Милый ненавидит умирать

— Пришли, — оповестил Джон, поставив Линча на пол. Тот ещё несколько секунд приходил в себя, пока кружилась голова и подкашивались ноги, а потом, наконец, обернулся на одну единственную внушительную деревянную дверь с металлическими вставками. Джон прошёл чуть вперёд, толкая её, открывая, и показывая Егору его новое жилище. Просторная комната, размером, как он и говорил, немного побольше предыдущего дома Линча, такая же каменная, замшелая, как и весь замок, пыльная, с паутиной у потолка, зато с громадной, идеально заправленной, явно нетронутой кроватью и огромным книжным шкафом.

— Уж прости, — вдруг неискренне извинился Джон зачем-то, настойчиво подталкивая Егора вперёд, вынуждая идти, не давая сбежать. — Гостей я изначально не планировал, так что комната может быть... неудобной. Ты зови, если что, я как-нибудь всё решу. Только не по пустякам, иначе получишь!

Дверь громко захлопнулась, раздался характерный скрежет закрывающегося на ключ замка, и Егор остался один. Один в пыльной комнате, до сих пор не до конца осознающий, что теперь он заточён, как чёртова принцесса из сказки. Линч отчаянно осел на кровать, подняв толстенный слой пыли и тут же закашлявшись, смяв идеально ровное одеяло под собой, прогнув старые скрипучие пружины. Тело размякло, перестав слушаться, ярко-зелёные глаза, обычно горящие необъяснимым счастьем и надеждой, заметно потухли и намокли, к горлу подступил ком слёз, дыхание само собой сбилось. Вечно светящийся Егор, не сдающийся, всегда ищущий надежду, такой светлый и искренний, что жители деревни, которые как раз и должны были быть счастливыми, молча завидовали ему, тая чёрную злобу, потух, как задутая свеча. А задул её никто иной, как долбанный вампир из легенд с совсем неподходящим ему именем Джон. Ну за что? За что Линчу это всё, за что он стал изгоем, за что его похитили и сделали своей игрушкой, обычной едой? Почему? Что он сделал не так? Горькая слезинка, обжигающая, колючая, сорвалась с длинных тёмных ресниц и быстренько полилась по покрасневшей щеке. Не сдержался. Обычно Егор не давал себе плакать даже в одиночестве, всегда считал это слабостью, сильной слабостью, которую он, весь такой из себя гордый и сильный, допустить не мог. Поэтому он только протёр глаза, стараясь не занести в них грязь, так и оставшуюся на ладонях, до сих пор не стёршуюся, и резко поднялся на ноги. Тут же закружилась голова, его повело в сторону, как пьяного, но он удержался и более-менее прямо прошёл к недавно замеченному зеркалу возле двери. На всякий случай дёрнул ручку, тщетно попытавшись открыть, на самом деле понимая, что бесполезно, а потом прямо руками снял толстый слой пыли с отражающей поверхности. Посмотрел на себя: светлая, чуть великоватая рубашка с широким расстёгнутым воротом, оголяющим шею и ключицы, на одной из которых красовался начавший затягиваться след от укуса, и тоже светлые, слегка обтягивающие штаны, подчёркивающие относительную худобу Линча, перепачкались, потемнели, «украсились» грязными разводами и несколькими приклеившимися мокрыми листьями, на окровавленных, уже подсохших коленях и локтях — рваные дырки, стянутые парочкой крепких ниток. Вытереть бы чем-нибудь кровь, и сполоснуть бы не плохо, промыть, обработать чем-нибудь. В деревне Егор редко получал какие-либо травмы, а если и получал, то обычно несерьёзные, и всё же всегда их обрабатывал лечебными травмами, подаренными той самой мудрецом. Она же объясняла Линчу, что в раны не должно попадать грязи, иначе они начнут гноится, и есть даже шанс умереть, и также объясняла, как какие раны лечить, как их отличать и как себя вести. И за это Егор ей безмерно благодарен, он ей в целом за многое благодарен, почти за всё, потому что почти всему его мудрец и обучила. Линч наконец оторвался от зеркала и отправился на поиски каких-нибудь лекарств, если, конечно, они вообще могли бы быть в его комнате и в принципе во всём вампирском замке. Оглядел тумбы возле кровати, по два ящика в каждом — ничего не нашёл, повытаскивал все книги из шкафа, а их было намного больше, чем у Егора в комнате — тоже пусто, с последней надеждой прошерстил кровать, перевернув все подушки и одеяло, заглянув под неё, — и снова неудача. В комнате ничего не было, ни лекарств, ни еды, ни доступа к воде, ни развлечений толком, кроме огромного книжного шкафа и единственного громадного окна. Да уж, в его родной деревне всё же было поразнообразнее. И что ему делать? Как есть, как мыться, как справлять нужду? Ладно, последнее ещё можно в окно, и то как-то... грубо, что ли? Неприлично, стыдно перед самим собой. Но вот что делать с остальным? Джон говорил в случае чего звать его, вот только как, если Линч здесь, запертый в одной относительно прочих в замке маленькой комнатке, а он — чёрт знает где? Егора ведь просто не услышат, сколько он ни будет рвать глотку, всё точно окажется бестолку! И он снова, второй раз за день обессилено упал на перевёрнутую кровать, вновь охваченный душащим отчаянием. Из груди вырвался кашель, хриплый и сильный, уже который раз за день, начиная с момента, как Егор зашёл в замок. Надо бы убраться, иначе он так точно помрёт, задохнувшись пылью. Времени на грусть не оставалось, Линч подскочил с кровати, складываясь пополам от мешающего кашля, кое-как добрался до окна и открыл его настежь. Тёплые оранжевые лучи вечернего солнца приятно обогрели кожу, наперебой ему по телу пустил мурашки прохладный ветерок, и вместе с ним зашумели высокие тёмные деревья с плотной, будто шапочки у грибов, листвой. Вид с этой башни был просто чудесный, прямо-таки сказочный, волшебный, неописуемо красивый, и Егор бы обязательно его запечатлел, только вот смысла в этом не было никакого, потому что видеть он его будет каждый день до конца жизни. Ну а как ещё? Ему ведь не сбежать, как угодно не сбежать, а если и удастся, то за ним просто придут и вернут обратно в замок, потому что если он и сбежит, то точно домой, в деревню, потому что больше некуда, а Джон его найдёт, ведь он знает, где Линч живёт. Безнадёжно. Егор тяжело выдохнул, потом вдохнул полной грудью свежий вечерний воздух, собрался с силами, скинул в окно листочки с одежды и резко развернулся, уставившись на устроенный им же бардак. Надо бы убраться... Он решил начать с кровати, стремительно приблизился к ней, аккуратно перешагивая разбросанные книги, и принялся её заправлять, потом приступил к книжному шкафу, расставил всё по полочкам, установив новый, свой порядок, расставив книги по цветам и оттенкам. Получилось красиво, комнате вновь вернулся нетронутый, будто бы нежилой вид, портящийся разве что из-за оставшихся на полу следов. Пыль определённо нужно вытереть, только вот нечем, не своей же рубашкой, да и воды нигде поблизости не было. Вдобавок, подтверждая страшную мысль, тишину комнаты пронзило характерное урчание живота. Всё-таки прийдётся звать Джона. От одной только идеи, от одной мысли все кишки перекрутило, кости выломило, а мышцы свело, ноги подкосились, в глазах потемнело, сердце зашлось в бешеном темпе, но Линч пересилил себя, на сгибающихся коленях добрёл до двери, опёрся на ручку всем весом, чтобы не упасть, и прислонился к холодной металлической вставке лбом. Холод чуть отрезвил, остудив, пустив по телу мурашки, и помог собраться с мыслями. Егор ещё несколько раз настойчиво подёргал за ручку, не теряя слабой надежды, но дверь, увы, не поддалась, и он только неуверенно постучал в неё, заговорив:

