Случайный всемогущий: Путь сквозь миры

 Быть неудачником — это реальность моей теперешней жизни. Статус. Почётное звание среди тех, кто мог бы мечтать о большем, но почему-то оказался внизу. Жизнь похожа на плохо срежиссированный спектакль, в котором мне досталась роль статиста — бессловесного и неважного. Каждый раз, когда кажется, что наконец-то становится лучше, наступает новый удар. Почти как в кино, только без счастливой концовки: то работа летит под откос, то отношения трещат по швам, то внезапно оказывается, что пятнадцать лет жизни можно списать в убытки.

Мне почти сорок. Семьи, в классическом понимании, у меня нет. Жену я давно перестал считать кем-то родным — мы живём под одной крышей, но уже давно будто на разных планетах. А ведь когда-то было иначе. Когда-то я думал, что смогу построить жизнь, которая хоть немного напоминает мечту. Сбережений нет. Машины нет. Квартира медленно превращается в музей воспоминаний о прошлом, в котором ремонту ещё не было десяти лет. Всё, что у меня есть, — это ясное понимание: я неудачник.

Прошлое ушло, настоящее — серая рутина, будущее... Даже не хочется об этом думать. Я знаю, как оно будет выглядеть. Работа ради выживания. От зарплаты до зарплаты. Сорок лет сменятся пятьюдесятью, добавятся болезни, а потом борьба за мизерную пенсию. Никому не нужный, давно списанный со счетов. Меня не будет — и никто не вспомнит.

Говорят, Бог наказывает лишением разума. Если так, то он, видимо, решил повеселиться на моём примере. Любая попытка вырваться из этого круга заканчивается провалом. Любая возможность, которая в теории могла бы стать шансом, просто исчезает, будто её и не было. Неудачи стали нормой, а победы — случайностью.

Но однажды утром я проснулся и понял: так больше нельзя. Так вот просто — нельзя. Нужно менять всё. Нет, точно нужно менять всё кардинально. Вот если бы был миллион долларов, я бы уехал в лес. Жил бы там год, далеко от людей, шумных улиц и вечной гонки. Учился бы слушать тишину, ловить рыбу, разводить огонь. Просто думал бы о том, чего хочу от этой жизни, и находил бы себя заново. Простая мечта, но такая далёкая.

Почему я не начинаю с чего-то малого, шаг за шагом? Этот вопрос я задаю себе часто. Возможно, мне нужен не миллион, а толчок. Или кто-то, кто вернёт мне веру. Но пока — только мечты. Иногда сны бывают такими яркими, такими красочными, что возвращаться в реальность совсем не хочется. Хочется задержаться в этом мире, продлить наслаждение другой жизнью. Но нет, там, наверху, этого не позволят. Обязательно найдётся причина разбудить меня, вытолкнуть обратно в серую, монотонную реальность. Этой ночью таким толчком стал звон бьющегося стекла. Резкий, короткий, будто выстрел.

Я открыл глаза. Сердце стучало в груди, а в висках отдавался гул, как будто я пробудился от чего-то гораздо большего, чем просто сон. Несколько мгновений лежал неподвижно, слушая. Тишина. Но она уже была не той тишиной, что минуту назад окутывала комнату. Я медленно сел, оглядываясь. На полу валялись осколки. Чудесно. Вот оно, моё везение. Спать в такую жару с закрытым окном невозможно, а тут, как назло, разразилась гроза. Ливень, ветер, гром — природа решила разогнать духоту. Всё бы ничего, но зачем разбивать окно?

Хорошо, что жена уехала на дачу. Её причитаний насчёт «почему окно оставил открытым» я бы сейчас точно не вынес. Но вдруг меня накрыло тревожное чувство. Что-то было не так. Не просто неприятность. Что-то чужое. Воздух в комнате стал тяжёлым, будто наполнился чем-то невидимым, плотным, давящим. Я здесь не один. Я почувствовал это. Просто знал. Кто-то присутствовал.

Я медленно вдохнул, выдохнул. Неспокойно, слишком тихо. Тени в углах комнаты словно сгустились, приобретая очертания. Всё это просто игра света? Или реальность? Грянул гром, вспыхнула молния, и в этот миг я отчётливо увидел пару ярких зелёных глаз. Глубокие, жгучие. Они смотрели на меня прямо, без сомнений. Я напрягся, пытаясь понять, правда ли я это вижу. Закрыл глаза, открыл. Закрыл. Помотал головой. Открыл. Видение исчезло. Но ощущение не ушло. Я больше не был один.

Ну и привидится же всякая чертовщина... — пробормотал я. — Нет бы девушка в мини-бикини, а лучше без него! Вот это я понимаю. А тут какие-то глаза. Тьфу ты...

