Глава 1. Серый город
Ветер рвёт на клочья облака, срывает листья с деревьев, треплет волосы прохожих. Сегодня объявлен оранжевый уровень опасности. Как будто цвет апельсина может остановить офисных планктонов от прозябания за компьютером и среди бумаг, а официантов и продавцов - от наплыва клиентов. Оранжевый уровень - не красный, можно и поработать.
Ветер шепчет о несбыточном и давно прошедшем. Ветер дышит воспоминаниями и пахнет пылью, сырой землёй и небом. Небом, куда, как говорят, поднимаются души людей после смерти.
Вообще люди много о чём говорят. Например, что невозможно в полной мере узнать и понять другого человека, сколько бы времени ты ни провёл с ним. Не стоит даже пытаться.
Но есть на этом свете глупцы, которые пробуют. Идут на риск, чтобы узнать другого, впустить его в собственный мир. И порой платят за это непомерную цену, о которой даже не подозревали.
Доверие требует мужества. Доверие вознаграждает и делает чертовски больно в случае неудачи. Рисковать ли - выбирать только самому человеку.
Ветер сшибает с ног, заставляет сделать шаг навстречу бездне. И кажется, идущий по серому асфальту юноша с растрёпанными каштановыми волосами уже готов шагнуть в видимую пустоту провала. Вот только есть ли ещё, куда ему падать? Не мёртв ли он уже? Что, если всё это - просто чей-то нелепый сон? А сам он уже давно не принадлежит этому миру, и его бездыханное тело гниёт в земле, и по его останкам давно уже ходят толпы других людей - совершенно живых.
Холод пробирает до костей. И хочется согреться. Значит, он всё ещё жив. Значит, надо существовать.
Подняв голову к небу цвета металла, вдохнув в себя воздух, наполненный смрадом города, юноша делает шаг вперёд. Потому что тот, кто остаётся жив, должен жить дальше.
Прошло больше двух лет после смерти дорогого ему человека.
Пожалуй, до самого последнего, самого тяжёлого, самого волшебного года, проведённого вместе с этим человеком, он был глупым мальчишкой, который привязался слишком сильно, хотя всегда говорил себе, что так нельзя. Он всегда боролся с ревностью к окружающим, к делам, которые изо дня в день крали у него часы, имевшие возможность быть посвящёнными совместным занятиям, встречам. Он почти научился жить с мыслью о том, что не сможет быть для любимой единственным во всём мире, он постепенно преодолевал себя, находя, что мир интересен сам по себе, а близкий человек лишь привносит особые краски в каждый день, дарит возможность пройти по пути не в одиночку.
Но никто не предупреждал, что всё это настолько хрупко. Прежде юноша не думал, что всё может так легко оборваться в одно мгновение.
Болезнь пожирала близкого для него человека изнутри на протяжении долгого времени, не давая надежды на спасение. Хотя они оба надеялись до последнего.
Юноша чувствовал вину за эгоизм. Ведь вначале, когда девушка только заболела, он ощутил свою нужность особенно ярко и был этому даже чуточку рад. Он испугался своих мыслей и часто просил прощения за них у Небес.
Он никогда не понимал, не понимает и по сей день, почему судьба настолько неблагосклонна по отношению к людям, столь достойным жить. Как решается, кто доживёт до глубокой старости, а кто уйдёт раньше? Иногда ему казалось, что естественный отбор пошёл по пути сохранения на земле не самых лучших экземпляров. Или же люди с наименьшим количеством загонов и наименее терзаемые совестью, самые живучие? И отбор происходит, исходя отнюдь не из моральных качеств. Как глупо.
Юноша смотрит на отражение серого неба в мутных лужах, на несколько минут теряя понимание, где находится небо: под ногами или над головой. Он направляется в издательство, чтобы отдать подготовленные бумаги с эскизами и правками, которые через него передали главному редактору. По привычке он крутит на безымянном пальце кольцо - то, что по сей день для него как связующая нить со Спикой - его девушкой, самым близким человеком, про которого язык не повернётся сказать, что его уже нет. Очередной порыв ветра заставляет резко дёрнуть рукой, придерживая папку с бумагами. Кольцо, неловко задетое пальцами, соскальзывает и падает в грязь на дорогу. Юноша не смотрит по сторонам, не смотрит на красный сигнал, горящий на светофоре для пешеходов, он опускается на колени, чтобы поднять вещь, которая, как ему кажется, сохраняет хотя бы воображаемое присутствие Спики в его жизни, не даёт ей полностью исчезнуть из этого мира. Он не слышит окрика, он слишком диссоциировался, погрузился в мысли. Он не видит света огней от несущейся на него фуры. Он отстраняется от руки, коснувшейся плеча, потому что внезапно ему кажется, что ещё чуть-чуть - и он точно проснётся, только не трогайте, не зовите, не надо. Он не чувствует боли, не чувствует ничего, он начинает подниматься, когда удар не успевшей затормозить фуры отрывает его от земли.
«Так это... совсем не больно, Спика», - губы расползаются в улыбке.
Когда парень с неприятным звуком приземляется на асфальт, бумаги из папки разлетаются во все стороны, словно стайка бумажных журавликов. Они оседают на дорогу, погружаются в лужи, становясь серыми, как всё в этом городе. Люди сбегаются к неподвижному юноше, кто-то вызывает скорую, кто-то кричит, кто-то - прикрывает рот рукой и безуспешно старается стереть с лица выражение ужаса, испуга и... отвращения.
У юноши на губах застыло подобие улыбки. А на безымянном пальце в свете фар проезжающих машин поблёскивает кольцо, на котором с обратной стороны можно прочесть: «Орион и Спика. И помни: в каждом из миров мы встретимся вновь».