Вампиризм

...

Винил поняла, что что-то не так, как только переступила порог.

"Тави?"

Из пустого коридора донесся её голос.

"Тави, ты дома?"

Она должна была вернуться с тренировки несколько часов назад. Часы на стене показывали начало двенадцатого. Винил поморщилась бы, если бы шерсть у неё на загривке не встала дыбом. Воздух казался каким-то неправильным. Было слишком тихо. Все лампы были выключены. Октавия ненавидела темноту. Когда бы Винил ни была дома, в комнатах, где она даже не бывала, горел свет. Винил не была уверена, почему она так ненавидит темноту, но она никогда не сомневалась, что это повод плотнее закутаться ночью в одеяло.

Винил осторожно закрыла за собой дверь. Все инстинкты подсказывали ей быть настороже. Обычно она умела не обращать внимания на грубые инстинкты, но сейчас её внутренности сжались так сильно, что она едва могла дышать. И инстинкт, и разум подсказывали ей, что здесь что-то совсем, совсем не так.

Она уже почти дошла до кухни, когда почувствовала этот запах. В воздухе безошибочно чувствовался медный привкус.

Кровь.

По привычке она мысленно использовала заклинание. Ограничители, как всегда, были на месте. Контур всё ещё был цел. Даже по прошествии стольких лет, погребённая под столькими слоями, она боялась сделать что-то, что могло бы её выдать. Однако сейчас она была слишком сильно напугана, чтобы даже подумать о том, как она выглядит.

Кровь в её доме? В её доме? Как? Почему?

Чья?

Тави...

Её охватила тревога. Она распахнула кухонную дверь с такой силой, что ручка застряла в стене. Запах крови ударил в нос и горло с такой же силой, словно колючки. Её ноздри раздулись. Её глаза расширились. Её рот сжался от удивления и ужаса.

Чёрт возьми, она должна была двигаться! Почему она просто застыла, как олень на железнодорожных путях, когда навстречу ему нëсся Кантерлотский экспресс?

Пони, стоявший на задних ногах, оглянулся через плечо и улыбнулся. По правде говоря, это была приятная улыбка на красивом лице, обрамлëнном белым мехом, и с морщинками в уголках глаз. Это лицо, казалось, говорило о том, что эти морщинки часто улыбаются.

И только когда она увидела глаза, её мнение изменилось. Даже тогда некоторые пони могли этого не понимать. Пони не всегда были проницательны, когда дело касалось обнаружения опасностей среди себе подобных. Они были расой, ориентированной на внешний мир и выискивавшей опасности за пределами своего идеального маленького общества. Вероятно, это был какой-то возврат к ушедшим временам, когда они жили стадами и никогда не задумывались о таких вещах, как города, жилые дома или психопаты, совершающие массовые убийства. Пони не убивали. Пони не охотились сами на себя. Винил всегда находила это полезным свойством, в том числе и для себя. Присутствие жеребца опьяняло. Ему даже не нужно было ничего говорить. Он просто должен был быть, и пони стекались к нему. Они никогда не замечали искорки хитрости в глубине его глаз. Они не замечали расчёта в каждом его кивке и жесте. Чаще всего они никогда не выходили за рамки улыбки. Пока не становилось слишком поздно.

Винил слишком хорошо помнила эту улыбку.

"Ты дома!" Его голос был таким же красивым, как и всё остальное в нем. В его словах слышался лёгкий акцент, не настолько заметный, чтобы его можно было заметить, но достаточный, чтобы сделать его речь привлекательной для слуха. Настоящий хищник не упускал ни одной уловки. "Мы уже начали думать, что ты не придёшь, моя дорогая. Тебя задержали на работе?"

Винил изо всех сил старалась держаться уверенно. "Отпусти её, Ворон".

"Что ж, рад тебя видеть - и после того, как я тоже приложил столько усилий, чтобы быть вежливым."

"Отпусти её сейчас же."

Он отвёл взгляд. "Оу, но нам было так весело ждать твоего прихода. У тебя всегда был прекрасный вкус, моя дорогая. Я вижу, ничего не изменилось." Он ухмыльнулся. "Возможно, я попробовал её немного. Ты действительно заставила нас ждать ужасно долго."

