нарушенные клятвы

от лица Кастери

Кастери ворвался в особняк до рассвета. Сразу после того, как увидел оставленную в комнате Азалии угрозу, он отдал приказ: никому не покидать территорию. Дом был под усиленной охраной, но кто-то всё же сумел пробраться внутрь. Кто-то осмелился войти в его дом. В её комнату. К ней. Мысль об этом кипела в голове, как лава. Сердце билось глухо и тяжело, а в глазах темнело от ярости.

— Всех поднять. Немедленно! — рявкнул он, проходя по коридору, где уже собирались охранники. — Камеры — в первую очередь. Я хочу знать, как эта тварь прошла внутрь. И если выяснится, что кто-то спал на посту, я лично с него кожу сниму.

Он не останавливался. Его шаги гремели по мраморному полу. Все, кто попадался на пути, мгновенно отходили в сторону. Бледные, напряжённые. Такого Кастери не видели даже в дни войн между кланами. Он был на грани — спокойствия в нём не осталось ни капли.

— Где Марио? — прорычал он, остановившись в холле.

— У восточной стороны, проверяет охранную систему, — отозвался один из людей, голос дрожал.

— Через пятнадцать минут он будет у меня с докладом. Если не найдёт ничего — он труп.

Голос Кастери был холоден, но в нём слышалась скрытая угроза, от которой мороз полз по коже. Он не кричал. Он говорил тихо. И в этом было самое страшное. Он не просто зол. Он опасен.

Около часа он кружил по дому, проверяя каждый угол, каждый вход, каждый сенсор. Охрана металась в панике, кто-то уже начал дрожать, предвкушая, что их ждёт. Кастери не прощал ошибок. А тем более — таких.

Он вернулся в дом только когда солнце начало медленно подниматься над горизонтом. Лёгкий розоватый свет падал сквозь огромные окна кухни. Он вошёл туда, тяжело выдохнув, всё ещё кипя изнутри.

И увидел её.

Азалия стояла у кофемашины, в его футболке, с чуть растрёпанными волосами и усталым лицом. Вид у неё был невыспавшийся, в руках дрожала чашка. Она смотрела на чёрный кофе, будто надеялась, что он даст ей хоть немного спокойствия.

Кастери остановился у двери. Его взгляд сразу стал резким. Он сжал кулаки.

— Что ты, чёрт побери, здесь делаешь? — рявкнул он.

Азалия вздрогнула. Пальцы задрожали, чашка чуть не выскользнула. Она повернулась к нему, испуганная, глаза расширились.

— Я... Я просто хотела... — начала она, но голос её осекся под его взглядом.

— Ты понимаешь, что кто-то ночью проник в твою комнату? — шаг, второй, он приближался к ней медленно, с угрозой в каждом движении. — И ты шатаешься по дому, как будто ничего не случилось?!

— Я... не могла спать, — прошептала она, прижав чашку к груди.

— И решила выставить себя на поднос? — его голос стал тише, но в нём слышался ледяной металл. — У тебя был приказ — не выходить из комнаты.

— Я не знала, что... приказ, — прошептала она, будто боясь дышать. — Никто не сказал.

Он приблизился вплотную. Его тень накрыла её. Сердце Азалии забилось сильнее, дыхание участилось.

— Тогда слушай меня сейчас. — Он нагнулся к ней, его голос был сдавленным, губы прижаты друг к другу. — Ты не выходишь никуда без моего ведома. Ни в сад, ни на кухню, ни в холл. Пока я не узнаю, кто был в твоей комнате, ты не появляешься нигде, ясно?

Она кивнула быстро, не говоря ни слова. Её глаза начали наполняться влагой, но она сдержалась. Сделала шаг назад, будто его приближение причиняло ей боль. Он увидел это. Увидел, как она испугалась. И злился ещё сильнее. Не на неё. На того, кто заставил её бояться. На себя — что не защитил. Но он не мог смягчиться. Не сейчас.

— Иди наверх. — Он отвернулся резко. — Я поднимусь через десять минут. Если ты не будешь в своей комнате — я тебя запру.

Азалия кивнула, прокусив губу, и вышла, стараясь не задеть его плечом. Как только она исчезла из кухни, Кастери медленно опустил руки на мраморную стойку. Пальцы дрожали.

