Глава 4: Так ты Альбинос?
***
— Может, хватит уже, а? — раздражённо пробормотала Белла, щурясь на бесконечные ряды машин.
Она крутила руль с таким напряжением, словно сейчас взорвётся. Городок Форкс был маленьким, почти крошечным по сравнению с Финиксом, но парковка перед школой была забита под завязку. Машины стояли везде, где только можно, а некоторые умудрились припарковаться так, будто намеренно создавали квест для тех, кто ещё не нашёл себе место.
Белла была уже на грани отчаяния. Они с Хелейной петляли по территории школы добрых пятнадцать минут, но свободного места так и не нашлось. Однако главным источником раздражения была вовсе не это, а её сестра, которая последние десять минут лихорадочно рылась в салоне машины, устраивая там настоящий хаос.
— Я никуда без него не пойду! — упрямо заявила Хелейна, даже не оборачиваясь.
Белла скосила на неё взгляд и тяжело вздохнула. Сестра находилась в какой-то нелепой позе: колени всё ещё упирались в переднее сиденье, а вот руки уже вовсю шарили по задним. Казалось, что она вот-вот исчезнет в этом беспорядке, как какой-нибудь неопытный археолог, зарывшийся в пески истории.
— Ты бы хоть сказала, кого «его» ты ищешь, — проворчала Белла, лавируя между машинами. — А то я уже начинаю беспокоиться, что там спрятана травка.
Хелейна что-то невнятно буркнула, но продолжала поиски с ещё большим рвением.
Белла зажмурилась на секунду, изо всех сил стараясь сохранить самообладание.
— Хела, ты свой задок чуть-чуть вправо оттопырь, — простонала она, с трудом выкручивая руль. — А то мы точно в кого-нибудь врежемся.
— Я почти… — Хелейна вытянулась ещё сильнее, явно не слыша сестру.
— Отлично. Если ты там застрянешь, я тебя доставать не буду, — предупредила Белла, но в ответ получила только приглушённое бормотание.
Она сделала глубокий вдох, мысленно пересчитала до десяти и вернула взгляд на парковку. Да уж, день только начался, а она уже хотела домой.
Наконец, Белла не выдержала.
Она резко нажала на тормоз, бросая машину прямо посреди дороги. Всё. Хватит. Кому надо — тот объедет. Да и, в конце концов, кто в своём уме станет предъявлять претензии дочерям шерифа?
Она устало откинулась на спинку сиденья и перевела взгляд на Хелейну, которая наконец прекратила копаться в вещах и теперь сидела на своём месте, задумчиво глядя вперёд.
— Но он же обещал, что пойдёт со мной… — тихо протянула она, словно это было самое горькое предательство в её жизни.
Белла в раздражении прищурилась.
— Да кто он?! — выпалила она, начиная всерьёз сомневаться в собственной адекватности.
И именно в этот момент что-то маленькое, пушистое и неожиданно живое соскользнуло с зеркала заднего вида и свалилось прямо ей на колени.
Белла не могла назвать себя пугливой. Она умела держать себя в руках, не вздрагивала от каждого шороха и, в отличие от большинства, не боялась пауков или змей.
Но это…
Её сердце замерло, дыхание сбилось, а руки сами собой поднялись вверх в жесте абсолютной капитуляции.
Она не смела даже опустить взгляд.
— Хелейна… — прошептала она так, словно признавалась в смертном грехе.
— Хомка! — радостно завопила сестра и с восторгом выхватила из коленей Беллы своего дорогого «Хомку».
Белла наконец рискнула посмотреть вниз и обнаружила, что только что пережила микроинфаркт из-за… хомяка.
Она тяжело вздохнула и закрыла глаза.
— Хелл… Какого чёрта ты взяла с собой хомяка?! — воскликнула Белла, с трудом веря в реальность происходящего.
Хелейна, будто ничего необычного не случилось, прижала пушистого беглеца к груди и с нежностью поцеловала его в крошечный носик.
— Я его не брала, — спокойно ответила она. — Ты же сама меня из комнаты вытолкнула. Когда бы я успела его схватить?
Белла прищурилась, пытаясь уловить подвох.
Два варианта: либо Хелейна научилась врать так, что её невинное лицо могло посоперничать с образом Девы Марии, либо…
Она напряглась.
Но ведь и правда, перед выходом она мельком заглядывала в клетку — и хомяк был на месте!
— Хомка обещал, что пойдёт со мной, — вдруг заявила Хелейна с видом человека, которому открылась великая истина. — И он сдерживает своё обещание.
Белла уставилась на неё в полной тишине.
Она уже мысленно записывала себя на приём к психиатру, когда Хелейна, весело хлопнув ресницами, схватила портфель и, даже не дожидаясь ответа, выскочила из пикапа.
Белла проводила её взглядом.
Затем медленно перевела его на хомяка, который теперь с видом триумфатора сидел в ладонях сестры.
— Боже… — прошептала она. — Я схожу с ума.
Она устало уронила голову на руль.
Хелейна далеко не ушла — лишь оглядывалась, терпеливо ожидая сестру. Она замечала мельком любопытные взгляды, но они её мало волновали. Однако один парень задержал на ней взгляд чуть дольше остальных.
И это было уже странно.
Он посмотрел на неё, прищурился, потом, будто спохватившись, достал телефон и сделал максимально «незаметный» снимок.
Хелейна медленно наклонила голову набок, наблюдая за этим цирком.
— Эти люди такие странные, — прошептала она Хомке, прижав его к груди.
Хомяк лишь снисходительно пошевелил щеками, словно говоря: Деточка, все людишки странные, просто кто-то чуть больше, чем остальные.
Хелейна скептически посмотрела на него.
В ответ Хомка осторожно лизнул её палец, давая понять, что в его понимании она не просто «странная людишка», а что-то получше.
Тем временем Белла, наконец, выбралась из машины и тут же подошла к сестре, хватая её за руку.
Судя по её напряжённому лицу, она тоже понимала, что обычной реакции ждать не стоит. Да и о чем они вообще думали, надеясь, что Хелейна пройдёт незамеченной в своём платье, с серебряными волосами, фиолетовыми глазами и хомяком в руках?
— Если испугаешься, мы уйдём отсюда, хорошо? — тихо сказала Белла, осторожно заправляя пряди волос Хелейны за ухо. В её голосе была мягкость, но в глазах — решимость.
Она уже трижды проигрывала в голове сценарий, в котором какой-нибудь местный клоун решает пошутить или зацепить её сестру.
Эти «фантазии» всегда заканчивались одинаково.
Белла отправляла обидчика в нокаут, а потом они с Хелейной шли домой пить горячий шоколад.
И она была вполне готова к такому исходу и в реальности.
Хелейна лишь мило улыбнулась и переплела пальцы с сестрой. Внимание окружающих не вызывало у неё ни страха, ни волнения. Оно всегда было частью её жизни — неизбежным спутником, как тень. Ей было всё равно, смотрели на неё или нет. Ведь с ней были самые дорогие люди на свете… Ну, точнее, один человек и один хомяк… или не совсем хомяк. Но одинаково важные.
