Глава 17
— Элайджа, мне кажется, Клаус уже в курсе, что мы тут, — прошипела я, вцепившись пальцами в волосы, будто могла выдрать тревогу вместе с корнями. — И судя по всему, он умеет подавать знаки. Очень четкие знаки. Как, например, сжарить мою мать-кукушку живьем. Не напрямую, конечно, но внушить вампиру себя убить... это, извини, фокус не из категории «сам дошёл до этого». Вампиру может внушить только первородный. Так что...
— Я понял. Я выезжаю, буду, возможно, завтра, если рейс не задержат, — сухо отозвался Элайджа на другом конце провода.
Я на секунду прикрыла глаза и позволила себе выдохнуть. Только на секунду — чтобы не забыть, как снова держать лицо. Против Клауса у меня нет шансов. Никаких. Если уж Изабель сдалась, значит, он играет не просто в шахматы — он сам выдумал доску. А я? Я — пешка, которая возомнила себя ферзём. Глупо. Глупо и опасно.
Но несмотря на весь этот адреналиновый коктейль в крови, я выпрямилась и почти спокойно произнесла в трубку:
— Хорошо.
Голос не дрогнул. Хотя ладони были ледяные.
— Ты идёшь? Сейчас же история, ты не забыла? — голос Елены за спиной был, как всегда, правильный, ответственный и такой... раздражающе беззаботный.
Я развернулась, нацепив на лицо маску весельчака, и подхватила сестру под локоток:
— Конечно не забыла, как я могу забыть о прелестях нашей школьной рутины? Пойдём, любимый мой энциклопедист.
Мы вошли в класс, и я, как приличная актриса, опустилась на своё место — справа от Елены, достала тетрадь, ручку, и швырнула телефон обратно в сумку, не забыв продемонстрировать, какая я хорошая девочка. Почти. Почти расслабилась. Пока не заметила, как сестрица тычет мне в бок и суёт под нос какую-то листовку.
Я чуть повернула голову, приподняв бровь — в руке у Елены маячила рекламка сегодняшних танцев в стиле шестидесятых.
— Серьёзно? — прошипела я, глядя на неё, будто она предложила устроить вечеринку в морге. — Не думаю, что сейчас подходящее время, если ты не заметила, вокруг всё-таки шляется один особо опасный первородный псих. А ещё, между прочим, звонок прозвенел уже пять минут назад. Аларик войдёт и...
— Я не собираюсь просиживать свою молодость только потому, что где-то шастает Клаус, — отрезала она, закатывая глаза, как будто это я тут говорю глупости. — Кто знает, может завтра мы все умрём.
— Как оптимистично, — пробурчала я, тоже закатив глаза, но уже из-за неё. — Ладно, мы пойдём. Вдруг перед смертью захочется потанцевать.
Сестра тут же расцвела, как будто я пообещала ей счастливую старость в пригороде. Сложила листовку обратно в сумку, а я... Я просто откинулась на спинку стула и мысленно прокрутила: «Ну что ж, если и погибать, то хотя бы в туфлях на каблуке и с укладкой в стиле ретро».
В класс зашёл Аларик. Немного помятый, с таким видом, будто его вывернули наизнанку, потом снова обратно, но по крайней мере живой. Для нашего города — уже достижение.
— Здравствуйте, класс, — заявил он повышенным тоном, проходя к своему столу. Голоса стихли, все резко сделали вид, что жаждут знаний, как вампиры свежей крови. Но не я — я, как обычно, наблюдала. И то, что я увидела, мне не понравилось. — Что мы сегодня проходим?
Что?! Я даже не скрыла, как взлетела бровь. Простите, мистер «у меня память как у компьютера» (из-за чего я немного завидую), забыл тему урока? Рик, который наизусть помнит каждый наш тест, даже те, которые мы пытались списать под партой, вдруг делает вид, что не в курсе программы?
— Шестидесятые, мистер Зальцман! — выкрикнула я, чтобы уж наверняка вбить это в его странно опустевшую голову.
Он медленно поднял на меня взгляд. И не просто взгляд — он посмотрел на меня так, будто только что увидел призрака собственной матери в моём лице. В классе можно было услышать, как кто-то сглотнул. Но спустя пару секунд он будто бы перезапустился, откашлялся, сделал вид, что ничего не произошло.
— Шестидесятые. Точно. Спасибо... — и, что особенно мило, протянул это «спасибо» так, будто впервые меня видел и ждет, когда я представлюсь.
Я чуть не рассмеялась от абсурдности ситуации.
— Посмотрите в журнал, уважаемый учитель, — съехидничала я, откидываясь на спинку стула. По классу тут же прокатились смешки. Не обижайся, Рик, но если ты решил сыграть в амнезию, я тоже умею играть — в сарказм.
Но вот он реально открыл журнал. Начал листать. Вчитываться. Будто пытался вспомнить, кто я. И знаете, если это и был спектакль — он играл чертовски убедительно. А если нет — то в нашем «весёлом» городке снова начались странности.
— Ещё раз спасибо, Кристина, — наконец произнёс он. Моё имя прозвучало так, будто он попробовал его на вкус и до конца не понял, нравится ему оно или нет.
По коже побежали мурашки. Что-то здесь не так. И я не о моде шестидесятых.
— Шестидесятые, — протянул Рик так, будто вспоминал не школьную программу, а свои личные моральные травмы. — Хотел бы я сказать, что это было хорошее время... но стоёмное было время. Кроме Битлз, конечно. Они были неплохи. Что ещё?.. Кубинский кризис, полёт на Луну...
Я наклонилась чуть вперёд, как будто меня действительно интересовал его монолог — редкость, кстати. Но в этот раз мне просто надо было сбить тревожные мысли.
— Убийство Кеннеди. Возведение Берлинской стены, — перечислила я, будто речь шла о покупках в супермаркете. — Ах да. Война во Вьетнаме. Если не ошибаюсь.
Рик вскинул брови, будто я только что сообщила, что прилетела из будущего.
— Браво, Кристина, — проговорил он, и в его голосе прозвучало что-то... Признание? Уважение? Да пожалуйста. Я приму даже аплодисменты стоя. Но он, конечно, не удержался: — Может, вы будете вести урок вместо меня?
По классу тут же прошлись смешки. Очевидно, он хотел пошутить, но прозвучало это как вызов. И вот тут мой инстинкт «не промолчать, даже если конец света» сработал. Я поджала губы, сдержала желание ответить язвительно, и сжала ручку так сильно, что та... треснула. Отлично.