— Дж-жо... — голос предательски дрогнул, Линч остановил себя на полуслове. Тяжело вздохнул, настроился, решился, прочистил горло и попробовал ещё раз, увереннее:

— Джон! Джо-он! Эм... Можете подойти?! Джо-он! Джон! Эй! Джо-он!

Егор замолк, прислушиваясь. Тишина. Походу, его всё-таки не услышали, и от этого в груди разрослась радость вперемешку с разочарованием. Он понятия не имел, что лучше: умереть с голоду или вновь встретится с вампиром, которому не позволишь умереть с голоду уже ты? Линч не успел и задуматься, не успел погрузиться в себя, как это часто и бывало, как дверь, на которую он облокачивался, открылась, и он вывалился, упав прямо в ледяные руки, ловко подхватившие его под локти. От прикосновения к стёртой коже больно обожгло, Егор вскрикнул и мигом отскочил назад. Джон это тактично проигнорировал и сразу подвёл к сути дела:

— Звал?

— Да... — неуверенно ответил Линч, переведя дыхание и оправившись от обжёгшей боли. Сглотнул густой ком волнения, ссутулился, неловко уставившись в пол и затеребив изящными пальцами краешек рубашки, снова кое-как собрался в кучку и несмело продолжил: Просьб, на самом деле, много...

Он испуганно поднял глаза на вампира, ожидая увидеть гнев на бледном лице, ярость из-за человеческой наглости, но Джон только ухмыльнулся непонятно, то ли ехидно, то ли самодовольно, то ли вовсе наигранно, и спокойно сказал:

— Времени у нас тоже достаточно. Рассказывай.