Белла, напротив, явно нервничала. Она неожиданно для себя ускорила шаг, чуть ссутулившись, словно надеялась, что если они пройдут достаточно быстро, Хелейну никто не заметит. Может, ещё и голову пригнуть? Или накрыть сестру одеялом, как в детстве, когда та просила спрятать её от монстров?
Но, конечно же, её заметили.
Парковка школы будто застыла в ожидании. Разговоры внезапно стихли, шаги замерли, даже привычный звук закрывающихся дверей машин исчез. Стало так тихо, что Белла отчётливо услышала, как где-то вдалеке, в горах, поют птицы.
Хелейна, в отличие от сестры, прятаться не собиралась. Она лишь спокойно расправила плечи, словно выходила не во двор школы, а на коронацию, и, словно королева, водрузила Хомку себе на плечо. Мохнатый попутчик удовлетворённо задвигал усами, ничуть не обеспокоенный тем, что внезапно стал центром внимания.
Она шла плавно, с лёгкой улыбкой, будто каждый новый шаг приносил ей удовольствие. Её взгляд бегал по фасаду школы, цеплялся за окна, двери, лица людей. Всё вокруг было для неё новым, и она жадно впитывала каждую деталь, словно художник, рассматривающий чистый холст перед первым мазком кисти.
Иногда она чуть склоняла голову набок, будто что-то обдумывая, или закусывала губу с детским интересом.
Белла посмотрела на сестру и тяжело вздохнула.
Ну да. Конечно. Если уж привлекать внимание, то по полной программе.
Белла была слишком погружена в свои мысли, чтобы заметить надвигающуюся катастрофу. Она думала о том, как бы поскорее слиться с толпой, избежать ненужных взглядов и сделать этот день максимально терпимым.
Но её плану не суждено было сбыться.
Перед Хелейной буквально из воздуха материализовался высокий, широкоплечий темнокожий парень. Остановиться вовремя не получилось, и сёстры на полной скорости врезались в него.
Парень даже не пошатнулся. Напротив, он картинно приложил руку к сердцу и с лёгкой улыбкой произнёс:
— Я умер и вижу ангела?
За его спиной тут же раздался хор смешков. Несколько его приятелей, стоявших рядом, откровенно разглядывали Хелейну, словно она была диковинной зверушкой в зоопарке.
Белла почувствовала, как внутри начинает закипать раздражение.
Хелейна, в отличие от сестры, выглядела скорее растерянной, чем злой. Она моргнула, сделала шаг назад и чуть склонила голову набок, будто пыталась понять, какой именно тип идиота перед ней стоит.
— Я… — тихо начала она, но договорить не успела.
Белла уже шагнула вперёд, встав между сестрой и парнем, и с явным раздражением скрестила руки на груди.
— Не знаю, кого ты там увидел, — процедила она, сверля его ледяным взглядом, — но встречу с ангелами я тебе непременно организую, если ты не свалишь с дороги.
Её голос был тихим, но твёрдым. Тем не менее, парень, похоже, не воспринял угрозу всерьёз. Он чуть приподнял брови, но даже не сделал попытки отойти.
Белла фыркнула.
Ну что ж. Она предупреждала.
Со всей силы она зарядила парню коленом между ног, заставляя того согнуться пополам. Смешки его приятелей мгновенно стихли.
Белла, даже не оборачиваясь, схватила Хелейну за руку и уверенным шагом направилась к дверям школы.
— Козлина! — бросила она через плечо крепче сжимая руку сестры.
Хелейна же просто развернулась и с лёгкой, почти королевской грацией махнула «козлине» на прощание, словно не он только что пытался заглянуть в её душу через декольте, а просто случайно налетел на неё тележкой в супермаркете.
— До свидания, добрый воин, — пробормотала она с невинной улыбкой, будто благословляя его на дальнейшие подвиги — желательно, подальше от них.
Она даже не выглядела раздражённой. Скорее — забавленной. В отличие от Беллы, которая всё ещё кипела как чайник. Для Беллы такие сцены были невыносимы. Напряжение, взгляды, шуточки. И не потому, что она боялась — нет. Просто она всегда считала, что её долг — быть щитом между миром и Хелейной.
А Хелейна… просто смеялась. Её смех был лёгким, как солнечный блик на воде. Ни намёка на тревогу. Она знала, что Белла рядом — а значит, бояться нечего.
Сколько Хелейна себя помнила, Белла всегда была такой. Опекающей. Вечно настороженной. Готовой кинуться в драку, даже если враг — это особь мужского пола ростом под два метра и с басом, от которого вибрировали окна. У них с сестрой было больше общего, чем кто-либо мог бы подумать: обе не любили внимание, обе предпочитали тишину шуму, книги — вечеринкам.
Но была одна важная разница.
Если кто-то пялился на Беллу — Белла неловко отводила глаза. Но если кто-то пялился на Хелейну — Белла взрывалась. Она не просто защищала — она вступала в бой.
Первая драка Беллы — настоящая, с кулаками, с визгом и кровью — случилась в детском саду. Там был мальчик, Микки, который посмел дёрнуть Хелейну за косичку.
Маленькая Хелейна тогда только захихикала — ей было приятно внимание. А вот маленькая Белла в ответ не стала сдерживаться.
Упустим подробности, но итогом стало: один выбитый молочный зуб, одна напуганная воспитательница и две сестры, которых торжественно попросили «больше не приходить».
— Мы не рукоприкладствуем, — назидательно сказала тогда мама, заводя Белле пластырь на разбитую костяшку.
— А что делать, если он трогает Хелейну? — обиженно спросила Белла.
— Сначала скажи ему «не трогай», — устало вздохнула мать.
— Я сказала. Он не понял. Значит, тупой, — пожала плечами Белла.
С тех пор у неё выработался чёткий рефлекс: тронь Хелейну — получи. Без предупреждений. Без разговоров.
И пусть теперь им не пять лет, а по семнадцать, и они уже не в садике, а в старшей школе, — рефлекс никуда не делся.
Белла посмотрела на сестру, которая, будто ничего не случилось, весело болтала с Хомкой, перебрасывая его с одной ладони на другую. Её волосы развевались на ветру, и вся она выглядела… чужой. Нереальной. Как будто не отсюда. И при этом своей. Родной.
Белла всё время оглядывалась. Не потому что боялась — нет, страх был бы проще. Она просто… чувствовала себя не в своей шкуре.
Школа гудела, как улей: звонки, голоса, смех, скрип кед по полу, хлопанье шкафчиков. Всё это давило на уши, как будто кто-то пытался запихнуть её внутрь слишком громкой песни, которую она не выбирала.
Белла сжимала лямку рюкзака чуть крепче, чем надо, и шла по коридору, будто по минному полю. Вроде бы привычная среда: американская школа, одинаковые лица, одинаковые взгляды. Но рядом с ней была Хелейна — и всё привычное вдруг стало перекошенным, вывернутым наизнанку.
Сама Белла никогда не была «звездой». Внешность у неё была самая обычная: кожа, что не загорает, а сгорает; волосы, вечно падающие на глаза; походка, как у человека, который постоянно извиняется за своё существование. В лучшем случае она была «нейтральной» — серой мышью, которую не замечают, пока она не взорвётся. А взрывов было мало.