Рик всё ещё смотрел на меня, будто пытался расшифровать. А я только усмехнулась краешком губ — и посмотрела прямо в глаза.
— Извините, — прошипела я, вскинув подбородок чуть выше, чем требовала ситуация. Но если кто-то решил поиграть со мной в пассивную агрессию — удачи. Я чемпионка штата по яду в обёртке вежливости.
Рик снова опустил взгляд на журнал, делая вид, что ничего не случилось. Ага, конечно. Только вот я не настолько наивная, чтобы не заметить, когда кто-то пытается задеть меня специально.
Он никогда так не вел себя. Даже когда папаша приехал в город и устраивал очередной спектакль «все мужики — ничтожества, а я — моральный камертон», Рик держался. Он говорил, что всё понимает. Что это не моя вина. Что он не обижается. А сейчас он, получается, публично тычет меня в лицо... чем? Тем, что я умнее его? Тем, что я не промолчала?
Что-то не так. И я это выясню. Я не из тех, кто просто принимает странное поведение как «просто устал». Нет. Когда кто-то ведёт себя не как себя — это повод. А поводы у здесь, в Мистик Фоллс, редко бывают невинными.
Так что, милый мистер Зальцман, улыбайся, пиши в своём журнальчике, играй роль забывчивого учителя. Но знай — я уже вытащила лупу, надевала перчатки и готовлюсь копаться в твоём дерьме.
***
После урока я осталась в кабинете. Все как всегда рванули в столовую, как стадо голодных овец, а я — медленно, будто специально, собирала тетрадки в сумку. Щёлкнула замком, закинула её на плечо и, не торопясь, подошла к Рику. Он делал вид, что увлечён бумагами, но, по факту, просто игнорировал моё присутствие.
Серьёзно? Мы играем в молчанку?
Я молча встала перед его столом. Несколько долгих секунд. Ни единого взгляда. И когда моё терпение испарилось, как кофе на раскалённой плите — бах. Я хлопнула по тем самым бумагам, которые он так старательно притворялся читающим, прижимая их к столу.
Он резко поднял взгляд. Черты лица остались прежними, но в глазах... не было того, что обычно. Ни теплоты, ни понимания. Только ленивое раздражение и фальшивая усмешка.
— Что это было, Рик? — выплюнула я сквозь зубы. — Я тебя чем-то обидела?
— Нет, что ты, — натянул он на лицо дежурную маску. — Просто немного устал.
«Устал?»
— Я, конечно, не психолог, но когда мужчина, встречающийся с твоей тётей, начинает вести себя как чужой — это явно не просто усталость. — И я сказала это вслух. Слишком громко.
Пара студентов, проходящих мимо, заинтересованно заглянули в кабинет. Отлично. Прямо театр абсурда.
Я закатила глаза и метнулась к двери. С грохотом её захлопнула — пусть знают, что шоу окончилось, а за кулисы вход запрещён. Обернулась, поправляя лямку сумки на плече.
— Если устал — возьми выходной, а не огрызайся на мне, — выплюнула я холодно, отсекая каждое слово, будто удар скальпелем. — А если хочешь что-то сказать — говори в лицо. А не устраивай цирк на публике. Я тебе не клоун и не ученица на вынос.
Он продолжал сидеть, подперев подбородок рукой, и смотрел на меня с какой-то странной ленцой. Как будто я очередная непослушная девчонка, а он — всемогущий ментор.
Я не стала ждать ответа. Я не нуждаюсь в одобрении. И не собираюсь ловить подачки. Развернулась, распахнула дверь и вышла из класса с той самой осанкой, которую включаю, когда знаю — всё, что я сказала, было в точку.
Я влетела в столовую с таким выражением лица, будто вот-вот кому-то врежу подносом. Нашла глазами столик, где уже сидели Елена с Бонни, и уверенно прошла к ним. Грохнула сумку на стол, села рядом и скрестила руки на груди:
— Аларик ведёт себя странно, — процедила я сквозь зубы, как будто это был не просто факт, а официальное обвинение в госизмене.
— Ты тоже заметила? — Елена приподняла бровь, явно недоумевая, почему я только сейчас подняла тревогу.
— Я?! — возмутилась я, приподнимаясь чуть ли не в боевую стойку. — Да он сегодня на полном серьёзе делал вид, что не знает моего имени. А потом упрекнул меня на уроке. Меня! Кристину Гилберт! Его почти падчерицу! За что?! За то, что я умнее его?! — я возмущённо ткнула пальцем в стол, как будто в протокол.
Бонни тихонько хихикнула. Очень зря. Я метнула в неё взгляд, от которого у вампира кровь бы стыла в жилах. Но прежде чем я успела высказать ей всю свою благодарность за поддержку, к нам как ураган подлетела наша одноклассница. Та, у которой всегда слишком громкий голос и слишком короткие юбки.
Дана. Точно, Дана.
— Кристина! — её глаза сияли так, будто она только что выиграла бесплатную поездку в Дубай. — Я тебя искала!
Мы с девчонками переглянулись. Я вскинула бровь. Мы вообще когда-нибудь с ней разговаривали?
— Это может показаться странным... — продолжила она, сглатывая и нервно глядя в глаза, — но... один очень сексуальный парень только что спросил меня... пойдёшь ли ты на танцы?
Я фыркнула, не скрывая сарказма:
— Передай Деймону, что если хочет пригласить меня, пусть не прячется за юбками. Мужик же, вроде.
— О, нет, нет! — поспешно замотала головой она. — Его зовут... Клаус.
Мир, кажется, на мгновение завис. Мы втроём — я, Елена и Бонни — синхронно замерли, будто на игре в «замри». Кусок пиццы завис у Бонни в воздухе. У Елены дрогнули пальцы. Я медленно, очень медленно поставила бутылку воды, которую секунду назад взяла, на стол и посмотрела на Дану.
— Что? — мой голос был неожиданно хриплым. Я тут же прокашлялась. — Он здесь?
— Я... не знаю, — её глаза стали стеклянными, она явно начинала плыть.
— Она под внушением, — выдохнула я и провела рукой по лицу, откидывая волосы назад. — Ну, отлично. Просто шикарно. Только этого мне не хватало — первородный псих с манией величия и страстью к театральным выходам.