Глаза Октавии расширились от паники. Она уставилась на Винил и, возможно, побежала бы к ней, если бы он не прижал её к стене рядом со стойкой, оторвав от земли все четыре копыта. На её плече была кровь. На её серой шерсти не было красных пятен, только две чёрные точки образовались на том месте, где была пасть Ворона. Несколько тёмных линий, словно филигрань, прочертили дорожку к кончику её копыта. Она истекла кровью настолько, что на полу остались брызги.

"В-Винил". Она заикалась. "Беги!"

"Винил?" Его смешок покрыл её имя, как масляное пятно. "Серьёзно? Ты могла бы выбрать все имена в мире, и это был твой выбор?" Он покачал головой. "Так ты назвала себя в честь пластинки? Нет, подожди, я вижу, ты рисовала это на себе. Музыкальные ноты? Значит, пластинка. Я разочарован в тебе, Ванельда. Я думал, у тебя больше воображения".

Несходисума,несходисума,несходисума,несходисума-

Разум Винил путался, пока она боролась с одновременными порывами бежать, драться и... Просто стоять, разинув рот. Этот голос. Этот проклятый голос! Она провела слишком много бессонных часов, пытаясь стереть его из памяти - и вот он здесь. Вот он.

Здесь.

На её кухне.

В её доме.

Он не мог быть здесь.

Она не могла позволить ему быть здесь.

**Глупая, глупая, глупая! Это всё моя вина. Я должен был догадаться. Я должен был знать.**

Он наблюдал за ней.

Винил проглотила свои упрёки. "Отпусти её. Ты же знаешь, что она тебе не нужна".

"А я нет?" Его тон оставался игривым. Это была лишь видимость.

"Нет. Тебе нужна я."

Октавия переводила взгляд с одну на другого. Она понятия не имела. Она ни черта не понимала. Ох, она догадывалась, в какой опасности находится. Её кровоточащее плечо сказали об этом даже жалким чувствам Винил. Но она не знала остального. Она не знала, кто такой Ворон - и почему он здесь, иначе она не стала бы приказывать Винил бежать.

А может, и сказала бы. В конце концов, это была Октавия.

На кухне царил беспорядок. Она боролась с ним. Почему-то это порадовало Винил. Её девочка ни за что не сдалась бы без боя. Ни за что на свете.

Только это был Ворон, и думать так было очень, очень глупо. Если он и позволил Октавии сопротивляться, то не потому, что она представляла реальную угрозу. Девяносто девять процентов всего, что он делал, было просто ради собственного развлечения или выгоды. Оставшийся один процент… Винил даже думать об этом не хотела.

"Оххх. Предлагая себя? Пытаясь выменять себе? Как благородно". Ответил Ворон.

Октавия пискнула, когда он притянул её к себе. Винил позвоночник покалывало от паники и злости. Он уткнулся носом в шею Октавии, вдыхая запах перепуганной земной пони, как котёнок, нашедший уютное местечко, чтобы вздремнуть.

"Оставь её в покое, Ворон!" Винил скрипнула зубами.

"Я хотел спросить, не поселишься ли ты здесь с домашним животным. Это был самый приемлемый вариант, который я смог придумать, когда впервые разыскал тебя. Знаешь, что я увидел, когда впервые увидел тебя в этом убогом уголке пригородного кошмара?" Его губы изогнулись в лёгкой усмешке. Октавия задрожала. "Я видел, как ты несла продукты, из всех возможных, через парадную дверь. Коричневые бумажные пакеты! Совершенно обыденно. Это совершенно не про тебя. Но домашнее животное было бы приемлемо. Скажи мне, что это домашнее животное, Ванельда. Скажи мне, что ты не была такой глупой, как я подозреваю".

"Винил, что происходит?" Прошептала Октавия.

Винил сверкнула глазами, как будто одной силы её взгляда было достаточно, чтобы сбить его с ног. "Отпусти. Её. Сейчас же."

"О боже." Вздохнул Ворон. "Я надеялся, что ты не опустишься до такой банальности, что будешь жить со смертной, чтобы разыграть сюжет какого-нибудь низкопробного любовного романа. Пожалуйста, не говори мне, что любишь её, Ванельда. Это было бы слишком, слишком банально даже для тебя."