Характер тоже не помогал: сдержанная, молчаливая, слишком серьёзная для своего возраста. Она не умела «вливаться в компанию». На вечеринках терялась. На уроках молчала. В спорах сдавалась. Даже учителя путали её с другими.
И рядом с ней шла Хелейна.
Хелейна — как вспышка в чёрно-белом кино. Её невозможно было не заметить. Даже если бы она пыталась спрятаться — она бы всё равно сияла. Серебряные волосы падали на спину водопадом, фиолетовые глаза притягивали взгляды, как магнит. Да, у них с Беллой были одинаковые черты — родственные. Но в Хелейне они проявлялись так, будто кто-то прокрутил регулятор красоты на максимум и сломал его.
Белла помнит как они впервые появились в школе в Финиксе. И поначалу… да, поначалу это восхищало. В первый день к ней подходили — кто с интересом, кто с фальшивой вежливостью. Кто-то флиртовал. Кто-то спрашивал, «а ты линзы носишь?», «а это парик?», «а ты откуда такая?» — будто она не человек, а феномен, редкий экспонат, сбежавший из музея.
Но очень скоро всё изменилось.
Восхищение выцвело. Осталась зависть. Обычное, тягучее, грязное чувство, которое липло к людям, как пыль к лакированной поверхности. Потому что если ты прекрасна — значит, ты вызываешь. А если вызываешь — значит, тебя надо сбить с пьедестала.
И всё. Началось.
Шёпот за спиной. Перешёптывания в столовой. Хихиканье, когда она проходила мимо. Броски глазами. Слова, брошенные вроде бы «случайно», но достаточно громко, чтобы услышала. Одежда стала «странной». Глаза — «ненастоящими». Волосы — «беличьими». Самой Хелейну называли «инопланетянкой», «привидением», «психичкой». Один раз кто-то даже швырнул в неё скомканной бумагой.
Люди ненавидят то, что не могут понять. И особенно — ненавидят красивое. Красота пугает. Она напоминает о собственной заурядности. А заурядность — это то, что люди не прощают ни другим, ни себе.
Белла чувствовала это кожей.
Её всегда удивляло, как Хелейна держится. Казалось, ей и правда было всё равно. Она будто жила в каком-то другом измерении, где чужие насмешки не могли её задеть. Она могла засмеяться в лицо тому, кто шептал гадость за спиной. Могла пройти мимо, подняв голову, и при этом не надменно, а… по-королевски. Без зла. Без показной гордости. Просто как та, кто давно знает себе цену.
И всё же Белла смотрела на неё с тревогой.
Она знала, что сколько бы ни улыбалась Хелейна, как бы весело ни щебетала с этим чертовым Хомкой, внутри — она чувствовала. Видела. Понимала. Просто не показывала.
А это страшнее всего.
Белла снова оглянулась.
И тут заметила, что те же самые взгляды, которые прилипали к Хелейне. Все прямо как в прошлой школе. Восхищение, удивление, любопытство.
Вопрос времени, когда это сменится на презрение, зависть, смех.
Они подошли к кабинету регистрации. Тот утопал в ароматах дешёвого печенья и лака для волос, от которых Белле захотелось почесать нос. За столом сидела плотная женщина в ярко-оранжевом свитере, волосы цвета «огненная медь» собраны в тугую завивку. Она жевала печенье с таким видом, будто решала международный конфликт. В другой руке держала журнал о садоводстве — «Прекрасные клумбы Америки» — и, похоже, была глубоко увлечена темой.
Но стоило женщине заметить Беллу, как журнал моментально отправился в ящик стола, а руки заняли боевую позицию — лист бумаги, ручка, приподнятая бровь и подозрительно вытянутая шея.
— Прошу прощения? — с интонацией, достойной офицера на границе, уточнила она, сканируя Беллу взглядом. Вид у неё был такой, будто она действительно знала всех учеников школы лично — по лицам, именам, биометрии и вкусу жвачки.
— Изабелла Свон, — буркнула Белла. Голос у неё был ровный, почти равнодушный, но внутри явно чувствовалась неуверенность. Она прекрасно знала, какой штамп уже прилип к её имени: «дочка шерифа, которая вернулась от ветреной матери». Сплетни в маленьком городке передаются быстрее вирусов.
И как по волшебству, глаза женщины тут же засияли. Прямо загорелись от энтузиазма, будто она наконец-то встретила ту самую знаменитость, о которой столько судачили на PTA-собраниях.
— Хелейна Свон, — почти напевно добавила Хелейна и одарила миссис Блант своей фирменной, слегка сбитой с реальности улыбкой — той, после которой люди обычно на секунду зависают, будто им перезагрузили систему.
Рот у женщины приоткрылся, глаза выкатились чуть больше обычного, и, казалось, ещё немного — и она крикнет: «Матерь Божья!»
Хелейна невозмутимо подняла брови в ожидании, глядя на женщину так, словно та была компьютером, зависшим на этапе «загрузка».
— Вы рот закройте, — дружелюбно подсказала она. — А то муха залетит.
— Что?.. — женщина моргнула.
— Муха залетит. Большая такая. Зелёная, — с невинным выражением лица объяснила Хелейна, как будто говорила об очевидном.
И в этот момент в помещение вошёл мужчина — невысокий, лысеющий, в костюме, который будто излучал строгость. Он шагал быстро и чётко, будто привык ходить по коридорам с целью и пафосом. На лбу блестела испарина, в руке был планшет.
— Миссис Блант, я хотел вас предупре… — начал он, но как только взгляд его упал на Хелейну, голос сбился. Он слегка замер, на мгновение сделался похожим на дядю, который внезапно забыл, где припарковал машину.
— Миссис Блант, — он улыбнулся так, как улыбаются только в ситуации «спасай, пока не поздно». — Зачем же вы девочек задерживаете? Видите, звонок вот-вот…
Он глазами показал на бумагу, и Блант, как заведённая, тут же взялась за ручку, пробормотав что-то нечленораздельное, будто на автомате.
— Я директор, — добавил он, выпрямившись и глядя чуть выше головы Беллы, как будто пытался не смотреть прямо на Хелейну. — Добро пожаловать, девочки. Надеюсь, вы быстро адаптируетесь.
— Мы тоже, — кивнула Белла, подхватывая Хелейну за рукав и практически выталкивая из кабинета.
Они ушли, но за дверью всё ещё слышались приглушённые голоса.
— Вы это видели?! — прошипела миссис Блант, будто задыхаясь. — Это платье! Это...
— Миссис Блант, — перебил её директор с натянутым терпением в голосе. — Именно об этом я вас и хотел предупредить. Девочка… особенная.
Хелейна не стала останавливаться — ей и правда было интересно. Она держала в руках расписание и, шагая по коридору, сравнивала его с расписанием Беллы. К счастью, большую часть уроков они проводили вместе, но всё же попадались и «раздельные». Белла, конечно, отнеслась к этому как к трагедии вселенского масштаба. Хелейна — наоборот.
Она мельком бросила взгляд на предметы, и особенно задержалась на слове «Биология». От названия веяло чем-то живым, уютным. Вдруг в кабинете обитают такие же маленькие и одинокие существа, как её Хомка? Может, какой-нибудь печальный школьный хомяк с философским взглядом и ракушкой вместо миски? Надо будет проверить. Вдруг подружатся.