Я встала, нависнув над Даной:
— Если вдруг снова его увидишь, передай ему, что у меня уже есть парень. — Я усмехнулась хищно. — И если он к мне ещё раз приблизится — мой парень оторвёт ему голову.Хотя, скорее всего, это сделает сама Кристина...
Дана молча кивнула и, как зомби, развернулась и ушла, оставив после себя ледяной осадок. Мы трое остались за столом.
— Ну, вечер перестаёт быть томным, — пробормотала я, снова хватая бутылку воды и делая большой глоток. — Он и правда пришёл. И он играет в свою чёртову игру.
***
— Пойдём на танцы, найдём его, — лениво протянул Деймон, будто мы обсуждали не первородного, а какого-то школьника, укравшего чей-то рюкзак.
Я развернулась к нему и медленно захлопала в ладоши, не скрывая сарказма.
— Гениально. Браво. А давай ещё сыграем в «Найди Клауса по описанию», только беда, шанс на описание похитили, прямо у вас из-под носа и имя ему Кэтрин, единственная, кто Клауса хоть раз видела.
— Скорее всего он старше шестнадцати и без прыщей, — ухмыльнулся Деймон, опершись на перила лестницы.
— Ну конечно! Как мы сразу не поняли? Старше шестнадцати и без прыщей. Таких, наверное, всего человек двадцать будет на танцах. Да, Елена? — я повернулась к сестре, скрестив руки на груди и изогнув бровь так высоко, что она могла бы стать угрозой воздушному пространству.
— Фоторобот в процессе, — подыграла Елена, закусив губу, чтобы не рассмеяться.
И как раз в этот момент сзади меня распахнулась дверь — судя по сквозняку и лёгкому скрипу. Я обернулась и увидела, как в пансион заходит Рик. Я прищурилась, уже ощущая приближение идеи.
— Рик! — почти сладко позвала я. — Ты ведь знаешь, как он выглядит? Ну давай, просвети нас, расскажи, какой у него нос, глаза, манера одеваться. Может, у него на лбу написано «Клаус», а мы просто не смотрели внимательно?
Рик остановился в дверях, выдохнул через нос и... выгнул бровь, будто не понял, с чего я к нему привязалась. Он даже ещё не успел понять, во что мы его впутываем, а я уже стреляла вопросами как пулемётчик.
— Назначь меня смотрителем на танцах, — отмахнулся Деймон, будто я ему мешала распинаться перед Риком. — Клаус сделал первый ход.
— Ага, а дальше что? — развела я руками. — Ну, найдём мы его и скажем: «Клаус, ну прекрати. Ты нехорошо себя ведёшь. А ну-ка марш обратно в свою пещеру, пересмотри своё поведение!» — и он, конечно же, кивнёт, пустит слезу раскаяния и испарится в дымке. Всё как в сказке.
Рик вдруг кашлянул и прикрыл рот ладонью, но, к сожалению для него, я — профессионал в улавливании скрытого сарказма. Особенно если он направлен в мою сторону.
Я медленно повернулась к нему, прищурившись:
«Чё, смешно тебе, да?» — спросила я взглядом.
Он покачал головой, но я заметила уголки губ, которые упорно пытались не выдать, насколько его забавляет всё происходящее.
— Вот и думай потом, кому доверять. Даже учитель истории в твою сторону усмехается, — пробормотала я, усаживаясь на край дивана. — А ведь я была отличницей.
— Каков наш план? — подал голос Стефан, нарушая напряжённую тишину.
— Я, — раздалось уверенно, и все взгляды тут же повернулись к Бонни. Маленькая, сдержанная, но с таким голосом, что у меня аж мурашки по спине побежали. — Я и есть план. Он понятия не имеет, сколько во мне силы. Если он появится — я его убью.
Хорошая подача. Баллы за драматизм.
— Всё не так просто, — вмешался Аларик, неловко почесывая затылок. — Это же самый опасный вампир.
— Аларик прав... А что, если он— — Деймон не успел договорить. В мгновение ока оказался перед Бонни, собираясь то ли протестовать, то ли остановить, но она даже не моргнула — махнула рукой, и вампира швырнуло в книжный стеллаж, как плюшевого мишку в истерике ребёнка.
Грохот, облако пыли и лавина книг сверху. И я, сдержать это не смогла.
— Бонни, надо было предупредить о шоу, я бы камеру достала хотя бы, — рассмеялась я, зажимая живот от хохота. — Серьёзно, это было круто. И даже как-то... трогательно. Ты прям мой герой вечера.
Деймон, вынырнув из-под «войны и мира», метнул в нас такой взгляд, что будь он ядовитым, мы сгорели бы прямо тут, на ковре. Его эго явно не оценило бесплатное унижение.
— Но Клаус — это не Деймон, — пожала я плечами, стряхивая смешок. — Без обид, конечно, Дей. Ты милый и всё такое, но тот старикашка наверняка коварнее, хитрее и... ну, просто древнее. Уверена, у него на каждый наш шаг уже заготовлены три.
Деймон только проворчал себе под нос что-то нечленораздельное вроде «ненавижу ведьм» и вернулся к выпрямлению собственного достоинства.
Тем временем Бонни подошла ко мне и, глядя прямо в глаза, крепко взяла мои руки в свои.
— Я смогу положить любого. Даже Клауса. Я убью его, Криси. Обещаю.
Мне понравился её настрой. Правда. Прямо как в тех фильмах, где у героини глаза пылают, а фон вспыхивает молнией. Но... я всё-таки реалистка. Я слишком хорошо знаю, что даже самая мощная сила может обернуться против тебя, особенно если против тебя играет тот, кто создаёт правила.
Я кивнула. Потому что она нуждалась в этом жесте. Потому что иногда даже ведьмам нужно, чтобы в них верили. Но мой взгляд всё же скользнул к Рику — и я заметила, как его челюсть сжалась, а взгляд стал подозрительно настороженным. Что-то он знает. И это «что-то» мне совсем не нравится.
Стоило всей этой бессмысленной болтовне, пафосу и показушной уверенности угаснуть — как-то сразу стало тихо. Даже слишком. Бонни ушла домой, остальные тоже разошлись, и когда Аларик повернулся, чтобы тоже свалить, я резко встала у него на пути.
— Погоди. — Поймала его за локоть, не особо церемонясь. Вывела из пансиона и, только захлопнув за нами дверь, отпустила. На пороге задержалась, не отводя взгляда. — Надо поговорить.
Он выпрямился, нахмурился. Выгнул бровь с таким видом, будто я перебиваю его путь к самому важному делу века.
