8 глава
Туман стелился по земле, пряча окопы и остатки сорванных взрывами деревьев. Воздух пропитался гарью и сыростью. Над линией фронта было тихо, даже слишком, словно война взяла короткую передышку, чтобы набраться сил перед новым актом кровавой пьесы.
Я брёл через грязь, чувствуя, как тяжелеют ноги. Короткий привал не помог, боль в боку по-прежнему напоминала о себе, но я двигался вперёд, ориентируясь на слабый свет лагерных костров. Когда силуэты солдатских палаток начали проявляться из серой завесы, я остановился на миг, чтобы собраться с мыслями.
Герт. Я представил его лицо, морщины у глаз от вечной усмешки, привычный прищур, как будто он всегда был готов к добродушной шутке или подначке. Его светлые волосы, несмотря на грязь и пыль, сохраняли какой-то странный блеск. Чёлка, прилипшая ко лбу от пота, почти касалась бровей. Герт всегда старался быть выбритым, без бороды, хотя иногда щетина всё же отрастала, но он неизменно её сбривал. Его нос с небольшой горбинкой придавал лицу характер, а резкие скулы подчёркивали его привлекательность. Наверняка он был бы симпатичен многим девчонкам в мирное время. Но сейчас его лицо было напряжённым, потерявшим ту лёгкость, что я привык видеть. Смогу ли я убедить его? Смогу ли вернуться в их мир, даже временно, скрыв то, чем стал?
Тень у окопа привлекла мой взгляд. Человек стоял, прислонившись к стенке, с сигаретой в зубах. Едва заметный огонёк тлел в его руках, отбрасывая слабые вспышки света. Я сразу узнал эту фигуру — высокую, чуть сутулую, с вечной небрежностью в каждом движении.
Герт.
Он не заметил меня сразу. Его взгляд был устремлён куда-то вглубь тумана, в свои мысли. Я сделал ещё шаг, потом второй, пока не остановился в нескольких метрах от него.
— Герт, — позвал я хрипло.
Он вздрогнул, выронил сигарету, поднял голову, всматриваясь в меня с недоверием.
— Кто здесь? — Он нахмурился, вытянул шею, словно не верил собственным глазам. — Уилл?
Я кивнул, едва сдерживая дрожь.
— Ты... — Герт шагнул ко мне, но вдруг остановился, словно сомневаясь в реальности происходящего. — Чёрт возьми, ты жив?
— Вижу, слухи о моей смерти были преувеличены, — попытался я пошутить, но голос прозвучал хрипло и сухо.
— Ну и ты меня напугал! — радостно воскликнул он, разжимая руки и тут же хлопая меня по плечам. — Да я тебя уже похоронил, думал, что ты... Ты где был?! Как ты выбрался?
— Долгая история, — усмехнулся я, потирая бок. — Госпиталь, потом дорога сюда. Считай, что я вернулся чудом.
— Чудом, говоришь? — Герт оглядел меня с ног до головы. — Ты выглядишь как чёрт.
— Спасибо, мне приятно.
Он расхохотался, потом вновь стал серьёзным.
— Тебя списали после того, как госпиталь попал под обстрел. Все говорили, что никто не выжил...— Он махнул рукой, словно не находя слов.
— Я выбрался, — повторил я, стараясь звучать уверенно.
Герт смотрел на меня, будто пытаясь найти объяснение.
— Знаешь, ты как будто из самого ада вернулся, — сказал он, наконец, но его голос звучал мягче, чем раньше. — Но я рад, что ты здесь, брат. Честно.
Я почувствовал странное тепло от его слов. Его искренность пробивалась сквозь грязь, кровь и ложь, которыми я был насквозь пропитан.
— Идём, ты должен отдохнуть, — сказал Герт, хлопнув меня по спине. — А ещё у меня есть бутыль,ради которой стоило вернуться из мёртвых.