Винил не ответила. Что она должна была сказать? Подтверждение или отрицание правды могло плохо закончиться. В ней снова проснулось желание подчиниться. Она отвела взгляд, избегая встречаться с ним взглядом.

**Держи себя в руках! Это уже не ты. Ты не обязана делать то, что он говорит. У тебя есть собственное мнение, и он не может заставить тебя делать то, чего ты не хочешь. Держись! Винил!!**

"О боже, о боже, о боже." Ворон отстранился от Октавии, качая головой. "Какой позор. И вот я был здесь, думая, что мы вот-вот воссоединимся, окружённый удивительным удивлением от того, что ты всё-таки жива, и заявлениями о том, что ты наконец осознала свою ошибку и решила вернуться туда, где твоё место". Он улыбнулся. В нём было меньше тепла, чем в метель. "В конце концов, я правда думал, что ты покинула этот мир. Я оплакивал тебя, Ванельда. Я..." Он сделал паузу, словно смакуя это слово. "Рад был узнать, что ошибся."

Оплакивал её? Вот это было забавно.

"В-Винил?" Щёки Октавии были мокрыми. Она не хватала ртом воздух, как делала, когда была расстроена или злилась настолько, что заставляла себя плакать от разочарования. Слёзы ужаса беззвучно потекли из уголков её глаз.

"Это "виниловое" имя. Мне оно не нравится. Перестань называть её так." Ворон встряхнул её для пущей убедительности. Голова Октавии задергалась, как воздушный шарик на палочке. "Её зовут Ванельда. Скажи это вместе со мной, маленькая пони. Ван-ель-да."

"Ворон, прекрати это!" Винил проклинала отчаяние, прозвучавшее в её голосе.

"Почему ты не называешь меня "папочкой", Ванельда? Можно подумать, я тебе совсем не нравлюсь."

Винил не могла отвести взгляд от Октавии. "Прости меня." Подумала она. "Мне очень, очень жаль. Я должна была сказать тебе. Мне следовало быть более честной, но как я могла? Как ты могла бы мне поверить?"

И даже если бы каким-то чудом Октавия поверила в эту дикую и безумную историю, что тогда? Она бы ушла от Винил, а если бы не ушла, то никогда бы больше не обрела душевного покоя. Правда украла бы у них обеих то, чего они никогда не смогли бы вернуть. Единственными спорными моментами были "что" и "сколько".

Ворон резко взглянул на Винил. Внезапное движение отвлекло её внимание от Октавии. Белки его глаз потемнели и стали розовыми. Она узнала внезапную вспышку гнева, превратившую его зрачки в щелочки. Её желудок сжался. Она непроизвольно сделала шаг вперед, подняв переднее копыто, как будто хотела оторвать его от добычи.

Это было худшее, что она могла сделать.

"Я так и думал." Мягкий тон Ворона совсем не соответствовал выражению его лица. "Ты попалась на удочку. Ох, Ванельда. Моя бедная, бедненькая маленькая Ванельда. Разве ты не понимаешь, что это чистейшая глупость? Конечно, спи со смертными, но никогда не обманывай себя, думая, что любишь их. И, конечно, не бросай ради них свою семью." Румянец сменился на красный, когда он снова обратил своё внимание на Октавию, крепко прижимая её к себе, как любовницу. "Так вот почему ты притворилась, что умерла? Ради этого маленького кусочка плоти, костей и... чувств?" Его губы скривились. "Да. Да, я так и думал. То, как ты смотришь на неё, а она смотрит на тебя. Она завладела твоим сердцем."

Подбородок Октавии лежал на его плече, лицом к Винил. Она открыла рот, чтобы заговорить снова. Не успела Винил и глазом моргнуть, как Ворон выставил локоть вперёд. Влажный хруст эхом отразился от стен кухни.

"Нет!" Крик вырвался из уст Винил, когда Октавия ахнула и осела.

"Упс. Кажется, я только что порвал её".

----

Он пришёл за ней в ночь фестиваля.

На ней было платье, которое, по словам матери, она носила в её возрасте. Она не унаследовала тёмный мех матери, но желтая ткань так же хорошо смотрелась на белом фоне. Она смеялась и подпрыгивала, пока мама тщетно пыталась завязать ленточку у неё на хвосте.