— Что-то ещё? Мы вроде всё обсудили — от Клауса до морального падения шестидесятых.
— Нет, мы обсудили угрозу. А теперь я хочу поговорить о тебе. — Я скрестила руки на груди, и в этот момент стала той самой версией себя, которую даже Деймон старается не доводить. Холодная. Собранная. Раздражённая до предела.
Рик напрягся. Еле заметно. Но для меня достаточно.
— Ты странно себя ведёшь. Напряжённый. Жесткий. И это не просто «устал» или «настроения нет». — Мой голос был ровным как лезвие ножа. — Ты не ты, Рик. Я это чувствую.
Он ещё с секунду держал фасад. Разыгрывал театрик из серии «ты всё себе напридумывала, девочка». А потом... выдал улыбку. Но не свою — не ту, тёплую, немного кривую. Нет. Это была улыбка чужая. Натянутая. Хищная. Слишком спокойная.
— Мне кажется, ты слишком мнительная. — Положил руку мне на плечо, мягко, будто я ранимая фаянсовая кукла. — Расслабься. До вечера, дорогуша.
«Дорогуша»? Он никогда меня так не называл. Он развернулся и ушёл. А у меня внутри будто кто-то резко стянул внутренности в узел. Не физически — хуже. Инстинктивно. Где-то в глубине черепа будто заныла тревожная кнопка, та самая, которую давит только настоящая угроза. Что-то не так. И я это чувствую каждой клеткой.
И если я права, то этот «Рик» — совсем не тот, за кого себя выдаёт.
Я вытащила телефон из заднего кармана джинсов и, не сбавляя шаг, пошла в сторону леса. Пальцы дрожали, но я всё же набрала номер Элайджи. Сердце стучало слишком громко, будто предупреждая: «Ты права. Ты вляпалась. Сильно.»
Гудок... второй... третий...
— У меня сейчас проходит регистрация, я могу перезв... — начал он, но я резко перебила:
— Элайджа, мне кажется, я только что видела Клауса. — заговорила быстро, как на одном дыхании. — Вернее, это догадка. Но я думаю, он в теле моего учителя истории. Рика. Это вообще возможно?! Или я уже поехала? Просто он... он не он! Он будто чужой, Элайджа. Холодный. Чужой взгляд. И я...
— Это Кл... — начал он, но договорить ему не дал никто.
Всё произошло за долю секунды. Холодная ладонь резко вырвала телефон у меня из рук, а за спиной раздался голос, от которого кровь стыла в венах.
— Ты слишком сообразительная, Кристина... — ласково, почти с сожалением сказал он. — А это всегда приводит к проблемам.
Я резко шагнула вперёд, инстинкт — бежать, как можно дальше, не думать, не оборачиваться. Но не успела. Сильные руки схватили меня за талию, сжали, как капкан. Я извернулась, ударила локтем, вывернулась — но не хватило. Удар головой — глухой, тяжёлый. Боль вспыхнула в затылке, как фейерверк.
Последнее, что мелькнуло в сознании: «Клаус. В теле Аларика. Это действительно он.»
А потом — темнота.
***
— Бедная, бедная Кристина... — мужской голос был будто сквозь вату. Далёкий, обволакивающий, как дурной сон. — Знаешь, Катерина, она на тебя больше похожа, чем Елена.
Фыркнула женщина. Узнала бы я этот презрительный звук в любой точке мира.
— Даже жаль, что не она нужна для ритуала, — продолжил голос, с ядом и театральной ленцой, — было бы... занятно. Я бы устроил тебе представление на века. С первыми рядами. Только ты и зрелище, которое должно было произойти с тобой полтысячелетия назад.
Всё. Тьма схлопнулась — и раздался куда более знакомый, куда более раздражённый голос:
— Да вставай же, Криси! Ну, шевелись, пока я тебя за ногу не укусила! — шипела Кэтрин, тормоша меня как мешок с картошкой.
Я распахнула глаза. И зря. Голова отозвалась тупой, пульсирующей болью, как будто в затылке поселился фанат рок-концертов. И снова — вот серьёзно? Меня похищают чаще, чем я успеваю стирать одежду. И каждый раз — в комплекте с ударом по голове. Я ещё удивляюсь, как до сих пор помню таблицу умножения.
— Кэтрин? — прошипела я, садясь и держась за затылок, будто это поможет вернуть целостность черепа.
— Жива, ну слава богу, — фыркнула она, раскусив запястье и поднеся его ко мне. — Пей, пока я добрая. Это редкость.
Я сморщилась. Кровь — отвратительно теплая, как недоваренный чай, да ещё и солоноватая. Но я всё же сделала глоток, потому что не дура. В этом шоу надо быть на ногах, желательно — с открытыми глазами и работающим мозгом.
— Что произошло? — спросила я, ощупывая шишку размером с эго Деймона.
— Клаус похитил тебя и притащил в квартиру Аларика, — устало вздохнула вампирша. — Надеялся, что очнёшься пораньше — хотел устроить свою версию «Монолога злодея». Но ты была в отключке, так что он ушёл. На танцы, если быть точной.
— Чёрт, мне нужно идти... — я вскочила. Или попыталась. Голова пошла кругом, и я бы грохнулась обратно, если бы Кэтрин не подхватила меня за плечи.
— Ты не сможешь уйти, — сказала она слишком спокойно.
Я сузила глаза.
— Почему?
— Потому что Клаус внушил мне не выпускать тебя отсюда, пока он не вернётся. — ответила она, отводя взгляд. Голос её чуть дрогнул.
Интересно. Серьёзно? Кэтрин жалеет меня? Нет, показалось.Когда вам что-то кажется, значит вам не кажется. Просто играет роль. Как всегда.
Я вздохнула и сцепила руки в замок.
— Проклятый первородный всё просчитал, — пробормотала я сквозь зубы. — Но я ещё ни разу не дала себя удержать, особенно если меня заперли в одной комнате с вампиршей, у которой аллергия на альтруизм.
Кэтрин хмыкнула, прищурившись.
— Я начинаю вспоминать, за что я тебя ненавижу.
— Взаимно, бабуль. А теперь, помоги мне выломать окно. Или я сама тебя в него вышвырну.
— Я же уже сказала — он сказал, чтобы я тебя не выпускала, пока он не придёт, — с раздражением повторила Кэтрин, скрестив руки на груди, как будто своей стойкой могла меня остановить.