— Ну... Кхм! Для начала, я... есть хочу. — Просьба звучала, как жалоба, и потому Егору было очень неловко. Он беспомощно краснел, смущался и вечно нервно прочищал горло и кашлял, шмыгал носом, потирал глаза, скрещивал и теребил пальцы. Никак не находил себе места, желая только разве что под землю провалиться, а Джон никак не реагировал, лишь изредка опуская почему-то красные глаза, хотя сейчас ему вампирические силы не требовались, на израненные колени и локти. «Что, жалко стало?» — пронеслось в мыслях Линча, отвлекая от и так тяжело дающегося монолога. — И... ну... Как мне нужду справлять? Куда, то есть? В окно что ли?

— Так, ну... — Джон, видимо посчитавший, что Егор закончил, вдруг заговорил, но Линч, проигнорировав, продолжил:

— И я хотел бы убраться, мне нужна тряпка какая-нибудь и ведро воды. И писать. Нужен стол, бумага, перо и чернила...

— Так, стоп! Это уже требования, — перебил Джон, нахмурившись и тут же вновь заулыбавшись: — Признаться честно, я и забыл уже, что людям нужно питаться и ходить в туалет.

— «Туалет»? — изумился Егор. Такого слова он ещё никогда не слышал и ни в одной книге не встречал.

— А, да, ты ж деревенщина! — Джон непонятно взмахнул рукой. — Туалет — это как стул, только с дыркой, ведущей к ведру, в которое ты и делаешь все свои дела, понял?

— Понял... — Линч снова смутился от такого интимного разговора, совсем раскрасневшись, и поспешил сменить тему:

— Так что насчёт еды? И уборки, писательства...

— Хватит. Всё по порядку. Пищу я сейчас пойду и куплю тебе в деревне, а вот с туалетом чуть сложнее, за ним прийдётся отправляться в город. Тряпку и ведро для уборки я тебе дам. А вот касательно писательства, это — уже роскошь, которую ты должен заслужить.

Егор открыл было рот, чтобы спросить, что вампир подразумевает под «заслужить» и что для этого нужно делать или не делать, как тот его, вдруг взбесившись, злобно перебил:

— Всё! Ничего мне больше не говори, а то запутаюсь! Сейчас тащу тебе тряпку и ведро, в него же, если что, временно будешь справлять нужду, потом отправляюсь в деревню за едой. Вернусь где-то к полуночи, так что прийдётся подождать, а до города и вовсе два дня туда и обратно, так что пока ходи в ведро. Всё, до встречи!

Джон громко хлопнул дверью, быстро провернул ключ и, судя по звуку отдаляющихся шагов, ушёл. Линч только удивлённо пожал плечами и подошёл к окну, чтобы не дышать пылью и заодно остыть, освежиться.