Я вздохнул, почесал сонную голову, широко зевнул и поднялся с кровати. Хорошо, что завтра выходной — можно будет отоспаться. Направляясь на кухню за веником и совком, я только и думал о том, как бы быстрее убрать последствия ночного происшествия и снова завалиться в кровать. Выбросив осколки стекла в мусорное ведро, я остановил взгляд на холодильнике. Недолго думая, открыл дверцу и выудил оттуда кусок колбасы, сыр и хлеб. Соорудил бутерброд, налил сто грамм водки. Выпил, закусил. Водка — лучший транквилизатор в мире, если не злоупотреблять. Это точно. Немного подумав, плеснул себе ещё сто грамм и отправился спать, предварительно завесив разбитое окно покрывалом.

Почему я не начинаю с чего-то малого, шаг за шагом? Этот вопрос я задаю себе часто. Возможно, мне нужен не миллион, а толчок. Или кто-то, кто вернёт мне веру. Но пока — только мечты. Иногда сны бывают такими яркими, такими красочными, что возвращаться в реальность совсем не хочется. Хочется задержаться в этом мире, продлить наслаждение другой жизнью. Но нет, там, наверху, этого не позволят. Обязательно найдётся причина разбудить меня, вытолкнуть обратно в серую, монотонную реальность. Этой ночью таким толчком стал звон бьющегося стекла. Резкий, короткий, будто выстрел.

Я открыл глаза. Сердце стучало в груди, а в висках отдавался гул, как будто пробудился от чего-то гораздо большего, чем просто сон. Несколько мгновений лежал неподвижно, слушая. Тишина. Но она уже была не той тишиной, что минуту назад окутывала комнату. Я медленно сел, оглядываясь. На полу валялись осколки. Чудесно. Вот оно, моё везение. Спать в такую жару с закрытым окном невозможно, а тут, как назло, разразилась гроза. Ливень, ветер, гром — природа решила разогнать духоту. Всё бы ничего, но зачем разбивать окно?

Хорошо, что жена уехала на дачу. Её причитаний насчёт «почему окно оставил открытым» я бы сейчас точно не вынес. Но вдруг меня накрыло тревожное чувство. Что-то было не так. Не просто неприятность. Что-то чужое. Воздух в комнате стал тяжёлым, будто наполнился чем-то невидимым, плотным, давящим. Я здесь не один. Я почувствовал это. Просто знал. Кто-то присутствовал.

Я медленно вдохнул, выдохнул. Неспокойно, слишком тихо. Тени в углах комнаты словно сгустились, приобретая очертания. Всё это просто игра света? Или реальность? Грянул гром, вспыхнула молния, и в этот миг я отчётливо увидел пару ярких зелёных глаз. Глубокие, жгучие. Они смотрели на меня прямо, без сомнений. Я напрягся, пытаясь понять, правда ли я это вижу. Закрыл глаза, открыл. Закрыл. Помотал головой. Открыл. Видение исчезло. Но ощущение не ушло. Я больше не был один.

Ну и привидится же всякая чертовщина... — пробормотал я. — Нет бы девушка в мини-бикини, а лучше без него! Вот это я понимаю. А тут какие-то глаза. Тьфу ты...

Я вздохнул, почесал сонную голову, широко зевнул и поднялся с кровати. Хорошо, что завтра выходной — можно будет отоспаться. Направляясь на кухню за веником и совком, я только и думал о том, как бы быстрее убрать последствия ночного происшествия и снова завалиться в кровать. Выбросив осколки стекла в мусорное ведро, остановил взгляд на холодильнике. Недолго думая, открыл дверцу и выудил оттуда кусок колбасы, сыр и хлеб. Соорудил бутерброд, налил сто грамм водки. Выпил, закусил. Водка — лучший транквилизатор в мире, если не злоупотреблять. Это точно. Немного подумав, плеснул себе ещё сто грамм и отправился спать, предварительно завесив разбитое окно покрывалом.

Спокойный, зная, что больше неприятностей этой ночью не предвидится, я лёг в кровать. В голове крутились мысли: о себе, о разбитом окне, о погоде, которая подкинула мне такой сюрприз. А ещё — о тех странных глазах. Голливуд отдыхает: по сравнению с этим ужастики — детские сказки. Мелькнула мысль, что стоит чуть-чуть расслабиться — и исчезну навсегда, никто даже не вспомнит, что когда-то был парень по имени Андрей. Нет, я не из пугливых, но видеть подобные вещи мне совершенно не хотелось.

Вдруг накрыла волна философских размышлений — пытался понять, в чём смысл жизни. Для кого? Для себя? Быстро запутался. Водка — лучший транквилизатор: усыпила тревоги и способность мыслить ясно.

Проснулся от свежего запаха леса. Сосны, цветы, чистый воздух. Фантастика! Я в городе, а чувствую лес. Наверное, снова фантазия разыгралась. Но подо мной — не кровать, а мягкая трава. Птицы порхают так близко, что слышу их крылья. Я лежу на траве, не в своей постели.

Я часто вижу яркие сны, но этот — особенный. Решил не спешить, насладиться моментом. Всё казалось идеальным.

Как же я ошибался.