— Значит, нужна лазейка, — усмехнулась я, картинно пожав плечами.
— Лазейка? — бровь Пирс взлетела вверх, но по глазам было видно: до неё начало доходить. Ну же, Кэтрин, напряги извилины. Не притворяйся, что у тебя их нет (или всё же нет?).
— Как он тебе точно внушил? Слово в слово, — уточнила я.
— «Не выпускай ни при каком случае, пока я не приду. И останови, если попытается сбежать», — чётко произнесла она, будто читала с внутреннего диктофона.
Я коварно улыбнулась, глядя ей прямо в глаза.
— Но ты же не сможешь меня остановить, если будешь... мертва, — протянула я, со всей своей фирменной ядовитой любезностью.
Кэтрин, в отличие от многих, умела слушать подтекст. Она поняла. И судя по выражению лица — ей это совсем не понравилось.
— Нет. Нет, я не останусь здесь одна, — зарычала она и сделала угрожающий шаг ко мне.
Я выставила руку вперёд, и она замерла.
— Расслабься, Пирс. Это план «Б». — Я склонила голову, будто объясняла правила игры пятилетке. — Ты не можешь выйти, потому что тебе внушили, что нельзя, правильно?
Кэтрин поджала губы, но кивнула.
— Но если ты будешь мертва... тебя можно будет вынести. Вынести — значит покинуть пределы квартиры. И когда ты воскреснешь — внушение уже не будет работать. — Я приподняла брови, давая ей время на осознание.
В её глазах на долю секунды вспыхнула надежда — настоящая, отчаянная. Но тут же погасла, сменившись злобным прищуром.
— А ты будто из доброты душевной просто вынесешь меня отсюда? — она скрестила руки и прищурилась. — Ты меня за дуру держишь?
Ну, вообще-то... Она пыталась убить мою сестру, подставить меня, сделала Кэролайн вампиром, внушила Дженне проткнуть себя ножом, а отцу — отрезала пальцы. Так, чисто список на случай, если я вдруг забуду, почему хочу засунуть ей кол в сердце.
— Я понимаю, что ты мне не доверяешь, — вздохнула я и подошла ближе. — Но... я тоже хочу избавиться от Клауса. И ты — одна из тех, кто его по-настоящему ненавидит. Так что, враг моего врага — временно полезный союзник, не так ли?
Кэтрин сузила глаза, изучая меня как под микроскопом. Скользила взглядом по моему лицу, ловила интонации, искала ложь в моём дыхании. Она в этом мастер. Ложь для неё как родной язык. Но я не врала.
— Выглядит слишком красиво, чтобы быть правдой, — наконец выдала она. — Но и слишком логично, чтобы быть ложью.
— Приятно, когда нас объединяет нечто высокое. Типа общего желания убить одного мерзавца, — я подмигнула и пошла к дверям. — Так что решай, Кэт: помереть на пару часов или быть вечно запертой в этой квартирке без крови и людей, которых можно подставить.
Кэтрин зло выдохнула.
— Ненавижу тебя, — прошипела она.
— Это даже не ТОП-10 комплиментов, которые я слышала сегодня, — усмехнулась я, доставая нож из-под куртки. — Считай, что у тебя экспресс-билет на свободу, Пирс. Иди к свету, детка. Я тебя вытащу.
— И что ты собираешься сделать этим ножиком, напугать меня до смерти? — фыркнула Кэтрин, вскидывая бровь.
— Нет, Кэт, — ответила я с ленцой, вертя нож между пальцами. Он красиво блеснул в тусклом свете лампы. — Сделаю кое-что поинтереснее.
Я подошла ближе. Кэтрин напряглась, словно пружина. И правильно. Стерва она опытная, но я не хуже.
— Вот это, — шепнула я, проведя лезвием в сантиметре от её шеи. Она рефлекторно отшатнулась. — Ну же, Кэт, если будешь отходить — я не смогу тебя «утюжить» и спасти, — усмехнулась я, делая шаг следом.
— Мне не нравится этот план, — пробормотала она, пятясь.
— А кто тебя спрашивает? — сдержанно фыркнула я и резко занесла руку.
Она перехватила её быстрее, чем я моргнула. Но я уже предугадала: с размаху ударила её ногой в живот. Она ахнула, отшатнулась, и именно в этот момент — пока держалась за живот — я рванула вперёд и резко полоснула ножом по её шее.
Кровь брызнула, яркая, алая. Кэтрин зарычала, но рана сразу начала затягиваться. Конечно. Вампир. Чёртова регенерация.
— Ты упрямая тварь, — прорычала она, поворачиваясь ко мне, но я уже была у неё за спиной.
Я обхватила её голову обеими руками. Пальцы намертво вцепились в подбородок и затылок.
— Прости, Кэт, — выдохнула я. — Но ты бы сделала то же самое.
Она забилась, пыталась вырваться, но была ослаблена — раной, истощением и, возможно, чуть-чуть — верой в мой блеф. Через полминуты с хрустом я свернула ей шею. Её тело обмякло и рухнуло на пол, как тряпичная кукла.
Тишина.
Я стояла над ней, тяжело дыша. Пульс гудел в ушах, ладони дрожали от напряжения.
— Вот и всё, — прошептала я, опускаясь на колени рядом с ней. — Не волнуйся, Кэтрин. Я тебя вынесу. Даже ресницы не помну.
Быстро завернув её в простыню, я подхватила вампиршу на руки и направилась к выходу. Время шло. Клаус не станет ждать, а мне ещё нужно было успеть на танцы. И устроить вечер, который он не забудет.
— Ну и тяжёлая ты, зараза, — выдохнула я, перебрасывая Кэтрин через плечо как мешок с картошкой. — Наверное, от эго вес такой, не иначе.
С глухим стуком каблуков я подошла к двери. Толкнула её ногой — ничего.
— Серьёзно? — простонала я, и, приподняв мёртвую вампиршу повыше на плече, освободила руку и дёрнула за ручку. Дверь открылась вовнутрь. Естественно. Потому что всё в этом дне идёт через задницу.
Выйдя из квартиры, я двинулась вниз по лестнице, осторожно балансируя с Кэтрин на плече. Прямо как героиня хоррора в юбке — с мёртвой брюнеткой наперевес и фингалом внутреннего характера.