Первым уроком оказалась география.
Когда они с Беллой вошли в кабинет, мистер Браун вытянулся за столом, будто его только что подняли с полки и стряхнули пыль. Глаза у него были маленькие, круглые и подозрительно блестящие — как у совы в очках. Он замер, явно не ожидая появления нового... искусства.
Хелейна ощутила на себе его взгляд — не любопытный, не заинтересованный, а скорее озадаченно-недоверчивый, как будто он не знал, можно ли пускать это существо на урок без справки от натуралиста.
К счастью, представлять сестёр на весь класс он не стал. Белла облегчённо выдохнула и почти физически прилипла к последней парте у окна.
— Хотя бы не под микроскопом, — пробормотала она, разглядывая старую карту Тихого океана на стене.
— Ты так говоришь, будто у нас не будет биологии, — усмехнулась Хелейна, устраиваясь рядом и сворачивая Хомку в кармане так, чтобы он мог видеть происходящее, но не быть замеченным. Скрытность — важный навык в новом мире.
Некоторые ученики, конечно, не удержались и всё же исподтишка рассматривали новеньких, точнее — одну новенькую. Один парень с прыщавым лбом и пышной шевелюрой вообще уставился так, будто надеялся, что у Хелейны начнут светиться глаза.
Она не реагировала. Улыбалась. Иногда. Легко и чуть насмешливо.
Второй урок у сестёр оказался разным, и, как только прозвенел звонок, Белла напряглась. Почти физически. Она повернулась к Хелейне, хмурясь с той тревожной материнской строгостью, которую обычно включала только в периоды болезней, гроз или визитов родственников.
— Слушай. Если будет странно. Или тебе станет плохо. Или просто что-то не так — ты звонишь мне. Сразу. Ладно? Я подойду. Или позову мистера Грина. Или... кого угодно. Хорошо?
Белла звучала как курица-наседка на грани нервного срыва. Хелейна наклонила голову, чуть улыбнулась и, не удержавшись, иронично заметила:
— Хорошо, мамочка.
Она мягко сжала руку сестры и направилась к кабинету истории, мельком разглядывая по пути стены, расписание, доску объявлений и людей, не слишком скрывающих своё любопытство.
Если бы она тогда обернулась, то увидела бы, как Белла перекрестила её за спиной.
Кабинет истории был залит мягким, немного пыльным светом от окна. Воздух пах книгами, сухими чернилами и каким-то тёплым деревом — словно мебель впитывала в себя не только пыль, но и целые эпохи. Хелейна ступила внутрь почти на цыпочках, осторожно, как будто входила в чужую память.
Внутри — никого. Ни звука, ни шагов, ни голосов.
Только один человек сидел за столом. Мужчина с аккуратной бородой и такими волосами, будто они каждое утро договаривались быть приличными. Он был чуть выше её ростом, в сером жилете поверх синей рубашки, и выглядел так, будто его можно было по ошибке принять за библиотекаря, философа или... персонажа с обложки старого учебника. Он читал книгу и что-то бормотал себе под нос, качая головой в такт мысли.
Хелейна приподняла бровь, но вмешиваться не спешила. Подошла к третьей парте у окна, села, достала тетрадь, учебник, осторожно вытащила из кармана Хомку и устроила его в кармашке рюкзака, оставив только носик выглядывать.
— Привет, — негромко хмыкнула она.
Мужчина вздрогнул. Резко. Книга чуть не выпала из рук.
Он поднял глаза и на секунду замер. Потом потянулся к очкам, снял их, протёр, надел обратно, снова снял и... протёр уже глаза. Вид у него был такой, будто он за свои двадцать лет преподавания видел многое, но не этого.
— Аа... привет, — протянул он медленно, но потом, видимо, сработала профессиональная привычка и он встрепенулся, улыбнулся и быстро поднялся со стула. — Я... Я преподаватель истории. Фредерик Томпсон.
— Очень приятно, мистер Томпсон, — кивнула Хелейна вежливо, но с той усталой, почти аристократичной скукой, которая была ей свойственна. — Я Хелейна.
Она не уточнила фамилию — зачем повторяться? Он и так всё поймёт. Рано или поздно.
Он кивнул, записал что-то в журнал с особой педантичностью, будто делал отметку о погоде в Средние века, и снова сел. Но работать, как раньше, у него не получилось. Он время от времени бросал на неё взгляд: не навязчивый, скорее осторожный, как будто боялся, что она исчезнет или окажется галлюцинацией.
Через пару минут он, почти машинально, начал снова шептать себе под нос. Было видно, что привычка говорить в пустоту не отпускала его даже с появлением ученицы.
— И всё же… — пробормотал мистер Томпсон, склонившись над книгой и машинально чертя ручкой по полям. — Крысы в замках XIII века были проблемой постоянной, а методы борьбы — примитивными. Но вот отчёт о дворе де Люсиняна... он упоминает «бескровный способ очистки подвалов». Что это, чёрт возьми, может значить? Отрава? Ловушки? Кошки?
Он нахмурился, не замечая, что вслух задаёт вопрос самому себе. Книга перед ним была старая, в потрёпанной обложке, с записями на полях, сделанными кем-то давно — возможно, даже им самим, но в те времена, когда он ещё верил, что наука объяснит всё.
Хелейна оторвалась от окна, на которое до этого спокойно смотрела. Она чуть склонила голову, будто вспоминая старую песню.
— Иногда использовали щёлочь, смешанную с мёдом. — Голос её был тихим, почти музыкальным. — Крысы тянулись к запаху сладкого, но попадали в пасту, прилипали, задыхались. Иногда туда же подмешивали зверобой. Или сушёный волчий жир, если была цель напугать, а не убить. Отвращение у них сильнее страха.
Мистер Томпсон медленно поднял голову. Его взгляд застыл на лице девушки. Не удивление. Нет. Скорее… настороженное восхищение.
— Щёлочь с мёдом… — прошептал он, перефразируя. — Никогда… Я нигде не встречал… Вы это где прочли?
— Возможно, во сне, — лениво усмехнулась Хелейна, поднимаясь с места.
Она не торопясь подошла к его столу, и, не спрашивая, уселась на переднюю парту, повернувшись к нему лицом. В её движениях не было вызова — только мягкое, почти неуловимое достоинство. Как будто она была не ученицей, а приглашённой гостьей, временно заброшенной в этот век.
Мистер Томпсон не протестовал. Он даже придвинул к себе бумагу и начал чертить схему — странную, угловатую, с пометками вроде «каустическая основа?», «метод прикорма?». Он уже забыл, кто перед ним. Или, может, наоборот — слишком ясно это понял.
— Знаете, — осторожно начал он, — обычно ученики... не интересуются такими деталями. И уж точно не говорят о щёлочи, мёде и… волчьем жире. Словно были там.
Хелейна слегка улыбнулась. В её взгляде блеснуло что-то древнее и лёгкое, как тень от костра на камне.
— Может, я просто просто хорошая ученица, — ответила она.
— Или хороший лжец, — подыграл он, приподняв брови.
— Или честный свидетель, — добавила она, качнув ногой под партой.
