Академия вампиров. Взгляд Дмитрия

Следующая неделя была пыткой... для нас обоих.

Роза молча переживала последствия этих слухов. Большую часть времени она храбрилась, но я мог видеть сквозь тонкую вуаль. Она не решалась встретиться с кем-либо взглядом, избегая любого ненужного социального взаимодействия. Если ей не нужно было быть где-то конкретно в кампусе, она уходила в свою комнату. Через несколько дней я начал замечать в ней меньше энергии. Темные круги у нее под глазами выросли до такой степени, что она не могла скрыть их косметикой. Она плохо спала. Она также, казалось, похудела, а когда я видел ее в кафетерии, она вообще почти ничего не ела. Для кого-то, кто обычно не стыдился переедать своих сверстников мужского пола, это было довольно необычно... почти пугающе. Хотя она и пыталась улыбаться своим друзьям, это было страшное зрелище. Ничто не могло скрыть слез, которые, казалось, были готовы пролиться в любой момент. Она сдерживала их... по крайней мере, на публике. Непреднамеренно у меня вошло в привычку проходить мимо ее комнаты в общежитии, чтобы проверить ее перед моими поздними вечерними сменами, и чаще всего я слышал, как она тихо плачет за закрытой дверью.

Я все надеялся, что кто-нибудь из ее друзей заговорит с ней, утешит ее. Наверняка Василиса заметила, как она разваливается на наших глазах. Но нет, во всяком случае, она, казалось, отдалялась от Розы. Я видел ее в компании других членов королевской семьи мороев слишком часто, смеющуюся и, казалось бы, не подозревающую о боли, которая причинила страдания ее подруге. Внезапно Лисса стала центром молодого королевского общества в кампусе. В то время как Роза делала все возможное, чтобы спрятаться от мира, Василиса двигалась сквозь него с легкостью... как будто теперь она не обременена запятнанной репутацией своей лучшей подруги. Я не мог понять, как и почему она так себя вела, но мне было трудно зацикливаться на этом, не чувствуя, как нарастает мое собственное разочарование и напряжение.

Даже Мейсон дал ей пространство. Мальчик прятал свою влюбленность, и я мог видеть игру эмоций каждый раз, когда он смотрел на нее. Боль, ревность, предательство, жалость, тоска, гнев, печаль и многое другое. Иногда ему казалось, что он хочет дотянуться до нее, и однажды он это сделал, но все, что он за свои усилия он получил резкое слово гнева. После этого он просто наблюдал за ней...точно так же, как я это делал.

Я все еще не знал, что ей сказать. Я не хотел ухудшать ситуацию, но и не знал, как сделать ее лучше. Я просто пытался найти золотую середину... Мы придерживались нашего обычного графика тренировок, никогда не обсуждая слухи. Хотя это было не так уж много, но, казалось, это немного оживляло Розу, чего ей, похоже, не хватало весь оставшийся день. Я продолжал бегать, растягиваться и тренироваться вместе с ней. Иногда я получал понимающий взгляд, когда мое сочувствие брало верх надо мной, и я обращался с ней легче, чем обычно, но в целом мы делали все возможное, чтобы притворяться, что ничего не произошло.

Однажды утром я решил попробовать с ней что-то новое. Это было одно из моих любимых наступательных упражнений со времен моей академии. Я бы позволил ей использовать любое самодельное оружие, которое она могла бы найти для защиты и нападения. Сейчас была поздняя осень, почти зима; мороз появлялся каждый день, но выпадавший снег никогда не задерживался надолго. Сегодня почва была чистой, и мы работали снаружи.

Она перебрала несколько видов импровизированного оружия, но предпочтение отдала паре веток длиной в два фута. Я не винил ее за предпочтение, так как они, казалось, напоминали оружие филиппинских боевых искусств, называемое Кали или Эскрима. Она практиковалась с ними раньше, так что это было бы несколько знакомо. Она боролась страстно, иногда соскальзывая с обоснованной решимости, которую я поощрял, в сторону более слепой ярости, вызванной ее нынешним стрессом. Я упорно трудился, чтобы вернуть ее к надлежащему обучению, но по мере того, как тренировка продолжалась, она становилась все более и более рассеянной. Наконец я объявил перерыв, и мы собрали то немногое оборудование, что мы использовали.