Егор проводил закат внимательным взглядом любопытных ярко-зелёных глаз, встретил пришедшую ему на замену удивительно светлую прохладную ночь. Она была и вправду светлой, совсем не такой, как в деревне, где круглосуточно горели уличные фонари. Луна роняла мягкие серебристые лучи на плотную крону частых деревьев Тёмного леса, освещала одинокую комнату Линча, его бархатную кожу, постепенно затягивающийся, и оттого чешущийся след укуса на ключице, а звёзды подмигивали ей, рассыпаясь по всему тёмно-синему полотну яркими белыми точечками разных размеров. В деревне Егор никогда не поднимал головы, никогда не смотрел на небо, он даже и не думал на него смотреть, даже не додумывался и, конечно, не догадывался, что оно может быть настолько красивым и завораживающим. Но, насколько бы вид ни был красивым, рано или поздно он, вечно одинаковый, никак не меняющийся, надоедает, и Линч, тяжко вздохнув, наконец отклеился от окна. Именно отклеился, как забавно, потому что от долгого стояния в одном положении локти, опирающиеся на оконную раму и маленький подоконник, буквально приклеились к ним, присосались, и кожа весело оттянулась, совсем не больно, когда отклеивалась, оставив на себе красные следы полос, которые скоро пройдут. Раньше у Егора такое бывало крайне редко, он не любил вот так подолгу стоять над чем-то и глазеть, он любил действовать, исследовать, изучать всё, гулять где-нибудь, рассматривать всякое разное, а не одно и то же, но в своём новом доме, в своей темнице выбора, как такового, не было. Линч вновь окинул беглым взглядом уже осточертевшие каменные стены, старинную мебель, многовековую пыль и целые паучьи селения из паутин под потолком. Ко всему прочему, за один этот вечер заученному наизусть, добавилось ржавое немного помятое ведро воды и скомканная разноцветная тряпка, оказавшаяся старой изодранной рубашкой с кучей заплаток, и ещё зажжённая свеча и серные спички на прикроватной тумбе. Как странно, Егор даже не заметил, как и когда Джон всё это принёс. Неужели Линч так увлёкся пейзажем за окном? Он мотнул головой, отгоняя ненужные мысли, и принялся за уборку. Начал с того, что не требовало никаких подручных средств — с кровати, а точнее с одеяла, которое высунул в окно и сильно встряхнул, выбивая всю пыль, то же самое проделал и с простынями, и с подушками, и с наволочками, пока кровать полностью не избавилась от пыли, и заправил её. Затем принялся мыть пол, болезненно шипя каждый раз, как приходилось опускаться на колени, и стараясь по возможности этого избежать. Чёрт, он же со страху совсем забыл попросить у Джона какие-нибудь лекарства! Оставалось надеяться, что он, при том разговоре так часто опускавший глаза на кровавые пятна, всё же сам догадается прикупить чего-нибудь для лечения. А Егор, тем временем уже подобравшийся к книжному шкафу, вновь неаккуратно опустился на измученные колени, слишком резко, и оттого с болезненным криком подскочил, звонко ударившись головой о какую-то полку. Следом раздался глухой короткий грохот откуда-то слева: упала какая-то книга. Видимо, поставил как-то неровно, когда убирал все книги на место после разведённого бардака. Он потянулся поднять её, как глаза сами собой зацепились за текст, невольно прочитав пару оказавшихся знакомыми строчек. Линч непонимающе нахмурил брови, склонился над раскрытыми страницами, поближе поднеся свечу, стал вчитываться внимательно, с каждым предложением узнавая всё больше, пока наконец не понял: это — «Священный текст»! Только почерк другой, более кривой и размашистый, но это определённо то, определённо «Священный текст», слово в слово повторяющий тот, что стоит на полочке дома у Егора в деревне. Он быстро пролистал все страницы, наскоро проносясь взглядом по тексту, пока не дошёл до последней и не увидел, наконец, одно единственное изменение: надпись «Джон» чуть ниже основных строчек и дата, вероятно, окончания написания книги. И судя по этой дате написана она была около двухсот лет назад, о чём свидетельствовали и пожелтевшие хрустящие страницы, чуть ли не разваливающиеся от малейших прикосновений, и начавшие стираться чернила, и ободранный крошащийся переплёт. «Не может быть... — пронеслось в мыслях. Догадка встала комом в горле. — Настоящий автор «Священного текста» — Джон?!» Вопросы бурным водопадом обрушились на голову, бессвязно мелькая перед глазами, кружась, появляясь и исчезая, подскакивая, падая, больно ударяясь о стенки черепа. И среди них вдруг сами собой всплыли воспоминания:

— Эта легенда про вас?!

— Более тебе скажу, я её и придумал.

Не просто придумал, Джон имел в виду не это, а написал. Сам написал Легенду, сам написал Священный текст, а может и ещё что-то, и сам передал их людям на перепись. Но зачем? Только чтобы люди не совались в его Тёмный лес? Чтобы узнали о нём? Надо бы расспросить лично у Джона, заодно, может, и подлизаться, и польстить немного, втереться в доверие, заработав устойчивую уверенность вампира в нём. И тогда, кто знает, может Джон отпустит Линча на улицу, даст хоть немного воли, и тогда Егор сбежит, вернётся на купленной за чужие деньги лошади в родной дом, соберёт вещи и исчезнет из прежней жизни, начав всё с чистого листа. Отправится в долгое путешествие, найдёт селение подальше отсюда, а может и целый город, и спрячется в толпе, навсегда скрывшись от вампира. На лице сама собой заиграла радостная улыбка, внезапно придуманный план, выглядящий даже вполне сносным, хоть и отчаянным, мгновенно поднял настроение, отогнав все прочие душащие проблемы. Осталось только поговорить с Джоном, расположить его к себе, возможно пожертвовав не одной лужей собственной крови и не одной вспышкой режущей боли, и тогда предоставится шанс, крохотный и шаткий, но самый настоящий шанс выбраться на свободу и зажить так, как ему не удавалось все предыдущие двадцать лет жизни. Да, раньше Линч боялся, безумно боялся и не смел даже на пару шагов выйти за пределы родной деревни, но в том-то и дело, что раньше, не сейчас, потому что нынешний он уже встретился с главнейшей опасностью лицом к лицу, а значит теперь он был готов ко всему, по крайней мере ко многому, что может его ждать. Егор мечтательно вздохнул, бережно захлопнул «Священный текст», аккуратно поставил его на полочку между двумя книжками чуть более тёмного и чуть более светлого оттенков и продолжил убираться.