Очень скоро Хелейна поняла, почему в классе мистера Томпсона во время перемены не было ни души. Всё дело было не в репутации кабинета, не в «неудобной» планировке или тусклом освещении — нет. Всё было куда проще и честнее: Фредерик Томпсон говорил. Всегда. Без перерыва.
Он не преподавал — он жил историей. Говорил о средневековой политике так, словно вчера лично спорил с Жанной д’Арк. Цитировал Элеонору Аквитанскую без запинки, как будто она оставила ему аудиосообщение. Перепрыгивал с Ганнибала на Кромвеля, потом обратно к Тутанхамону, не потеряв по пути ни одной мысли. Он был как человеческий учебник с функцией «не выключается».
И, что хуже всего — он понял, что Хелейна слушает.
А она действительно слушала. Без притворства, без привычной вежливости. Просто потому, что это было приятно. Как слушать шум реки, только вместо воды — монологи про гуситские войны и структуру городской автономии в XIII веке. Она кивала в нужных местах, вставляла точные, тихие замечания, не перебивала и не ерзала. Её лицо не выражало восторга — но выражало уважение. И Томпсон таял.
В какой-то момент он понял, что ведёт не урок, а личную лекцию для одной ученицы. И явно не страдал от этого.
Звонок, как всегда, раздался слишком резко, слишком современно. Как будто мир решил вернуть всех обратно в настоящую эпоху.
В класс начали валиться ученики — шумно, неуклюже, с шуршанием рюкзаков и запахом сладкой жвачки. Вся магия, царившая в комнате за последние десять минут, мгновенно испарилась, как духи из флакона, случайно уроненного на кафель.
Многие из вошедших задержали взгляд на Хелейне. Не то чтобы кто-то таращился в открытую — Форкс всё же был местом, где научились пялиться с изысканной завуалированностью. Взгляды скользили по ней: с интересом, с восхищением, с осторожностью. Некоторые пытались делать вид, что не смотрят, но у подростков это всегда получается так себе.
Кто-то уже шептался, кто-то прикрывался тетрадкой, кто-то толкал локтем соседа. Вид у них был такой, словно в классе появилась загадочная принцесса из какой-то фантастической книги, и теперь все ждали, начнёт ли она парить в воздухе или призовёт дракона.
Рядом с Хелейной аккуратно села девушка. Азиатка, с приятным лицом и чёлкой, мило загнутой к виску. На ней были очки в тонкой оправе и свитер с принтом маленьких книжек. У неё был вид прилежной умницы, которая делает домашку за три дня до срока и исправляет учителя, если тот ошибся в дате.
Но сейчас она боролась с собой. Очень старалась не пялиться. Прямо героически старалась.
Хелейна краем глаза заметила, как у неё дрожит рука, когда та разворачивает ручку. Уголки губ Хелейны чуть заметно дрогнули — без насмешки, скорее с лёгким... сочувствием.
Она наклонилась ближе и тихо, почти шепотом, сказала:
— Обещаю: хвост у меня отрастает только по четвергам.
Девушка вскинула глаза и сначала выглядела испуганной, а потом, уловив шутку, вдруг звонко рассмеялась. Слишком звонко, чтобы не смутиться. Тут же прикрыла рот рукой и закашлялась, как будто случайно поперхнулась воздухом.
— Эм... Я... прости. Я просто... — она запнулась, но Хелейна уже улыбалась.
— Всё нормально, — мягко кивнула она. — Я Хелейна.
— Анджела, — быстро ответила та, а потом, немного тише, добавила: — Ты очень красивая. Прямо как...
— Снежная ведьма из Нарнии? — предположила Хелейна с лёгкой усмешкой.
— Я хотела сказать — как королева, — пробормотала Анджела, заливаясь румянцем.
Мистер Томпсон с усилием оторвался от своих мыслей и резко хлопнул ладонью по журналу.
— Так, дети! Кто мне скажет, что вызвало Великую... нет, стоп... Сегодня мы говорим о тирании, притеснении и очень плохих королях. Прекрасная тема, особенно в такие пасмурные дни!
Урок шёл своим размеренным, почти сонным чередом. Мистер Томпсон, расправив плечи и размахивая руками, вдохновлённо вещал у доски о трагической судьбе Анны Болейн. В его голосе звучала неподдельная скорбь, как будто он сам стоял под эшафотом в тот день, когда королева лишилась головы, и до сих пор не может этого простить Генриху.
Некоторые ученики записывали в тетрадях — дисциплинированно, подчёркивая даты и имена, будто пытались приручить историю через строчки. Кто-то откровенно скучал, уставившись в окно, мечтая то ли о перемене, то ли о параллельной вселенной без уроков. А кто-то… не сводил с Хелейны глаз.
Именно это действовало ей на нервы больше всего. Внимание. Настойчивое, липкое, как туман в предрассветном лесу. Взгляды — скользкие, неуклюжие, любопытные. Не злые, не враждебные. Но именно в этом-то и было что-то тревожное. Потому что восхищение — это тоже форма вторжения.
Хелейна чуть передёрнула плечами, будто кто-то мысленно провёл по коже холодной спицей. Она не боялась внимания. Она просто не любила его. Особенно, когда оно неискреннее. Особенно, когда она не давала на него разрешения.
И тут рядом с ней, почти не поднимая головы от тетради, прошептела Анжела:
— Тебе нравится Форкс?
Вопрос прозвучал просто. Почти случайно. Но интонация в ней была... деликатной. Почти заботливой. Ни крика, ни наигранного интереса — просто желание узнать, без лишних подслушиваний и подначек.
Хелейна чуть склонила голову. Замерла.
А потом — уже с какой-то мечтательной мягкостью — улыбнулась:
— Да. Форкс мне нравится гораздо больше Финикса.
Её голос прозвучал ровно. Но в классе будто что-то дрогнуло. Разговоры стихли. Даже тот, кто до этого задумчиво ел жвачку и методично царапал парту циркулем, замер, как будто учуял редкий зверь.
Даже не поднимая глаз, Хелейна чувствовала: им очень интересно. Её слова, её тембр, её манера говорить — всё казалось им странным, притягательным. Немного не отсюда.
Она сделала вид, что не замечает.
— Здесь есть лес, — продолжила она чуть тише. — Дожди. Не жарко. И… людей меньше.
Последнее она сказала почти шепотом, с лёгкой усмешкой, но взгляд при этом поймала у зеркала — в окне. Там, где отражался класс.
И увидела, как девчонка с накладными ресницами из первого ряда поспешно отвела глаза. А парень у окна, тот самый, что раньше сделал её фото, — вдруг нахмурился, будто понял, что его давно читают, как открытую книгу.
Анжела едва слышно хмыкнула.
— Это звучит... как будто ты хочешь спрятаться.
Хелейна чуть приподняла брови, не отводя взгляда от страницы в своей тетради.
— А ты — нет?
Ответ повис в воздухе. Не агрессивный, не язвительный. Просто... зеркальный.
Анжела на миг замолчала. И вдруг кивнула. Очень честно, почти с облегчением.
— Хочу, — призналась она. — Иногда, если честно.
