Химия любви

«Она ненавидела себя за то, что выжила. А я ненавидел мир за то, что не смог ее защитить» - Данте Сальваторе.

АЛЕКСА

Я чувствовала себя так, будто проспала несколько дней, словно время растянулось в бесконечной череде снов.

Вокруг меня мелькали одинаковые образы, глухо звучали голоса. Они успокаивают, как колыбельная, но что-то в них настораживает.

Все постепенно рассеивается, как туман на рассвете, и я начинаю слышать странные, незнакомые голоса. Они звучат все отчетливее, будто приближаются ко мне из какого-то далекого темного угла моего сознания. Я словно застряла в своем собственном разуме, который забыл, что должен управлять телом. Я не могу пошевелиться. Ни глазами, ни губами, ни руками. Я даже не уверена, дышу ли самостоятельно.

Голоса. Они становятся все громче, все ближе. Я пытаюсь сосредоточиться на словах, но они остаются просто звуками, звучащие во тьме. И вдруг, в отдалении, я слышу голос Данте. Его тон резкий, напряженный. Он кому-то кричит, приказывает и я непроизвольно тянусь к его голосу, желая проснуться, но снова проваливаясь во тьму.

Проходит еще время. И вдруг, словно в моем мозге щелкнул переключатель. Я открываю медленно глаза и вижу, что лежу на больничной койке. Все вокруг белое и стерильное. Данте сидит рядом со мной в кресле. Он выглядит не очень, синяки под глазами, волосы растрёпанные, словно по ним неоднократно проводили рукой.

- Данте? - шепчу. Его веки подрагивают, но он все ещё спит. Я обвожу палату взглядом, заметив на прикроватной тумбочке кувшин с водой. И мне почти жаль будить его, но я хочу пить.

- Данте, - зову чуть громче или мне кажется.

Его глаза мгновенно открываются, и он резко садится, осматривая палату. Его серый взгляд падает на меня и я едва улыбаюсь, когда он широко распахивает глаза в удивлении.

- Алекса? Что-то болит? Позвать врача? - его голос дрожит от беспокойства.

- Пожалуйста... дай... воды, - я едва могу говорить. Он быстро встает и тянется к воде. Чуть позже он подносит к моим губам стакан с трубочкой. Я делаю несколько глотков, чувствуя, как влага смягчает мое пересохшее горло, но одновременно и обжигает.

- Спасибо... Как... как долго... я пролежала? - я пытаюсь собрать мысли воедино, но все кажется таким размытым. - Хочу с-спать...

- Нет, прошу, не закрывай глаза, - я пытаюсь, но веки становятся словно налитые свинцом. - Алекса? Алекса!

- Я тут, - бормочу сонно. - Сколько... я здесь?

- Две недели, - я открываю глаза и удивлённо смотрю на мужчину. Он тянется ко мне и проводит ладонью по моим волосам. - Я позову врачу, хорошо? Только не закрывай глаза.

- Хорошо, - он наклоняется и целует меня в лоб. Данте выходит из палаты и я тянусь к своему животу, поглаживая поверх ткани. - Ты же не ос-ставил меня, да? Ты же все ещё там... Я верю.

Я пытаюсь приподняться, но резкая боль в животе заставляет меня застыть на месте. Мои руки дрожат, я пытаюсь удержаться в таком положении, но Данте, который заходит в палату мгновение спустя, мягко берет их и укладывает меня обратно на кровать.

- Тебе еще нельзя двигаться, - говорит он, вставая. Он берет подушку с кресла и аккуратно подкладывает ее под мою голову. Затем нажимает кнопку сбоку кровати, чтобы я могла сидеть прямо. Капельница в моей руке прилипла к коже, и это место жутко чешется.

Я прижала ладони к животу, где под слоем бинтов пульсировала жгучая боль. Каждый вдох отдавался тупым уколом под ребра, но это не имело значения. Важнее было другое - тишина. Та самая тишина, которой раньше не было. Раньше здесь, под сердцем, теплилась жизнь. Теперь же внутри была только пустота, холодная и бездонная. 