- Твои руки! - мы почти закончили убирать вещи, когда я наконец увидел их, и этого зрелища было достаточно, чтобы шокировать меня.

Они были красными, с влажными, потрескавшимися и даже кровоточащими ранками в некоторых местах. Мы тренировались на улице в течение нескольких недель, но я никогда не замечал, что они неуклонно получали все больше и больше повреждений от холода. Я тихо выругался, снова благодарный за то, что она не понимала мой родной язык, так как я мог бы честно соперничать с ее сквернословием, если бы не одёргивал себя.

- Где твои перчатки? - спросил я.

Она посмотрела на свои руки со странным смущенным выражением... будто это был первый раз, когда она их увидела. Она повертела их перед собой, прежде чем ответить мне:

- У меня их нет. В Портленде они никогда не были нужны.

Я покачал головой, снова выругавшись себе под нос, прежде чем усадить ее на ближайший стул и достать хорошо укомплектованную аптечку первой помощи. При таком количестве травм в спортзале, поблизости было несколько, и все они пополнялись ежемесячно, если не еженедельно. Я также схватил одно из запасных спортивных полотенец и смочив его теплой водой, вернулся к ней. Я попытался осторожно вытереть кровь, молча ругая себя за то, что никогда не видел физических повреждений, которые она получала, в то время как я был так сосредоточен на ее душевных страданиях.

- Будут тебе перчатки, - это не было большим раскаянием в моей невнимательности, но я мог, по крайней мере, убедиться, что это больше не повторится.

Она только кивнула в ответ, погрузившись в размышления пока наблюдала за моими действиями.

- Это только начало, не так ли? - ее голос звучал тихо и отстраненно, я даже не был уверен, что правильно ее расслышал.

- Начало чего?

- Этого. Превращения в Альберту. В нее...и всех остальных женщин-стражей. Они все мускулистые и все такое, - она издала тихий нерешительный смешок.- Драки, тренировки и постоянное пребывание на свежем воздухе - они больше не красивые, - я остановился и посмотрел на нее, когда она продолжила. - Эта... эта жизнь. Это разрушает их. Я имею в виду их внешность.

Она отвернулась от меня, качая головой, как будто пыталась избавиться от чего-то такого глупого, как юношеское тщеславие, хотя я мог сказать, что она действительно находила эту идею неприятной.

Что касается меня, то все, что я мог делать, это удивленно таращиться. Как она могла подумать, что что-то может исказить ее красоту? Она была сногсшибательна, и я не мог представить, что что-то может это изменить. Даже будучи уставшей, больной и истекая кровью, она обладала способностью пленять меня и любого другого мужчину в этом кампусе.

Если бы она действительно приложила к этому усилия, мы были бы в ее власти. Ее волосы струились, как шелк, почти черные, но при отражении на свету переливались всеми цветами радуги. Ее глаза были темными, как шоколад, но все еще, казалось, сияли, особенно когда она улыбалась. Эта улыбка...одного её было достаточно, чтобы поставить людей на колени. Все это, и я даже не начал упоминать ее тело; нежное, но мощное, подтянутое за годы тренировок, но мягкое от ее естественной женственности. У меня был лишь мимолетный взгляд, и этого было достаточно, чтобы преследовать меня во снах.

- С тобой этого не случится. Ты слишком... - я начал говорить, не подумав.

Я только начал признаваться себе, что нашел ее привлекательной...нет, потрясающе красивой. Я не мог признаться ей в этом. Я не мог признаться в этом никому другому. Она была моей ученицей. Я был ее наставником. Я был на семь лет старше ее, а она еще даже не считалась взрослой. Мое увлечение ею было неправильным на многих уровнях. Я посмотрел вниз, чтобы закончить обрабатывать ее раны, стыдясь того, как быстро мой разум сосредоточился на ее физических качествах.