Я засмеялся, впервые за долгое время ощущая, как шутка, пусть и грубая, облегчает тяжесть, нависшую над моей душой.
Вместе мы пошли к лагерю, где меня ждали новые вопросы и, возможно, новая жизнь. Пусть временно, но я вновь был частью этого мира.
1914 год. Осень.
Возвращение на фронт было, как шаг в привычную темноту. Окопы, в которые я снова погрузился, остались такими же — влажными, пропитанными запахом гнили и сырости. Люди вокруг меня казались тенями, потерявшими лица в тумане войны. Каждый новый день начинался с едва ощутимой надежды на выживание и заканчивался скрипом зубов под нескончаемым обстрелом.
Герт устроил меня в свой взвод, и благодаря его помощи я снова стал частью этой сложной машины под названием армия. Меня записали в списки после пары несложных вопросов. Война не задавала много вопросов тем, кто готов был держать оружие. Моё «выздоровление» посчитали чудом, но на войне чудеса были либо слишком частыми, либо совершенно неуместными.
Я влился в рутину. Подъёмы с рассветом, вылазки на передовую, ожидание приказов. Крики командиров, пронзительные взрывы и странная, вязкая тишина, наступающая ночью. Я делал всё, чтобы не привлекать внимания. Моя новая сущность требовала постоянного контроля. Больше всего я боялся, что кто-то заметит мои раны, которые заживали быстрее, чем должны. Или что мой взгляд задержится на товарищах дольше обычного, подсознательно улавливая их слабости, запах крови.
Осень 1914 года принесла новые потоки грязи, крови и смертей. Германия продолжала наступление на Западном фронте, стремясь прорваться через бельгийские равнины к Парижу. Однако союзники — Франция и Великобритания — сопротивлялись, словно бы сам воздух Европы цеплялся за их жизнь. Битва на Марне в сентябре отбросила немцев назад, но цена была чудовищной. С тех пор война застыла, как лёд, перерастая в долгие месяцы позиционного противостояния.
Мы застряли в окопах. Каждый день начинался с надежды, что затишье продлится хотя бы ещё несколько часов. Но артиллерийские дуэли разрывали эту тишину на части, заливая землю кровью. Битва за Ипр, которая шла на севере, стала символом этого времени. Солдаты с обеих сторон были погребены в грязи, растворились в дыму, оставив за собой лишь истерзанную землю.
На Восточном фронте дела шли иначе. Немцы разбили русские войска в Восточной Пруссии, в том числе в августе под Танненбергом, где огромная армия была окружена и уничтожена. Эти победы придавали нашим солдатам странное чувство гордости, но вместе с тем заставляли задумываться о хрупкости человеческой жизни. Там, где тысячи гибли за одну победу, даже самое большое достижение становилось не более чем каплей в море крови.
На фронте мы жили, словно муравьи в муравейнике, погружённые в бесконечное копошение. Обстрелы сменялись атаками, атаки — ожиданием. К ночи приходило ложное чувство безопасности, когда земля скрывала нас от взоров врагов, но даже эта иллюзия была мимолётной. Война забирала всех — сильных, слабых, смелых и трусливых. Она не разбирала, просто шла дальше.
Герт стал для меня якорем в этом хаосе. Он всё так же шутил, чтобы разрядить обстановку, и смеялся над моими попытками не выделяться. Его неподдельная энергия была, как свет в беспросветной тьме. Он задавал вопросы — как я выжил, где был, что помню. Я уклонялся от ответов, ссылаясь на амнезию в госпитале. Он, похоже, верил мне, или хотел верить. На войне прошлое переставало быть важным.
Каждый день я видел лица солдат — уставшие, измученные, но всё ещё живые. Они старались удержаться за остатки человечности, но с каждым новым днём это становилось сложнее. Их взгляды, наполненные болью, всё чаще возвращали меня к моим мыслям. Могу ли я оставаться среди них, зная, что внутри меня больше зверя, чем человека? И всё же я держался.