Комната блестела и сияла под серебристыми лучами громадной Луны, полы были выдраены, стены — вычищены, окна — вымыты, и всюду красовалась кажущаяся волшебной после недавнего бардака чистота. Линч довольно осматривал проделанную работу, проводя пальцами по мебели, полкам, подоконнику, стенам, после смотря на них и с счастливой улыбкой не обнаруживая на подушечках ни пылинки. Начинало клонить в сон, всё-таки день был насыщенный и безумный, да и время, вероятно, близилось к середине ночи, поэтому Егор, решив себя не мучить, направился к громоздкой мягкой постели. Как вдруг — оглушительный грохот! Линч испуганно вздрогнул, подскочил, чуть ли не упав, и изумлённо уставился на окно, где и раздался звук. Джон, словно кот, легко балансировал на оконной раме, смотря какими-то злыми, разъярёнными, ярко светящимися в темноте красными глазами, рядом с ними на бледном лице блестела алая, светлая и тёмная, кровь, определённо не принадлежащая ему, а в длинных пальцах путались тёмные волосы... оторванной головы. Именно оторванной, об этом свидетельствовали кривые рваные края на шее и свисающие из неё непонятные окровавленные нити, видимо какие-то органы. Глаза убитого были закатаны, уходили зрачками куда-то за веки, из-за этого становясь белоснежными даже на фоне бледной, такой же как у Джона, кожи, а лицо всё пачкалось в пятнах крови, до сих пор мерзко стекающих и капающих звонкими каплями на пол. Егор прикрыл рот ладонью, старательно сдерживая рвотные позывы и тошноту, резко отвернулся, бессильно наклонившись, о чём тут же пожалел: сильно закружилась голова, ноги подогнулись и уронили Линча на пол, вновь больно ударив израненными коленями о многовековые доски. Он ещё около минуты тужился, пытаясь обратно проглотить рвущуюся наружу рвоту, но в итоге не выдержал и ринулся к окну, от которого как раз тактично отошёл Джон. Егора стошнило, кажется, чуть не вывернув внутренности, перевернув всё внутри вверх дном, и он зашёлся тяжёлым кашлем, вытирая рот и без того грязным рукавом рубашки, принципиально не оборачиваясь и продолжая пялиться в окно, чтобы вновь не увидеть эту мерзкую голову. Что за ужас?! Зачем Джон это сделал?! Кому он вообще голову оторвал?! Для чего принёс её прямо к Линчу?! Чтобы посмеяться?! Егор не мог пошевелить и пальцем, замерев в леденящем зверском страхе, ужасе, заковывающем всё тело в плотный лёд, заворачивая в свой мокрый липкий кокон. И только стоило наступить тишине, нарушаемой одним тяжёлым прерывистым дыханием Линча, как Джон, наконец, заговорил:

— Дорога, как ты мог понять, выдалась нелёгкой.

Голова, вышвырнутая в окно, пролетела прямо над ухом и с глухим стуком приземлилась где-то в лесу, спрятавшись за плотной кроной тёмных листьев. Егор тут же нервно отшатнулся в сторону, запутавшись о собственные ноги и упав прямо возле кровати, больно ударившись поясницей об изножье. Джон на это только противно усмехнулся, прыснул, будто змея выпустила яд, и аккуратно опустился напротив Линча на колено, игриво заглянув прямо в перепуганные ярко-зелёные глаза.

— И ведь только подумай, как я стараюсь ради твоей крови! Такой уникальной, вкусной, какой я ни разу за все прожитые столетия не пробовал...

— К-крови?... — Егор недоумевал, вопросы комом стояли в горле, дрожь колотила всё тело.

— Конечно, крови! А ты что думал, человек, ради тебя мальчика на побегушках играю? Нет, безусловно, частично оно и вправду так, но ведь всё в любом случае сводится к одному: ты — моя пища.

— Пища... — шёпотом повторил Линч обессилено, вновь осознав свою беспомощность, жалость и слабость, вновь треснув изнутри, как случайно задетая чьей-то неаккуратной рукой хрустальная ваза, хотя, казалось бы, он только-только смог собрать отвалившийся кусочек, разлетевшийся на ещё сотни маленьких осколков. Он только-только ухватился за ниточку надежды, но ледяные пальцы одним лёгким касанием оборвали её, будто лезвием перерезали, и Егор, успев разве что жалобно вскрикнуть, полетел вниз, в бездну.

— Да, пища... Как раз об этом... — лукаво протянут Джон, опасно приближаясь, шумно выдохнув особый мёртвый воздух прямо в шею, в след укуса на ключице. Линч всеми силами вжался в изножье кровати, до боли вдавив в неё лопатки, съёжился, вжав голову в плечи, отстранился, насколько это было возможно, но вампир всё равно приблизился вплотную. Он продолжил после небольшой театральной паузы:

— В дороге я сильно устал и проголодался...

Ледяные ладони больно схватили худые плечи, сжали их до скрипа ткани, сквозь неё впиваясь ногтями в чувствительную кожу, лишая любых путей спасения. Хищные клыки устрашающе блеснули в полутьме и уже собрались впиться в человеческую плоть, испить живительной для вампира крови, как Егор, загнанный и перепуганный, отбросив остатки гордости взмолился:

— Не надо! Пожалуйста! Вы же недавно совсем пили! Ещё предыдущий укус не зажил! Умоляю!