"Винтер Сонг!" Мама рассмеялась. "Стой смирно, а то будешь плохо выглядеть!"

"Но единороги скоро запустят фейерверк! Мам! Почему я вообще должна носить ленточку?"

"Потому что все пони выглядят на фестивале наилучшим образом, а ты в лентах выглядишь прелестно."

"Я выгляжу глупо!"

"Красиво". Настаивала мама, притягивая её к себе с помощью магии. Так было всегда: только с помощью магии она могла продержаться достаточно долго, чтобы её украсили, каким бы красивым ни было платье и какой бы шелковистой ни была лента.

"Мама-"

Дверь коттеджа с грохотом распахнулась. Они обе ахнули. Она инстинктивно спряталась за юбкой мамы. Каждая из них была одета по-праздничному, и складки ткани полностью скрывали её от того, кто вбежал внутрь.

"Какая невоспитанная лошадь могла-" Мать резко замолчала. "Ты..." Произнесла она совсем другим тоном.

"Добрый вечер, Спринг Блоссом. Боже мой, ты сегодня выглядишь просто очаровательно. Ты куда-то собираешься?"

"Нет." Выдохнула мать. "Нет, тебе нельзя здесь находиться. Как ты меня нашёл?"

"Прекрасное приветствие после того, как я проделал весь этот путь и сделал тебе комплимент."

"Ещё слишком рано! Она всего лишь кобылка!"

Незнакомец вздохнул. "Скоро - это относительно. По моим оценкам, мой приезд не слишком ранний, только твой".

"Ты обещал, что не вернëшься, пока она не достигнет совершеннолетия!"

"И ты сказала, что будешь растить её в роскоши. Этот коттедж кажется мне несколько менее роскошным, чем тот, в котором я впервые увидел тебя." Незнакомец презрительно фыркнул. "Ты заставила меня долго искать тебя. Новый дом, новое имя, ты даже заставила себя выглядеть по-другому. Ты действительно думала, что сможешь вот так спрятать её от меня, Спринг Блоссом? От стыда."

"Я... я... Но… Ты сказал мне… Ты сказал, когла ей восемнадцать-"

"Я передумал".

"Ты не можешь это сделать!"

"Я ещё раз заверяю тебя, моя дорогая, что я, безусловно, могу. Ты говоришь так, как будто мы на равных, которые сели за стол переговоров и обсуждаем условия". Незнакомец рассмеялся. "Какие-либо условия нашего "соглашения" никогда не зависели от тебя. Тогда меня устроило, что ты взяла на себя заботу о её воспитании, в то время как я занимался другими делами вдали от этой страны. Я думал, что у неё будет доступ в высшее общество, её примут среди придворных и знати, если она вырастет как одна из них. На самом деле, мне также показалось весьма забавным, что ты решила, что сможешь шантажировать меня, назвав мою личность, когда узнаешь правду. Без сомнения, ты думала, что отказ от своей фамилии и состояния позволит тебе скрыть её от меня, но ты ошибалась. Я всегда могу найти тех, в чьих жилах течёт моя кровь. Теперь мне хочется вернуть то, что принадлежит мне, и я пришёл за ней."

"Нет! Я тебе не позволю! Она всего лишь жеребëнок!"

"Ты мне не позволишь?"

Голос незнакомца звучал приятно. Это звучало приятно. Даже когда он в несколько быстрых шагов пересек комнату и уткнулся лицом в лицо матери, его голос звучал так, словно он хвалил погоду или вежливо спрашивал, как пройти к ближайшей пивной.

"Ты права. Она жеребёнок. Она мой жеребёнок. Или ты забыла об этом? Просто посмотри на неё, Спринг Блоссом. Посмотри на неё и скажи мне, что она не моя."

"Я... я..." Заикалась мама. "П-пожалуйста. У тебя есть другие... Ты сказал, что у тебя есть другие... И она так молода... Прошу, оставь её со мной ещё ненадолго..."

"Чтобы ты могла похитить её и попытаться снова спрятать? Или теперь, когда ты знаешь, что я могу найти её, ты попытаешься настроить её против отца, когда она вырастет? Я думаю, что нет."

"По крайней мере, позволь ей сначала стать жеребëнком..."