Данте сидел в кресле у кровати, его пальцы сжимали подлокотник так, что костяшки побелели. Он говорил что-то о ножевом ранении, о важных органах, но его слова пролетали мимо, как осенние листья за окном. Я поймала только обрывки: 

- ...не задела... все будет хорошо... 

- Как... как малыш? - перебила я, и звук собственного голоса испугал меня. 

Данте опустил взгляд. Словно пол под его ногами вдруг стал невероятно интересен. Он смотрел на все, только не в мои глаза. 

- Данте? - я протянула к нему руку, но тут же отдернула, будто боялась обжечься. Слезы потекли сами, горячие и соленые, падали на простыню, оставляя темные, мокрые следы. Я не хотела слышать правду. - Он тут. Я чувствую... - голос сорвался. 

Он вскочил, словно его ударили током, и обнял меня так резко, что капельница едва не выскользнула из моей руки. Его руки дрожали. 

- Алекса, послушай меня. Мы... - он сглотнул, - мы не успели. Он... 

- Врешь! - вырвалось криком. Я оттолкнула его, впиваясь ногтями в матрас. - Они украли его! Ты позволил! - В груди клокотало что-то чужое, звериное. 

Он попытался поймать мою руку, но я швырнула в него стакан. Вода брызнула на стену, осколки рассыпались по полу.

- УЙДИ! - закричала я, и мониторы взвыли в унисон. - Он жив! Я... я... 

Данте замер у двери, его профиль на фоне белой стены казался вырезанным из камня. 

- Прости, - прошептал он, и дверь захлопнулась. 

Тишина. Только часы тикали на стене, отсчитывая секунды, которые украли у меня. Я прижала подушку к лицу, вдыхая запах стирального порошка - резкий, чужой.

- Мамочка... - эхо детского голоса из моего сна пронеслось за спиной. Я обернулась, но в палате никого не было. 

- Я найду тебя, - прошептала я, сама себе. Обещая своему малышу, который раньше времени отправился на небо. - Они все умрут, я обещаю.

***

- Не трогай меня! - я смотрю на Данте через плечо и он медленно поднимает руки на уровень груди, отходя на шаг назад.

- Прости, я хотел...

- Не надо меня жалеть. Я сильная. Справлюсь со всем, - я двигаюсь дальше по палате, желая поскорее закрыться в ванной и пописать. - Алекса...

- Не надо. - Рычу открывая дверь.

Медленно передвигаю ноги и захлопываю дверь перед носом Данте, закрывая на замок. Я подхожу к унитазу, снимаю трусики и сажусь. Сделав дела, я удерживаю себя одной рукой, чтобы не упасть и натягиваю нижнее белье.

- Алекса? Нужна помощь?

- Нет! - я подхожу к раковине, мою руки и умываюсь. Голова кружится, а в глазах начали плясать черные точки, пугая меня до чертиков. - Данте?..

- Алекса! - я оседаю на пол прижав ладонь к низу живота. Мужчина открывает дверь с силой, ломая замок. - Алекса? Девочка моя? Что болит? Врача?

- Н-нет, - мотаю головой. - Пожалуйста, отнеси меня в кровать и не отпускай. Умоляю тебя, - он медленно поднимает меня и выносит из туалета. В палате появляется медсестра и я вдыхаю аромат одеколона Данте, перебивая тошнотворный запах медикаментов.

- Мисс, время пришло ставить капельницу. - Данте укладывает меня на кровать и отходит в сторону насколько, чтобы его пальцы были переплетены с моими. Отворачиваюсь и жую губу, когда игла протыкает мою кожу. - Все мисс, я приду чуть позже, когда закончится капельница.

- Хорошо. Спасибо.

- Можете идти, - Данте целует меня в макушку и садится на кровать рядом. Я ложу голову на его бедро и закрываю глаза.

- Мамочка! - я оборачиваюсь на детский голос, но вокруг густой туман и я теряюсь, ненавидя себя за это. - Прости меня!

