Чудовища больших городов
========== Подземельные поезда ==========
Поезда живут под землёй, потому что чудовища не любят солнечный свет. Это всем известно.
Они бегут, прогрызаясь сквозь тьму и превращая её в искры. Тонкие металлические жилы под их лапами — останки предков, заматеревших и одряхлевших. Путь молодых всегда пролегает по костям стариков.
Поезда издают свист, резкий и оглушающий, заставляющий ушные раковины кровоточить. Они свистят, потому что рык — это удел презренных наземных драконов. На свист у поездов монополия.
В детстве каждый мечтает прокатиться на чудовище, а ещё лучше — внутри него. Поезда подмигивают детям жуткими светящимися глазами -— слепыми, как и всё в подземелье о и радостно свистят.
Раз зайдя внутрь поезда, уже не выберешься из него таким, каким был прежде. Внутри подземных поездов — яд, внутри подземных поездов — угасающий свет множества душ, внутри подземных поездов — смерть.
Бывает, люди сами бросаются в их раскрытые пасти, прямиком под слепые белые глазницы, и никто не может их остановить. Так — легче, чем изо дня в день сражаться с кровожадным городом, вечно голодным древним божеством, вылезшим из земли в начале времён. Жизни, кроме борьбы, —нет.
Победить поезд — значит не слушать стук его острых когтей. Победить поезд — удел немногих. Но даже если у тебя получилось - не торопись праздновать победу.
Тьма, которой питаются поезда, оседает на душах, чёрный порошок покрывает сердца, гасит внутренний свет. Береги его. Если сможешь.
========== Телефонные голоса ==========
В тишине телефонной трубки слышны голоса. Они похожи на рык, похожи на мольбу — всё зависит от того, в какое время суток или настроение слушать. Раз начав, сложно остановиться.
Многие думают: это мёртвые родственники излагают последнюю волю и жалуются на тот свет. Многие думают: это жители других реальностей шепчут свои секреты. Многие думают: это боги благословляют достойных и проклинают недостойных.
Телефоны — тоже чудовища.
Чем чаще слышишь в них голоса — тем реже слышишь свой собственный внутренний голос. Поначалу это незаметно и ни капельки не страшно, даже приятно — назойливый голос внутри головы не заглушает телевизионную рекламу или чрезвычайно важные центральные новости. А после, когда оказываешься один на один со звенящей пустотой — жутко.
Её не заполнить. Ни сладким, ни алкоголем, ни близостью. Разве что чужими голосами, да и то ненадолго.
Когда телефоны вытянут голос весь, до последней капли, трель звонка раздастся в следующем доме, кармане или углу улицы.
Твой голос услышит кто-нибудь ещё в статичном шуме телефонной трубки — может быть, примет за голос мертвеца.
И будет прав.
========== Пауки волоконной сети ==========
Пауки не едят время.
Все думают, что едят: уплетают жвалами, запасают на чёрный день, смакуют каждую минуту.
Но пауки не едят время. Они вьют из него паутину. Оттого нити их крепки и постоянно обновляются.
Само время ловит жителей города в коконы и тянет жилы, тянет кровь, тянет мысли. Отдаёт информацию — щедро, без разбору, так, что люди даже не замечают никаких коконов. Информация яркая, сочная, с лёгкостью заменяет собственные тяжёлые мысли и дарит ощущение всемогущества.
Что не прожито, не пропущено сквозь сердце, сквозь кости, что не помогало тебе пробираться сквозь городскую тьму — то наверняка поджидает в коконе пауков.
Пауки - не чудовища, хотя их легко принять за таковых. Без страха не взглянешь — чёрные ворсистые тела, тонкие лапы, полные ночи глаза, и не два, а целых восемь.
Кое-кому удаётся заметить нити паутины вовремя. У таких уже наготове нож, заточенный решимостью и волей - он входит в тёмные глаза с ужасным хлюпающим звуком, лезвие его пачкается в крови. Странно, что она такая алая.