Одна рука пропала с плеча и больно схватила за лицо, закрывая рот, оканчивая поток жалких мольб. Джон холодно, бесчувственно отчеканил, злобно уставившись горящими красными глазами в глаза напротив:

— Ты — моя пища. Еда не решает, когда её захотят съесть.

— Ну, пожалуйста... Умоляю, не надо! Я же... Я могу умереть! Разве вы хотите меня убить? Разве я не нужен вам живым?

— Нужен, — подтвердил Джон вдруг ставшим спокойным голосом. И его могильное дыхание, леденящее, пускающее мурашки по всему телу, двинулось ниже, от шеи к груди, пронизывая холодом даже сквозь тонкую ткань рубашки, затем к плечу и дальше, вместе с ладонью, до запястья. Ледяные руки остановились на пальцах, не давая отстраниться, а бледные губы вдруг прильнули к запястью, прямо к видневшейся сквозь тонкую кожу синюю венку.

— Пожалуйста... — отчаянным шёпотом взмолился Линч. И острые хищные клыки, проигнорировав просьбу, резко впились в неё, в эту беззащитную синюю венку, одарив гигантской волной нестерпимой боли, вырвав из худой надрывно вздымающейся груди хриплый стон. Егор вздрогнул, замахнулся свободной рукой, тщетно попытавшись спастись, но её ловко перехватили ледяные пальцы, и на этом попытки закончились. Линч прекрасно понимал, что у него нет шансов, и попросту сдался, отдался нескончаемой боли и мучениям, хаотичным вздрагиваниям тела, странным импульсам, пробивающим изнутри, и стал лишь наблюдать, как мир постепенно расплывается, темнеет и исчезает.

Что-то странное поначалу неприятно щекотало запястье, потом стало расти постепенно, увеличиваться, превращаясь в совсем жуткое непонятное чувство, а потом и вовсе обратилось в боль, мучительную, долгую, ноющую боль. Она же вместе с запястьем вспыхнула в голове, и во всём теле, вынудив открыть глаза и тяжело ахнуть. Но не успел он и увидеть хоть что-то, как ещё одна боль, другая, резанула по зрачкам, отчего веки сами собой закрылись, а глаза заслезились. Егор закрыл лицо руками, сразу же пожалев о том, что двинулся — боль усилилась, вспыхнув ещё ярче, будто в её пламя подкинули дров. Ему потребовалась пара минут, чтобы немного прийти в себя, и тогда он, избегая недавних ошибок, медленно открыл глаза. Над ним — светящийся от ярких горячих лучей солнца каменный потолок, под острыми лопатками — мягкая громадная кровать. Линч тяжело приподнялся на локтях, окинув мутным взглядом блестящую чистотой, светлую, нагретую солнцем через открытое окно комнату, такую пустую, одинокую и очень печальную. Кое-как уселся, свесив ноги, и вдруг вздрогнул от внезапно раздавшегося звона цепи. Цепи?! Он ещё раз прошёлся взглядом по комнате, теперь внимательнее, тщательнее, ища источник звука, и наткнулся на неё, на цепь, прикованную одним концом к ножке кровати, идущую по комнате змеиными кругами, кольцами, зигзагами, и заканчивающуюся другим концом на щиколотке Егора. Он... прикован? Прикован, как чёртова цепная псина, безнадёжно связанная со своей жалкой будочкой, лишённая свободы, вольная отходить только на определённое цепью расстояние. Неужели Джон ему настолько не доверяет? Значит, расположить к себе его будет трудно, и план затянется намного дольше, чем изначально должен был быть... Хотя, с другой стороны, если он прикован, значит дверь может быть открыта! Линч ринулся с места, свалившись на пол от кружащейся головы и подгибающихся ног, но тут же с усилием и громким болезненным стоном подскочил обратно, побежал дальше, на всей скорости влетев в дверь, и резко дёрнул за ручку. Открылась! И на лестнице, буквально пару ступеней не дойдя до Егора, застыл Джон с подносом какой-то еды. Секундный шок быстро сменился непонятной ехидной ухмылкой, и вампир лукаво протянул:

— Вижу, тебе уже лучше. Не зря всё-таки лекарств в деревне прикупил.

«Лекарств?» — мысленно переспросил Линч, вслух ничего сказать так и не решившись. Только удивлённо посмотрел на укушенное ночью запястье, внезапно обнаружив на нём тонкий слой белоснежных бинтов, аккуратно повязанных на место укуса. А ещё на локтях, где ранее красовались кровавые жирные пятна, и на коленях. Джон что, помог ему? Великий жестокий вампир снизошёл до того, что бы оказать необходимую поддержку жалкому человечишке? Да ладно...

— Ау-у, я с тобой разговариваю. — Джон вдруг оказался совсем близко, почти вплотную. Как Егор не заметил его приближения, как не услышал шагов? Опять замечтался, дурацкая и больно уж опасная в его-то положении привычка.