Он не мог дышать. Он не мог думать. Он ненавидел это чувство — что не смог уберечь.

И это больше не повторится. Он клянётся.

_________

Ночь на особняк опустилась глухим, плотным покрывалом. Окна залиты холодным светом прожекторов, по двору бродят вооружённые люди, будто призраки в черном. Кастери не спал. Он даже не думал об этом. Сон — это слабость. А он сейчас слабеть не мог. Не тогда, когда кто-то прокрался в комнату Азалии.

Сначала он сидел в комнате наблюдения, на экранах мелькали черно-белые кадры, и он, не мигая, вглядывался в каждый угол, в каждую тень. Часы тянулись, как вязкое болото. Он пил горький, крепкий кофе, но вкус не чувствовал — всё внимание было сосредоточено на деталях. Он знал: где-то должна быть ошибка. Какой-то сбой. Один неверный шаг.

На восьмом часу просмотра у него задергался глаз. Он уже чувствовал, как от напряжения болит шея, но не отрывался от экранов. И тут — малейшее движение. Почти незаметное, между двумя камерами, где пересекаются мёртвые зоны. Он резко выпрямился, мышцы напряглись. Он перемотал. Остановил. Замедлил. Там — тень. Не охранник. Не человек из дома. Кто-то чужой.

Он ударил кулаком по столу. Экран чуть не погас от удара.

— Марио! — голос был хриплым, но в нём звенела сталь. — Ты говорил, слепые зоны закрыты. А это что?

— Я... Мы проверяли, там не должно—

— Заткнись.

Он не закричал. Он сказал. Просто. И всё в комнате сразу застыло. Даже воздух. Кастери поднялся, медленно, как хищник, и подошёл к экрану.

— Это был не первый раз, — выдохнул он. — Он знал, куда идти.

Он провёл рукой по лицу, чувствуя, как кожа натягивается от усталости, но внутри всё пылало. Не огнём. Ядом. Кто-то здесь. Кто-то рядом. Кто-то дышал рядом с ней.
Он прижал пальцы к переносице. Зубы стиснуты.
Он еле держался, чтобы не сломать что-то. Или кого-то.

— Я хочу знать всё о каждом, кто работает в этом доме. Прямо сейчас. И если хоть одна бумажка окажется подделкой — ты лично будешь отмывать полы в морге, понял меня?

Он вышел из комнаты, хлопнув дверью так, что стены вздрогнули.

______________

Пока особняк жил тревожной, лихорадочной подготовкой к штурму изнутри, Азалия сидела одна. Она почти не двигалась. Обняв колени, свернувшись в кресле у окна, она смотрела на темнеющее небо. Голова опущена, волосы растрёпаны. Она чувствовала, как напрягаются мышцы шеи, как болит спина от сидения в одной позе, но не могла заставить себя встать. Казалось, любое движение — и он вернётся. Тот, кто приходил ночью. Кто оставил послание.

В комнате было душно. Воздух будто застоялся. Зеркала накрыли тканью — по приказу Кастери. Он не хотел, чтобы отражения «мешали». Всё выглядело, как в каком-то временном убежище. И даже кровать — роскошная, мягкая — казалась холодной, как плита в морге.

Она боялась. Не так, как боятся монстров в детстве. Это был страх реальный, взрослый. Он ползал под кожей, тянул за сухожилия, сжимал живот изнутри. Не страх смерти. А страх, что никто не спасёт.

Когда дверь скрипнула, она даже не подняла головы. Только сжалась сильнее, уткнувшись лбом в колени.

Он вошёл тихо. Без стука. Просто шаги — медленные, тяжёлые.
Потом — тишина. Он стоял. Смотрел.

Прошло, наверное, секунд двадцать, прежде чем она подняла голову. Медленно, будто из воды поднималась. И встретилась с его взглядом.

Кастери молчал. Лицо было непроницаемо. Но в глазах — всё. Он выглядел так, будто готов кого-то разорвать. Но в то же время — будто не спал несколько лет. Усталость, злость, страх, что он сам не хочет признавать.

Он подошёл ближе. Она не отодвинулась, не встала. Просто сидела, сжавшись. Он присел на корточки, на уровне её глаз. И впервые — очень долго — просто смотрел.

— Ты дрожишь, — тихо сказал он. — Ты это знаешь?

