остановки. Солнце уже совсем село, и на небе зажглись едва видимые звёзды. Я слабо перебираю ноги, смотря по сторонам в бездумные лица проходящих людей. Их яркая одежда пестрит у меня в глазах, вижу боковым зрением мелькающие глаза. Я надеюсь, что хоть кто-нибудь остановится и поговорит со мной. Мне необходимо выговориться. Я хочу, чтобы меня услышали. Чтобы хоть кто-то в этом грёбаном мире знал, как плохо я себя чувствую.
Лёгкий ветер играет с моими волосами, и они лезут в лицо. Я то сдуваю пряди, то раздражённо смахиваю их рукой. Меня всё не устраивает. Эта погода, эта тёмная беспросветная ночь, эти люди. Шла я сюда, думая, что они обратят на меня внимание, чтобы кто-то со мной поговорил и дал совет. На что я рассчитывала? Всем абсолютно всё равно на прохожих, которым точно так же всё равно на них. Что мой неряшливый и привычный для Нью-Йорка внешний вид никого не привлечёт. Здесь каждый третий так выглядит.
Я выхожу на мост, не спеша бреду по деревянному покрытию. Передо мной расстилается целый город с миллиардами огней многоэтажек, но ни один из не имеет значения во всём огромном мире. Во всём огромном несправедливом мире. Я останавливаюсь совсем рядом с изгородью, упираюсь руками в металлические поручни, вглядываясь в тёмно-синие небо. Я пытаюсь найти хоть одну яркую звезду, но это невозможно из-за светового загрязнения. Я вижу лишь обнажённый облаками бледный диск Луны. Я верю, что она слышит меня сейчас. Слышит мои мысли, чувствует мои эмоции, знает мои переживания. Понимает, насколько я одинока. Что ни родители, ни сестра, ни парень не заменяют это огромное чувство пустоты в груди. Я одна, затерянная в своих раздумьях. Запутанная в лабиринте мыслей. Эта Луна такая же одинокая, висит в небе каждый день, каждый час, каждую минуту. Я уверена, что её одиночество тоже не заменяют ни звёзды, ни Солнце. Я прошу, я молюсь, чтобы хотя бы Луна послушала меня.
Я не сразу замечаю, что мои глаза полны слёз. Я смаргиваю их, позволяя скатиться по щекам. Я далеко зашла, раз разрешила себе плакать, к тем более на людях. Внезапно на моё предплечье ложится холодная рука. Сердце пускает в удар. Я резко разворачиваюсь и вижу перед собой мужчину.
- Мисс, - произносит он, и по моей коже бегут мурашки. Я облегченно выдыхаю, понимая, что никто не столкнёт меня вниз. Только после этого я анализирую услышанное и слегка смущаюсь. Такой необычный голос...
- Доброй ночи, - говорю я, пристально вглядываясь в его глаза, что смотрят на меня прямо сверху вниз. Они голубые, с тёмной кромкой, такие же редкие, как и этот голос. Не в силах оторваться от этого спокойного тёплого взгляда, я теряюсь в словах, и с моих губ слетает неуверенно: - В-вы... что-то хотели, мистер?
Мужчина мне улыбается, и эта улыбка кажется мне доброй, не пошлой или злорадной. Я, пытаясь рассмотреть его лицо полностью, выгляжу, наверное, нелепо, но перед глазами всё мелькает, и я не могу сосредоточиться. Он отпускает меня, отойдя на полшага.
- Здесь редко встретишь столь задумчивого человека, - отвечает мне он, и мне кажется, что его улыбка сошла с лица, словно оголяя шрамы. Взгляд его в одно мгновенье стал таким же потерянным, отстранённым. У него пушистые светлые ресницы, такого же светло-пшеничного цвета густые волосы. Кудри растрёпано лежат на одной стороне, и я вижу, как они не поддаются ветру. Бледная кожа, всё лицо и шея в тёмных россыпях веснушек. – Вам не место среди толп туристов.
- Кто Вы? – спрашиваю я, следя за его движениями. Мужчина явно чувствует себя комфортно: его поза, руки покоятся сложенные на груди. Он слегка качает головой, словно соглашаясь со своими мыслями.
- Меня зовут Овар, - он называет своё имя, но оно мне знакомо, так как я очень хорошо знаю Норвегию и национальные имена. Он действительно выглядит как человек северных кровей. Волосы, глаза, цвет кожи. Даже от его поведения веет чем-то европейским. Привычка улыбаться незнакомцам?
- Я Октавия. Октавия Мэттьюс, - зачем-то я говорю свою фамилию, но оно как-то само вышло... У меня абсолютно чистые мысли, хотя сказать и сформулировать эту самую мысль у меня не выходит. Этот Овар совершенно сбил меня с толку своим появлением. С одной стороны, я чувствую себя странно, потому что со мной никогда просто так не начинает диалог. С другой, я ощущаю разливающееся тепло в своём сердце... Луна услышала меня.
- Приятно познакомиться, - он неспешно наклоняется, аккуратно берёт мою руку и целует тыльную сторону ладони.
- Эм? – я с глупой улыбкой наблюдаю за Оваром, слегка стесняясь, но одновременно с этим чувствую себя просто прекрасно. Этот устаревший жест мне показался милым и явно поднял мою гордость.
- Извини, если напугал, - он в примирительно поднимает руки, смотрит на меня так... словно я – его отражение. Открытый, болезненный и затерявшийся взгляд.
Я вижу в нём себя.