𝐩𝐫𝐨𝐥𝐨𝐠𝐮𝐞.
Вечер в Мистик Фоллс опустился тихо, словно кто-то осторожно накрыл город прозрачной вуалью.
Тонкий туман, стелющийся по вымощенным улочкам, затягивал мостовую серебристым дымом, обвивал фонари и деревья, превращая знакомые силуэты в неясные, будто зыбкие образы из снов. Свет фонарей рассеивался мягким золотым ореолом, придавая улицам призрачное очарование.
Листва шуршала под лёгким ветром — чуть слышно, будто кто-то шептал тайны, спрятанные между строк реальности.
В воздухе витал терпкий запах сырой земли, вечерней росы и чего-то неуловимого — магии, затаившейся где-то совсем рядом. Домики с резными ставнями и верандами погружались в полумрак, окна некоторых из них мерцали тёплым светом — как маяки, чуждые этому странному, почти потустороннему спокойствию.
Мистик Фоллс будто знал, что ночь принесёт нечто большее, чем просто темноту.
Здесь каждое мгновение было пронизано ощущением, что за углом может начаться история. Или закончиться чья-то.
На самой окраине Мистик Фоллс, там, где шоссе уходит в заросли вековых деревьев, ночь сгустилась до состояния почти осязаемого ужаса. Воздух был тяжёлым, будто напоённым грозой, и туман, растекавшийся по земле, начал клубиться в странных, угрожающе ровных узорах. Природа затаила дыхание.
На потрескавшемся асфальте стояли ведьмы — шесть силуэтов в капюшонах, выстроенные в идеальный круг. Их руки были подняты к небу, усыпанному тяжёлыми облаками, между которыми то и дело пробегали молнии, не сопровождаемые громом — природа будто боялась нарушить ритуал своим голосом.
Посреди круга, на коленях, будто прикованная к земле невидимыми цепями, стояла Мелиса. Её взгляд был стеклянным, пустым, как у человека, погружённого в транс. Волосы слиплись от влажного воздуха, платье прилипло к коже, но она не шевелилась — будто тело больше не принадлежало ей.
Ведьмы пели. Слова, которых не касалась человеческая речь, вырывались из их уст хрипло, неестественно, с гортанными призвуками, словно земля сама отзывалась на их зов.
"Vel'mora entharas,
Zek'ta vorai luneth,
Kar'vath moru el'shidar —
Zathur mel'kaan dosh navira!"
Эти ведьмы не были похожи на тех, кого знали в Новом Орлеане или в роду Беннетов. Ни пыльных гримуаров, ни семейных клятв, ни привязанности к миру смертных.
Они были иными. Древними. Сломанными.
В их глазах не пылала магия — в них отражалась пустота, из которой не было возврата. Их сердца давно перестали биться в такт с человеческим состраданием, и всё, что осталось — это абсолютная преданность. Не клану, не роду, не цели... а Хозяину, чьё имя произносилось с благоговейным ужасом даже среди потусторонних.
Они верили в разрушение — как в очищение, как в высшую форму истины. Каждое их заклинание было не просьбой, а приговором. Каждый ритуал — не попыткой изменить ход событий, а ударом в основание мира, чтобы он рухнул.
Они не боялись смерти. Они были её проводниками.
И сегодня, в этот вечер, в тумане на окраине Мистик Фоллс, их песнь была приглашением к апокалипсису
Асфальт под их ногами раскололся с глухим стоном. Сначала — только дым, чёрный, вязкий, обволакивающий. Яркие огни, стоны из самого глубокого недра земли. Он вырвался из Ада, с самого ядра Земли. Когда расселась земля, трещины расползлись, словно венозные капилляры, вгрызаясь в асфальт и корни деревьев. Из центра круга, там, где мгновение назад клубился чёрный дым, вознёсся он — Мора'зель.
Звучание этого имени тяжёлое, будто древний камень падает в колодец. В нём чувствуется что-то нездешнее, старше времени, и оно словно оставляет холодный след во рту, когда его произносишь.