Даже в самых смелых фантазиях не мог представить, что ждёт впереди. Знал бы, где упаду — соломку бы подстелил. Осторожно приоткрыл левый глаз, чтобы не ослепнуть от солнца, посмотрел на небо.

И тут случилось то, чего никто не мог ожидать.

В голове зашумело, тело загудело, будто тысячи заводов одновременно подали сигнал к обеду. Внутри — странная вибрация, отзывающаяся в каждом ударе сердца. Что это? Мне страшно. Я не понимаю, что со мной происходит.

Тело начало вращаться с невообразимой скоростью, меня замутило. Но худшее — я не мог открыть глаза, не мог пошевелиться. Полная парализация. Чудовищная сила закручивала меня вокруг оси, без остановки, без пауз. А потом — вниз, в чёрную пустоту, холодную и бездушную, словно магнитом тянет в бесконечность.

Что, чёрт побери, со мной творится?!

Я ненавижу неизвестность. Мне это не нравится. Со мной такое случалось раньше, но редко. И каждый раз я впадал в панику, боялся, что однажды просто не проснусь, что какая-то сила утянет меня в царство тьмы и смерти. Зловеще звучит. Но именно этого я боюсь больше всего — умереть во сне.

Я проваливался в пустоту. Время исчезло. Пространство исчезло. Только нескончаемый, безжалостный полёт вниз. Гул в голове усилился. Шум становился громче, будто тысячи голосов сливались в один. Боль. Во сне не бывает боли. А вот это уже новое. Гул. Шум. Минуту назад моё тело наливалось свинцовой тяжестью, а теперь оно стало легче пёрышка. Я его почти не чувствовал. Во мне разлилась невероятная лёгкость. Господи... у меня нет тела. Неужели я умер?

Вокруг — бескрайняя чёрная пустота. Спокойно. Без паники. Это всего лишь сон. Просто сон. Помогите. Хотел закричать, но звука не последовало. У меня нет тела, нет голоса, я не могу даже пошевелиться. Какая-то невидимая сила сковала меня, словно готовя к чему-то страшному. Я чувствовал холодный, сжимающий ужас до самой глубины души. Воля меня покинула, и я обречённо смирился со своей участью.

Впереди появилась белая точка. Она росла, превращаясь в огромный туннель, ведущий в другой, светлый мир. Контраст между тьмой и светом был настолько разителен, что эта линия казалась границей между жизнью и смертью. Вот и рай, подумал я, готовясь к встрече со святым Петром.

Вдруг мощный энергетический поток подхватил меня и втянул внутрь. Сопротивляться было бесполезно. Я подчинился, позволяя ему нести меня. Раз так суждено — значит, пусть будет так. Мой разум тут же начал лихорадочно прокручивать мысли о прожитой жизни, о грехах. Нет, я никого не убивал. Воровал. Было дело, лазил по карманам в школе. Но кто не лазил? Тогда почему болит голова? Или это душа болит? Может, это грехи жгут меня изнутри.

Без всякой иронии я действительно так думал. Раз я чувствую боль — значит, отдал Богу душу. Значит, умер. Чем ближе я был к раю, тем больше сомневался. А если я не долечу? Если меня сбросят вниз, прямо в ад? Вдруг я попаду туда, куда всегда боялся. С моим-то везением тут и гадать нечего.

Но может, если покаяться, у меня есть шанс. Если это всё-таки сон, утром пойду в церковь и поставлю свечку. Но пока... Я судорожно перебирал в голове свои грехи, каялся, сожалел. Перед глазами проносились картины моей жизни — с самого детства и до этого самого момента. Моё сознание стало заторможенным, будто я был пьян в хлам, как шизик, потерявший связь с реальностью.

Я продолжал лететь по белому туннелю, не в силах ни ускориться, ни остановиться. Может, я действительно попаду в рай. Может, это единственное, в чём мне повезёт. Но гул и шум становились невыносимыми. Казалось, будто меня разрывает изнутри. Ещё мгновение — и я останусь таким навсегда, заторможенным, потерянным в бесконечности.

В голове произошёл щелчок. Резкий хлопок. Всё вокруг затуманилось. Я провалился в пустоту. Всё.

Амнезия? Нет, стоп. Меня зовут Андрей. Значит, не всё так плохо. Хотя запах перегара говорил сам за себя — пил я точно. А может, получил удар по голове? Или просто упал? Деньги на месте — не ограбление. Ладно, потом разберусь. Главное сейчас — найти дорогу домой. Если я сюда попал, значит, есть и выход. Может, это просто временное помутнение сознания. Надо передохнуть.

Головой я, похоже, действительно приложился — только проснулся, пару минут пободрствовал, и снова тянет вырубиться. Эх, сейчас бы воды, холодной... Я открыл рот, чтобы сказать хоть что-то, но только жалобно выдохнул. Горло пересохло. Чёрт, воды. Я глубоко вздохнул, пытаясь собраться. Хорошо, что хотя бы помню своё имя. Андрей. Уже неплохо. Хотя, если подумать, даже помня его, я не имею ни малейшего понятия, как оказался в этом лесу.