Мистер Томпсон тем временем с жаром дошёл до кульминации своего рассказа — приподнял мел и словно меч занёс его над доской:
— …и вот она, казнь! 19 мая, 1536 года. Словно само небо тогда плакало над Тауэром. А король… — он замер, с паузой, полной драматизма, — …в тот же вечер устроил бал.
***
— Ну как ты? Всё хорошо? — Белла вцепилась в её руку, едва завидев сестру в коридоре.
Они шли к столовой, лавируя между голодными подростками, как корабли в бурю. Коридор гудел, шуршал, смеялся, пах чем-то одновременно сладким и подозрительным. Кто-то громко чавкал чипсами прямо на ходу, кто-то кого-то подрезал, а один неудачник уронил поднос и теперь с трагическим лицом собирал горошек с пола.
— Всё нормально, — кивнула Хелейна. Она не лгала. Просто... ей не хотелось сейчас объяснять, что «нормально» у неё может значить "меня чуть не расплавили взглядами".
Белла окинула сестру взглядом с головы до ног. Проверка, тест на синяки, царапины и скрытые психотравмы. Как всегда.
— Никто не пытался меня казнить, если ты об этом, — мило улыбнулась Хелейна.
— Я серьёзно, Хелла. Если кто-то...
— Белла. — Она мягко коснулась её руки. — Всё хорошо.
Очередь к шведскому столу тянулась, как медленный поток с киселем вместо воды. Шум, запахи, звон подносов, разговоры через головы — всё сливалось в какой-то плотный фон, как будто сама столовая жила своей отдельной жизнью.
Хелейна набрала себе: немного картофеля (с виду безопасного), какой-то салат, хлеб, виноград и томатный сок. Белла, как обычно, навалила себе мясо — так, будто собиралась вступать в бой и это её последний рацион перед смертью.
Хелейна бросила на её тарелку взгляд. Медленный, задумчивый. Как будто пыталась мысленно освободить несчастный кусок курицы от его мучений. Потом, с лёгким прищуром, перевела взгляд на Беллу.
Заметив в зале знакомое лицо, Хелейна тут же направилась к одному из дальних столов. За ним сидела Анжела, уже вгрызшаяся в свою котлету и, кажется, одновременно писавшая что-то в блокноте. Сосредоточенность у неё была такая, будто она анализирует послание инопланетян, спрятанное между слоями студенческой запеканки.
— Можно? — спросила Хелейна, уже поставив поднос на стол.
Анжела подняла глаза и улыбнулась так, будто ей только что предложили стипендию в Хогвартсе.
— Конечно! Садись! Тут как раз… эээ… место есть!
Она отодвинула тетрадку, чуть смахнула крошки с края стола и, кажется, начала невольно расправлять плечи. Белла, недовольно хмыкнув, поставила свой поднос рядом — как телохранитель, не отстающий от объекта защиты.
— Ну ты и быстро нашла себе друзей, — буркнула она, устраиваясь на скамейке.
— Я просто села рядом, — пожала плечами Хелейна. — Ещё не факт, что меня не проклянут после обеда.
Анжела прыснула от смеха и чуть не поперхнулась соком.
— Ты такая… странная, — сказала она с восхищением, в котором слышалось «особенная». — Но в хорошем смысле. Правда.
Белла на это ничего не сказала. Она просто занялась своей едой. И, конечно, следила. Сестринское чутьё у неё работало как у ястреба. Особенно, когда дело касалось тех, кто смотрел на них с Хелейной слишком долго. А такие уже были. И сейчас сидели за соседними столами, делая вид, что смотрят в тарелки, но в действительности изучали каждое движение Беллы и Хелейны, как будто они — новая модель телефона в прозрачной витрине.
— Прииивет! — раздалось сбоку, и на скамейку рядом с Беллой стремительно опустилась блондинка с энтузиазмом урагана.
Белла вздрогнула от неожиданности и выдавила вежливую, но слегка испуганную улыбку.
— Я Джессика! — продолжила блондинка, будто объявляла об открытии нового торгового центра. — А вы новенькие, да?
— Да… — осторожно подтвердила Белла. — Я Белла. А это моя сестра, Хелейна.
И началось.
Джессика оказалась ходячим радиоприёмником: ловила все частоты школьной болтовни, пересказывала их с деталями, драмой, сменой интонаций и даже маленькими инсценировками. Белла вежливо слушала, иногда вставляя уточняющие вопросы, будто находилась на допросе свидетеля. Хелейна сначала отстранилась. Её внимание было где-то между виноградной косточкой и тем, как солнце через окно рисует узоры на столе.
Но Джессика не могла просто так оставить молчаливую загадку без внимания. Это было бы преступлением против природы.
— А ты… косплеер, да? — вдруг выстрелила она в Хелейну.
Белла при этом чуть не поперхнулась яблочным соком, а Хелейна, не мигая, медленно повернулась к девушке, как кошка, услышавшая шуршание пакета с кормом.
— А что такое... косплеер? — спросила она так искренне, что Джессика засмеялась — неловко, на полпути к извинению.
— Ну, типа… — Джессика замялась, — у тебя просто... ну... волосы... глаза… Это линзы?
Хелейна продолжала смотреть на неё с тем же спокойным интересом, с каким смотрела бы на новую породу грибов. Потом чуть склонила голову и мягко улыбнулась:
— Нет.
— Она такой родилась, — вставила Белла. Голос её звучал на удивление ровно. Без раздражения. Скорее с усталой тоской, как будто она сто раз проходила через этот диалог, только с разными Джессиками.
— Так ты альбинос? — Джессика склонилась вперёд, в её глазах загорелся неугомонный огонёк сплетницы, унюхавшей дичь.
Хелейна посмотрела на неё, на её глаза, на её накрашенные ресницы, на пытливое лицо и... на секунду задумалась.
Сказать, что она Таргариен из другого времени?
Нет. Слишком громко для школьной столовки.
— Нет, — коротко и правдиво ответила она.
Джессика открыла рот, чтобы задать ещё вопрос, но, уловив в интонации Хелейны ту самую хрупкую, но непреломимую «стену», осеклась. В глазах мелькнуло: «Ой, перебрала». И она резко отвернулась, будто вспомнила, что у неё есть более послушная собеседница.
— Так вот! — воскликнула она, переключившись на Беллу, — Рик, который с чёрной машиной, встречался с Лорен три месяца, а теперь… угадай! Он опять с Сьюзи из параллельного! Но, честно, между нами, он вообще не её тип…
Хелейна взяла в руки виноградину и сжала её пальцами — та лопнула почти беззвучно. Сладкий сок выступил на коже.
— Прекрасно, — пробормотала она вполголоса, едва заметно улыбаясь. — Люди всё такие же... любопытные.
Хомка, выглянув из кармана пальто, вальяжно потянул носом воздух, зевнул и осмотрел обеденный стол. Школьная драма, столь бурная и хаотичная, его не интересовала от слова «совсем». А вот виноград, который Хелейна выбирала для него с педантичностью сомелье — да. Он был смыслом его жизни.
Она протягивала ему одну виноградину за другой, всегда — самые сладкие, прозрачные, будто налитые солнцем. Он брал, принюхивался, лениво жевал и одобрительно щёлкал усами, как истинный знаток.