«Мора'зель... Возвращённый...»
«Он восстал... Мора'зель... Повелитель бездны...»
Существо было колоссальным, но не в привычной физической мере. Даже склоняясь, он будто поглощал собой пространство, и сама реальность дрожала, чтобы вместить его. Плоть, покрытая древними символами, багровое свечение из-под кожи. Рога, сверкающие, как осколки метеорита.
Чудовище. Воплощённый ужас. Сатана.
Сама тьма в человеческом подобии.
Где-то вдали вспыхнула молния, и небо окрасилось кровавым цветом. Деревья начали стонать — не от ветра, а от страха. Земля задрожала, как будто каждая её клетка ощущала возвращение древнего зла. Тело — покрыто древней, грубой, будто обсидиановой кожей, с трещинами, сквозь которые пробивалось мерцание лавы. Шипы вырастали вдоль его позвоночника и плеч, словно он когда-то был коронован болью.
Лицо — маска безвременья. Ни одного человеческого признака. Глаза — чернильные бездны, в которых не отражалось света. Улыбка — растянутая, с изломанными, длинными, как гвозди зубами.
Ведьмы в унисон склонили головы, признавая власть.
Он смотрел на ведьм как на жалких служанок, и они действительно дрожали — не от холода, от трепета силы.
Мора'зель разминался медленно, с пугающей неторопливостью. Словно знал, что никто не посмеет прервать. Он вытянул шею, и хруст его костей отозвался эхом в кронах деревьев. Пальцы — слишком длинные, будто паучьи лапы, с когтями, которые оставляли борозды в воздухе. Каждое движение напоминало не просто пробуждение, а возвращение былого владычества.
Земля под его ногами потрескалась, а по воздуху прошла волна давления, будто сама атмосфера сжалась от ужаса. Ветер замер, птицы в радиусе миль исчезли, и даже деревья склонились, как будто склонялись перед титаном. Существо выпрямилось, сделало шаг — тяжёлый, от которого пошли трещины по земле, и вдохнуло воздух с наслаждением.
— Сколько лет прошло... — голос прозвучал низко, густо, будто говорила сама преисподняя. — Я скучал по запаху мира... по трещинам в нём...
Чудовище приблизилось к Мелисе. Он произнес слова, которые были будто проклятием для всего человечества.
"Ex umbris ortus es, et in tenebris regnabis. Sanguis meus — potestas tua."
Его рука, искажённая и страшная, будто покрытая лавой, коснулась её лба. Символ — древний, наполненный запретной силой — вспыхнул на коже, и в тот же миг её глаза загорелись чёрным пламенем, а рот открылся, как будто изнутри вырывался вой чужого голоса, эхом разносясь по лесу.
Символ представлял собой древнюю спираль, начерченную из трёх переплетённых линий, образующих замкнутый круг. Внутри — перевёрнутый треугольник, вершиной вниз, символизирующий разрушение, рождение из тьмы и женское начало. По краям треугольника — три мелкие руны, будто когтями процарапанные в её коже:
Слева: ᚻ (Haglaz) — хаос и очищение через разрушение
Справа: ᛉ (Algiz) — искажённая защита, защита через страх
Снизу: ᛞ (Dagaz) — закат, вместо рассвета
Когда символ проявился, он вспыхнул чёрным, как масло на огне, и пульсировал, будто живой. Линии слегка дымились, а кожа Мелисы под ними не обуглилась — напротив, стала холодной, как мрамор.
Лицо девушки исказилось. Пустота исчезла — на её губах появилась лукавая усмешка.
— А я думала, ты сделаешь это раньше, папа, — произнесла она мягко, но с ледяной уверенностью. Голос больше не принадлежал прежней Мелисе.
Чудовище чуть склонило голову, изучая её с каким-то болезненным восторгом, и произнесло:
— Ты никак не изменилась, моя Лилит.
В этот миг небо разверзлось, хлынул дождь, но капли были чёрные, как нефть. Ветер завыл, словно сама природа рыдала, ощущая, что что-то древнее и непоправимое проснулось вновь.