Я снова проверил карманы. Деньги есть. Телефон? Я начал шарить по джинсам, но телефон так и не нашёлся. Вот дерьмо. Я огляделся. Лес, деревья, поляна. Спокойно. Логика мне ещё доступна. Если я сюда каким-то образом попал, значит, есть и выход. Надо просто двигаться в одном направлении — и в конце концов выйду либо к дороге, либо к реке, либо к людям.

Я хотел подняться, но голову пронзила новая волна боли. Так, либо меня кто-то хорошенько ударил, либо я сам грохнулся и приложился. Я снова коснулся раны на голове. Не просто царапина — удар был сильный. По спине пробежал неприятный холод. Где? Когда? Я напрягся, пытаясь выжать хоть одно воспоминание. Но ничего. Только обрывки. Разбитое стекло, цветок падает... ночь...

Я глубоко вдохнул, прикрыл глаза. Нужно успокоиться. Я в лесу. Один. Без телефона. Без понятия, что случилось. Но раз я жив — значит, пока всё не так плохо. Теперь вопрос — куда идти. И вдруг... где-то далеко раздался звук. Не птицы, не ветер, не шорох листвы. Что-то другое. Я резко повернул голову. Тишина. Я нахмурился. Всё тело напряглось. Что-то здесь было. Я ощутил это. Как будто... я не один.

Я лёг на спину, закрыл глаза, и забытьё тут же накрыло меня с головой. Не знаю, сколько прошло времени — минуты, часы, а может, всего лишь мгновение. Сознание плавно всплывало из глубин беспамятства, будто меня мягко вытолкнули обратно в реальность. Я глубоко вдохнул.

Воздух был свежим, напоённым ароматами трав и древесных смол. Ощущение странное, но удивительно приятное. Голова больше не раскалывалась — боль отступила, уступив место какому-то необъяснимому спокойствию. Я медленно сел, огляделся. Да, это место действительно напоминало райский уголок. Казалось, цивилизация обошла его стороной. Обычно хорошие места оказываются вытоптанными, замусоренными — сразу видно, что венец природы, человек, оставил свой след. Но здесь всё было иначе. Чисто. Красиво.

Я поднялся и неторопливо пошёл по узкой тропинке, наслаждаясь чистым, наполненным свежестью воздухом. Головная боль, которая ещё недавно буквально распиливала меня на части, исчезла. Вот оно — исцеляющее чудо природы. Но больше всего радовало само это место. Как я сюда попал, оставалось загадкой, но в тот момент меня это мало волновало.

Тропинка вывела меня к берегу реки, где вода лениво плескалась о камни, отражая рваные облака, будто кто-то разодрал небо когтями. Отличное место, чтобы умыться, встряхнуться и собрать мысли в кучу перед обратной дорогой. Если я забрёл сюда, то рано или поздно наткнусь на людей — так шептала логика, цепляясь за остатки здравого смысла, который этот день методично добивал. Сегодня всё шло наперекосяк, но река оказалась не единственным сюрпризом. Прямо на берегу, как насмешка над реальностью, стоял колодец.

Старый, деревянный, с верёвкой, потемневшей от времени, он торчал из земли, словно забытый кем-то артефакт. Колодец у реки? Это было так же вероятно, как найти оазис посреди пустыни. Я замер, щурясь, ожидая, что мираж растает, как утренний туман. Но колодец стоял, нагло игнорируя мой скептицизм. Я шагнул ближе. Пальцы коснулись шершавого дерева, и по спине пробежал лёгкий холодок, будто я тронул что-то запретное. Ведро звякнуло на цепи, нарушая тишину, и я потянул верёвку.

Вода внизу плеснула, отражая моё лицо — бледное, с тёмными кругами под глазами, будто я не спал неделю. Я набрал ведро и жадно припал к нему. Прохладная, кристально чистая, она скользнула по горлу, смывая пыль и усталость. Всего пару часов назад я мечтал о глотке, а теперь пил, как изгнанник, нашедший рай. Река манила, обещая смыть остатки кошмаров, что цеплялись за меня с ночи.

Я скинул одежду и нырнул — вода обожгла кожу холодом, но это было блаженство. Я плавал, как ребёнок, ныряя до самого дна, задерживая дыхание, пока лёгкие не начинали гореть. Каждый раз, выныривая, ловил момент чистой, почти забытой радости — той самой, что была у меня в десять лет, когда река казалась целым миром. Это место и правда походило на рай, если забыть о том, как я сюда попал.

Водные процедуры закончились. Я выбрался на берег, прошёлся по тёплому песку, давая солнцу высушить кожу. Я оделся — к счастью, зеркала не было. С короткой стрижкой возиться нечего, но я всё равно хмыкнул, представив себя с причёской «взрыв на макаронной фабрике».