Она вздрогнула. Он был слишком близко. Её губы дрожали. Он заметил. Это бесило. Его злило, что она боится. Что ей больно. Что он не успел.

— Я нашёл, где он был. — Его голос стал чуть грубее. — Камеры, слепая зона. Кто-то знал, как пройти.

Она отвела взгляд. Кастери медленно протянул руку — не коснуться, а просто... рядом. Он сам не знал, зачем.

— Я переведу тебя в другую комнату. Блокированная, одна дверь, никаких окон. Она под охраной. Там безопасно.

Азалия вскинула на него взгляд. Испуганный. И впервые — злой.

— Безопасно?.. — её голос был хриплым, сорванным. — Это клетка, Кастери. Ты хочешь посадить меня в клетку?

Он замер. Она впервые назвала его по имени. Без страха. Просто — Кастери.

Он смотрел на неё. Долго. Потом наклонился ближе. Их лбы почти соприкоснулись.

— Это не клетка. Это — щит. Пока я не найду его, ты — моя территория. И тот, кто посмеет на тебя посмотреть, — умрёт.

Он говорил не громко. Но каждое слово — как выстрел. Внутри неё всё сжалось. Сердце билось в горле. Вдруг — странное ощущение. Не страх. А что-то другое. Он так близко. Тепло от его кожи. Его дыхание — сбитое, нервное.

— Ты боишься меня? — прошептал он. Глухо.

Она не ответила. Потом медленно кивнула.

Он закрыл глаза. На мгновение. Когда открыл — там уже не было ярости. Только пустота. Он поднялся.

— Завтра ты не выйдешь из той комнаты. Я сделаю всё, чтобы этот дом стал крепостью.
Он повернулся к двери.
— И не бойся меня. Я — не тот, кто приходит по ночам.

Дверь захлопнулась. А в сердце — впервые — что-то стукнуло.

И у него. И у неё.

Ночь снова распласталась над особняком, только теперь — глубже, глуше, как будто сама тьма затаилась в углах и наблюдает. Кастери ушёл, но оставил за дверью двух вооружённых охранников, которых знал с детства. Он знал: они не спят, не моргают, не отворачиваются.

Азалия же сидела долго. После того, как дверь захлопнулась, воздух будто стал плотнее. Сердце ещё глухо билось в груди, отзываясь в ушах. Слова Кастери всё ещё резали изнутри: "Ты моя территория. Щит. Не бойся меня."

Но она боялась. Не только того, кто оставил угрозу. И не только его, Кастери. Она боялась... того, что чувствует.

Почти бессознательно она встала, прошлась по комнате. Босыми ступнями по холодному полу. Стены как будто сдвигались. Она подошла к зеркалу, сорвала с него ткань. Посмотрела на себя. Глаза — огромные, зрачки расширены. На щеке след от того, как опиралась на колени. Она выглядела чужой. Уставшей. Но — и странно живой.

А в это время, этажом ниже, Кастери вызывал ад.

Он собрал всех. Каждый охранник, каждый повар, каждый садовник. Все выстроились в длинный ряд во внутреннем дворе, несмотря на час ночи. Освещение било в лица, ни один не смел отвести взгляд. Кастери стоял перед ними, как судья. Молча.

Позади него стоял Марио, лицо белое как мел. Он знал — кто-то из них сегодня может не выйти из этого двора.

— Камеры. Слепая зона. Кто-то обошёл систему, — начал Кастери спокойно. — И я хочу знать: кто. У вас есть минута, чтобы выйти вперёд. И тогда, может быть, вы умрёте быстро.

Тишина. Ни один не шелохнулся.

— Хорошо, — прошипел он. — Тогда я найду тебя сам. Я выверну кишки каждому, кто хотя бы на секунду скрыл что-то. Я разнесу в пыль ваш дом, ваши семьи, всё, что у вас есть.
Пауза.
— Потому что ты, — он обвёл их всех тяжёлым, ядовитым взглядом, — посмел подойти к моей невесте.

Это слово, последнее, повисло в воздухе, как приговор.

"Моей невесте."
Он сам его не осознал до конца. Просто сказал. Потому что так чувствовал.

После допроса он вернулся в свою комнату. Но не мог уснуть. Его трясло. Он сидел в кресле, перед ним — распечатки всех биографий персонала, фотографии, записи, схемы. Он просматривал всё снова и снова. И чем больше копал, тем сильнее нарастало отвращение ко всему этому миру.

