Пролог
Парень бежит что есть силы, стараясь не оглядываться назад, но ноги приводят его к тупику. Останавливается и вздрагивает. Слышит сзади утончённый стук её каблуков и понимает, что проживает последние секунды своей мимолётной жизни.
Слышит, как она останавливается. Чувствует, как она на него смотрит. Ощущает холод, подступивший к нему.
Оборачиваться боится. Да так сильно боится, что его начинает трясти. Он кажется ни разу в жизни ничего и никого так не боялся, как женщину за своей спиной.
— Тц,— цокает недовольно,— Быть повернутым к даме задницей и не изъявлять желания показывать своё столь прекрасное личико, кажется, верх невоспитанности,— сладко произносит,— Ну же, милый,— чувствует, как её губы трогает улыбка,— Развернись ко мне лицом.
Сжимает руки в кулаки, стараясь унять дрожь. Тяжело выдыхает и медленно поворачивается. Аккуратно подымает глаза и направляет их прямиком на свою смерть, осматривая её.
Чёрное кожаное платье сидело на ней превосходно. Оголяло ключицы, шею и плечи, но руки закрывало, тянулось по запястью вниз и треугольником заканчивалось у среднего пальца, обрамляя его резинкой, чтобы не сползать. Фигуру полностью облегала ткань и лишь чуть ближе к середине бёдра расходилась воланами. На удивление платье на ней сегодня было не в пол. Сзади чуть длиннее, чем спереди, доходя до середины икры.
На ногах красивые открытые туфли с высоким тонким каблуком. Вроде называется у девочек такой каблук - шпилька. Он точно не знал.
Подымает глаза на её мертвенно бледноте лицо, что обрамляют угольно чёрные пряди спереди, сами волосы как всегда туго собраны в низкий пучок. На губах винного цвета помада, под глазами сейчас более видные красные "синяки", а на коже ни грамма косметики. Ни грамма чертового румянца. Ни грамма чертовой жизни.
Она медленно открывает рот и улыбается ему, обнажая ещё не длинные, но видимые клыки.
— Прошу не убивай меня,— молит, хоть и знает, что зря.
Девушка кривит лицо в жалостной гримасе , надувая губы и поднимая брови домиком.
— Ах,— на выдохе,— Конечно нет,— смотрит на него и через секунду лицо вновь озаряет улыбка. Улыбка, что будоражила кровь в жилах.
Он сглатывает. Вновь её осматривает и радуется тому факту, что смерть его чертовски красива.
— Лиса, прошу,— молит вновь.
— Милый, в наших отношениях было лишь одно чёртовое правило,— показывает пальцем цифру один и медленно к нему направляется,— Я всего-то просила не лезть туда, куда тебе не следует.
— Но я люблю тебя, а ты...,— запинается из-за её громкого смеха.
— А я люблю тебя?— прикрывает рот ладошкой, спрашивая,— Чёрт, примитивные такие примитивные,— смотрит на него насмешливо,— Неужели ты и правда думал, что я тебя любила, Хёнджин,— спрашивает, улыбаясь,— Секс с тобой был умопомрачителен, его я любила, но не тебя.
Хван чувствует ком в горле и обиду. Чувствует, как сердце от этих слов разбивается. И чувствует, что она говорит правду.
И чувствует он это благодаря ей, ведь именно Лиса научила его видеть и замечать то, что простые люди видеть и чувствовать не могли.
Она была его первой серьезной любовью. Угораздило потерять голову от любви в двадцать два года. Угораздило потерять голову от любви к ней.
Их отношения длились почти год, помниться Лиса упоминала, что это были самые длинные её отношения за последнее время. Теперь ему интересно, что значило это её "за последнее время". Она явно была намного сотню лет его старше, об этом он догадывается только сейчас. Так столько таких же парней у неё было?
— Много,— отвечает на его вопрос,— И не только парней, милый,— стоит от него на расстоянии метра.
Хёнджин жалеет, что решил сделать сюрприз любимой в честь её лживого дня рождения. Жалеет, что в виде сюрприза хотела приехать к ней домой. Не в тот дом, в котором они проводили ночи, а в тот, в котором она находилась все своё время, которое ему не посвящала. А то есть шесть дней в неделю.
Хван узнал адрес случайно. Ещё месяц назад. А глупая идея пришла в голову два дня назад.
Приехав по адресу и увидев её дом, парень удивился. Дом был огромным. В прямом смысле. И это скорее всего был замок. Тёмный и холодный, пропитанный страхом и ужасом. Пропитанный ею.
Лиса всегда была загадкой для него. Он всегда хотел её разгадать. Манобан на обычных людей не походила, ни манерой одеваться, ни манерой говорить, ни поведением. Она была слишком изящна и утончена, чтобы с ним встречаться. Со студентом музыкального института. Она была слишком статной и известной. Она была чертовски загадочна и холодной. Всегда была в чёрном и всегда и всюду носила с собой чёрные очки. Пила только вишнёвый сок в ресторанах и ела мясо слабой прожарки с кровью. Всегда ходила чересчур прямо, обладая идеальной осанкой. Собаки видя её скулили и прятались, как и кошки собственно. Стоило ей разозлится, как все вокруг чувствовали себя опустошённо и вяло.
Он проклинает тот день, когда с ней познакомился. По собственному желанию.
Хотя нет. Зная конец, он бы всё равно к ней подошёл.
— Я так же говорила, что не терплю лишних глаз, Хёнджин,— уже спокойно произносит, без безумных улыбок, показывает ему то лицо, которое он обычно видел перед собой.
Не терпела. Всегда имела чёткие границы и не подпускала к себе близко. Даже его.
— Ты оказался в ненужное время в ненужном месте,— серьезно, но через секунду губы вновь расплываются в лубке.
Он никогда не слышал, как бьётся её сердце и не чувствовал её пульс под своими пальцами.
— А я чертовски сильно люблю убивать свидетелей и ненавижу оставлять их в живых, ведь чем меньше люди знают, тем крепче спят по ночам, милый,— через секунду она оказывается непозволительно близко и впивается клыками в его шею.
Укус был болезненным, очень. Хван к шее тянется, пытается тянуться во всяком, но пошевелиться не может. Лишь голову больше отклоняет, позволяя ей ещё больше впиваться огромными клыками в кожу.
Перед глазами та секунда, в которую она открыла рот, обнажая вырастающие клыки. Перед глазами то, что он видел в её доме. Перед глазами её улыбка, брошенная ему в день их знакомства.
Хван держится долго и лишь через минуты четыре начинает оседать на пол из-за чего Манобан его подхватывает, продолжая пить кровь.
До последней капли.
Хёнджин чувствует, как кожа липнет к органам, и как жизнь потихоньку от него уходит.
А Манобан чувствует прекрасный медный вкус и видит всю жизнь парня перед глазами.
Через минуту она от него отдаляется, позволяя телу упасть на пол. Клыки вновь приобретают прежней размер, а красные синяки на глазах медленно исчезают, как и жажда, как и следы чёрных ветвей на внутренней стороне запястья.
Поправляет рукава платья. В последний раз смотрит на Хёнджин и, хмыкнув, решительно направляется назад. Цоканье её каблуков по дому разносился эхом, а тело парня обещают съесть летучие мыши, что шуршали в тёмных углах чертового подвала, в который этот кретин забрел в попытке на спасение.