Я закурил, стоя у воды, и пейзаж вокруг развернулся, как картина, которую хочется запомнить навсегда. Река искрилась, лес вдали шептал, а каждый вдох наполнял лёгкие свежестью, от которой на миг становилось легче. Спокойствие, редкий дар природы, окутывало меня, и я почти поверил, что могу задержать этот момент. Но иллюзия лопнула. Инстинкт, тот самый, что спасает зверей в лесу, заставил меня качнуться в сторону. Время застыло, как в замедленной съёмке. Я увидел, как мимо моего лица, в сантиметрах от кожи, пролетело лезвие топора — грязное, окровавленное, с зазубринами, будто оно только что рубило что-то живое. Оно вонзилось в песок с глухим чавканьем.

Мир остановился. Сердце колотилось, но не от страха — что-то другое просыпалось внутри. Голова загудела, кровь в венах закипела, и я почувствовал, как каждая клетка тела наливается жаром. Зрачки расширились, мир стал резче, ярче, словно кто-то включил свет в тёмной комнате. Я видел всё — тени, шевелящиеся за деревьями, отблески солнца на лезвиях, что сжимали чьи-то руки. Их было много. Фигуры, заросшие, воняющие потом и гнилью, выползали из леса, окружая меня. Их глаза горели голодом, нечеловеческим, звериным, а в руках мелькали ножи, топоры, обломки металла — орудия, будто собранные из кошмара. Они не говорили, но их шёпот, хриплый, алчный, сливался в единый гул, от которого волосы вставали дыбом.

Я не успел подумать. Тело действовало само. Во мне что-то резко оборвалось, словно натянутая струна лопнула, и незнакомая, чужая сила мощным потоком вырвалась наружу. Я видел себя со стороны — неподвижного, холодного, но внутри бушевал огонь. Время растянулось, и я почувствовал, как покидаю тело, взмывая вверх. Река, лес, земля уменьшались, становились точкой. Галактика звенела, как хрусталь, и впереди вспыхнул белый свет, ослепительный, манящий. Я вошёл в него, и всё завертелось в обратном порядке — земля, облака, река.

Я вернулся в тело с грохотом, как метеор, врезавшийся в планету. Огненный вихрь заполнил каждую жилку, каждый нерв. Я больше не был собой. Что-то жестокое, хладнокровное родилось внутри, и оно знало, что делать. Мой кулак врезался в челюсть ближайшей фигуры. Она отлетела, как тряпичная кукла, рухнув в песок без звука. Я выбросил руки вперёд, и из ладоней вырвалась энергия — белая, слепящая, как молния. Она ударила в толпу, отбрасывая тела, словно листья на ветру. Песок взвился в воздух, река вздрогнула, отражая вспышку.

Я схватил упавший нож. Тело само приняло стойку, готовое к бою, но атаки не последовало. Фигуры замерли, их глаза, полные ужаса, смотрели на меня, как на демона. Они попятились, хватая своих павших, и растворились в лесу, словно призраки, проглоченные тенью.

Я рухнул на песок, грудь ходила ходуном. Голова пульсировала, перед глазами плясали цветные пятна. Руки дрожали, но я всё же поднёс сигарету к губам, затянулся и выдохнул дым, глядя в пустоту. Внутри было тихо, но эта тишина пугала больше, чем крики. Кто я теперь? И что за сила проснулась во мне? Что-то не так. Всё вокруг казалось зыбким, словно реальность дрожит на грани исчезновения. Сон? Галлюцинация? Или я мертв? Мысль об этом неожиданно успокаивала. Если так, то всё уже решено. Больше нет сомнений, страхов, надежд. Освобождение.

Да идёт всё к чёрту. Я поднялся, отряхнул одежду, сделал несколько медленных вдохов. Надо разобраться в происходящем — люди, портал, ответ, хоть что-то, цепляющееся за логику. Развернулся к реке, собирался освежиться, но замер на месте. Две секунды назад противоположный берег был пуст. Зелёные холмы, редкие рощи — всё как обычно. Теперь — нет. Там возвышался массивный город-небоскрёб, мерцающий стеклом и металлом. Летательные аппараты жужжали над ним, словно рой механических насекомых.

Я не умер. Я просто сошёл с ума. И, что удивительно, это приносило облегчение. Все заботы исчезали — работа, счета, ожидания, чужие взгляды. Очевидно, я лежу в психушке, под препаратами. Электрошок, медленный капельный ввод лекарств, попытки вернуть меня обратно. Вопрос в другом: хочу ли я возвращаться?

Плевать. Надо двигаться дальше. Логика есть во всём, даже в безумии. Возможно, травма, удар, падение — сознание вывело меня сюда, чтобы что-то показать. Значит, единственный путь — идти к этому проклятому городу. Я не стал терять время. Повернул направо и заметил вдалеке нечто, что напоминало мост. Хотя, если честно, после всего увиденного удивляться уже было нечему. Добирался до него около двадцати минут. Это был шедевр инженерной мысли, вопреки законам физики — без столбов, без тросов, просто парящий в воздухе. Вырванный из фантастического фильма, мост притягивал взгляд.

