Лютый ад - не веришь? [18+]

    В его кабинете висели картины многих великих вампиров, в том числе и моего отца — и моя, но я не великий вампир, у меня нет никаких достижений. Почему же висела моя картина среди таких достопримечательных вампиров? Это всегда была загадкой, на которой мне было плевать. Я могла бы просто забыть об этом, но стоя перед её взглядом, теперь я всё больше ощущала странную пустоту внутри. Не было здесь ничего, что бы могло меня успокоить. Я взглянула на её золочёную рамку, и почти физически почувствовала, как она мне тяготит.

— Ладно, забей. Толкуй, зачем я здесь? —  пытаясь не смотреть на картину.

— Совет хочет поговорить и рассказать об одной теме, сегодня вечером. Я тоже буду присутствовать, но мне не известно, о чём — задумчиво ответил он, и в его голосе я уловила оттенок усталости, хотя он пытался скрыть это.

— Великому Верховному Девиду Кьюстону ничего не известно? Смешное зрелище. Вижу, шатаешься на своём посту — я не смогла удержаться от насмешки, но потом почувствовала, что это была не самая лучшая шутка.

— Не издевайся, я не имею право узнавать такое, ты сам знаешь: Верховные и Совет, это как с земли до луны — его голос стал холодным, и я почувствовала, как между нами растёт стена.

— А ты хочешь повышаться? До Совета? — посмотрела я прямо в глаза. Его взгляд был немного растерян, но он быстро восстановил равновесие.

— Навыков не достаточно, мне и нынешнем посту хорошо — между нами была убитая тишина, которую нарушил его следующий вопрос.

— Помнишь 1918 год? — он, казалось, хотел говорить что-то другое, но его слова всё равно прозвучали.

— Что? Зачем ты заговорил об этом? — откинула голову назад, чувствуя, как сердце сжалось. Это была та самая дата, тот самый момент, когда всё изменилось. Почему он снова решил вернуть меня в это?

— Когда мы были во многом похожи, как мы фантазировали нашу жизнь, если бы она была человеческой? — его слова были как тяжёлое воспоминание, которое он не хотел отпускать. — Как мы хотели детей, как хотели не большой дом в лесу, далеко от всего...

   Я не могла слушать это. Вскочив с места, я прервала его:

— Довольно! Прекрати! В этом всем ты сам виноват! Ты сам разрушил свои же мечты! И ради чего?! Ради поста Верховного! — я размахивала руками, и, сама не замечая, как слёзы начали катиться по щекам. Это было почти мучительно — видеть его, который всё ещё надеялся на прощение, на какое-то понимание. Он отвёл взгляд.

— У меня не было выбора... — тихо ответил он, как будто пытаясь оправдать всё, что сделал. Но мне было всё равно.

— Выбор всегда был! Но уже поздно копошить это всё, — я повернулась и пошла в ту комнату, где проснулась. Там сидела Джени.

— Выйди! И пусть никто не заходит сюда! — я не могла больше скрывать свою боль, и она почувствовала это. Тихо, без лишних слов, Джени закрыла за собой дверь.

   Меня разрывало изнутри. Почему он вспомнил об этом? Что он ожидал? Радости? Думаю, он надеялся на то, что я буду рада поболтать о прошлом? Он был идиотом, если так думал.

   Я не пила кровь уже месяц, и моё тело не было в состоянии пережить этот разговор. Легла на кровать, закрыв глаза, надеясь, что сон хотя бы немного вернёт силы. Внутри всё было пусто, а воспоминания терзали.

⸻

19:40...

    Я проснулась от стука в дверь. Джени вошла, как всегда, тихо, почти робко.

— Извини, могу зайти? — её голос был мягким, но с каким-то беспокойством, как будто она не была уверена, что я не прогоню её.

— Джени? Да, заходи, — сказала я, принимая сидячее положение и ощущая, как её присутствие немного успокаивает.

— Я принесла тебе покушать, — протянула она мне медицинский мешок с кровью. Я сразу же взяла его и выпила, чувствуя, как энергия начинает возвращаться.

— Спасибо — поблагодарила я её, но ощущение тяжести в душе не уходило.
— Слушай, а кем ты приходишь для Дэвида? Конечно, не пойми меня неправильно...

— Ничего страшного, я его личная помощница, правая рука так скажем — мягко улыбнулась она, но в её глазах сквозила некая печаль. — Я знаю, что вы были возлюбленными, так что между нами только деловые отношения.

— А-а, не, нет, я спрашивала не из-за этого, — мне стало неловко.

— На самом деле, есть история, — она вздохнула, и её голос стал серьёзным. Я почувствовала, как она собирается открыть мне что-то очень личное. — Это было в конце 20 века. Я работала медсестрой в больнице и подрабатывала в других местах, в небольшом городке. Моя семья была очень бедна, родители и младший брат погибли от холода, а мне пришлось заботиться о четырёх братьях и сестрах. Мне было только 20, и вся ответственность легла на меня.

   Она замолчала на мгновение, а я внимательно слушала, ощущая, как её слова проникают в меня, как тяжёлый груз, которую она несла.

— Они умерли от голода — тихо сказала она, и я почувствовала, как её плечи сжались под этой болью.

   Я молчала, обняла её, пытаясь успокоить. Её рассказ был невероятно тяжёлым, но я чувствовала, как она нуждается в этом. В её голосе была вся её боль, вся утрата.

— Тшшш... я вижу, как тебе трудно. Можешь не продолжать, если не хочешь — прошептала я, позволяя ей замолчать, но она всё же вернулась к своей истории.

— Я работала, чтобы хоть как-то выжить. Однажды я вернулась домой поздно ночью, и они уже были мертвы. Эндрю был жив, я пыталась добраться до больницы, но не успела. Он умер на пути.

— Почему они... умерли? — я едва могла задать этот вопрос, понимая, что слова не могут унять её боль.

— От голода — её голос едва слышался, и мне хотелось, чтобы эта трагедия ушла из её жизни.