Азалия. Девочка. Хрупкая, но упрямая. Она должна была быть в модельных съёмках, на вечеринках, в ярком платье с улыбкой на губах. А не сидеть в его доме, под охраной, со слезами в глазах и замиранием сердца.

Он чувствовал, как его захлёстывает злость. Не к ней. К себе.

__________

Утро пришло медленно. Свет резал глаза. Кастери не спал вовсе.

Около восьми он спустился на кухню — в одних брюках, с растрёпанными волосами, в майке, плотно обтягивающей его торс. Он хотел взять кофе и снова уйти в комнаты наблюдения.

Но на кухне стояла она.

Азалия. В его футболке — белой, длинной, почти до колен. Волосы собраны в спешке. В руках — кружка чая, которую она не пила.

Он замер в дверях. Их взгляды столкнулись.

— Кто разрешил тебе выйти из комнаты?

Голос был не просто грубый — ядовитый. Сбитый, уставший, сорванный от ночи без сна. Он не мог сдержаться.

Она вздрогнула. Чуть-чуть. Но не сделала ни шага назад.
— Я хотела воды.

Он подошёл ближе. Поставил ладонь на стол. Пальцы побелели от напряжения.

— Здесь опасно. Или ты не поняла после того, что произошло?

Она отступила на шаг. Тихо.

— Я не могу дышать там, Кастери...

Он сделал шаг вперёд. А потом ещё один. Теперь они снова стояли близко.

— А я не могу дышать, когда не знаю, где ты.

Он сказал это слишком резко. Громче, чем хотел. Он видел, как дрогнули её глаза, как дыхание сбилось. И понял: она боится его.

Он отступил. Быстро. Засмеялся — глухо, сухо, не по-настоящему.

— Возвращайся в комнату. Пожалуйста.

Она стояла ещё секунду. Потом кивнула. Молча. И ушла, не оглядываясь. Он остался на кухне. Один. С разбитой кружкой в руках. С пустотой внутри. А в доме кто-то уже начал сдавать.

(от лица автора)

Вернувшись в свою комнату после короткого, но мучительного разговора, где он приказал перевести Азалию в более изолированное помещение, он не мог уснуть. Каждая мысль, каждое мельчайшее движение в его голове сопровождались оглушающим эхом неотвратимой расплаты. Отчаянные линии на его лице углублялись, когда он вновь просматривал распечатанные фотографии, биографии и записи сотрудников, пытаясь найти хоть одну зацепку. Его ярость металась в бесконечных лабиринтах разума: сначала по направлению к немым стальным экранам камер наблюдения, потом — к образу хрупкой женщины, заключенной в собственной неволе. Он с каждым мигом становился всё более решительным, предчувствуя, что за тенью, мелькнувшей по ночным экранам, скрывается кто-то из его ближайшего окружения, кто-то, кто осмелился подойти к его невесте, нарушить священный порядок его дома.

Тем временем, в комнате, где Азалия пыталась укрыться от неизбежного ужаса, время течет медленно, почти останавливаясь. Каждый звук, каждый шорох за стеной заставлял её сердце сжиматься в панике, а дыхание сбиваться в короткие, прерывистые вдохи. Она не могла понять, почему ее собственная жизнь превратилась в бесконечное ожидание удара, каждый миг которого мог стать последним. Любая тень или шелест казались предвестниками чего-то зловещего, угрожающего её существованию. Ощущение полного одиночества переплеталось с горькой надеждой на спасение, которое, казалось, никогда не придет. Она прижималась к прохладной стене, пытаясь найти хоть какую-то уверенность в том, что мир не окончательно лишился света.

Пока Кастери ломал голову над камерами, внутри особняка, в запертой комнате, Азалия сидела в одиночестве, словно заключенная в невидимой клетке. Её мир сузился до тесного пространства, где только мерное биение сердца напоминало о живости. Вокруг неё царила тишина, нарушаемая лишь звуками собственных нервных вздохов. Она ощупью искала опору на холодной поверхности стены, ощущая на себе тяжесть чужого присутствия, оставленного Кастери до недавнего момента. Футболка, в которую она была завернута, источала слабый, но неуловимый аромат хозяина, и каждый вдох напоминал ей о том, что она не принадлежит этому месту, что здесь ее никто не защитит. Словно отражение в треснувшем зеркале, она видела в своих глазах смесь страха и тихой горечи, понятной лишь ей самой: страх за свою жизнь и боль из-за того, что в ее судьбе наступил момент невыносимой беспомощности.