- Ты где? И за что? - я замечаю детский силуэт и спешу к нему. Присаживаюсь на корточки перед маленьким мальчиком и удивляюсь тому, насколько его глаза схожи с глазами Данте.

- Прости, - говорит, дотрагиваясь до моего лица пальчиками.

- Ты ни в чем не виноват.

- Я ушел от вас с папой, - прошептал он, словно это самая большая тайна на свете. - Но вы не расстраивайтесь! Скоро к вам придет сестричка. Она будет красивой. Прямо, как ты, но это будет папина дочка.

- Что?

- Сестричка! - крикнул мальчик и развернулся, убегая от меня.

- Эй! Стой, подожди, пожалуйста меня! - я бегу вслед за ним, но земля исчезает из-под ног и я падаю в бездну, чувствуя ледяной ветер на своей коже. - НЕТ!

- Алекса?! - Я открываю глаза и обвожу палату глазами. Около меня, с краю на кровати, сидит Аврора. Ее волосы собраны в высокий хвостик. А платье голубого цвета выглядит идеально выглаженным. Лилит.

- Ты очнулась!

- Да, - обняла девочку одной рукой, сдерживая стон боли.

- Папа говорил, но это было два дня назад, - она улыбается мне и я замечаю, что у нее отсутствует нижний зуб.

- Два дня? - я закусила губу, посмотрев в окно, словно там сугробы, и весна уже успела пройти, пока я нахожусь в здании больницы.

- Алекса, вы как? - ко мне подошла милая медсестра, она была одета по форме, но не была похожа на медработника. И я ее видела впервые за несколько недель нахождения в больнице. Она не назвала меня по фамилии, как здесь обычно происходило.

- Все хорошо, - я отвернулась к окну, посмотрев внимательно на Аврору. - Когда мне можно будет домой? Аврора, найди мне, пожалуйста, папу.

- Алекса, вы понимаете, что пролежите здесь, как минимум еще неделю?

- Неделю? - я резко повернула голову и нахмурилась, увидев в ее руке шприц, игла которого была погружена глубоко в капельницу.

- Что вы делаете!?

- Т-ш-ш, поспите... - она вводила жидкость с какой-то мутной жидкостью мне в капельницу и я пыталась выдернуть катетер, но он, как назло, был приклеен ко мне ленточными бинтами. - Закрывай глаза...

- Что вы... что это? Аврора... Беги к папе, - в глазах сильно помутнело.

- Все готово - сквозь сознание услышала я, услышав писк Авроры.

ДАНТЕ

Я прислонился к холодной стене больничного коридора, пытаясь заглушить запах антисептика ароматом своего парфюма в складках пальто. Рука автоматически потянулась к кобуре под пиджаком - старый рефлекс, когда нервы натянуты тоньше струны. Аврора попросилась в палату Алексы. Дочь сжимала потрепанного плюшевого зайца всю дорогу до больницы. Плюшевый заяц - подарок Алексы на ее шестой день рождения. Игрушка пахла лавандой, как волосы Авроры после душа. 

- Почему медсестра так долго? - Майкл дёрнул головой в сторону закрытой двери, когда из палаты донёсся крик Авроры.

- Папа! 

Я ворвался внутрь, и мир сузился до трех точек: Авроры, которую медсестра в черных перчатках прижимала к себе, шприца с мутной жидкостью в ладонях женщины и Алексы на кровати.

- Отпусти её! - рычание вырвалось из горла прежде, чем я успел подумать. 

Медсестра усмехнулась, прижав шприц к шее дочери. Аврора замерла, ее серые глаза расширились от ужаса. 

- Папочка... 

- Ты знаешь, что будет, если тронешь ее, - я шагнул вперед, ощущая, как кровь стучит в висках.

- Врача! - крикнул я через плечо, не отрывая взгляда от медсестры. Где-то за спиной зазвучали шаги, Майкл вылетел из палаты, зовя на помощь, но время уже истекло. 

Медсестра толкнула Аврору вперед. Дочь споткнулась, и я поймал ее за руку, прижимая к груди. Ее слезы впитывались в рубашку, оставляя пятна, похожие на следы от дождя. 