Грохот разрывов раздирал уши, как рёв гигантского зверя. Земля под ногами дрожала, грязь и глина разлетались веером от врывающихся снарядов. Воздух был пропитан гарью, порохом и кровью — вязкой, солёной, почти осязаемой.
Я пригибался, двигаясь между окопами, стараясь держаться ближе к своим. Пули свистели, как яростные осы, шипели, врезаясь в землю и человеческие тела. Это была не битва, а мясорубка, где людские жизни перемалывались в ничто.
Споткнувшись о чьё-то мёртвое тело, я упал в грязь. Взгляд упал на раненого солдата неподалёку. Молодой парень, почти мальчишка, зажимал рану на животе, хрипел, цепляясь за остатки жизни. Его кровь быстро впитывалась в землю, образуя багровую лужу. Я застыл. Сквозь вой гремящих пушек и стоны умирающих меня охватило странное, затягивающее чувство. Голод, который я думал подавить, вновь зашипел внутри, как угли в костре. Кровь манила, источая густой, сладкий запах. Моё тело напряглось, мышцы заныли от желания подойти ближе.
"Нет." Я заставил себя отвернуться, закрыл глаза, пытался сосредоточиться на шуме боя, на криках. Но всё бесполезно.
Через секунду я оказался рядом с ним. Колени проваливались в грязь, когда я наклонился над его телом. Солдат хрипел, глаза закатились, дыхание становилось прерывистым. Он уже умирал, и я мог сказать себе, что это неважно. Что я просто "облегчу" его страдания.
Кровь на его шее блестела в свете далёкого пожара. Руки сами потянулись, пальцы дрожали, когда я провёл по ране, собирая тёплую влагу. Я смотрел на неё, как будто в ней был скрыт ответ на все мои вопросы, вся моя сущность.
И я не выдержал.
Палец коснулся губ, и мгновение спустя я ощутил на языке солёный, обжигающий вкус. В тот же момент я услышал голос.
— Уилл?
Я вздрогнул, обернулся. В нескольких шагах стоял Герт.
Он был в шоке. Его серо-голубые глаза округлились, чёлка прилипла ко лбу, и на лице застыло выражение смеси ужаса и непонимания.
— Что ты делаешь? — в полном непонимании спрашивал он.
Я чувствовал, как кровь ещё не до конца высохла на губах.
— Ты... — Герт шагнул ближе, его лицо потемнело, брови сошлись, как будто он пытался осознать увиденное. — Ты что, черт возьми, творишь?
— Это... не то, что ты думаешь, — выдавил я, не зная, как объяснить то, что не поддавалось объяснению.
— Нет, именно то, что я думаю, — его голос стал громче, гнев прорвался сквозь шок. — Ты стоял над ним, слизывая кровь, как...
Он осёкся, будто сам испугался своих слов. Мой разум метался, искал оправдания.
— Он уже умирал, — вырвалось у меня.
Герт смотрел на меня долго. Его взгляд был одновременно острым, как лезвие, и тяжёлым, как камень.
— Ты ненормальный, —выдавил он. — Уилл, что с тобой случилось?
Тут раздался взрыв где-то совсем рядом, нас обоих отбросило в сторону, и всё утонуло в хаосе.
Я открыл глаза в глухой тишине, словно весь мир вдруг погрузился под толщу воды. Земля подо мной дрожала, но все казалось странно неподвижным. В голове звенело, будто кто-то бил молотом по натянутой струне.
Я попытался подняться, но боль вспыхнула в плече — кажется, меня задело осколком. В воздухе стоял удушающий запах гари и крови, смешанный с влажной тяжестью земли. Рядом что-то шевелилось.
— Герт, — прохрипел я, перекатываясь на бок, — ты жив?
Ответа не было. Только сдавленный стон раздался из-под обломков рядом. Я пополз в его сторону, цепляясь за землю, как раненое животное.
