Укуси меня, bitch

Майки вообще странный сам по себе. Маленький, равнодушный к чужим страданиям, если это не семья. Сам себе на уме, спрашивает до абсурдного простые вещи, но на которые, даже Мансаку ответа не может дать, не то, что дурак Шин-нии.

Майки до жути тактильный — маньяк по обнимашкам, и постоянно хочет, чтобы его обнимали как и он — сильно и крепко. Но он молчит об этом, пользуется простым контактом кожи с кожей, с сёстрой и братьями. Ну и другом, что таскает его постоянно. Это тоже по сути контакт. Молчит, но не знает, как сказать. Не хочет тревожить старших — он ведь Непобедимый Майки, а это всего лишь пустяки.

Чувствует будто забрали что-то его, целый кусок души в груди и оставили обдувать северным ветром. Кен-чик, как заплатка — замена вырванной части, временный обогреватель.

Чувствует тепло на коже, только согревается на время, а потом всё — мёрзнет, в душе, чувствует льдинки заключившее в коробочку сердце. Холодно.

Майки греется урывками, греет душу, если она может мёрзнуть. А она у него мёрзнет, покрывается коркой льда, как и его чёрные глаза — рыбий, не живой взгляд.

Цепляется за друзей, их временное, горячее согревающее счастье, даже банду свою создал, а Драконов Шинка отдал Изане-нии. Манджиро тогда только пожал плечами — ни-че-го не чувствует. Пустота. Да, Кен-чик действительно его холодное сердце.

Долл.

Кукла.

Марионетка.

Кто-то обрезал его ниточку согревающего счастья.

Кто забрал его горячее сердце и душу?

А потом...

А потом Майки видит хлюпкого парнишку, защищающего своего друга.

И впервые чувствует, что это его часть. Надо защитить. И Сано защищает.

Немного пугает самого парня, это веселит. И чувствует жар, Мичи внутренне сгорает от чувств, ещё немного и он выгорит; не оставит от себя ничего — пепел.

По-настоящему улыбается, впитывает излишки горячих чувств и греется. Коробочка из льда подтаивает, покрывается трещинами.

Майки честно старается не напирать, как носорог, на Такемитчи, но это получается как-то само.

Мичи полыхает внутри, смущается и открывается навстречу. Идёт потихоньку в руки. Только Ханагаки прямо контраст холодного и горячего — его кожа холодная, а душа горячая. Сам Майки тёплый, но душа только-только начинает тлеть, разгораться.

А ещё Мичи оказывается... Вампиром. Жутким стесняшкой-вампиром. Манджи честно чувствует себя каким-то извращенцем-растлителем. Ну что такого в просьбе куснуть шею? Ничего же страшного.

Ханагаки только мнётся, краснеет, аки девственница перед голым мужем (и был чертовски прав) предлагающий попробовать не миссионерскую позу, а какой-то дьявольщину. Краснеет до самой шее с краснющими ушами и бежит.

Неделю пятками и светлой макушкой сверкал и краснел, только взглянет в сторону Майки. И бегает гаденыш даже быстрее Дракена и Хаккая с Нахоей вместе взятых.

Кейсуке, долбоеб, однозначно. Ржёт с этих кошек-мышек, подтрунивает, что «невеста» убегает прямо из-под венца. И получает пиздячек от Майки.

Потом вспоминает, что Кейске вроде шутил, что он вампир. Дошутился.

Как-то вечером, на простой прогулке Майки замечает два прокола на шее Казу и цветные завитки с другой стороны от татушки тигра. Майки начинает что-то подозревать.

Чифую замечая интерес главы к второй «тату» и фыркает. Блондин подозревает какую-то каверзу от Баджи и Ханемии.

Мичи молчит в тряпочку, глазки в пол и ворчит на Фую, устраивая бой на палочках для лапши за шоколадку. И всё старается не смотреть на Майки.

Мичи фыркает, смотрит из-под ресниц на Майки и очаровательно покрывается румянцем. И чувствует как его окутывает тепло, согревает душу.

Кейске скалит клыки, косится на спокойного Мацуно и Дракен чувствует, что будет нечто грандиозное.

— Ну так скажешь откуда это? — Майки прёт как носорог, — только для Мичи он бегемот, — так, что бесцеремонности ему не занимать, глядит на эти самые цветные завитушки.

— Женился я. На одном наглом оборотне. — бурчит золотоглазый, гладя место укуса.

— Животное, что с него взять, — Мацуно страдальчески вздыхает.

— Кхы, — Баджи возмущённо давится бульоном и смотрит на Фую.

Мацуно типо, за Мичи таскается, прям мама-наседка. Просто думать, что это его, Мичи таскает за собой этого двухцветного не хочется даже представлять.

— Мне тоже один предложил, почти месяц прошёл. Думаю до сих пор, соглашаться или нет. — Чифу мечтательно смотрит в потолок.

— Аху. Кхры-ы, Шу что-ли? — смеётся Мичи.

— Моё сердэшко свободно, он конечно тот ещё придурок, а я могу и согласиться, — фыркает Чифу, умыкая из тарелки блондина кусочек мяса.

— Ахуел? — Майки ещё не слышал слышал столько возмущения от Кейске.

— Нах пшёл, я ем. — Такемичи фыркает, тянет на себя возмущённого Чифу и сверкает-клацает клычками у самого уха.

— Не порть мне аппетит. С тебя бокал. — цыкает Мичи, на миг становится давяще-холодно и смотрит будто ничего не было.

Сано чуть ли не в экстазе — мурашки кончиками пальцев Мичи прошлись от затылка до поясницы, вызывая странное возбуждение.