Когда раздался стук в дверь комнаты, Азалия с замиранием сердца направилась к ней, понимая, что голос охранника Кастери приносит новые известия. Её шаги отдавались эхом по коридору, в котором, казалось, каждая мысль о свободе была уже давно потоплена в море мрака. На пороге её ожидал холодный, безэмоциональный голос, который сообщил, что Кастери требует её присутствия, сейчас и безотлагательно. С большими трудом она собрала силы и опустилась по старым лестницам особняка, чувствуя, как каждый шаг отдаляет её от иллюзии безопасности.

Внутренний двор, залитый тусклым светом прожекторов, выглядел как сцена для ритуала наказания. Огражденные силовыми полями и охраняемые вооруженными людьми, линии идеального подчинения и страха четко вырисовывались на лицах присутствующих. Кастери стоял в центре, словно правитель, готовый обрушить свою жестокую кару на любого, кто осмелится нарушить его установленные правила. В этот момент гром среди ясного неба — обвиняющие слова, произнесенные с равнодушной точностью: «Моей невесте». Эти слова, звучавшие как приговор, пересекли пространство и заставили каждого присутствующего содрогнуться. Некоторые из охранников уже трепетали, понимая, что их судьба могла зависеть от малейшей ошибки, малейшего промаха.

Холл был холодным, почти стерильным. Высокие потолки, мраморный пол, массивная люстра, что покачивалась от лёгкого сквозняка. Казалось, воздух в этом доме сам затаил дыхание. Азалия спускалась медленно. Каждая ступень под её ногами отдавала глухим стуком. На ней всё ещё была его белая футболка, огромная, почти до колен. Волосы слегка влажные — она успела умыться, будто хотела смыть с себя тревогу, но она въелась под кожу.
Первое, что она увидела — люди. Столько мужчин в чёрной форме, как будто весь дом был наполнен тенями. Они стояли молча, кто-то смотрел в пол, кто-то на Кастери. Он стоял посреди холла. Весь в чёрном. На нём был тонкий свитер с высоким воротом и простые брюки. Но даже без дорогого костюма — он выглядел как хищник. Как тот, кто пришёл не говорить — а судить. Перед ним — мужчина на коленях. Связанные руки. Кровь на рубашке, лицо разбито. Он хрипел, тяжело дышал, лоб опущен. Но Азалия всё равно почувствовала — он смотрит на неё.

И тогда Кастери обернулся. Он увидел её. В белом. На фоне темноты. Маленькую, испуганную, но не отступающую.

В его взгляде мелькнуло что-то дикое. Он резко шагнул вперёд.
— Кто её позвал?! — рыкнул он, так, что даже стены будто сжались.
— Я... я передал, как вы... — пробормотал один из охранников.
— Уводи её. Сейчас же. — Его голос стал глухим, почти шипением. — Она не должна это видеть.

Но Азалия не двинулась. Стояла, как вкопанная. Смотрела на мужчину внизу. Он — дрожал. Тело подрагивало. И вдруг он заговорил.

— Я не хотел... я... меня заставили... это были не я...

— Нет, — её голос дрогнул, но прозвучал твёрже, чем она ожидала сама от себя. — Я не уйду. Я хочу знать, что происходит. Кто был у меня в комнате.

Он замер на мгновение. Затем его брови сошлись в жёсткую линию, а уголки губ напряглись. Он шагнул к ней. Один. Второй.

— Я сказал: уйди.

Она подняла подбородок, будто стараясь упрямо доказать — она не боится. Но Кастери видел, как мелко дрожат её пальцы.

Он склонился чуть ближе. Его голос был низкий, хриплый, опасный:

— Марио.

Два массивных тени сразу же появились сзади неё.

— Отведите её наверх. Закройте дверь. Никаких визитов. Никого к ней. Ни звука. — Он взглянул на Азалию. — Даже от меня. Поняли?

— Что?! — Она в ужасе обернулась. — Ты не можешь... Я не... Я не уйду!

Охранники схватили её под локти. Аккуратно, но твёрдо.

