9.
Прошло три дня.
Три долгих, мучительных, тревожных дня.
Сонхун почти не отходил от Джейка, не смыкая глаз. Он поил его, менял влажные полотенца, держал за руку, когда тому было особенно плохо, и шептал на ухо:
— Потерпи… малыш, я здесь… ты сильный, ты справишься…
На четвёртое утро Джейк проснулся.
Тело не болело.
Всё казалось ясным — слух стал острее, зрение чётче, движения легче, будто исчезла тяжесть человеческой плоти.
Он сел, опираясь на руки, и с удивлением обнаружил, что вовсе не чувствует усталости. Наоборот — внутри горело ровное, спокойное пламя. Мощное. Устойчивое.
— Джейк?.. — голос Сонхуна прозвучал с порога. Он вбежал в комнату, остановился, замер. — Ты… ты в порядке?
— Да, — выдохнул Джейк. — Я… как будто родился заново. Только… странно. Я… не чувствую пульса. Но я жив. Хун… что со мной?
Сонхун подошёл, медленно, осторожно, как к чуду. Он коснулся его щеки, провёл пальцами по шее.
И замер.
— У тебя нет пульса… — прошептал он. — Но ты тёплый. Ты… не мёртв. И ты не вампир. Я бы почувствовал. У тебя… нет жажды. Нет тени, что появляется у нас после превращения.
Он сел рядом, не сводя с него ошарашенного взгляда.
— Тогда кто я? — тихо спросил Джейк.
Сонхун долго молчал.
— Думаю… ты остался человеком. Но... стал бессмертным. Как будто… моя кровь изменила тебя, не переписав до конца. Ты… нечто новое.
Он улыбнулся, с трудом.
— Уникальный. Никаких клыков. Никакой зависимости от крови. Просто… бесконечная жизнь.
Джейк медленно выдохнул.
— То есть я теперь… не состарюсь?
— Нет.
— Не умру?
— Только если захочешь.
Сонхун коснулся его руки, сжал её. — Теперь ты… навсегда.
— Навсегда, — повторил Джейк, глядя ему в глаза.
Он долго всматривался в его лицо — любимое, знакомое до мелочей, но сейчас — будто открывшееся заново.
— Тогда... я могу быть с тобой так долго, как ты мечтал, да?
Сонхун ничего не сказал. Просто наклонился и прижался к его лбу.
— Я боялся… что потеряю тебя. Всю жизнь боялся. Но теперь ты — самый живой из всех, кого я встречал.
— Даже если я стал кем-то странным?
— Ты стал моим. Этого достаточно.
И в тишине комнаты, между двумя существами — человеком, что перестал быть смертным, и вампиром, что наконец перестал быть одиноким — воцарилось хрупкое, искреннее «навсегда».