На пролёте столкнулась с бабулей — типичной, в пальто, с сумкой и отсутствием чувства такта. Её глаза остановились на белой простыне и двух идеально ухоженных женских руках, безжизненно свисающих с моего плеча. Я остановилась, сделала шаг в сторону, выдала самую обворожительную улыбку и зевнула:
— Нечего таращиться, бабуль. Иди, куда шла. Это не мёртвая девушка, это просто... очень пьяная подруга. После корпоратива. В стиле «Гробница 2.0».
Старушка прищурилась, что-то буркнула про «бесстыжую молодёжь» и посеменила дальше, будто тела в простынях — это нормальное вечернее развлечение на её районе.
— Вот и умница, — кивнула я ей вслед и, сдерживая стоны усталости, двинулась дальше.
На улице было уже темно. Вдали слышалась музыка — остатки школьных танцев. Жаль. Без меня и танцевали бы дальше.
— Думала, устрою эффектное появление в стиле femme fataleфран. «роковая женщина», в дерзком платье и шпильках... — бурчала я, переходя через дорогу, — ...а вместо этого тащу на себе бывшую психованную королеву вампиров, как Санта-Клаус мешок подарков. Только вместо «хо-хо-хо» у меня — «ох-ох-ох».
Небо заволокли облака. В воздухе повисла предгрозовая влажность.
— Если пойдёт дождь — убью кого-нибудь. Ну, ещё кого-нибудь.
Я поджала губы и пошла домой, неся Кэтрин, как немой укор всем планам, которые снова пошли не по плану.
***
Я кинула тело вампирши на пол возле кровати с тем же уважением, с каким обычно бросают пакет с картошкой — тяжело, громко и с нескрываемой досадой. Кровать моя, место святое. А святые места, как мы знаем, для старых бабуль с манией величия не предназначены. Особенно тех, кто когда-то хотел меня сдать с потрохами ради личной выгоды.
Промямлила себе под нос нечто вроде «тут тебе не гробница, детка», и подошла к шкафчику у стола. Там среди залежей хлама, старых блокнотов, заколок и пары патронов — нашла то, что искала. Свой драгоценный бумажный бэкап: блокнот с номерами, написанными вручную. Да-да, как в старые добрые, когда пароли не крали, а записывали на клочке бумаги под подушкой.
Потому что мой телефон? Украден. Не потерян, не забыт — украден. А кто? Кто угодно, только не Клаус, ага. Хотя нет, именно он.
Нашла номер Элайджи. Почерк, кстати, шикарный. Особенно если учесть, что я писала его в три ночи, держа в зубах пиццу и попутно следя за Деймоном младшим, чтобы не сбежал на «срочное дело» в окно. Нашла нужный контакт, швырнула блокнот на стол и шагнула к шкафу.
Из шкафа достала сумку. Открыла её — внутри лежал мой маленький парад из страховок: пять телефонов на экстренные случаи. Если бы ФБР когда-нибудь нашло это, они бы точно решили, что я наркобарон с раздвоением личности. Вытащила один, вставила симку, он уже готов — ура, я гений стратегии.
Набрала номер. Три гудка.
— Алло? — голос Элайджи звучал напряжённо. Почти как у того, кто чувствует, что всё летит к чертям, но пока не знает, насколько сильно.
— Это Кристина. Я сбежала от Клауса, — отозвалась я, усаживаясь на край кровати с тем вздохом, с каким обычно произносят «я опять всё разрулила». — И прихватила с собой трофей. Имя ему — Кэтрин. Да, я тащу эту истеричку за собой, и нет, не спрашивай как.
— Как? — ну вот, спрашивает. Даже немного растерялся.
— Пока его не было — я взяла и ушла. Всё. Никаких кульбитов, ни пиротехники, ни спасения в последний момент. Просто ушла. Я бы рассказала больше, но если честно — мне стрёмно. Так что, будь добр, приедь как можно скорее и выложи мне всю правду. Без пауз, драм и загадок. Кто он такой? Кто ты такой? Почему у меня ощущение, что я в эпизоде «Игры Престолов», где каждый — потенциальный маньяк с тысячелетней повесткой?
— Я уже еду с аэропорта. Буду скоро. И всё расскажу.
— Вот и славно. Я жду. И надеюсь, ты захватил что-то крепкое — потому что после твоих историй мне явно понадобится выпить.
Сбросила вызов.
Развернулась обратно к Кэтрин. Точнее, к её телу. Вдохнула. Выдохнула.
А потом коварно ухмыльнулась, когда в голове зажглась лампочка. Я подошла, взялась за её ноги и как настоящий ниндзя — затолкала её под кровать.
— План: «Женская месть». Этап первый — лоб об деревянную раму кровати, — пробормотала я, приподнимая край простыни, чтобы убедиться, что вампирша расположена строго под перекладиной. — Пусть в следующий раз дважды подумает, прежде чем стать марионеткой Клауса.
Села на кровать, потянулась и довольно зевнула.
— Всё-таки быть злой гениальной сукой — утомительно... но приятно.
***
Танцы точно уже давно закончились. Я дома уже целый час, а в этом цирке с вампирами, ведьмами и семейными драмами — это почти как вечность. И, что удивительно, никто так и не пришёл. Ни Елена, ни Джереми, ни даже папаша, который обычно появляется в самый неподходящий момент со своей охотничьей нотацией.
Хотя, может, и к лучшему. Меньше людей — меньше допросов. Элайджа сможет спокойно заявиться, я выслушаю всю эту древнюю драму с Клаусом, сделаю умное лицо, скажу пару язвительных реплик, и на этом вечер официально завершится.
Я встала с кровати и подошла к клетке. А там — кролик. Мой кролик. Бессовестный. Дрыхнет, как будто его хозяйку не похищали несколько раз за эти дни. Да ему вообще на чхать!
— Да уж, спасибо за участие, Деймон, — проворчала я.
В ответ... он чихнул. Чихнул!
— Ты издеваешься? — прищурилась я и ударила кулаком по клетке, не сильно, просто чтобы выразить своё негодование.
Пушистый клоун даже ухом не повёл.
— Вот и отлично. Пока я рискую жизнью, ты здесь чихаешь и строишь из себя короля нирваны.
Понимая, что спорить с кроликом — это уже за гранью, я развернулась на каблуке и пошла по дому. Открывала дверь за дверью, проверяла комнаты. Никого.
Папа ещё днём сказал, что уехал ненадолго. Елена, наверное, зависла в пансионе, что неудивительно — после танцев ей явно не до «семейного тепла».
Джереми, скорее всего, у Бонни. Эти двое уже почти как супружеская пара — только без кольца и с магией.