Но величие конструкции не гармонировало со странной мёртвой тишиной вокруг. Летающие корабли со звуком рвущейся ткани взмывали в небо и исчезали вдали. Всё говорило о том, что здешние жители уже освоили космос и отправились в внеземные колонии. Но мост пуст. Ни транспорта. Ни людей. Чем ближе я подходил, тем сильнее росло ощущение тревоги. В городе не было уверенного спокойствия, а лишь намёк на панику. Люди словно спасались бегством, оставляя после себя пустоту.

И тут ещё одна аномалия: солнце, недавно стоявшее в зените, вдруг стремительно покатилось к горизонту, бросая длинные тени. Нужно поторопиться. Что удивительно, даже когда солнце скрылось за горизонтом, мост продолжал сиять дневным светом. Никакого освещения — просто естественное сияние. Здесь время текло иначе.

До города я добирался около полутора часов. Чем ближе подходил, тем сильнее росло беспокойство. Гнетущая тишина окутывала улицы. Город был мёртв. Ветер поднимал обрывки бумаг, гоняя их вдоль пустых улиц. Они хаотично кружились в воздухе, словно потерянные мысли, давно оставленные своими создателями. Уличные фонари ещё горели, но их свет казался тусклым, измученным, как будто сам город был истощён долгим ожиданием. В воздухе то и дело раздавались странные электрические потрескивания — резкие, внезапные, будто предупреждение о надвигающемся крахе.

Я двигался медленно, вглядываясь в здания, в их тёмные окна, в пустоту внутри. Всё здесь было покинуто, но не заброшено — словно кто-то ушёл в спешке, оставив после себя следы жизни, которые теперь становились чуждыми, нереальными. Чёрт возьми, я голоден. Голод был настоящим, почти звериным. Мысль о еде внезапно перекрыла тревогу, вытеснила страх, оставила в голове только одну цель. Если я сплю, если всё это иллюзия, то желание есть не должно быть таким отчётливым. Если я безумен, то всё логично. Но если я в коме... почему урчит живот?

И тут я остановился. Закусочная. Она появилась передо мной неожиданно, как будто сама выбрала момент для своего появления. Стеклянная витрина открывала вид на уютные круглые столики с клетчатыми скатертями. На каждом — вазочка с цветком, салфетки, набор специй. Вывеска над входом гласила: «Кафе Вкусняшка». Что-то в этом месте было неправильным. Слишком аккуратным, слишком чистым. Кафе выглядело как идеальное воспоминание из прошлого — безупречно сохранённый фрагмент чужой жизни. Не хватало только кассирши в белом фартуке и звука работающего вентилятора, лениво гоняющего воздух по помещению.

Я шагнул внутрь. Запах кухни сам привёл меня туда. Он был тёплым, густым, наполненным обещанием еды, которая удовлетворит голод и подарит ощущение нормальности. В помещении стояли странные духовые шкафы, напоминающие наши. Я не рискнул трогать их, будто боялся разрушить равновесие этого места. Я действительно хотел есть.

Я устроил себе настоящий пир: горячий суп — насыщенный, сытный, обволакивающий. Картошка с жареными рёбрышками, кусочками нежного мяса. Еда была настоящей. Я чувствовал её вкус, текстуру, тепло. Завершив трапезу, я подошёл к бару, проверяя, какие напитки предпочитают здешние жители. Заодно нашёл музыкальный автомат — такие были в моём детстве. Кидаешь монетку, выбираешь песню, жмёшь кнопку. Этот оказался не сложнее: нажимаешь клавиши — музыка оживает. Я выбрал что-то спокойное, мелодию 50–60-х годов, и позволил ей наполнить пространство. На мгновение всё стало привычным.

Я устроился у стола, закинул ноги на него в ковбойском стиле. Сегодня моё величество решает напиться и уснуть. Может, повезёт, и я проснусь у себя дома, и этот кошмар наконец закончится. Так я и сижу: курю, потягиваю крепкую смесь, напоминающую коньяк. Название у неё странное — «Бла», но на вкус весьма приятное. Тепло алкоголя медленно расходится по телу, расслабляя мышцы, притупляя тревогу. Дым от сигареты лениво поднимается вверх, растворяясь в воздухе, а я наблюдаю за ним, словно это единственное движение в этом покинутом городе.

Где-то в процессе решаю, что неплохо бы что-то съесть. Пицца — отличная идея. Я нахожу ингредиенты, не особо заботясь о том, насколько ровно они распределены. Просто раскидываю кусочки мяса, сыра, размазываю соус, кидаю всё в духовой шкаф. Пусть запекается. Пока пицца готовится, я делаю ещё пару глотков. Алкоголь постепенно стирает остатки сомнений, растворяет страхи, которые до этого казались неотъемлемой частью моего состояния. Музыка звучит громче, её ритм становится чётче, и я начинаю двигаться. Сначала медленно, потом быстрее.

