Глава 8 "Змея и Шут"
Салон тонул в полумраке, лишь приглушенный свет приборной панели золотил кожаную оплетку руля. Запах дорогой кожи и древесного лака смешивался с терпким дыханием леса, проникающим через приоткрытые окна. Мягкие сиденья, будто вобравшие в себя всю тишину мира, лишь слегка покачивались на неровностях грунтовки. За стеклом мелькали тени сосен, их стройные стволы, как часовые, пропускали машину глубже в чащу. Тишину нарушал лишь ровный шепот мотора да редкий хруст веток под колесами. Тегмен откинулся на пассажирском сиденье, пальцы нервно постукивают по колену. В кармане — пачка сигарет, холодная и неумолимая, как обещание, которое он уже знает, что нарушит.
Он достаёт пачку, вертит в пальцах, ощущая шершавость бумаги. Зажигалка щёлкает один раз, второй — но тут водитель, не отрывая глаз от дороги, бросает:
Водитель: Ты уж потерпи. В салоне курить не надо.
Тегмен замирает. Потом медленно убирает сигарету обратно. Улыбается — широко, неестественно, будто играет роль, которую уже забыл, как начал.
Тегмен: Ладно, браток!
Он выглядел вполне жизнерадостным, как и всегда, но внутри — пустота. Она всегда с ним. Не холод, не боль — просто ничего. Как забытая комната, где пыль оседает на мебели, а воздух стоит неподвижно, густой и безвкусный. Тегмен давно перестал замечать её — эта пустота стала частью его, как тень, которая неотступно следует за ним даже в самый яркий день. Иногда он просыпается среди ночи, и первое, что чувствует — тишину. Не внешнюю, а внутреннюю. Как будто кто-то выключил звук в его душе. Он лежит, смотрит в потолок, и мысли плывут медленно, словно сквозь воду: «А что, если это всё, что осталось от меня? Тот, кому всё равно».
Не тот, кто смеётся громче всех в баре, не тот, кто разбрасывается шутками, как фальшивыми купюрами. А вот этот — пустой. Без желаний. Без цели. Она не давит. Не душит. Она просто есть — как серое небо за окном, как шум дождя, к которому привыкаешь. Он научился жить с ней. Наполнять её алкоголем, смехом, бессмысленными разговорами. Но когда всё затихает — она остаётся.
Телефон лежит на коленях. Экран тёмный. Там, за этим стеклом, — сообщение, которое он не отправляет:
«Мама, я не смогу прийти, прости»
Одно сообщение. Просто сообщение. Но пальцы не шевелятся.
Тегмен: «А если я там помру?»
Мысль приходит внезапно, как удар под дых. Не страшно. Просто… любопытно. Кто заметит? Кто вспомнит? Мать — да, конечно. Друзья? Какие друзья? Те, с кем он пьёт по пятницам, даже фамилий его не знают. Или они? Те случайные попутчики в этом безумном мире. Не друзья, не враги — просто люди, которых судьба столкнула в одной точке.
Перун серьёзный, упрямый, с глазами, в которых слишком много вопросов. Он бы нахмурился, услышав о смерти Тегмена. Возможно, даже попытался бы найти в этом какой-то смысл. А потом — продолжил бы идти вперёд, потому что у него есть это «вперёд». Тюхе вспыльчивая, резкая, как удар хлыста. Она бы фыркнула: «Ну и идиот». Но потом, однажды, посреди боя, неожиданно вспомнила бы его дурацкую шутку — и на секунду сжала кулаки чуть сильнее, ну, он надеялся на это. Рас, тот бы даже бровью не повёл. Смерть для него — просто ещё одно доказательство слабости других. Фили… От одной мысли ему стало плохо на душе:
Тегмен: «Она бы заплакала».
Искренне, по-детски. А через пять минут уже смеялась бы над чем-то — потому что так устроен её мир.