Но вот вопрос на миллион — а где Дженна?
Я вернулась в комнату и снова схватила блокнот — спасибо себе, гению, что не поленилась когда-то выписать нужные номера вручную. Набрала её номер. Шестой гудок — и, наконец, сонный, слипшийся голос:
— Алло?
— Дженна, это я. Где ты? — выдохнула я скороговоркой.
— Елена разве тебе не сказала? — пробормотала она лениво. — Я уехала в кампус, пока мы с Риком в ссоре. Отдыхаю... немного. Но, думаю, скоро вернусь.
— Да, прости, вылетело из головы, — пробормотала я с самым фальшивым голосом дурочки в истории, — но ты не торопись, серьёзно. Отдохни от нас. Тут всё... стабильно.
То есть: Клаус в городе, Элайджа в пути, Пирс под кроватью, а я — с новым сотрясением. Всё стабильно как никогда.
Дженна что-то невнятно пробормотала — кажется, пожелала спокойной ночи, и отрубилась. Я бросила телефон на кровать, оглянулась на припрятанную под низ Кэтрин и зевнула.
— Ну что ж, Деймон спит, Кэтрин не дышит, Дженна в бегах, а я всё ещё в своём собственном шоу ужасов.
Добро пожаловать в Мистик Фоллс, дорогие мои.
Стук в дверь разорвал мою внутреннюю симфонию сарказма и усталости. Я подошла, распахнула — и, о чудо, на пороге стоял сам господин «вечно в костюме и с выражением морального облома».
— Добрый вечер, — кивнул Элайджа, как будто на улице всё ещё было светло, а не полночь и кромешный ужас.
— Уже ночь, но что уж придираться к деталям, — фыркнула я и отступила в сторону, впуская его внутрь.
Он вошёл с той самой царственной неторопливостью, как будто не ко мне пришёл, а на встречу с королевой Англии. Сел в кресло, в котором уже имел честь томно сидеть в прошлый раз, и, конечно же, не забыл эффектно вздохнуть. Ах, как драматично.
— Присядь. Рассказ будет длинным. — махнул рукой в сторону кровати, как будто я тут просто его ассистентка.
Я закатила глаза и села, перекинула ногу на ногу, как любая уважающая себя героиня скандального сериала.
— Ну и что же ты такого страшного расскажешь, мой дорогой Дракула в Армани? — спросила я, дерзко изогнув бровь.
— Помнишь, я говорил, что мой младший брат любит рисовать? — начал он с абсолютной серьёзностью.
— Да. И? — кивнула я, слегка напрягаясь. Постой. Куда он ведёт? Причём тут его брат?
— Так вот. Моего младшего брата зовут Клаус.
Я подавилась воздухом.
— ЧЕГО?! — воскликнула, вскакивая с кровати так, будто меня ужалила ведьма. — Ты хочешь сказать, что этот псих, похититель тел, и ходячая угроза всему живому — твой младший брат?
— Да. А ещё... У меня было два других брата и сестра. И Клаус убил их всех. Потом сбросил тела в океан, как мусор.
Комната затихла. Ну то есть почти затихла. Потому что я резко рванула к столу, схватила ноутбук, открыла заметки и, не скрывая энтузиазма, прошипела:
— Так-так. С этого места поподробнее, пожалуйста. Убийства, предательства, семейная драма? Я это всё обожаю. Давай, вещай, Элайджа. Я тебя слушаю.
Он уставился на меня с таким выражением, будто я только что решила завести подкаст «Жуткие Тайны Первородных».
— Ты собираешься... это записывать? — нахмурился он.
— Конечно. Не каждый день узнаёшь, что тебя чуть не убил брат бессмертного Мистера Костюмчика. Мне нужна структура, план и... может даже обложка к будущей книге.
Я пожала плечами. Элайджа, кажется, пожалел, что вообще пришёл. Но говорить начал. И с каждой его фразой становилось всё хуже и куда интереснее.
***
— Так... — пробормотала я, потирая переносицу, как будто сейчас не раскрываю древнюю семейную драму, а проверяю контрольную по истории у самых тупых семиклассников. — Значит, твой единоутробный братец... Клаус... который, оказывается, не просто первородный вампир, а первородный гибрид. Так как ваша мать сходила на лево, вместе с одним из блохастых. Ну конечно. Почему бы и нет?
Я ткнула пальцем в строку в заметках, рядом с которой у меня была приписка: «Гениально. Вампволк. Что дальше? Русалка-оборотень?»
— Его отрезали от его волчьей сущности. Причём не кто-нибудь, а ваша мать. Ведьма, между прочим. То есть... ваша мама буквально провела семейную кастрацию на магическом уровне, извини за метафору, — я фыркнула. — Честно? Не самый лучший материнский поступок, если ты спросишь меня. Но, учитывая, какая у меня была мама... ладно, кому я вру — у меня не было мамы. Так что судить я не буду.
Элайджа, хранивший благородное молчание, лишь кивнул, заглянув в мой ноутбук. Туда, где я не только делала пометки, но и щедро приправляла их сарказмом, стрелочками, восклицаниями, и даже добавляла смайлики с каплями крови.
— Так и знала, — прищурилась я, тыча в пункт «проклятие солнца и луны». — Это всё фигня с большой буквы «Ф». Полный миф. Театральная завеса для отвлечения внимания.
— Отчасти Кэтрин была права, — пробормотал Элайджа.
— Кэтрин? — хмыкнула я. — Та ещё предсказательница. Вечно приукрашивает, но зерно правды у неё всегда есть. Только его надо достать из тонны пафоса и манипуляций.
Я вернулась к заметкам и задумчиво прочитала одну из строк. А потом посмотрела на Элайджу, внимательно, без лишних эмоций:
— Ты хочешь убить своего брата... ради мести? — руки скрестила на груди. — Ради семьи, которую он уничтожил?
Он кивнул. Холодно. Почти механически. В его глазах — решимость, застывшая, как лёд в бокале бурбона.
— А ты видел, как он это сделал? — уточнила я.
Молчание. Напряжение в челюсти. Жесткое.
— Есть свидетели? Тела? Что-то конкретное? — я всё приближалась, нажимала на каждое слово. — Или ты просто... поверил ему на слово?
Он отпрянул будто мысленно. Я вернулась к ноутбуку, прокрутила до раздела «Характеристика Клауса: «Мегаломаньяк с синдромом Бога».