— Бака. — краснеет щеками Чифую. Кейске возмущённо сопит, как же, это не он смутил этот цветочек-росянку.

Майки до зуда в пальцах хочется, чтобы его куснули в шею, сжали сильно в объятиях, вжали в стену и... О... Кхм. Что он там говорил про растление малолетних?

Ребята расходятся спокойно, Майки прилип к Мичи, а этого Мацуно уволок Тора. Правда получил в челюсть Кейске. Кена же бросили на произвол судьбы.

— Митчи-и-и-и, — канючит блондин, такая пальчиком в щёку крашеного.

— Майки-кун, не пожалей об этом потом. — вздыхает Ханагаки.

— Так это, что-то типо брачной метки? — щёлкает в светлой голове.

— Не совсем верно, но от части да. Как помолвочное кольцо, только временно. Ну и после этого будут кое-какие побочные эффекты, — Мичи краснеет до самых ключиц.

— И какие же? И, что за бокал? — Майки чувствует как сам начинает разгораться, сердце перекачивает горячую кровь по венам.

— Вампиры пьют кровь. Не часто, раз в месяц или два. И каждый раз это, м, ну вызывает через чур возбуждающее состояние. У самого пьющего и донора. Поэтому мы с Фуйкой ходим в больницу. — юный вампир вздохнул, потирая красную щёку.

Майки довольно кивает. Это он обязательно запомнит и воспользуется в своём положении.

Ровно через четыре дня, в субботу Сано строит Наполеоновские планы по захвату тылов его Мичи.

И это возбужденое состояние замечают все — как бы делов юный янки не наделал.

Мансаку вздыхает, Манджи прямо расцвёл — улыбается, щурит угольные глазки и шкодничает. Прямо в детство вернулся. Если сравнивать сейчас и того, то этот счастливый Майки наиболее живой.

Старший Сано вздыхает. Шин возится с байками в магазине, Оми и Вака крутятся вокруг него, но тот тупой, как пробка. За Изаной ухлёстывает какой-то вампиришка называя себя слугой, а Курокаву королём. Остаётся надежда только на Манджи и Эму. Хотя Майки сам будет бегать за вампиром. Ну что за семья латентных...

<...>

Голубоглазый чувствует небольшой сушняк. Горло сводит, дёсна чешутся, а клычки удлиняются. Если Майки не поторопиться, то он не только искусает шею, но и бёдра с задницей, чтобы неповадно было.

Такемичи чувствует как бьётся жилка на шее, как кровь быстрым потоком струится по венам и хочется до сведённых челюстей впиться в шею Манджиро.

Блондин трясёт головой, отгоняя кровожадные мысли и ждёт, когда Майки уже зайдёт в комнату.

— Хай, Митчи-и, — блондин бесцеремонно врывается в комнату, с рюкзаком на перевес и Мичи честно не хочет знать, что он там принёс. Камиспаситиегопожалуйстаотэтогоизвращенца.

Вампир угукает, чувствуя как клыки упираются в нижнюю губу. Майки же, зараза маленькая, в своей майке-рубашке припёрся. И мандаринами пахнет.

Майки даже рта открыть не успел, как оказывается на кровати и на нём восседает довольный Мичи.

Чёрноглазый моргает, чувствует слабый кусь под челюстью, слабо ёрзает, чувствуя как его ноги сжимают бёдрами и переплетаются пальцами.

Такемичи довольно рычит, вжимается носом в ярёмную впадинку, кусает ключицу, клыки фантомно пульсируют готовые в любую секунду проколоть тонкую кожу и почувствовать горячую кровь.

Майки замирает, слыша как собственное сердце стучит в горле, Мичи довольным котом урчит, вылизывая шею и это похлеще укусов в шею заводит.

Вампир прикрывает веки, царапая нежную кожу и вонзает в шею, чувствуя сладкую кровь на языке и выпуская собственную слюну тем самым разжижая кровь, и впрыскивая феромоны.

Насытившись с двух глотков, Мичи зализывает место прокуса. Слыша как громко и задушенно вздыхает Майки, поскуливая и выгибаясь, как водоросли, Мичи сам вспотел и возбудился не на шутку.

— Майки... Блин ты плоский... — хихикнул голубоглазый, чувствуя вставшую проблему.

— Мичи... Хны-ы, — завозился блондин, делая волну.

— Червячёк ты мой, — урчит Ханагаки, ощутимо кусая в шею.

Сано жмуриться, хватается пальцами за волосы и стонет в голос — клыки по ощущениям уже не такие большие, но ощутимые и кусать соски вовсе не честно!

Майки согласен на всё — особенно на актива Мичи и постоянное тепло в груди с пожаром, как сейчас. Особенно в таком случае. Голову слегка ведёт, пробивает на хи-хи и всё кружится. Теперь понятно, почему вампиры не так часто кусаются — это ходячие афродизиаки.

Сано чуть осмысленно моргает, приподнимаясь на локтях, ищет куда этот вампир-стесняшка мог свинтить — возбудил до крайности и убежал? А кто разбираться с этим будет? Он что-ли? Воз...

Майки охает от резкой тяжести на себе. Кто там про облака и перья пиздел, Мичи совсем не пушинка, хоть и Кенчика ради прикола поднял.

— Пф, не настолько я тяжёлый, — хмыкает крашеный, ухмыляясь показывая клычки и проезжаясь задницей по стояку блондина.

— Мучи! — страдальчески стонет Сано.

— Да, — урчит голубоглазый, кусая нежную шею.

Примечания:
Именно что намёк на секс, всё-таки им по четырнадцать-пятнадцать
Мичи вампир-стеШняШка