Но идиллия длилась недолго. Потому что к ним подсел он.
Парень со светлыми взлохмаченными волосами, в кедах, от которых фонило самоуверенностью. Его внешность кричала: «я главный герой романтической линии второго плана».
— Привет, я Майк, — сказал он, усаживаясь слишком близко к Белле. — Вы новенькие, да? Это... круто. Особенно ты, — добавил он, почти шепча.
Белла еле сдержала вздох. С утра это уже был третий. Один в коридоре, один у шкафчиков, теперь вот этот. В Финиксе всё внимание всегда уходило Хелейне. Там Беллу считали «приятной». Тут же её внезапно начали воспринимать как... девушку из рекламы шампуня. Форкс умел удивлять. И раздражать.
Майк тем временем наклонился ближе, облокотился на стол и начал тараторить, как телевизор без пульта: про школу, про футбол, про то, как «вот бы увидеть вас на трибуне» и как «такие глаза у тебя, как у волчицы... или пантеры... ну, короче, дикие».
Белла уже подумывала воткнуть в него вилку, когда раздалась вспышка.
Хелейна резко зажмурилась. В её фиалковых глазах свет резонировал слишком остро. Веки чуть задрожали, но лицо осталось безмятежным. Она не отреагировала, как не реагирует кошка на пролетающую муху — с достоинством.
— Я Эрик! — гордо объявил голос сбоку.
Парень азиатской внешности, с небрежно взъерошенными волосами и фотоаппаратом наперевес, как у военного репортёра. Он уселся рядом с Анжелой, стащил у Джессики яблоко и подмигнул Хелейне, не отрываясь от экрана камеры.
— Можно я напишу о вас статью в нашей школьной газете? У нас есть рубрика «Новые лица». Только название ещё подбираем.
— Я думаю, не стоит, — тихо, но твёрдо отозвалась Белла, сдержанно улыбаясь. В её голосе звучал тон, с которым обычно подают в суд.
— А ты как думаешь? — Эрик повернулся к Хелейне, весь светясь надеждой. — Ты выглядишь как героиня комикса. Ну, не обидно, надеюсь?
Хелейна открыла рот, собираясь что-то ответить. Возможно, что-то таинственное и вежливое.
Но Белла не дала ей и шанса.
— Нет, — отрезала она.
Голос тихий. Взгляд — ледяной.
Эрик тут же втянул шею, улыбнулся неловко, как кот, которого застукали за воровством сметаны, и отошёл от темы.
И вот тогда они вошли.
Белла увидела их первой. Словно её глаза сами выбрали нужный фокус. В шумной, вечно гудящей, пахнущей томатами и дешёвой булкой столовой, они были как вырезанные из другого мира. Всё в них казалось неправильным… точнее — слишком правильным, чтобы быть настоящими.
Их было пятеро.
Первым появился парень, напоминающий... нет, не парня. Глыбу. Он был широкоплечим, высокий, как шкаф-купе, с чёрными как смоль волосами и взглядом, в котором будто было зашифровано молчаливое «если ты тронешь мою девушку — тебя закопают где-нибудь в глуши». Его держала за руку высокая, до смешного красивая девушка — платиновая блондинка с идеальной кожей, прямой осанкой и родинкой над губой, настолько уместной, что её хотелось назвать дизайнерским решением.
Вслед за ними вошли ещё двое — он и она.
Его волосы были золотистыми, словно солнечный отблеск на поверхности воды. Высокий, подтянутый, с нервным лицом, как у человека, который постоянно прислушивается к чему-то невидимому. А рядом — миниатюрная девушка с короткими чёрными волосами и пронзительными глазами. Она двигалась, как будто у неё были невидимые крылья: легко, бесшумно, почти танцуя. Эльфийка, если бы эльфийки любили брендовую одежду.
И, наконец, пятый. Последний.
Он вошёл с запозданием — как в кино, где герой появляется не сразу, а тогда, когда все уже готовы. Его волосы были цвета бронзы, тёмные и блестящие, словно потемневшее золото. Он был худощав, точёный, с лицом, которое напоминало одновременно греческую статую и разбившего тысячи девичьих сердец философа. Его глаза скользнули по столовой — быстро, но цепко. Он выглядел самым младшим, хотя во взгляде читалась та же странная, почти взрослая отстранённость.
Они заняли стол в углу, подальше от всех. Разговаривали тихо, почти безмолвно.
Белла продолжала смотреть на них, почти не моргая. Кто-то за соседним столом вполголоса прошептал:
— Каллены…
И в этом слове звучал трепет, уважение, немного страха и чуть-чуть зависти.
— Кто это? — тихо спросила Белла.
Джессика чуть повернула голову, посмотрела на новоприбывших:
— Приёмные дети доктора Каллена. Все живут вместе. Они... хм, не очень общаются с остальными.
Хелейна прищурилась, изучая «семью». Они и правда были странными. Не потому, что держались обособленно. Не потому, что были слишком красивыми. А потому, что чувствовались... не как все. Словно воздух вокруг них дрожал иначе.
Хомка в кармане Хелейны тихо пискнул, будто что-то почувствовал. Может, запах. Может, что-то иное. Хелейна прикоснулась к нему через ткань — успокаивающе.
— Они пахнут... холодом и железом, — прошептала она себе под нос. Но Белла не услышала. Зато услышал один из них.
Парень с бронзовыми волосами замер. Вилка в его руке зависла в воздухе, как будто кто-то в этот момент нажал на паузу. Он не жевал. Не дышал. Только глаза — слишком тёмные для дневного света — медленно поднялись от тарелки и уставились куда-то в пространство, в точку, которую никто, кроме него, не видел.
Он будто услышал её. Не шум, не голос, не звук — её. Хелейну.
Лоб у него чуть наморщился, брови сошлись. И он начал искать.
Медленно. Внимательно. Словно глаза стали у него сенсорами, сканерами, ловящими не внешность — присутствие. Он пробежался взглядом по лицам — быстро, уверенно — будто знал, что ищет. Его взгляд задержался на Белле. Дольше, чем на остальных. Чуть прищурился, его брови немного поднялись от удивления, но это не то что он искал.
А потом — словно магнитом — его взгляд метнулся в сторону Хелейны.
Их глаза встретились.
Хелейна вздрогнула. Точнее, почувствовала, как её сознание — её внутреннее «я» — будто бы кто-то аккуратно постучал снаружи. Не ломился, нет. Но пробовал щёлкнуть замок. Осторожно. Почти ласково. Как вор, уверенный, что дом давно заброшен.
Она прищурилась. Могла бы не пустить. Запереться. Оборвать контакт. Но...
Ей было всё равно.
Она подумала о Хомке. О том, как он, вероятно, уже уткнулся носом в кусочек винограда и воображает себя правителем лесов. Она подумала об этом с лёгкой, почти детской улыбкой.
И тут — неожиданно — парень с бронзовыми волосами отвёл взгляд от её глаз... и медленно опустил его на карман её платья.
Тот самый карман, где, устроившись как в гамаке, дремал пушистый Хомка.
Хелейна моргнула.
Что?
Хомка, как назло, именно в этот момент чуть шевельнулся — и тоненькая лапка выскользнула из складки ткани.