"Ты говоришь так, будто я желаю ей зла. Так было всегда, Спринг Блоссом. В глубине души ты знала, что рано или поздно я прийду. То, что я решил приехать на одиннадцать лет раньше, чем ты ожидала, - это ни к чему. Или ты думала, что, спрятавшись в этой маленькой лачуге и сменив свою дорогую одежду и драгоценности на новую личность, выиграешь больше времени? Ты собиралась вывалять её в грязи, когда ей исполнится восемнадцать, и сказать мне, что она была кем-то другим? Неужели ты думала, что сможешь уберечь её от меня, притворившись крестьянкой? Ты? Благородство просвечивает даже сквозь самую грязную грязь, моя дорогая. Ты так же прекрасна, как и в тот день, когда я решил ухаживать за тобой."

"Ты решил сделать меня своей племенной кобылой!" Ответила мать.

"И всё же я вижу, что ты не сбросила её со скалы. Другие до тебя делали то же самое - или уходили умирать, когда обнаруживали, что вынашивают моих жеребят, и правда извивалась у них в животе. Некоторые даже умирали, пытаясь избавиться от беременности, но ты… Не думаю, что это даже приходило тебе в голову. Ты всегда была такой нежной, Спринг Блоссом. По правде говоря, я удивлён, что ты так легко отказалась от своего богатства, чтобы оградить её от меня. Или меня от неё. Очевидно, ты была не против переспать со мной, если была готова растить мою дочь и оберегать её, как какую-то драгоценность, даже после того, как узнала правду о её происхождении. Как её зовут?"

"Прошу". Умоляла мама. "Оставь нас. Позволь ей быть нормальной".

"Что такое нормально, Спринг Блоссом? Быть для тебя "нормальной" - значит быть слабой. Я научу её быть сильной. Я сделаю её сильной. Сила - её неотъемлемое право".

"Так не должно быть!" Закричала мама. "Если ты оставишь её здесь со мной, она может стать нормальной пони!"

Незнакомец прищëлкнул языком. "Я устал от этого. Жеребёнок, как тебя зовут?"

Внезапно юбка матери исчезла, и она оказалась обнажённой. Она уставилась на незнакомца. Удар её тела о стену заставил её вздрогнуть.

"Мама!"

Свеча лежала на боку на полу, пламя опадало. Мама всегда говорила ей, чтобы пламя никогда не касалось половиц. Она каждую неделю мыла эти доски и очень гордилась ими. Теперь воск капал на доски, и пламя свечи жадно лизало их.

"Вот, малышка". Пробормотал незнакомец. "Посмотри на меня. Посмотри мне в глаза".

"Нет, не надо! Винтер Сонг, беги!" Мама закашлялась, поднимаясь на ноги. Волосы у неё на затылке окрасились красным. "Беги как можно дальше и не оглядывайся!"

Она не могла пошевелиться. Её заворожили необычные глаза незнакомца. В мерцающем свете свечей они казались почти светящимися. Белки потемнели и стали розовыми, когда он что-то ласково пробормотал.

"Вот и мы. Хорошая девочка. Ты хорошая девочка, не так ли? Ты моя девочка. Моя любимая девочка".

У неё пересохло во рту. Она не могла даже моргнуть, наблюдая, как розовые глаза стали ещё темнее, словно кто-то поднëс к свече стакан с красной краской-

Стул, на котором сидела мама, врезался в незнакомца. Он врезался боком в стену и соскользнул вниз. Окутанный сверкающей синей магией, стул снова поднялся и обрушился на него, сломав все ножки.

"Беги, сейчас же!" Закричала на неё мать, её рог пылал. "Беги, Винтер Сонг!"

И она побежала. Ослеплëнная слезами, она выбежала в темнеющий вечер. Её крошечные копытца так быстро, как только могли, вгрызались в землю. Она была уже на полпути вниз по склону, когда поняла, что идти по тропинке, возможно, глупо, и повернула налево, направляясь к кромке леса.

Крик, внезапно оборвавшийся, заставил её остановиться.

Это была первая из многих ошибок, которые она совершила с ним.