Я танцую. Ни с кем, ни для кого — просто для себя. Движения неуклюжие, хаотичные, но в них есть странная свобода, раскрепощённость. Я кружусь вокруг стола, смеюсь сам с собой, подхватываю пустую бутылку, ловко перехватываю её в воздухе. В этот момент всё кажется простым, понятным, даже лёгким.

Пицца готова. Я открываю духовку, и густой аромат расплавленного сыра, прожаренного мяса и тёплого теста заполняет комнату. На поверхности — золотистая корочка, а соус блестит, словно приглашая попробовать. Я вытаскиваю противень, ставлю его на стол и, не дожидаясь, пока пицца остынет, отрываю первый кусок. Сыр тянется тонкими нитями, обжигает пальцы, но я не могу остановиться. Первый укус — насыщенный, тёплый, с лёгкой сладостью теста и солёным вкусом мяса. Я ем не торопясь, наслаждаясь каждым кусочком. Пицца становится центром моего вечера, словно она — единственное, что связывает меня с реальностью.

Бутылки с алкоголем, водой и соком стоят на столе, словно ритуальные атрибуты вечера, который должен закончиться чем-то определённым. Я делаю ещё пару глотков, позволяя крепкому напитку окончательно согреть меня изнутри. Музыка всё ещё играет, её ритм качается в воздухе, подхватывает меня, ведёт вперёд. Я продолжаю танцевать — без мыслей, без цели. Мир растворяется. Остаётся только чувство лёгкости, ощущение свободы в хаотичных движениях.

Когда усталость берёт верх, я сдвигаю столы, натягиваю на себя скатерти, устраиваюсь как могу. Ткань шуршит под пальцами, но мне всё равно. В этом городе только я. Я закрываю глаза.

Шум. Он не стихает, а впивается в сознание, как раскалённая игла. Голова тяжёлая, мысли рассыпаются, но раздражение пробивается сквозь эту вязкую апатию. Я хочу спать. Не трогайте меня. Но интуиция — этот древний, неуправляемый инстинкт — уже завывает тревожно, как хищник, чующий опасность.

Но что там за шумы? Я спать хочу, у меня отвратительное настроение, и вообще — не трогайте меня! Моё величество пребывает в дурном расположении духа. Разозлите — натворю бед, за себя не ручаюсь.

— Спокойно, парень, не дёргайся, — раздался жёсткий голос у меня за спиной. Я мгновенно напрягся.

— Сейчас ты медленно, повторяю, медленно положишь руки на затылок и встанешь. Затем медленно повернёшься ко мне лицом. И запомни: любое лишнее движение — и ты труп. Если понял — выполняй. Молча. Захочешь заговорить — ты труп. Мне на тебя наплевать.

Вот так сюрприз. Чёрт возьми! Где мои вещи? Я хочу домой! Теперь меня ещё и пристрелить могут, и даже не узнаю, за что. Ну, ладно. Жизнь продолжается. Правда, вопрос: в каком, собственно, направлении?

Я медленно, стараясь двигаться максимально плавно, выполнил приказ: руки на затылок, поднялся, развернулся. Не хотелось спровоцировать ненужных действий. И вот тогда передо мной предстала она — девушка невероятной, сбивающей с толку красоты. Всё остальное вокруг — люди в военной форме, автоматы наперевес — моментально потеряло всякое значение.

Ну хоть что-то приятное в моём, мягко говоря, незавидном положении!

Я стоял, держа руки на затылке, и мысленно, как последний идиот, представлял наше знакомство с этой необыкновенной девушкой. Для начала, конечно, романтическое свидание, прогулки под луной, чтение стихов, держась за руки, и все эти дурацкие влюблённые взгляды... Да, занесла меня нечистая в эти края.

Но реальность была гораздо жёстче любых фантазий: я находился под дулами автоматов. И если попытаюсь раскрыть рот — отправят к праотцам без лишних церемоний. Перспектива, прямо скажем, так себе.

— Ты кто такой? Откуда здесь взялся? — спросил тот же жёсткий голос.

Я начал оглядываться, пытаясь найти его хозяина, и вскоре обнаружил. Это был высокий мужчина, около метра восьмидесяти ростом, лет тридцати на вид, с короткой стрижкой и острым, цепким взглядом человека, явно привыкшего командовать.

— Ну, я это... прогуливался, — начал я, демонстративно пожимая плечами, словно всё происходящее — досадная мелочь. — Потом зашёл в этот... ресторанчик... решил перекусить.

— И напиться, — добавил он с ехидной усмешкой, глядя на сиротливо стоящие на столе бутылки.

— Ну, не без этого... а кому сейчас легко? — Я состроил самое несчастное выражение лица, на какое только был способен, пытаясь вызвать хоть каплю сочувствия у этого типа. — А что касается того, откуда я тут... — Я замолчал, делая вид, что мучительно напрягаю память. — Честно говоря, сам толком не пойму. У меня как будто половину памяти стёрли. В одной части мозга помню всё, а в другой — ни черта.

Мужчина поднял бровь и повернулся к девушке, которую, судя по всему, звали Тая. Она стояла чуть в стороне, держа в руках прибор, напоминающий старый калькулятор с экраном. На её лице читалось недоумение.