— Пусти меня! — закричала она, вырываясь. — Ты не имеешь права! Отпусти, Кастери! Не смей!

Он отвернулся. Словно её крики были просто шумом.

Когда дверь захлопнулась наверху, и её приглушённые удары по дереву стихли, во дворе вновь повисла звенящая тишина.

Но она продлилась недолго.

Сначала — быстрые шаги за периметром. Потом — чей-то короткий, пронзительный крик. И вдруг — выстрел.

Один. Второй. Сразу ещё два.

Кастери дёрнулся.

— ЩИТ! — выругался он и метнулся в сторону источника шума.

По рации посыпались перегретые фразы:

— Западный фланг! Мы под огнём!
— У нас потери!
— Враг внутри! Сука, это отвлекающий манёвр! Повторяю: враг внутри!

Кастери уже бежал. Ветер рвал лацканы его чёрного пальто, и с каждым ударом сердца в голове звучало одно имя.

Азалия.

Он вспомнил, как сам только что приказал её изолировать.

Внутри. Он сам закрыл её в ловушке.

Грохот выстрелов слился с ударом сердца. Кастери мчался, расталкивая людей, отдавая приказы короткими, резкими выкриками. В его голове шумело. Он слышал, как с раций срывались крики, как шепотом в уши впивалась информация, но сознание глушило всё лишнее — осталась только одна мысль.

Она там. Одна. Без защиты.

Коридоры были темны. Генератор не выдержал — свет мигал, где-то вдалеке выл сигнал тревоги. Тело двигалось быстрее мысли, ноги сами несли его к лестнице, на второй этаж, туда, где за тяжёлой дверью осталась Азалия. Он чувствовал, как внутри что-то сжимается. Резко. Больно.

— Азалия! — крикнул он, когда поднимался по ступеням, перескакивая через две. — ОТКРОЙ ДВЕРЬ!

Но дверь уже была распахнута. Один из охранников лежал у входа. Шея вывернута, глаза остекленели. Второго — не было. Только кровь. Следы тянулись внутрь.

Кастери застыл. На долю секунды. Сердце остановилось.

— Нет... — прохрипел он и ворвался внутрь.

Комната была пуста.

Сломанный стул. Разбитая лампа. Телефон валяется на полу. Занавески сдёрнуты. И воздух... другой. Холодный. Рваный. Как после бури.

— АЗАЛИЯ! — его голос сорвался на хрип.

Он рванулся к гардеробу — пусто.

Под кровать — ничего.

И тут — звук. Хриплый, отчаянный. Из ванной.

Он сорвал дверь с петель.

Азалия сидела на полу. В углу. Вся в царапинах, колени прижаты к груди, рот заклеен, руки в крови. Напротив неё — мёртвый мужчина. Кулаки Кастери сжались до боли. Он подошёл, не веря глазам. Он узнал его.

Это был один из его. Один из своих...

— Сними с неё это, — бросил он в рацию. — Немедленно. И вызовите врача.

Азалия дрожала. Беззвучно. Её глаза были огромными, полными страха. Когда лента с губ сдёрнулась, она не закричала. Просто задышала резко, судорожно, будто возвращаясь из глубины. Он присел перед ней. Молча. Не зная, что сказать. Рука дрожала, когда он коснулся её лица. Она вздрогнула. Как от удара.

— Всё хорошо... — впервые его голос звучал тише, почти шепотом. — Я здесь.

— Он... — прошептала она. — Он знал моё имя...

Кастери закрыл глаза. Проклятие сжало горло.

— Я не дам им тебя тронуть. Никому. — Его голос теперь был как сталь. — Клянусь, Азалия. Они будут молить о смерти, когда я закончу.

Он встал. И когда повернулся к телу на полу, всё в нём вновь стало льдом. Его лицо застыло. Глаза потемнели. Он дал приказ:

— Поднять всё. Всех. Камеры, аудио, архивы. Проверить связи. Личности. Слежки. Он не мог действовать один.

А потом добавил тихо, почти с наслаждением:

— Найдите тех, кто с ним был. Найдите всех. Я сам буду резать.

А в комнате Азалия, сидя одна, всё ещё смотрела в одну точку. В её ушах всё звучал один голос. Его голос.

Я не дам им тебя тронуть... Но она знала — это только начало.