- Она умрет как мама? - Аврора вцепилась мне в шею, и ее ногти впились в кожу. 

Монитор Алексы завизжал. Красная линия пульса металась, как раненая змея. Врачи ворвались в палату, один из медиков оттолкнул меня, намереваясь выгнать из палаты.

- Я не уйду!

- В палате никого не должно быть! - Майкл, позади меня, схватил меня за плечо и потянул назад. Я шагнул за дверь и перед моим носом ее захлопнули. Я подошел к окну в стене, наблюдая за тем, как реанимируют Алексу. На мониторах виднелись цифры, прямая линия пульса. Врачи вокруг суетились.

- Разряд! - кто-то крикнул, и тело Алексы вздрогнуло под разрядами дефибриллятора. Я затаил дыхание.

- Папа, что они делают?! - Аврора пыталась вырваться, но я прикрыл ее глаза ладонью.

- Это как... как перезарядить батарейку, - солгал я, чувствуя, как её ресницы щекочут кожу. 

- Мама жива? - она прошептала, и сердце сжалось.

Мама. Слово, которое Аврора не произносила с тех пор, как отряда Камиль.

- Жива, - выдавил я, наблюдая, как зеленая волна пульса выравнивается.

*** 

- Папочка? - Аврора прижалась ко мне в пустом больничном коридоре. Её пальцы теребили мой галстук. - Почему она смотрит сквозь меня, когда я захожу в палату? 

Я провёл рукой по её спине

- Когда камень попадает в стекло, оно трескается, но не разбивается сразу, - начал я, целуя макушку дочери. - Сейчас Алекса как такое стекло. Ей нужно время, чтобы... 

- Чтобы перестать бояться, что я тоже умру? - Аврора отстранилась, и в ее глазах вспыхнуло недетское понимание. - Я сильная. 

- Она тебя любит, солнышко. Просто... - я замолчал, услышав за спиной шаги. 

Алекса стояла в дверях, опираясь на стену для поддержки равновесия. Ее глаза, всегда такие точные на заданиях, теперь бродили по стенам, словно искали укрытие. 

- Я... я принесла тебе это, - Аврора протянула ей плюшевого зайца. - Ты говорила, он защищает от плохих снов. И поэтому я решила принести его тебе. Он защитит тебя, пока папы не будет рядом...

Алекса вздрогнула, будто дочь протянула ей гранату. Ее пальцы сомкнулись на игрушке, девушка перевела на меня взгляд. Я поднялся с кресел, желая шаг на встречу:

- Прости, - прошептала она, развернулась и заковыляла обратно, оставив зайца на полу. 

Аврора подняла его, вытирая от пыли с пола. 

- Она меня ненавидит? Почему она бросила Радость?

- Нет, - я прижал её к себе, вдыхая запах детского шампуня. - Она ненавидит себя. За то, что выжила, - бормочу последнее,  тяжело сглотнув.

- Что ты сказал, папочка?

- Ничего, милая, ничего. Я сказал, что нужно придумать что-то, чтобы Алекса снова улыбнулась.

- Да, можно испечь печеньки с шоколадом, маме они нравятся, - я прочищаю горло и смотрю пристально на дочь. Ее карие глазки расширяются, и она хлопает себя ладонями по рту. - Ой... Так нельзя говорить?

- Можно. Ты решаешь, когда можно. Я не смею запрещать тебе называть Алексу мамой, Аврора, - я поднимаю руку и указываю пальцем на ее сердце. - Если тут ты чувствуешь и ты уверенна, что это твое желание, то называй. Я рад, Аврора, - шепчу, прижимая дочь к груди.

- Тогда... Я буду называть Алексу мамой. Как думаешь, ей понравится это?

- Она желала стать для тебя кем-то больше, чем няней. И я уверен, что ей это понравится. Безумно понравится.

- Хорошо, - Аврора хихикает, указывает в сторону двери в палату. - А теперь идем к маме, мы должны вернуть ей настроение.