— А... Д-да... — еле выдавил Линч, отойдя на пару ступеней назад. — Спасибо.

— Не возвышайся надо мной, — внезапно заявил Джон, причём совершенно беззлобно, даже как-то весело, по-детскому задорно проскакав вверх по лестнице, чудом не роняя поднос, и остановившись в комнате. Намёк на то, что им не стоит продолжать разговор на ступенях, а лучше поболтать в более приятной и удобной обстановке? Егор противиться не стал и послушно прошагал в комнату, громко звеня цепью на ноге, остановился в самом проходе, не решившись идти дальше, приближаться к вампиру, и аккуратно продолжил разговор:

— Могу я задать вопрос?

— Да, можешь. — Джон поставил поднос на прикроватную тумбу, предварительно отодвинув на край свечу и спички, а сам уселся на постель, вальяжно закинув ногу на ногу. — Можешь даже есть в одно время с этим, я разрешаю. Всё-таки ты около двух суток голодал.

«Можешь есть» определённо значило «ешь сейчас же», и Линч, твёрдо для себя решивший втереться в доверие вампиру, покорно взял с подноса тарелку и приборы, скромно присел рядом с Джоном, и заинтересованно уставился на принесённую еду: ровно нарезанный картофель, несколько листьев капусты, пара ломтиков хлеба и говядина. Говядина! Егор на протяжении двадцати с лишним лет питался одной только рыбой, потому что ему свезло бесплатно обзавестись удочкой, и самостоятельно выращиваемыми овощами, а тут, спустя столько лет, говядина! Самая настоящая говядина! Ещё и хлеб! Неужели он, как говорилось во многих прочитанных им книгах, в раю? Но звонкий голос Джона, резко раздавшийся в тишине, мгновенно вернул Егора на землю, напомнив, куда он попал и что с ним на самом деле происходит:

— Так что ты хотел спросить?

Вопросов, на самом деле, было очень много, и всё же Линч угомонил бардак в голове и начал с, по его мнению, самого основного:

— Почему вы приковали меня?

— Потому что я подумал: зачем тащить туалет к тебе, если можно притащить тебя к туалету и тем самым облегчить себе задачу? В общем, цепь длиной ровно до уборной.

— Э... «Уборной»? — Очередное незнакомое Егору слово. «Уборной — это где убираются? — мысленно предположил он, — но убираются же везде...»

— Да, уборная. Так принято в приличном обществе называть туалетную комнату. Где стоит туалет, ванная, раковина. На словах это трудно, пойдём лучше покажу.

И всё же Линч — ужасно грешный человек, потому что любопытство его оказалось сильнее голода, и он, отложив тарелку с едой и приборы, мгновенно последовал за Джоном.

Громадные размеры входного зала до сих пор поражали Егора аж до открытого рта и мурашек по коже, но они проскочили его так быстро, что он и не успел толком налюбоваться, мгновенно оказавшись в каком-то длинном коридоре. Первая дверь слева, резная, обворожительная, и вела в эту «уборную», которой оказалась небольшая комнатка, размером примерно с дом Линча, вмещающая в себя несколько странных неизвестных предметов. Все белые, из какого-то необычного поблёскивающего гладкого камня, странноватых форм и самых разных размеров. В одном из них Егор узнал когда-то упомянутый Джоном туалет: стул с дыркой, в которую и делаются все необходимые дела. Ещё из знакомых предметов обнаружил зеркало, висящее на стене над каким-то вроде столом на ножке с непонятным углублением и изогнутой трубой над ним. Что это вообще такое, для чего оно? До чего же далёк, непонятен и странен мир высшего общества, богатого и высокомерного.

— Это раковина, — пояснил Джон, уловивший непонимающий взгляд Линча, подойдя к «столу» с зеркалом над ним. Он легко повернул странные «звёздочки», отходящие по обе стороны от трубы, и из неё тонкой струйкой полилась вода, громко журча и исчезая в дырочке в углублении. Что за магия? Неужели и она существует, не только всякая Нечисть? Егор откровенно разинул рот от удивления, даже не пытаясь его скрыть, совершенно не думая о том, что для Джона, знакомого со всем этим в деталях, он выглядел забавным глупцом и неучем.

— А это — ванная, — самодовольно продолжил вампир, вновь покрутив «звёздочки», после чего вода исчезла, и подошёл к огромному тазу, в который мог бы и человек в полный рост поместиться, с висящей над ним шторой. Джон отодвинул штору, показывая трубу, похожую на ту, что у раковины, только намного длиннее и выше, с такими же отходящими по бокам «звёздочками» примерно на уровне груди. Как же это всё необычно! Джон вновь прокрутил «звёздочки», и из трубы полились множества тоненьких струек воды, кажущихся такими мягкими и маленькими. Он подставил под струи ладонь и пояснил:

— Она для того, чтобы мыться.