Парень всё ещё смотрел. Не на Хелейну. На карман. На... него.
Хм... Странно.
Он резко отвернулся. Почти резко, слишком резко — как человек, которого поймали на месте преступления. Его плечи чуть напряглись. Он уткнулся в еду, но больше не сделал ни одного движения. Даже не дотронулся до вилки. Просто сидел, будто весь его организм пытался забыть — стереть — то, что только что произошло.
Хелейна только хмыкнула.
— Они выглядят… необычно, — пробормотала Белла, чуть нахмурившись, будто не могла решить, нравится ей это "необычно" или всё же пугает.
— Да уж, — нервно усмехнулась Джессика, у которой лицо засияло радостью сплетницы, почуявшей шанс проявить себя. — Они всегда держатся вместе. Я имею в виду Эмметт и Розали, они пара!— Последнее прозвучало с таким осуждением, что Хелейна машинально склонила голову набок и уставилась на Джессику так, как смотрят на таракана, вылезшего в светлую комнату: с лёгким отвращением и научным интересом.
Похоже, быть красивым в Форксе — преступление похуже воровства.
— Кто из них Каллены? — уточнила Белла, прищурившись. — У них даже внешне ничего общего.
— Ну ещё бы, — немедленно подхватила Джессика, гордо вздёрнув нос. — Они все приёмные. Доктор Каллен, кстати, очень молодой, ему едва за тридцать.
— Элис и Эдвард — брат и сестра. Эмметт вроде как к ним не родной. А Хейлы — близнецы, Джаспер и Розали. Их вроде как миссис Каллен взяла. Ну... или типа того.
— Они слишком взрослые, чтобы их "взять", — заметила Белла, наклонив голову к тарелке.
— Сейчас — да. Но Джаспер с Розали уже лет десять живут у миссис Каллен. Она вроде их тётя. Или троюродная бабушка. Или что-то типа того.
Хелейна медленно повернула голову, уставилась на Джессику, и вдруг улыбнулась — своей фирменной, лёгкой, немного не от мира сего улыбкой, которая всегда действовала на людей как неожиданное дуновение ветра в закрытом помещении.
— Это здорово, — мягко сказала она. — Чужих детей не бывает.
На секунду за столом повисла тишина.
Джессика поморщилась, будто ей под нос сунули травяной чай вместо латте.
— Ну... наверное, — с неохотой протянула она, и Хелейна ощутила это почти кожей — кислую, жирную зависть, которая сочилась с каждого слова. Ту, что не утаить ни под чем, даже под тонной болтовни.
Джессика ненавидела не Калленов. Она ненавидела, что все о них говорят. Что они выглядят лучше, одеваются лучше, держатся иначе, что не боятся быть странными. А еще — что на них никто не плюёт в коридоре. Только завидуют. И всё.
— По-моему, миссис Каллен... бесплодна, — вдруг выплюнула Джессика с нарочитой задумчивостью, будто это случайно вырвалось, а не было тщательно выложено на алтарь слухов.
Хелейна приподняла бровь. На секунду — всего на миг — в её глазах что-то дрогнуло. Будто на поверхности ровного пруда появился круг от упавшей капли.
И снова улыбка. Такая же мягкая. Почти доброжелательная.
— По-моему, кому-то следует заткнуться, — прошептала она, едва слышно.
Но, конечно, этого уже никто не услышал. Только Анжела — тонко уловив паузу, смех и смысл — хихикнула и, не поднимая головы от подноса, протянула Хелейне конфету в яркой обёртке.
Хелейна с лёгким удивлением приняла угощение, будто не совсем веря, что жест направлен к ней, и не содержит подвоха. В Финиксе с «чудачкой с фиолетовыми глазами» мало кто хотел сидеть рядом, не то что делиться сладким.
Она мельком улыбнулась, прижав конфету к ладони.
А потом… почувствовала.
Тонкое покалывание вдоль позвоночника. Тепло, пробегающие по шее, как солнечный луч сквозь неплотно занавешенное окно. Чей-то взгляд — слишком пристальный, слишком узнающий, чтобы остаться незамеченным.
Хелейна подняла глаза — и встретилась.
Он. Блондин. Бледный, как фарфор, и напряжённый, как натянутая струна.
Сидел в самом дальнем углу столовой, будто и не ел вовсе — только следил. Прямой взгляд. Без маски. Без интереса. Без вежливости.
В нём не было ни влечения, ни восхищения. В нём не было даже обычной злобы.
Этот взгляд... голодал.
Хелейна моргнула.
Невольно обернулась.
Нет, за её спиной — только унылая зелёная стена и вывеска над автоматом с напитками.
Он всё ещё смотрел на неё.
На его красивом, мраморно-сдержанном лице едва заметно дрогнули брови. Челюсть напряглась. Ноздри расширились — он втянул воздух, резко, как человек, который сдерживал себя весь день и вдруг почувствовал запах любимого пирога.
В это же мгновение дверь в столовую отворилась, и лёгкий сквозняк прошёлся по помещению. Порыв ветра рванул пряди серебристо-белых волос Хелейны, растрепав их и унеся частицу её запаха — точно птицу из клетки — прямо к их столу.
Парень с волосами цвета бронзы — Эдвард — резко поднял голову от подноса, будто одновременно услышал что-то, чего остальные не могли даже вообразить. Его глаза метнулись в сторону Джаспера.
Блондин сидел, не двигаясь. Только пальцы под столом едва подрагивали, будто удерживали что-то. Он вдохнул ещё раз, глубже, медленнее.
И в этот момент глаза его стали чернильно-чёрными. Не метафора. Физически.
Как будто кто-то выдернул из них свет.
Хелейна не отводила взгляда. Она всё ещё не понимала, что именно происходит, но чувствовала — как чувствуют кожей, когда в помещение входит молния за миг до удара грома.
Эдвард наклонился к Розали, прошептал что-то резко, отрывисто. Та вскинула голову и метнула взгляд на Хелейну. За ней — Элис, Эмметт. Все, как по команде, разом обернулись. Столовая на миг словно перестала быть настоящей.
Все звуки — голоса, звон вилок, жевание — ушли на второй план.
Пять идеальных созданий смотрели на неё, как жюри в суде, где она даже не знала, что предстала обвиняемой.
Хелейна чуть склонила голову, как птица, оценивающая хищника. Но страха не было. Только недоумение и странное чувство, будто её жизнь только что свернула в другой поворот — без указателя и тормозов.
Следующее движение Калленов было почти театральным.
Розали встала, не говоря ни слова, и положила руку на плечо Джаспера. Он не отреагировал, будто не чувствовал прикосновения. Тогда Эмметт встал с другой стороны, и между ними — легко, с внешним спокойствием, но внутри с острым напряжением — вывели его из-за стола, точно сомнамбулу.
Они прошли мимо остальных столиков быстро, без оглядки. Элис — последняя — скользнула взглядом по Хелейне, и на её кукольном лице мелькнула тень... жалости?
Нет. Беспокойства.
— Что?.. — прошептала она. Вопрос был обращён к себе. Или, может, к Хомке, который тихо шевелился в кармашке, будто разделял её беспокойство.
Хомка, впрочем, просто чихнул.