И всё. Ни скорби, ни пустоты. Просто жизнь, которая движется дальше, как поезд, не замечающий, что один пассажир сошёл на полпути. Тегмен усмехается про себя: «Ну хоть так…»
Лес за окном становится гуще. Ветви, как чёрные пальцы, царапают небо. Тегмен смотрит на них и вдруг понимает: он даже не боится смерти. Он боится, что её не будет — что исчезнет тихо, как дым от той самой невыкуренной сигареты. И тогда он снова достаёт пачку.
Водитель: Эй, я же сказал…
Тегмен: Не кипешуй, я просто подержу!
Он закусывает фильтр, но не поджигает. Просто чувствует вкус табака на губах. И лес поглощает машину целиком. Машина резко тормозит, подбрасывая Тегмена на сиденье. Он хватается за дверную ручку, чувствуя, как в висках стучит кровь — не от страха, а от странного, почти болезненного возбуждения.
Водитель: Приехали.
Бросает водитель, даже не оборачиваясь. Тегмен выходит. Воздух здесь другой — густой, с металлическим привкусом, будто перед грозой. И тогда он видит их:
[Врата]
Они висят в воздухе, как трещина в разбитом стекле, растянувшаяся на десятки метров. Края её дрожат, искажая реальность вокруг — трава под ногами изгибается, деревья будто тают в дымке. А внутри… Горы. Высокие, затянутые туманом, с отвесными скалами, уходящими в облака. Пейзаж, до боли напоминающий китайские гравюры — те самые, что висели в доме его матери.
??? : Красиво, да?
Голос звучит слева. Тегмен резко оборачивается. Перед ним стоит человек в офицерской форме. Лицо его… невидимо. Не просто скрыто тенью — нет. Даже когда свет падает прямо на него, черты не проступают. Только один левый глаз — холодный, красный, как у хищной птицы, — смотрит на Тегмена без моргания.
??? : [Камень Тени]
Говорит офицер, словно читая его мысли.
Рихтер: Удобная штука, никто не запомнит моё лицо, даже если выживет. Я ваш куратор, Уолтер Рихтер.
Тегмен медленно выдыхает.
Тегмен: А я-то думал, это просто стиль такой.
Офицер не смеётся. Тегмен поднимает взгляд к Вратам. Он наконец-то прикуривает.
Тегмен: В салоне нельзя, а здесь — можно?
Офицер молчит. Тегмен затягивается, выпуская дым в сторону Врат.
Рихтер: Альхаге должен прибыть в ближайшее время, поэтому тебе придётся подождать.
Дым сигареты медленно растворяется в воздухе, втягиваемый невидимым дыханием [Врат]. Тегмен щурится, следя за тем, как серые клубы исчезают в той самой трещине между мирами — будто сама реальность курит вместе с ним. Он усмехается, прикуривая снова:
Тегмен: Альхаге, значит? Ну конечно, без звёздного мальчика никуда.
Рихтер не отвечает. Его единственный глаз — красный, как сигнал тревоги — неподвижен. Тегмен чувствует, как этот взгляд будто просверливает его насквозь, выискивая слабости.
Тегмен: «Нашёл бы, если б знал, где искать»
В кармане телефон снова тяжелеет. Неотправленное сообщение. Невыполненное обещание.
Тегмен: Сколько у нас времени?
Бросает Тегмен, больше для того, чтобы разрядить тишину.
Рихтер: Достаточно, чтобы ты успел передумать.
Его голос ровный, как лезвие, пробирает до самых костей. Видимо всё же нашёл. Тегмен фыркает:
Тегмен: О, так вы ещё и психолог?
Но внутри — лёгкий холодок. Передумать? Он уже давно перестал верить, что у него есть выбор. Лес вокруг молчит. Даже ветер не шевелит листья — будто всё замерло в ожидании. Только [Врата] пульсируют, как живое существо, их края то сжимаются, то расширяются, словно в такт его собственному дыханию. Где-то вдали раздаётся рёв двигателя — резкий, надрывный, будто металл рвёт глотку. Вслед за ним — скрежет тормозов.
Тегмен: Опа, а вот и наш принц.