— А раковина для чего? — Линч, так любящий изучать всё новое и познавать мир, мгновенно заинтересовался, вовсе и забыв, что прикован к кровати в башне и что находится в плену у могучего вампира.

— Чтобы умываться и мыть руки, — терпеливо объяснил Джон, абсолютно спокойно относясь к детскому любопытству и чудаковатому желанию человека. А ведь мог бы разозлиться, сказать «сам во всём разбирайся!» и уйти заниматься своими делами...

— Помойся, ты весь грязный после той неудачной попытки побега. И одежду выстирай. — Джон, уже стоящий в проходе, указал на тазик для стирки возле ванны. — И... О! Чуть не забыл! Чтоб ты не ходил в этом рванье, пока не заштопаешь, я прикупил тебе новой одежды. Пойду пока отнесу её тебе в комнату, а ты мойся. До встречи.

Вампир исчез в коридоре, не закрыв за собой дверь, и, судя по отдаляющимся шагам, быстро ушёл куда-то в сторону входного зала. Егор только пожал плечами, разделся, тоскливо осмотрев все синяки, царапины, раны и следы укусов, и неуверенно залез в ванну. Тоненькие струйки тёплой воды приятно опустились на плечи и макушку, стекая вниз, по всему телу, лицу, согревая и укутывая в мягкие объятия. Линч от наслаждения и блаженства чуть не упал, забыв держаться на ногах, удивлённо раскрыл рот, довольно подставляясь под струи, ведь он никогда и не знал, что вода может быть такой комфортно тёплой, не как в реке, ледяной, если на улице зима или солнце ещё не нагрело её, или обжигающе горячей, если за окном лето, а солнце в самом зените. Он неспешно смыл с себя всю грязь и кровь, стараясь растянуть удовольствие как можно дольше, совершенно не желая выходить из ванны и покидать такое невероятное тепло, и сам не заметил, как застыл, размякший и потёкший, будто снег зимой возле костра, вновь погрузившись в мир своих мыслей. Он думал о Джоне, о вампире, которого абсолютно не понимает и не может понять, который кажется загадкой намного более запутанной, чем сюжет любого очень хорошего детектива, который вводит в ступор, вынуждает трястись от страха, непонятно на что злится, потом вдруг спокойно обьясняет глупые для него вещи и по-матерински ласково заботится, который скачет от эмоции к эмоции, с темы на тему, не имея никакого твёрдого основания, фундамента, от которого можно было бы оттолкнуться, который бесконечно жидкий и скользкий, как вода протекающий сквозь пальцы, сводящий с ума и просто невозможный. И как такому существу втереться в доверие?! Хватит ли простого послушания? Или, может, нужно полное подчинение? Егор слишком мало знал о Джоне, слишком мало понимал, и от этого только тыкался носом в тупики, никак не находя выход из этого гигантского лабиринта, с каждым новым шагом и непреодолимой стеной всё больше и больше угасая, теряя надежду и осознавая своё жалкое бессилие.

Линч, как его и просили, выстирал одежду, оставив её висеть и сохнуть на бельевых верёвках, натянутых над потолком прямо в уборной, из-за чего до комнаты пришлось идти прямо в чём мать родила, только странную мягкую тряпку, найденную на крючке возле ванны, обернув вокруг пояса. Надо будет обязательно спросить у Джона, что это за странная тряпка такая, приятная, ворсистая, как ковёр, но более аккуратная, что ли, бережная. И хоть Егор шёл в полном одиночестве, точно уверенный, что никакие нежелательные взгляды на него не были устремлены, почему-то щёки и уши пылали ярко-красным, а сердце билось от волнения и тревоги с такой скоростью, будто он со всех ног мчался от вампира. И только в комнате, только за закрытой дверью его наконец настигло спокойствие, коже вернулся привычный бледноватый оттенок, а сердце вернуло свой обычный ритм. Линч облегчённо выдохнул, слегка дёрнувшись от внезапно раздавшегося на всю комнату урчания живота. Точно, он же уже около двух суток ничего не ел! Неужели любопытство настолько его отвлекло? Какой кошмар... Егор метнул голодный взгляд на поднос, так и стоящий на прикроватной тумбе, и, совсем забыв про то, что сам он прикрыт одной лишь тряпкой и стоило бы одеться, рванул к долгожданной пище, жадно вцепившись в приборы. Первым в рот отправился кусочек говядины, и Линч вновь чуть не упал, совершенно забыв о реальном мире и улетев куда-то в другое, чужое место, готовый ликовать и радостно кричать на весь Тёмный лес об этом блаженстве. Говядина впервые за двадцать с лишним лет, прожитых полностью на рыбе! Ну что за сказка? Рай в человеческом мире! Егор жадно и слишком быстро, совсем не успев насладиться кажущимся божественным вкусом, доел всё в тарелке и довольный рухнул на мягкую кровать. А может, вся эта боль, укусы и странности вампира всё же стоят новой жизни, которую Линч приобрёл?