Он приземлился перед ней, словно в прыжке, его глаза были красными от века до века, за исключением раскалённого белого кольца вокруг каждого зрачка. Он был похож на демона, явившегося прямиком из Тартара. Она закричала и снова попыталась убежать. Под плащом у него не было ни рогов, ни крыльев. Она могла бы убежать от него. Если бы она только смогла добраться до деревни, возможно, ей это удалось бы-

Он догнал её в стремительном броске и схватил передними копытами, словно она ничего не весила. Она брыкалась и отбивалась, когда он приблизил к ней своё лицо. Её сопротивление прекратилось, когда он оскалил зубы. Пара острых клыков сверкнула в её сторону.

"Винтер Сонг." Задумчиво произнес он. "Мне не нравится это имя. Это слабое имя для слабой пони, которая, как трус, прячется за спину своей матери. У тебя будет новое имя, чтобы начать новую жизнь."

"Ч-что ты сделал с мамой?" Её голос сорвался на писк.

"Ты больше не будешь о ней думать". Сказал он пренебрежительно, как будто этого было достаточно, чтобы всё стало так, как есть. "Эта жизнь окончена. Твоя настоящая жизнь начинается сейчас".

"Настоящая ж-жизнь?"

Жеребец улыбнулся. Его белая грива развевалась вокруг морды, заставляя странные тени плясать на шерсти. "Ванельда. Да, мне нравится это имя. Там, откуда я родом, это означает "сила". Я собираюсь научить тебя, как быть сильной, Ванельда. Жаль, что твоя сестра умерла так неожиданно, но всё обстоит так, как есть, и из-за её глупости ты скорее займешь её место рядом со мной и узнаешь о своём законном месте в этом мире." Он притянул её к себе.

"Нет!" Она не знала, что он собирается делать, но шепот его дыхания у её горла вызвал новую волну паники в её животе.

Он снова обнял её и встряхнул. "Не веди себя плохо. Я твой отец. Ты проявишь ко мне должное уважение."

Она уставилась на него. Её отец? Мать сказала, что её отец умер до её рождения. Именно поэтому они жили в бедности. Отец не составил завещания, и мать потеряла всё. Вот почему она разговаривала намного вежливее, чем пони в деревне, но все равно работала на них, убирая в их домах.

Это была вторая ошибка.

Ей не следовало встречаться с ним взглядом. Это словно зацепило её за глазные яблоки. Что-то внутри неё потянулось к нему, словно извивающаяся неземная змея, медленно разворачивающаяся в своей норе после долгого сна. Он снова притянул её к себе. На этот раз она была податлива.

Шея горела. Ощущение было ужасным, как в тот раз, когда она слишком долго пробыла на улице летом и заболела жарой. Её затошнило, особенно когда она услышала, как он сглотнул у неё над ухом. Когда он опустил её на землю, перед глазами у неё уже начало темнеть. Она не могла стоять, но это, казалось, не имело значения. Твёрдые копыта повернули её мордочку вверх и потянули за нижнюю челюсть. Она закашлялась, когда жидкость медного цвета потекла ей в горло.

"Нет." Голос жеребца, казалось, доносился откуда-то издалека, но его копыта сжимали её морду, как тиски. "Проглоти это всё. Ни у одной моей дочери не будет и половины сил, потому что она сама не смогла проснуться."

Она продолжала кашлять и задыхаться, широко раскрыв глаза. Она не могла дышать. Она едва могла соображать. Змея внутри неё была сделана из огня и раскалённого металла. Она извивалась, она чувствовала как всё у неё выворачивало. У неё перехватило дыхание. Она почувствовала вкус желчи. Он всё ещё держал её рот закрытым. В уголках её глаз защипало, когда она посмотрела на него снизу вверх, умоляя позволить ей выплюнуть ту мерзость, которая терзала её внутренности.

Постепенно пламя распространилось по телу, закручиваясь спиралью по ногам и поднимаясь к голове, воспламеняя каждое нервное окончание. Она была сделана из огня, плоти и слёз, которые текли и с шипением исчезали в пламени её собственного уничтожения. Её глазные яблоки были готовы взорваться. Его лицо и всё небо за ним окрасились в красный цвет.

"У меня никогда раньше не было дочери-единорога". Он замурлыкал. "Давай посмотрим, окажешься ли ты сильнее остальных".

И когда её внутренности были в огне, а разум в смятении, она умерла в первый раз.

....