Те, кому спастись не удаётся, так и сидят на одном месте всю жизнь, отдавая своё время колоссальной паучьей сети, потихоньку обрастая чёрной шерстью, всё больше съёживаясь в комочек, отращивая длинные ворсистые лапы и, в конце концов, становясь безмолвными пауками, плетущими ловушки по всему городу.
Паука не едят время. Пауки - не чудовища. Только сказать об этом они уже никому не могут.
========== Забытые домашние питомцы ==========
В канализации монстр всего один.
Говорят, жила-была девочка, которая так много времени провела наедине с собой, что забыла о том, что чудовища существуют. Она сделалась бесстрашной, но люди знают, что в этом Городе быть бесстрашным — себе дороже. Каждый лелеял свой страх, подпитывал его то собственным светом, если был достаточно самоуверенным, то клочками тьмы, вылетающими из городских подземелий.
Страх той девочки умер однажды в четверг, под звуки ледяного мертвого дождя. В такие дни все сидят по домам и дрожат, и кормят свои страхи звуками капель, стучащих по крышам и непрозрачным стёклам.
А девочка вышла во двор, таща за собой свой страх — ведь он не уходит просто так даже после смерти. Мёртвый дождь радостно застревал в её волосах, в её одежде и в её сердце, разъедая всё это до черноты.
«Я не боюсь тебя, мёртвый дождь», — думала девочка, поднимая глаза к небу. Никто и никогда в городе не поднимал глаз, и потому она увидела то, что никто и никогда прежде не видел.
В канализации монстр всего один. Он выглядит, как маленькая девочка, завёрнутая в мёртвые шкурки людских страхов, а за ним волочатся все смытые в унитаз золотые рыбки, все прибитые тапком тараканы и все захлебнувшиеся в воде котята.
Он частенько выбирается по вечерам, чтобы посмотреть на то, что висит над Городом, в который ведут все дороги.
========== Носители правды ==========
В Городе никто не смотрит новостных каналов.
Что в них может быть хорошего? Только льётся день изо дня ложь, заползает в уши и сворачивается вокруг разума, тихо его убаюкивая. Кому придёт в голову добровольно впитывать в себя сказанную с улыбкой неправду, кое-где жуткую, а кое-где приукрашенную, но одинаково ядовитую?
Под землёй и так живёт тьма. Зачем пускать её и в свою голову? Зачем растить свой и без того немаленький страх, который жмётся к ногам, заползает в постель и пытается согреться?
Лучше думать о хорошем, лучше пугаться несуществующего, лучше следить за чужими жизнями, пока есть такая возможность.
На новостном канале работают люди, у которых за плечами самые маленькие в Городе страхи. Круглые сутки они говорят только правду: смотрят в камеру пристально, чеканят слова, заставляют голоса свои не дрожать.
Они выкапывают правду из каменных джунглей, вытягивают из мёртвых, выторговывают из теней. Они бегут от пауков, бегут от лжи, которая валяется за каждым поворотом — только из Города убежать не могут.
У них один большой страх на всех, живёт в подсобке у студии, воет и клацает гигантскими челюстями: страх того, что никто и никогда в этом тусклом месте не услышит ни капли правды.
Правда льётся из них рекой. Имя ей — Забвение.
В городе никто не смотрит новостных каналов.
========== Сериальный маньяк ==========
Их головы качаются на тонких шёлковых нитях, и они звенят в такт секундной стрелки часов. Целый сонм звёздочек, совсем молодых, которых обычно не отпускают танцевать на землю, пока не насмотрятся на все творящиеся там ужасы. Теперь они никогда больше не спляшут под луной, вдали от новостных каналов, развлекая людей своим кукольным жеманством и большими глазами, в которых так хорошо отражался страх.
Он появился недавно, и о нём не шепчут. О нём говорят на каждом углу, кричат в рупоры, его лицо на каждом плакате, на каждом коробке спичек, на каждой модной курточке.
