Глава четвертая
По пути в Мейфэр Джоэл рассказывает мне о своей жизни. В некотором смысле я выпытываю у него информацию. А может, ему нечего скрывать. Я внимательно слушаю его, и с каждым проеханным километром он нравится мне все больше, к моему собственному беспокойству. Может, таково его намерение — достичь со мной наибольшей открытости. Я думаю, он уже понял, что я более опасна, чем могу показаться с первого взгляда.
— Я вырос на ферме в Канзасе. Хотел стать агентом ФБР с тех пор, как впервые увидел тот старый телесериал, «ФБР» с Ефремом Цимбалистом–младшим в главной роли. Помнишь такой? Замечательный был сериал. Допускаю, что у меня тогда была мечта стать героем: ловить грабителей банков, отыскивать похищенных детей, задерживать серийных убийц. Но когда я окончил академию в Куантико, Вирджиния, мне поручили беловоротничковые преступления в городке Сидар–Рапидс в Айове. И двенадцать месяцев я провел, преследуя бухгалтеров. Но потом мне выпал счастливый билет. Моя домовладелица была убита. Ее зарезали ножом и закопали на кукурузном поле. Это было в конце лета. Привлекли местных полицейских, и они довольно быстро нашли тело. Они были уверены, что это сделал ее парень. Он был арестован и готов предстать перед судом. Я их все пытался убедить, что парень ее любил и никогда бы не причинил ей вреда. Они меня не слушали. ФБР и полиция — давние соперники. Даже в Лос–Анджелесе, во время нынешнего расследования, полиция постоянно утаивает от меня информацию.
Как бы то ни было, я в частном порядке обратил внимание на другого подозреваемого — шестнадцатилетнего сына убитой. Я знаю, что единственный ребенок женщины — это, по сути, маловероятный кандидат. Но я хорошо знал как бойфренда женщины, так и ее сына, — и последний был, прямо скажем, не подарок. Наркоман, способный украсть мелочь у бездомного. Я был их квартиросъемщиком и как–то поймал его за попыткой стащить радио из моей машины. Он сидел на амфетаминах. Под воздействием наркотиков он становился одержим — то был самым милым человеком на свете, то был готов выколоть тебе глаза. Он полностью потерял связь с реальностью. На похоронах матери он запел «Столько любви» группы «Led Zeppelin». Но в то же время он лукавил. За его странным поведением скрывалась вина. Я знал, что это сделал он, и, как ты любишь повторять, не спрашивай меня почему. Когда мы говорили о его матери, что–то промелькнуло в его взгляде — будто он подумал о том, как прекрасно наконец–то полностью завладеть домом.
Проблема заключалась в том, что у меня не было ни одной улики, указывающей на его причастность к преступлению. Но я продолжал за ним наблюдать в надежде на то, что он как–нибудь выдаст себя. Мне не терпелось перейти на новое место, но в нерабочие часы я был на посту. Я нутром чувствовал, что вот–вот что–то проявится.
Потом наступил Хэллоуин, и в тот вечер этот негодяй сидел у крыльца и вырезал из тыквы огромный фонарь. Когда я шел мимо к своей машине, он одарил меня тошнотворно–сладкой улыбкой; и что–то в его взгляде заставило меня обратить внимание на его нож. К этому времени парень убитой женщины был уже под следствием и проигрывал дело. Как я уже говорил, ее зарезали. И когда я посмотрел на ее сына и тыкву у него на коленях, я вспомнил, что в протоколе вскрытия упоминалось, что отметины от зубчиков лезвия на теле жертвы были на неравном расстоянии. Этот нож был необычным — у режущей стороны была неравномерная насечка.
Чтобы не показать своей заинтересованности в ноже, я небрежно махнул ему в ответ, однако на следующий день получил ордер на обыск дома. Когда я достал нож, лезвие сравнили с фотографиями, которые сделал следователь. Они совпали. Короче говоря, сына в конце концов осудили. Теперь он отбывает пожизненный срок в Айове.