Герт лежал на боку, с зажатыми зубами, а на его лице проступала кровь. Рука была вывернута под неестественным углом, но он дышал. Я облегчённо выдохнул.
— Эй, держись, мы выберемся, — пробормотал я, хватая его за здоровое плечо.
Его глаза приоткрылись, и он посмотрел на меня сквозь пелену боли.
— Чёрт... — он закашлялся, — нас конкретно накрыло.
Я кивнул, хотя в голове всё ещё шумело. Взрыв разметал нас, но, к счастью, не убил. Впрочем, укрытие, где мы прятались, превратилось в груду камней и грязи.
— Надо выбираться, пока не добило, — произнёс я.
Я помог ему встать, и мы, шатаясь, двинулись прочь от эпицентра взрыва. На каждом шагу мне приходилось сдерживать себя: запах крови, пролитой вокруг, резал обоняние, словно ножом. Я чувствовал, как зверь внутри меня рвётся наружу, особенно когда из раненых рядом доносились стоны.
Мы наткнулись на тело молодого солдата, лежащего лицом вниз. Его спина дёргалась в агонии. Я инстинктивно остановился.
— Не останавливайся, Уилл, — прохрипел Герт.
Я поддерживал Герта, едва волоча его через разрытые траншеи. Его рука безвольно свисала, угол изгиба казался неправильным. Он хрипел, временами чертыхаясь, но шёл, стиснув зубы.
— Мы почти на месте, потерпи, — бросил я, пытаясь не смотреть на то, как кровь из его раны запачкала рукав.
Я огляделся. Герт тяжело дышал, его рука безвольно свисала, а на лице выступили капли пота. Здесь, на передовой, у нас не было шансов найти нормальную помощь.
— Жди здесь, — бросил я и направился к тому, что осталось от командного поста.
В стороне, у группы санитаров, я заметил повозку с лошадьми, где уже лежали несколько раненых.
— Нам нужен ещё один человек, — сказал я сержанту, стоявшему рядом.
— Повозка уже перегружена, — огрызнулся он, но я схватил его за рукав.
— У него сломана рука. Если вы оставите его здесь, он не доживёт до конца дня.
Сержант сдался, махнув рукой.
— Только без сцен.
Я вернулся к Герту и помог ему подняться. Он застонал, но пошёл, опираясь на меня.
— Ты всегда такой упрямый, Уилл? — пробормотал он с кривой усмешкой.
— Когда речь идёт о спасении твоей шкуры — да, — огрызнулся я.
Мы добрались до повозки. Санитар помог усадить Герта, и я устроился рядом. Кони затопали, тряся нас на каждой кочке.
Поездка до госпиталя заняла несколько часов. Раненые стонали, некоторые молчали, теряя сознание. Я пытался не смотреть на кровь, сочившуюся из бинтов — не чувствовать её запах, который усиливался с каждым вздохом.
Когда мы прибыли, я помог Герту выбраться. Его лицо стало мертвенно-бледным, а дыхание — прерывистым.
Госпиталь представлял собой низкое кирпичное здание с облупившимися стенами. Внутри стоял резкий запах хлорки и крови. Медсёстры сновали туда-сюда, переговариваясь короткими фразами.
— Перелом, возможно, с вывихом. Он был близко к взрыву, — объяснил я, передавая Герта санитару.
Они забрали его в перевязочную, а я остался ждать.
Часы текли медленно. Каждый стон, каждый крик словно отзывались во мне эхом. Я знал: это место всегда будет для меня испытанием.
Когда Герт вышел, его рука была наложена на шину, а на лице появилось слабое подобие улыбки.
— Уилл, — голос Герта прозвучал откуда-то из глубины коридора. — Спасибо, что не бросил.
Я только кивнул.
— Ты бы сделал то же самое.
Герт улыбнулся, но в его глазах всё ещё было что-то... подозрительное. Будто он пытался что-то понять, но не спрашивал.