- С тобой этого не случится, - мне очень хотелось рассказать ей гораздо больше, но я надеялся, что этого будет достаточно, чтобы успокоить ее ненужное беспокойство.

После моих невысказанных слов воцаряется неловкая тишина, прежде чем она нервно нарушает её снова.

- Это случилось с моей мамой. Когда-то она была красивой. Я думаю, что она все еще такая, в некотором роде. Но не такая, какой она была раньше.

Я вспоминаю тот единственный раз, когда я встретил Стража Джанин Хезевей, всего через год или два после моего собственного выпуска. Ее шотландские корни проступали в коротко подстриженных рыжих вьющихся волосах. Она одна из самых низкорослых Стражей, которых я встречал, ростом всего около 5 футов 3 дюйма. Тем не менее, ее присутствие заставляет ее казаться намного больше. Она строга и властна, и через 30 секунд вы больше никогда не совершите ошибку, недооценив ее. Ее репутация поддерживает ее. Ее преданность своему делу хорошо известна, и ею восхищаются. Возможно, Роуз и не похожа внешне на свою мать, но я уверен, что у них гораздо больше общего, чем они думают, в том, что касается их личностей.

Поэтому горечь в ее следующих словах на мгновение ошеломила меня.

- Я давно ее не видела. Насколько я знаю, она сейчас выглядит совершенно по-другому.

- Тебе не нравится твоя мать, - я хотел сказать это как вопрос, но получилось как утверждение. Трудно было найти какой-либо другой вариант, увидев негодование на лице Розы.

Она закатила глаза и саркастически рассмеялась.

- Ты заметил это, да?

- Ты едва знаешь ее.

- В том-то и дело. Она бросила меня. Она оставила меня на воспитание Академии.

Я закончил очищать ее руки от крови и грязи после тренировки и перешел к втиранию мази в более грубые части ее руки, которые были изношены ветром и холодом. Я был поглощен ощущением ее кожи так же сильно, как и своими собственными мыслями.

Не было ничего неслыханного в том, чтобы студенты становились подопечными Академии, по крайней мере, для новичков. Как правило, это происходило только в том случае, если начинающий ученик терял своего родителя-дампира в битве, когда на них не претендовала другая семья, а родитель-морой был либо неизвестен, либо не желал признавать ребенка своим.

Василиса технически была подопечной Академии, так как она осиротела в результате автомобильной аварии, но ее ситуация отличалась от большинства из-за значительного трастового фонда и старых друзей семьи, которые выступали за ее заботу. В большинстве отделений Академии ничего не было. Роза была еще одним исключением. В ее досье говорилось, что ее мать отказалась от законной опеки над Розой, когда ей было всего четыре года, передав ее на попечение Академии. Джанин могла посещать Роуз, и я уверен, что они даже позволили бы ей брать Роуз на каникулы, если бы она попросила об этом, но, видимо, это не так. Похоже, прошло много времени с тех пор, как эти двое в последний раз видели друг друга. Конечно, не во время отсутствия девушки, и я знал, что она не появлялась в Академии с момента их возвращения. Вполне вероятно, что я видел Стража Хэзевей чаще, чем Роуз. Как бы сильно я ни испытывал собственное негодование при мысли о том, что родитель добровольно игнорирует ребенка, я знал, что должен выступать за какие-то отношения между ними.

- Ты так говоришь... Но что еще она должна была сделать? - этот аргумент был настолько слабым, что даже я не мог поверить своим собственным словам. - Я знаю, что ты хочешь быть стражем. Я знаю, как много это значит для тебя. Как ты думаешь, она чувствует себя как-то иначе? Как ты думаешь, ей следовало уйти, чтобы растить тебя, когда ты все равно провела бы здесь большую часть своей жизни?

Но я знал, что это не единственный другой вариант. Было более чем несколько успешных стражей, которые смогли сохранить прочную профессиональную репутацию и семейные связи.