— И все из–за какой–то тыквы, — добавил он.
— Все из–за одного проницательного агента, — говорю я. — И твой успех стал билетом в мир больших дел?
— Да. Начальник был доволен моей настойчивостью и поручил мне пару давних нераскрытых дел об убийствах. Я добился успеха в одном из них и получил повышение. С тех пор я работаю в Лос–Анджелесе над сложными делами об убийствах. — Он добавил, кивая: — Настойчивость — ключ к раскрытию многих тайн.
— И воображение. Зачем ты рассказал мне эту историю?
Он пожимает плечами:
— Просто разговорился с потенциальным свидетелем.
— Неправда. Ты хочешь увидеть мою реакцию на свои сказки об озарениях и интригах.
Он не удерживается от смеха:
— Что ты хочешь, Алиса? Сделать меня героем или ослом? Я поступил, как ты просила, — никому не сказал, куда я еду. Но в течение дня надо объявиться. И если я скажу, что катаюсь по Орегону с симпатичной блондинкой, это мне в заслугу не поставят.
— Так ты считаешь меня симпатичной? — спрашиваю я.
— Ты вылавливаешь ключевые слова, не так ли?
— Да, — говорю я и добавляю: — Я тоже считаю тебя симпатичным.
— Спасибо. У тебя есть парень?
— Да.
— Он нормальный?
Мою грудь пронзает приступ боли:
— Он чудесный.
— Он может подтвердить, где ты была в последние два дня?
— В этом нет нужды. Я уже сказала, что я была в Колизее и видела, как ломались шеи и пронзались торсы. Если это означает соучастие, то я, вне всякого сомнения, виновна.
— Неужели тебя не волнует, что ты рассказываешь это агенту ФБР?
— А похоже, что я волнуюсь?
— Нет. Это–то меня и волнует. — Его тон снова становится официально–деловым. — Как этот необычный человек сломал шею жертвы?
— Голыми руками.
— Но это невозможно.
— Я же просила не задавать мне таких вопросов. Давай подождем, пока доедем до Мейфэра, и посмотрим, что нам удастся выяснить у местной полиции. Тогда, быть может, я смогу рассказать тебе больше.
— Мне нужно позвонить в местный офис ФБР, чтобы те сообщили полиции о моем прибытии. Они не покажут мне дело, если я явлюсь просто так.
Я протягиваю ему свой телефон:
— Сообщи всем кому нужно, Джоэл.
Мейфэрская полиция скупа на информацию, но сообщает самое главное. Пока я, сидя в машине, слушаю разговор в участке, Джоэл узнает, что на месте взрыва нашли целое тело, а не его части, как я предполагала. Я спрашиваю себя, как смогла оболочка Якши уцелеть при взрыве. Он был самым сильным созданием на земле, но не в сравнении с несколькими ящиками динамита. Полиция говорит Джоэлу, что тело было отвезено в морг на побережье, в ста километрах к югу от Мейфэра, туда, где я сражалась с посланцами Якши — Слимом и его помощницей.
«Пожалуйста! Я не хочу умирать!»
«Тогда тебе не следовало рождаться».
Кровь Слима была горькой, как и его смерть. Да будет так.
Джоэл возвращается в машину, и я готова выслушать любое вранье о том, что ему сказали полицейские. Но ой ограничивается строгими фактами.
— Мы едем на побережье в Сисайд. — Я снова передаю ему телефон. — Скажи им, что мы скоро будем.
— Как звали твоего погибшего друга?
— Якша.
— Что это за имя такое?
— На санскрите. — Я бросаю на него быстрый взгляд. — Это имя демонического существа.
Он набирает номер морга.
— Ты умеешь выбирать компанию.
— С каждым часом все лучше, — подмигиваю я ему.