Из-за поворота вылетает чёрный внедорожник. Останавливается в метре от них, поднимая тучи пыли. Дверь распахивается — и Рас Альхаге выходит, даже не взглянув на присутствующих. Он был похож на ожившую статую из древнего храма — слишком совершенную, чтобы быть просто человеком. Высокий, с узкими плечами и гибким станом, он двигался с холодной грацией хищника, привыкшего к тому, что мир расступается перед ним. Его черные волосы, густые и чуть вьющиеся, были собраны в небрежный хвост, оставляя открытым высокий лоб и резкие скулы, будто высеченные из мрамора. Но если камень хранит в себе молчание веков, то его лицо говорило лишь о презрении.
Глаза — темные, как ночь без звезд, но с золотистыми искрами, будто в их глубине тлел огонь. Взгляд тяжелый, оценивающий, будто он видел не просто людей перед собой, а их слабости, страхи, место в иерархии, которую сам же и выстроил. Ресницы — густые, почти женственные — лишь подчеркивали этот гипнотический холод.
Нос с легкой горбинкой, тонкие губы, почти всегда сжатые в полуулыбке — не доброй, а снисходительной, словно он знал шутку, которую остальные не поймут. Подбородок острый, с едва заметным шрамом — единственным изъяном на этом отточенном лице. Говорили, что этот шрам он оставил себе сам — в день, когда получил [Камень Змееносца].
Одевался он всегда безупречно: темные мантии династии, перешитые так, чтобы подчеркивать стройность фигуры, перчатки из тончайшей кожи, скрывающие пальцы с длинными, почти аристократическими ногтями. На шее — стальной кулон с изображением змеи, обвивающей посох. Его руки, всегда спокойные, казались созданными не для ударов, а для чего-то иного — но те, кто видел его в бою, знали: эти пальцы могут с такой же легкостью сломать хребет.
Когда он проходил мимо, воздух вокруг словно густел. Одни замирали, другие отворачивались, но никто не оставался равнодушным. В нем было что-то от принца из старой сказки — того, что правит не потому, что достоин, а потому, что иначе и быть не может. И если бы вы спросили его, почему он такой, он лишь усмехнулся бы и сказал:
Рас: «Потому что я — тринадцатый сын Зодиака. А звёзды, в отличие от людей, не ошибаются».
Рихтер: Ты опоздал.
Рас даже не удостаивает его взглядом. Его глаза — холодные, как лезвие — прикованы к Вратам.
Рас: Они уже открылись?
Тегмен фыркает:
Тегмен: Нет, брат. Мы тут шашлыки собрались жарить. Ждём когда боссяра сам к нам придёт.
Рас наконец поворачивает голову. Смотрит на Тегмена так, будто видит что-то неприятное на подошве своего ботинка, но и что-то ещё.
Рас: Ты здесь зачем?
Тегмен широко улыбается.
Тегмен: А вот чтобы ты не заскучал, красавчик.
Пауза.
Рихтер кашляет в кулак:
Рихтер: Врата открылись 17 часов назад. Пока вы тут сопли жуёте, ваши одногруппники уже вовсю работают. Но вам, видимо, особые условия нужны? Ладно, слушайте, принцессы: внутри горы, как будто кто-то землю в гармошку сжал, и куча пернатых тварей, которые с радостью ваши трупы обглодают.
Тень куратора сдвинулась с места, расширилась и покрыла небольшую область перед учениками. Через секунду из его тени появились два портфеля.
Рихтер: Вот вам снаряжение, рации — если, конечно, руки не из жопы растут и сможете ими пользоваться. Ваша задача — залезть в эту дыру, найти [Босса], размазать его по скалам и вытащить [Камень], который в целости и сохранности приносите мне.
В этот момент из всех теней вокруг — из-под камней, из складок одежды, даже из собственных теней учеников — вспыхивают десятки глаз. Они появляются на мгновение: синие, красные, зелёные, с вертикальными зрачками, как у хищников. Каждый взгляд прожигает кожу, будто просвечивает насквозь, видя всё — страх, ложь, гнев или боль. Тегмен резко отшатывается, чувствуя, как что-то холодное скользит по его позвоночнику. Рас лишь сжимает кулаки — но его пальцы дрожат. Глаза исчезают так же внезапно, как появились. Рихтер усмехается, поправляя перчатку:
Рихтер: И да, я буду следить за каждым вашим шагом. Если накосячите — в отчёте напишу, как вы обосрались на ровном месте. Всё ясно? Или повторить для особо одарённых?