- Ты хочешь сказать, что я лицемерка? - в ее глазах было потрясение, когда она поняла, что я заступаюсь за ее мать. Я ни капельки ее не винил.

- Я просто говорю, что, может быть, тебе не стоит так строго ее судить. Она очень уважаемая женщина-дампир. Она наставила тебя на путь того, чтобы ты стала такой же.

- Это не убьет ее, если она будет навещать меня чаще, - я не мог не согласиться с ней больше, - но я думаю, что ты прав. Немного. Я полагаю, могло быть и хуже. Я могла бы вырасти среди кровавых шлюх.

Я ухмыльнулся ее комментарию.

- Я вырос в общине дампиров. Они не так плохи, как ты думаешь.

Я знал, что она не пыталась намеренно оскорбить мой дом и семью, она просто пыталась утешить себя. Я не мог винить ее за это. Я так долго был на острие насмешек из-за своего детства, что подобные комментарии просто скатывались с моих плеч.

- О, - я мог бы отмахнуться от ее комментария, но теперь она выглядела практически испуганной, - Я не имела в виду...

- Все в порядке, - я снова сосредоточился на ее руках, чтобы дать ей время снова прийти в себя.

- Итак, у тебя там, типа, была семья? Ты рос вместе с ними? - ее благоговения и удивления как чего-то такого простого, как то, что можно расти любимым в семье, было достаточно, чтобы тронуть мое сердце. На мгновение все, что я мог сделать, это кивнуть в ответ.

- Моя мать, бабушка и три сестры. Я не часто виделся с ними после окончания школы, но мы все еще поддерживаем связь, - мне действительно нужно позвонить им снова, прошло уже несколько недель. - В основном община посвящена семье. Там очень много любви, независимо от того, какие истории ты слышала.

Она снова спрятала от меня лицо, и в ее чертах появился намек на горечь. Не требовалось много времени, чтобы догадаться, о чем она размышляла. Единственное утешение в ее печальной судьбе только что превратилось в дым. Мое детство было наполнено большим количеством любви и счастливых моментов в позорной и часто осмеиваемой семейной ситуации, чем у нее с уважаемой матерью. Она злилась не на меня, она злилась на то, что с ней сделала судьба.

- Да, но... разве это не странно? Разве там не много моройских мужчин, посещающих, ты знаешь? - она замолчала, не зная, как закончить свой вопрос. Если когда-либо и существовал навык, называемый нерешительной прямотой, Роуз только что овладела им.

Моего веселья от ее неуклюжести было как раз достаточно, чтобы остановить нарастающую волну гнева из-за некоторых старых воспоминаний.

- Иногда, - усмехнулся я.

- Я- я сожалею. Я не хотела говорить о чем-то плохом...

- Вообще-то...ты, наверное, не подумала бы, что это плохо.

В то время как общество хотело сказать мне, что я не должен испытывать гордость за свою юношескую бдительность за то, что я считал большой несправедливостью, что-то уверяло меня, что Роза проявит больше понимания.

- Ты не знаешь своего отца, не так ли?

Она покачала головой, слегка смущенная тем, к чему я клоню:

- Нет, - сверкнув глазами, она продолжила, - все, что я знаю, это то, что у него, должно быть, очень крутые волосы.

Просто чтобы подчеркнуть свою точку зрения, она перекинула волосы через плечо.На мгновение завороженный, мой рот двигался быстрее, чем мой разум:

- Да. Должно быть, - я пришел в себя и быстро отвел взгляд. Я попытался восстановить хоть какое-то достоинство после своего промаха и вернулся назад. - Я знал своего.

- Действительно? Большинство моройских парней не остаются - я имею в виду, некоторые остаются, но ты знаешь, обычно они просто...

- Ну, ему нравилась моя мать, - честно говоря, «нравилась» было далеко не то слово. - И он часто навещал ее. Он также отец моих сестер. Но когда он приходил...ну, он не очень хорошо обращался с моей матерью. Он совершил несколько ужасных поступков.