Джоэл — большая шишка из ФБР. Здесь рады показать ему любое тело из тех, что у них есть. Проблема в том, что, когда мы — теперь уже вместе — заходим в морг, нужное нам тело отсутствует. Теперь я понимаю, что от нас скрыла полиция Мейфэра. Джоэл выглядит раздраженным. У меня кружится голова. Якша все еще жив? Он создал чудовище, которое напало на меня? Если это так, то все мы обречены. Сеймур может верить в меня сколько ему угодно, но я не смогу остановить своего создателя, если он твердо решил расширить наш род. Но это не имеет смысла. Якша ждал своего конца; он был уверен в том, что умирает, выполнив веления Бога.
— Как это — тело отсутствует? Что с ним случилось? — допытывается Джоэл у рябого судебного медика. Тот в ответ качает головой. Он как ребенок, которого поймали, когда он запустил руку в корзинку со сладостями. Только по виду рук ясно, что их запускали в формалин каждое утро на протяжении последних двадцати лет. Он такой желтый, что, кажется, вирус гепатита вот–вот польется из его больших ушей. Даже я, будучи вампиром, не понимаю, почему кто–то хочет стать судебным медиком и работать весь день с трупами, пусть даже свежими и с хорошей кровью. Еще более странными мне представляются гробовщики. Однажды я заживо похоронила гробовщика — это было во Франции после Второй мировой войны — в его самом дорогостоящем гробу. Он имел неосторожность сказать, что все американцы — свиньи, чем рассердил меня. Он сам брыкался, как свинья, когда я закидывала его землей. Я люблю иногда пошалить.
— Мы точно не знаем, — отвечает медик, — но мы предполагаем, что тело было украдено.
— Отлично, — ворчит Джоэл. — Сколько тело пробыло здесь до исчезновения?
— Неделю.
— Простите, — вмешиваюсь я. — Я спецагент Перн, эксперт по судебным уликам. А вы уверены, что труп, о котором мы говорим, действительно был трупом? Что человек был мертв?
Медик моргает так, будто в глаз ему что–то попало:
— Что вы имеете в виду?
— Что этот человек просто встал и ушел, — говорю я.
— Это было бы невозможно.
— Почему? — спрашиваю я.
— Ему оторвало обе ноги, — отвечает медик. — Он был мертв. Он лежал в морозильнике все время, что пробыл здесь.
— У вас есть предположения, кто мог похитить тело? — вступил Джоэл.
Медик выпрямляется:
— Да. У нас работал некто Эдди Фендер, который исчез одновременно с трупом. Даже расчет не взял. Он работал в ночную смену, и часто без чьего–либо надзора.
— В какой должности он работал?
— Чем–то вроде санитара.
— Готовил трупы к препарированию, — хихикаю я.
— Мы никого не препарируем, агент Перн, — обиделся медик.
Джоэл примиряюще поднимает руку.
— У вас есть резюме этого парня? Заявление о приеме на работу?
Медик кивает:
— Мы передали копии документов в полицию. Но вы можете посмотреть оригиналы. Пойдемте ко мне в офис, я отыщу их в архиве.
— Сходите вы, — говорю я Джоэлу. — Я хочу остаться и осмотреть место.
— Не потревожь усопших, — отвечает Джоэл, театрально закатив глаза.
Я прохожу вглубь и осматриваю одноместные морозильные камеры. Острый нюх быстро приводит меня к той, что занимал Якша. Змеиный дух сохранился даже после смерти, даже во льду. Однако запах не тот, каким я его запомнила, будь то шесть недель или пять тысяч лет назад. Что–то не так со следами его крови в морозильной ячейке. Они каким–то образом загрязнены. По пустому пространству расходятся какие–то странные флюиды. Если Якша в самом деле мертв, то он покинул этот мир не с мыслями о Кришне, как он рассчитывал. Мое беспокойство нарастает.