— Импульсивный, непредсказуемый, вспыльчивый. Склочный тип. Может быть обаятельным, если ему это нужно. — Я снова посмотрела на Элайджу. — Так мог ли он... соврать?
— Я... не знаю. Возможно. — он звучал как человек, у которого пошатнулись основы веры.
Я не дала ему продолжить. Поднялась. Мои слова стали лезвием:
— И если вдруг Клаус скажет, что тела твоих братьев и сестры всё это время были не на дне океана, а на суше, где-то рядом... и обещает тебе показать их, если ты ему поможешь... — я прищурилась, в голосе с каждой секундой нарастала сталь. — Ты примешь его сторону? Даже несмотря на то, что дал мне слово?
Элайджа открыл рот, будто хотел возразить, но я не дала. Я резко подняла руку — и он замолчал, будто по команде.
— Не ври мне, Элайджа, — сказала я спокойно, холодно, с этой ледяной ясностью, которую можно обрести только после десятков разбитых костей и предательств. — Я знаю, что такое семья.
Я медленно зашагала по комнате. Каждое слово звучало чётко, будто выстрел.
— До того, как я узнала про сестру. Про кузена. До всех этих дневников, крови, ритуалов и первородных... у меня был только отец. — Я обернулась и посмотрела на него. В глаза. — Он не учил меня прятаться за чужими спинами. Не читал мне сказок. Он учил меня, как метко бить, как добивать, как не моргать, когда на тебя смотрит монстр. Потому что, по его словам, монстры чаще всего выглядят людьми.
Элайджа сидел, не шевелясь. Ни единого движения. Только смотрел. Слишком внимательно. Слишком молча.
— Может, он и не был лучшим отцом, — продолжила я. — Но он был моим. И я бы убила за него. Да и сейчас — убила бы. Даже после всего.
Я подошла ближе, склонив голову, наблюдая за лицом Элайджи. Он и не дёрнулся. Но в глазах — пошла волна. Чувства. Сомнения. Вина?
— Так что, когда ты смотришь на меня своими честными глазами и хочешь, чтобы я поверила в твои клятвы и честь — ты, Элайджа, должен понимать: я верю только в кровь и выбор. А твой выбор я уже вижу. Ты сам его видишь?
Он сжал губы. Его взгляд не дрогнул, но дыхание стало глубже. Медленнее.
— Ты бы предал меня за шанс вернуть свою семью, — прошептала я. Не обвиняя. Просто факт. — И я тебя не виню. Потому что, будь я на твоём месте... я бы сделала то же самое.
Я отвернулась. И в этот момент в комнате стало так тихо, что я услышала, как в подвале за стенкой чихнул кролик. А может, это судьба чихнула.
— Мне кажется, я знаю, кто из нас с Еленой нужен для ритуала, — выдохнула я, не сдержав дрожи в голосе. Проклятая, непрошеная слеза скатилась по щеке, и я, раздражённо смахнув её, будто смахивала слабость, села обратно в кресло и уставилась в экран ноутбука.
Элайджа молчал. Звук, как будто в комнате всё замерло. Даже воздух.
— Откуда? — наконец, прокашлялся он. Тихо. Но голос дрогнул. А он не из тех, кто дрожит.
— Клаус... я слышала, как он сказал это, — прошептала я, будто боялась, что, произнеся вслух, сделаю это правдой. — Что ритуал не для меня. Для ритуала нужна Елена.
Молчание снова легло на комнату, как тяжёлое покрывало. Но теперь оно было другим. Горьким. Опаляющим. Я не посмотрела на Элайджу — боялась увидеть в его взгляде то, чего сейчас видеть не хотелось.
— И даже если ты... в последний момент решишь предать нас — меня, Елену, весь этот чёртов город, — я подняла голову и посмотрела ему в глаза, — я всё равно сделаю всё возможное, чтобы спасти свою семью.
Я опустила взгляд и пролистнула страницу вниз. Мышка остановились на строке в моих записях: «Клинки. Временная смерть первородного.» Мои губы чуть дрогнули в ироничной усмешке. Я не смотрела на него, но знала — он всё видел. И слышал. Он слишком проницателен, чтобы не заметить.
— В любом случае... — тихо, почти ласково, но с оттенком угрозы, — если что, у меня всё ещё есть оружие против тебя, Элайджа.
С этими словами я захлопнула ноутбук. И в комнате снова стало тихо. На этот раз — опасно тихо.
Тяжёлую, напряжённую до звона тишину в комнате разорвал глухой БУМ. Я вздрогнула.
— Что за... — начала я, но осеклась, когда поняла: звук шёл от кровати. — Хе-хе, — протянула я с ехидной ухмылкой, поворачиваясь в сторону источника шума. — Доброе утро, спящая красавица.
Из-под кровати, ругаясь и цепляясь за покрывало, вылезла Кэтрин. Мятая, злая, но — к сожалению — живая.
— Ах ты дрянь така... — начала было она, но осеклась, как только её взгляд упал на Элайджу, спокойно сидящего в кресле, будто и не собирался сдвигаться с места.
Пирс метнулась с места, собираясь, по всей видимости, сделать то, что она умеет лучше всех — удрать, но не тут-то было. Элайджа встал, как тень, и уже в следующее мгновение оказался перед дверью, захлопнув её с глухим стуком, будто запирал вход в ад.
— Чёрт, — прошипела Кэтрин сквозь зубы и отступила на шаг, как дикая кошка, загнанная в угол.
Я, не спеша, встала из кресла и подошла ближе, шаг за шагом, с ледяной спокойной усмешкой на лице.
— Ой, Кэт... ну неужели ты думала, что я вытащила тебя из лап Клауса ради сентиментов? — спросила я почти ласково, но глаза мои горели холодным огнём. — Нет, милая. Я спасла тебя, чтобы использовать. А ты у нас, как ни крути, крайне ценная единица в этой маленькой войнушке.
Кэтрин смерила меня исподлобья, но молчала. Рядом Элайджа, всё ещё молчаливый, наблюдал за нами, как за театром абсурда.
— Улыбнись, Кэт, — продолжила я, подходя ближе. — Старые друзья собрались. Только вот в этой пьесе ты не главная актриса. Ты — реквизит.
Она сжала челюсти, и, клянусь, если бы взглядом можно было убивать — меня бы уже не было. Но я только коварно улыбнулась шире. А где-то в углу, кролик снова чихнул. Видимо, в знак солидарности.