- Таких как... - она прикусила губу в нерешительности. Я видел, что она уравновешивала свое желание получить разъяснения тем фактом, что затронула деликатную тему. В конце концов первое победило. - То, что делают с кровавой шлюхой?

- Например, что-то вроде избиения ее, - хотя, мысленно закончил я, я бы не удивился, если бы он и это тоже попробовал сделать.

Я закончил обрабатывать ее руки несколько минут назад, но все еще держал их в своих. Говоря о чем-то настолько личном и неприятном, я почувствовал себя вправе позволить себе это маленькое удовольствие. Даже сквозь тканевые бинты я чувствовал тепло и электричество, текущие между нами. Я задавался вопросом, чувствовала ли она то же самое.

- О Боже, это ужасно, - ее ладони нежно обхватили мои, не просто успокаивая, но и заставляя мое сердце биться быстрее. Я не мог не сжать свою собственную хватку в ответ. - И она... она просто позволила этому случиться?

- Она позволила... - перед глазами вспыхивает каждый синяк, каждая сломанная кость, каждый раз, когда она пыталась скрыть от нас шрамы (как душевные, так и физические). Последний инцидент, вызвавший мое возмездие, был особенно ярким. Я наблюдал с лестницы, в основном скрытый перегородкой. Она плакала так тихо, как только могла, чтобы не разбудить нас наверху, забившись в угол, съежившаяся, окровавленная и избитая, после встречи с человеком, который называл себя моим отцом. Он снова был пьян, стоя перед ней со стянутым ремнем, зажатым в кулаке. Как кто-то мог принять такую сцену за любовь, было выше моего понимания. Тем не менее, это случалось почти каждый раз, когда он приходил, и она все еще приветствовала его с распростертыми объятиями каждый раз, когда он стучал в нашу дверь. Да, она позволила этому случиться, - ...но я - нет.

Она крепко сжала мои руки в своих, возбужденно наклонившись ко мне.

- Скажи, скажи мне, что ты выбил из него все дерьмо.

Я не мог сдержать улыбку, подпитываемую как моей собственной гордостью, так и ее энтузиазмом.

- Точно.

- Вау, - она выглядела ошеломленной моим признанием, и я знал, что только что заслужил значительное уважение в ее глазах. Это было почти так же полезно, как спасение моей семьи от этого ужасного тирана так давно. - Ты избил своего отца. Я имею в виду, это действительно ужасно...что случилось. Но, ух ты. Ты действительно бог.

Я был так растерян от ощущения ее одобрения, что был уверен, что ослышался ее последних слов.

- Что?

- Э-э, ничего. Сколько тебе было лет?Я мог сказать, что она пыталась сменить тему, но я позволил ей это, так как она не могла по-настоящему назвать меня богом... верно?

- Тринадцать.У нее действительно отвисла челюсть.

- Ты избил своего отца, когда тебе было тринадцать?

- Это было не так уж сложно, - ответил я, как будто тщетно отмахивался от очевидного восхищения. Какого черта я веду себя как влюбленный мальчик, хвастающийся своей пассии? Я старался казаться уважаемым стражем, которым я на самом деле и был. - Я был сильнее его, почти такого же роста. Я не мог позволить ему продолжать это делать. Он должен был понять, что быть королевским мороем не означает, что ты можешь делать с другими людьми все, что захочешь, даже с кровавыми шлюхами.

Она сделала паузу, позволяя себе осмыслить мои слова.

- Мне жаль.

- Все в порядке, - и так оно и было на самом деле. Моя домашняя жизнь стала намного лучше после того, как мы перестали жить в постоянном страхе перед моим отцом.

- Вот почему ты так расстроился из-за Джесси, не так ли? Он был еще одним членом королевской семьи, пытающимся воспользоваться девушкой-дампиром.

Мое дыхание стало тяжелым в груди. Да, это было одной из причин, почему я был так расстроен. Я не хотел видеть, как она закончит, как моя мать, как и многие другие девушки-дампиры, которых я знал. Она была слишком хороша для такой судьбы. Но так или иначе, это было более личное. Я чувствовал ответственность за нее, не только как наставник, даже не просто как друг, но как нечто большее... что-то, что я боялся по-настоящему определить. Мои собственные мысли путались, когда я пытался объяснить свои действия той ночью.