Пока Джоэл занят с медиком, я иду в глубь морга и нахожу контору с секретаршей. Она забросила ноги на стол и делает себе маникюр. Мне нравится женщина, которая относится к своей работе не слишком серьезно. Эта девчонка даже не дает себе труда сесть нормально, когда я вхожу. Впрочем, некоторые воспринимают меня как подростка. Ей лет тридцать, у нее на столе журнал «Нэйшенал Инквайрер» и двухлитровая бутыль диетической пепси. Рядом с ними стоит монитор, по которому пробегают слова: «Временно неисправен!» Ее губы густо намазаны красным, а волосы высоко взбиты наподобие старинного парика. В ней килограммов десять лишнего веса, она выглядит жизнерадостной и немого кокетливой.
— Ух ты, — говорит она при виде меня. — Какая красотка! Что ты делаешь в этом богом забытом месте?
Я улыбаюсь:
— Я пришла со специальным агентом Джоэлом Дрейком. Меня зовут Алиса Перн. Мы расследуем убийство.
Теперь она–таки спускает ноги со стола:
— Ты из ФБР? А выглядишь как черлидер.
Я сажусь:
— Спасибо. А ты выглядишь как ответственный секретарь.
Она достает сигарету и отмахивается:
— Ну, конечно. А это номер–люкс. Чем могу помочь?
— Ты знала Эдди Фендера?
— Парня, который похитил мертвеца?
— А он его похитил?
Она прищуривается:
— Конечно. Он был влюблен в тот труп. — Она усмехается. — Он привлекал его больше, чем я.
— Ты общалась с Эдди?
Она наклоняется и выпускает струю дыма:
— Ты имеешь в виду, заигрывала ли я с ним? Слушай, сестренка, я бы скорее совсем лишилась мозгов, чем стала заигрывать с Эдди Фендером, если ты понимаешь, что я хочу сказать.
Я киваю:
— Как тебя зовут?
— Салли Дидрих. Я не немка, просто фамилия такая. Эдди подозревается в убийстве?
— Мы пока собираем сведения. Ты меня очень обяжешь, если расскажешь все, что знаешь о нем.
Салли присвистнула:
— Я могу тебе рассказать об этом парне такое, что тебе захочется повернуться и убежать отсюда. Слушай, у тебя найдется минута? Я бы тебе рассказала одну историю об Эдди и его отношениях с действительностью.
Я кладу ногу на ногу:
— У меня найдется много минут. Расскажи мне все, что знаешь.
— Это случилось три месяца назад. Мы взяли временную работницу, чтобы она помогла мне перерыть самые старые файлы и найти пропавшие рентгеновские снимки. Не верь копам и газетам: никакие из этих судебно–медицинских улик не годятся для суда. Мы все время путаем отчеты о вскрытии. У нас тут несколько дней пролежал один парень: так вот, в его свидетельстве о смерти было сказано, что он умер от внематочной беременности. Ладно. Эту временную звали Хитер Лонгстон, и она была просто конфетка, правда, немного тормозная. Эдди с ней флиртовал, пригласил на свидание, и она согласилась, еще когда я не успела ее предостеречь. А когда я с ней поговорила, она сказала, что чувствует себя «обязанной» пойти. Вот пример того, как она была глупа. Парень хвалит ее одежду, предлагает угостить ужином, и она уже чувствует себя обязанной. Хитер была такая девчонка, которая чувствует себя обязанной получать все, что рекламные агентства предлагают по телевизору. Я один раз была у нее дома и видела два набора различных ножей, о которых продавцы говорят, будто их можно использовать как лузу для поиска под землей воды и нефти. Так вот, Хитер пошла с Эдди — и это было то еще свиданьице! Сначала он повел ее ужинать в «Макдоналдс». Она сказала мне, что он взял три гамбургера и все. Ни напитков, ни картошки, ничего. Он ел только гамбургеры — мясо в булке. Потом он повел ее прогуляться. Догадываешься куда?
— На кладбище, — говорю я.
— Точно. Он сожрал свои гамбургеры, взял ее под руки и повел любоваться надгробиями. Хитер сказала, что он очень завелся при виде могил. Он хотел улечься на них и заняться сексом. Говорил, что она получит невероятное удовольствие. Ну, она поверила. Они занялись этим делом в двух метрах над каким–то гниющим трупом. Хитер сказала, что он неплохо целуется. Он сорвал на могиле цветы и подарил ей. Она была очень тронута, я уверена. — Салли качает головой. — Просто красота, когда сходятся двое чокнутых, а?