Он гасит свет звёздочек.
Молодых, ещё не успевших вырастить в своём сердце панику или наглотаться тьмы, или узнать, каков на вкус долгий успех — а вкус у него, как у перезревших фруктов вкупе со смертью.
Никто не помнит, какого цвета у него глаза.
Он смотрит на звёздочек без конца, смотрит пристально, как если бы они были горсткой пепла с зарытыми в ней крупицами золота, а не мелькающими на экранах людьми. Только сверкнёт что-то - он отворачивается, и звёздочка больше не сияет.
Ему поклоняются. Его принимают, как дар. Его боятся те, кто сияет, кто сумел избежать тьмы, пауков и никогда не смотрел в небеса, но он пока на них не глядит - ведь на экранах столько блестящих штучек.
Странно, но теперь звёздами хотят стать все — лишь бы на миг поймать его взгляд.
Лишь бы на миг перед падением почувствовать себя значимым.
А потом остекленевшими, как экраны, глазами вечно смотреть на запретное небо и видеть то, что другим никогда не откроется.
Настоящие звёзды.
========== Укротители стрессовых ситуаций ==========
Комментарий к Укротители стрессовых ситуаций
угадайте, кто опять в командировке
Сложно сказать, сколько в Городе чудовищ.
Считать ли тех, что видишь только уголком глаза в безлунные ночи? Забыть ли о тех, кто пожирает воспоминания о себе — разве докажешь, что они в самом деле смотрели тебе в глаза, ища там собственное отражение? Что делать с теми, что были когда-то людьми? И как сосчитать тех, кто умирает, сделав то, для чего был предназначен?
Таких больше, чем можно себе представить.
Они крадутся в тени паучьих сетей, в стуке колёс подземельных поездов, в шуме беззвучных криков. Они ждут подходящего времени, свежего и неукраденного, а потом просто возникают. Море хаоса бьётся об их новорождённые тела.
Они вкладывают в сердца тревогу, в души — знание о скором конце, в глаза — пугающую неизвестность, а в пятки — первобытный страх. Они венчают головы тесными обручами, замораживают пальцы и поджигают уверенность. Попавшие в эпицентр их рождения не видят ничего, кроме проблем.
Вихрем проносятся сквозь хаос укротители.
Их когти с лёгкостью режут тревогу и выуживают страх. Если заглянуть в их единственный глаз, можно понять, что неизвестность может быть приключением.
На укротителях доспехи из шкур побеждённого стресса — убить его нельзя, но можно вдохнуть в себя облака хаоса и пережить ещё одну ночь.
Можно ли назвать тех, кто гордо носит обручи мигрени и бездну хаоса под доспехами, монстрами?
Пожалуй.
Укротителем может стать любой. Была бы храбрость.
========== Пожиратели заката ==========
Приглядись: закат — это море. Оранжевое море с фиолетовой пеной и синими берегами. А против моря не в силах выстоять ни один Дымовик, из недр какого бы завода тот не появился.
Поднимай подбородок, приковывай взгляд к волнам, алеющим в собственном свете. Если смотришь вверх, Город тебе не страшен. Если смотришь вверх, ты невидим даже для самых тёмных невидимок.
Море замирает и тихо выливается на землю. Оно смывает день и относит его свет в стройные ряды фонарей. Оранжевые и белые, они ярко полыхают в пустоте.
Ночь — не океан тьмы. Ночь — река из чудовищ, больших и маленьких, быстрых и медленных, злобных и дружелюбных.
Тонкими соломинками в ночи плывут пожиратели заката. Зацепляются за фонари, подтягиваются на хрупких ручонках, пьют, пока их стеклянные тела не будет ломить от закатной воды.
Фонари гаснут. Звёзды гаснут. Гаснут сердца.
В Городе всё однажды погаснет. Кроме надёжно запертой в музее Надежды.
Утром море выливается вверх и становится рассветом.
С каждым днём глубина его всё меньше и меньше.