- Я расстроился из-за этого по многим причинам. В конце концов, ты нарушила правила, и... - я остановился. Оправдания казались жалкими даже мне самому. Хотя они, возможно, были в какой-то степени правдивы, они и близко не подошли к истинной причине... той, которую даже я сам не мог понять.

Поэтому вместо этого мы просто смотрели друг на друга, сплетя пальцы между собой и тихо произнося незнакомые слова. Время, казалось, застыло, пока на ее лице не появилась легкая хмурость, и она не посмотрела вниз на свои ноги.

Ее слова были едва слышны, как шепот.

- Я знаю, ты слышал, что люди говорят, что я...

- Я знаю, что это неправда, - я оборвал ее, надеясь наконец-то дать хоть какую-то уверенность посреди вопросительных взглядов, с которыми она жила уже несколько дней.

Однако она усомнилась в моей уверенности:

- Да, но как ты...

- Потому что я знаю тебя, - твердо ответил я, притягивая ее руки немного ближе к себе. - Я знаю твой характер. Я знаю, что ты будешь отличным стражем.

На этот раз слезы, навернувшиеся ей на глаза, были не от стыда или боли, а от облегчения. Я снова боролся с непреодолимым желанием поцеловать ее, но, к счастью, она заговорила до того, как я проиграл битву с самим собой.

- Я рада, что кто-то в меня верит. Все остальные считают меня совершенно безответственной.

К сожалению, она не была полностью неправа. В кампусе было много людей, которые рассчитывали на нее или даже делали ставки против нее. Но те из нас, кто имел удовольствие действительно знать Роуз, знали, что они не могли быть более неправы. Я был уверен, что однажды ее будут уважать так же, если не больше, как ее собственную мать.

- Я вижу, как ты больше беспокоишься о Лиссе, чем о себе... Нет. Ты понимаешь свои обязанности лучше, чем стражи вдвое старше. Ты сделаешь то, что должен сделать страж, чтобы добиться успеха.

Ее улыбка сказала мне, что она оценила мои слова, но ухмылка сказала, что она не смогла удержаться от легкомысленного ответа.

- Ну, я не знаю, смогу ли я сделать все, что должна.

Я понятия не имел, о чем она говорит, поэтому просто вопросительно приподнял бровь.

- Я не хочу стричь волосы.

Это был такой странный комментарий, что я бы рассмеялся, если бы не мог сказать, что она была серьезна, по крайней мере, на каком-то уровне.

- Тебе не нужно стричь волосы. Это не обязательно, - если бы это было так, я бы давно получил выговор.

- Все остальные женщины-стражи так делают. Они хвастаются своими татуировками.

Конечно, она была права. Большинство женщин действительно носили короткие стрижки, чтобы их татуировки всегда были видны. Даже некоторые из старших новичков перенимали тот же стиль. Но я не мог представить, что локоны моей Розы будут принесены в жертву чему-то столь несущественному, как возможность выставить напоказ свои убийства на публике.

Я протянул руку, чтобы коснуться драгоценной пряди, которая вылезла из хвоста во время тренировки и теперь лежала на ее щеке, улыбнувшись, я скрутил ее и почувствовал шелковые нити между большим и указательным пальцами. Мгновение спустя я заметил, как она покраснела под моей рукой, и понял, что я сделал. Я отстранился и встал, удивленный своей наглостью, но несколько взволнованный тем, что смог вызвать у нее такую реакцию.

- Не стриги их.Она на мгновение запнулась, прежде чем вспомнила, как говорить.

- Но никто не увидит мои татуировки, если я этого не сделаю.

И снова я не смог сдержать ухмылку на своих губах. Я направился к двери спортзала, подхватив свою сумку, чтобы уйти, прежде чем повернуться к ней.

- Закалывай их наверх.