— Или двое уродов, — говорю я.
— Понимаю тебя. Теперь начинается вообще извращение. Эдди ведет ее к себе домой посмотреть кино и догадайся, что он предлагает?
— Порнофильмы?
Салли еще больше подается вперед. Ее большие груди сдвигают стопку бумаг, скопившихся за неделю работы, и бутыль пепси.
— Снаффы. Знаешь, что это такое?
— Да. Кино, в котором людей — обычно женщин — убивают.
— Ну, не извращенец? У Эдди была целая коллекция. Он успел показать Хитер три или четыре — я так понимаю, они обычно довольно короткие, — прежде чем она догадалась, что смотрит не последние диснеевские мультики. Тогда она встала и хотела уйти. Но проблема была в том, что Эдди ее не отпускал.
— Он угрожал причинить ей боль?
Салли почесала голову:
— Не уверена. Думаю, нет. Но вот что он сделал: связал Хитер в нише своей спальни; при этом она стояла, и на ней был только его школьный пиджак — и все. И в таком виде он заставил ее всю ночь сосать эскимо.
— Как он ее заставлял?
— Если она останавливалась, он начинал еще щекотать. Хитер очень чувствительна к щекотке. Она сосала эти эскимо до восхода солнца. Сказала, что, когда вернулась домой, ей показалось, что она проглотила пол–литра новокаина.
— Но больше он никакого вреда ей не причинил?
— Запястья натерло веревками, а в остальном все было нормально. Я уговаривала ее пойти в полицию и рассказать об этом, но она отказалась. Она хотела снова встретиться с ним! Я ответила: ни в коем случае. Я нашла Эдди и сказала ему, что, если он еще раз увидится с Хитер, я сама пойду в полицию и расскажу о его коллекции порнонасилия. Ты ведь знаешь, эти фильмы противозаконны. Конечно, знаешь! Ты ведь работаешь на ФБР. Извини, я как–то даже забыла об этом. Ты тут сидишь, совсем молоденькая и все такое. В общем, Эдди от нее отстал, потому что боялся потерять работу. Бог мой, говорю тебе: этот парень был рожден, чтобы работать с мертвыми. Можно было подумать, что это для него куклы Барби.
— Ты говорила, что он любил труп, который был похищен. Что ты имела в виду?
— Он всегда с ним дурачился.
— Как именно дурачился?
— Не знаю. Просто всегда его утаскивал.
— И никто не говорил ему перестать дурачиться?
Салли хихикает:
— Нет! Труп никогда не жаловался,
Я на секунду замолкаю, чтобы все это переварить. Если он дурачился с останками Якши, значит, мог дурачиться и с его кровью. Могла ли кровь мертвого вампира сотворить нового вампира? Я не знаю.
— Он больше не приставал к Хитер? — спрашиваю я.
— Нет.
— Тебе он как–то мстил за то, что ты угрожала ему?
Салли задумалась. Ее природная веселость дала сбой.
— Точно не знаю. У меня была старая кошка, Сивилла, она жила у меня с самого своего рождения. Я была к ней очень привязана. Через два дня после того, как я поговорила с Эдди, я нашла ее во дворе мертвой.
— Как она умерла?
— Я не знаю. На ней не было никаких следов. Я не носила ее в ветеринарку на вскрытие. — Она поеживается. — Все, хватит об этом. Ты понимаешь.
— Понимаю. Мне жаль твою кошку. Скажи, у Эдди были странные зеленые глаза, костлявые руки и шрамы от угрей на лице?
Салли кивает:
— Да, это он. Он кого–нибудь убил?
Я встаю. Я не чувствую никакого облегчения от того, что выяснила, кто мой клиент. Он еще хуже, чем я опасалась.
— Да, — говорю я. — Он теперь сам делает фильмы с убийствами.