Тегмен закидывает вторую сигарету в рот, прикусывает фильтр, обдумывая слова куратора.
Тегмен: Горы? Ох, весело, давно мечтал в Китай съездить.
Рас молча проверяет снаряжение. Тегмен наблюдает, как его пальцы скользят по странному клинку — точные, уверенные движения. У Тегмена же с собой старый армейский рюкзак, потрёпанный на стыках, с выцветшими швами. Внутри — хаос, собранный наспех: смятая фляга с остатками дешёвого виски, пачка сигарет «Беломор» с одной уцелевшей, зажигалка с отколотым колесиком, мелочь, провалившаяся в подкладку. Запах кожи, табака, чего-то металлического. И старый, как его собственные грехи, револьвер. Вложен в самодельный кобуру из обрезка кожи, стянутой проволокой. Тегмен никогда не чистил его — только иногда проводил пальцем по стволу, ощущая шероховатости ржавчины. Он не боялся оружия. Боялся того, что однажды достанет его. А повернёт ствол на себя. В кармашке — фотография. Женщина с усталыми глазами. Край обгорел от случайного пепла. Тегмен застёгивает рюкзак. Тяжесть на плечах — единственное, что напоминает, что он ещё жив.
Тегмен: Эй, Альхаге, а если я там сдохну, ты хоть немного расстроишься?
Рас замирает. Потом медленно поворачивается. Дым от сигареты стелется сизой пеленой перед лицом, когда голос Раса разрезает тишину:
Рас: Ты не умрёшь.
Тегмен хохочет, выпуская дым в сторону Раса.
Тегмен: Ой, а мне можно считать это за заботу?
Рас даже не смотрит на него. Его пальцы привычным движением проверяют крепление ножен. После он добавляет:
Рас: Если не будешь мешаться под ногами.
Тегмен фыркает. Тот наконец поворачивает голову — и в его взгляде столько холодного раздражения, что, кажется, воздух вокруг них стал на пару градусов холоднее. Тегмен видит это. И, конечно, не может удержаться:
Тегмен: Ага, понял.
Он делает шаг ближе, голос нарочито сладкий,
Тегмен: Ты просто боишься, что без меня там будет скучно, да, золотце?
Рас не удостаивает его ответом, лишь поправляет перчатку, слишком резко, чтобы это выглядело естественно. Его пальцы сжимаются вокруг рукояти клинка — белые от напряжения. Красный глаз Рихтера бесстрастно переводится с одного на другого.
Рихтер: Вы сейчас самая отстающая группа. У вас три минуты, иначе я буду писать докладную.
Тегмен вдруг чувствует, как воздух перед Вратами становится гуще — будто сама реальность сжимается в ожидании. Он бросает взгляд на телефон. Одно неотправленное сообщение.
Тегмен: «Мам, я…»
Мысль обрывается. Он выдыхает, резко захлопывает чехол. Он поворачивается к Вратам и расправляет плечи.
Тегмен: Ладно, принц, веди куда хочешь. Только учти — если ты найдешь проблем на свою задницу, то я тебя вытаскивать не стану.
Рас проходит мимо, намеренно задевая его плечом.
Рас: Как всегда — слишком много болтаешь.
Тегмен усмехается.
Тегмен: А ты — вредина. Смотри не лопни от злости.
Врата вздымаются перед ними, как живое существо. Тегмен делает последнюю затяжку — и бросает сигарету прямо в трещину, а после обгоняет Раса.
Тегмен: Ладно, я первый, ты можешь домой пойти.
Не дожидаясь ответа, шагает вперёд — в разрыв реальности, в тот самый момент ловя на своей спине пристальный взгляд Альхаге. Рас закатывает глаза, но всё же следует за ним.