— Тая, он говорит правду или...? — Мужчина вопросительно посмотрел на неё, явно ожидая ответа.

Тая нажала несколько кнопок на своём устройстве, но тут же нахмурилась.

— Не понимаю. Прибор отказывается работать, или у него блокировка на сканирование. Одно ясно: он точно не один из этих тварей.

— А может, это мутант нового поколения? — предположил мужчина.

— Эй, парень, очнись! Тебе же ясно сказали, я не из этих тварей! — выкрикнул я, чувствуя, как внутри начинает закипать злость.

Я сделал шаг вперёд, пытаясь подчеркнуть свою «мирную» позицию, но всё пошло наперекосяк. Остатки пищи, разбросанные по полу, сыграли злую шутку. Нога поехала, равновесие потеряно. Я взмахнул руками, пытаясь удержаться, но вместо этого поскользнулся и рухнул.

И тут началось. Спецназовцы сработали мгновенно. Их реакция была молниеносной, как у натренированной машины.

От страха я прыгнул через барную стойку, едва успев укрыться за ней. Дыхание сбилось, грудь ходила ходуном, а внутри всё сжалось от ужаса. Руки дрожали, мысли путались, как в хаотичном вихре.

— Шумовая! — коротко бросил один из бойцов, и граната полетела за стойку.

Взрыв оглушил меня. Свет ослепил, звук ударил по ушам, словно молот. Я зажал голову руками, чувствуя, как паника накатывает волной.

— Вперёд! — раздался следующий приказ, и двое бойцов мгновенно заняли позиции по обе стороны стойки, прикрывая друг друга.

— Прекратить огонь! — резкий окрик командира остановил пальбу. — Стал, проверь.

Один из бойцов, прикрываемый напарником, начал осмотр. Его движения были быстрыми, но точными, как у хирурга. Он проверял каждый угол, каждую деталь, не оставляя шансов на ошибку.

— Ты видел, как он прыгнул? Я лично всадил в него пол обоймы. А ему хоть бы что. Говорил же вам, что это что-то новое. Он один из этих тварей.

Вот так. Остатки пищи на полу стали причиной трагической нелепости, из-за которой меня чуть не убили. Да уж, много пить вредно...

Но на этом всё только началось. В следующую секунду раздался жуткий звериный рёв, доносящийся со всех сторон. Он был настолько громким, что пробирал до костей. Спецназовцы мгновенно перестроились. Их действия стали ещё более слаженными.

— Контакт! — крикнул один из бойцов, и стрельба возобновилась. Теперь она звучала иначе — агрессивно, отчаянно, как будто бойцы знали, что сражаются за свою жизнь.

На меня упал труп. Безголовый. Окровавленный. Тёплая кровь стекала по моей руке, и тошнота подступила к горлу.

Мысли путались, а страх захлёстывал, как волна. Единственное решение, которое пришло в голову: БЕЖАТЬ! Нужно было как можно быстрее убираться отсюда, куда глаза глядят.

Но не тут-то было. Выскочив из-за стойки, я буквально нос к носу столкнулся с настоящим оборотнем. Кроваво-красные глаза горели безумием, из пасти вырывалось зловонное дыхание, пропитанное разложением, словно исходящее от гниющей плоти, оставленной под палящим солнцем. Оно липко оседало на коже, заставляя желудок сжаться от отвращения. Мы замерли, глядя друг на друга. Время словно разорвалось. Я видел, как капли его слюны повисли в воздухе, растягиваясь, как нити паутины под слабым ветром. Оборотень напрягся, готовый к прыжку, а вокруг воцарилась гробовая тишина.

И тут что-то произошло внутри меня. Гул заполнил голову, зрачки расширились, тело наполнилось обжигающей энергией. Она плавилась в моих венах, разрывала меня изнутри, но одновременно с этим рождала заново, как вспышка сверхновой. Я чувствовал силу. Невероятную, фантастическую, смертоносную. Оборотень больше не казался мне угрозой. Теперь я знал: если придётся, я смогу противостоять чему угодно.

Я рванул вперёд и схватил его за горло, пальцы сомкнулись с неумолимой мощью. Кости треснули, словно ломкий сухостой, его тело дёрнулось, захрипело и обмякло. Я отбросил его в центр зала, как ненужную куклу. В тот же миг спецназовцы развернули автоматы в мою сторону.

— Шумовая! — коротко бросил один из бойцов, и граната полетела в центр зала.

Вспышка и удар взрыва поглотили пространство. Воздух задрожал, вибрация прокатилась по полу. Оборотни взвыли, ослеплённые, приглушённые, их движения стали резкими и хаотичными.

— Огонь! — приказ командира, и бойцы начали методично зачищать пространство.

— Стреляйте в этих тварей, не в меня! — рявкнул я, голос звучал, как раскат грома.

Пули сыпались градом, но я шагнул вперёд, чувствуя, что металл больше не причиняет мне вреда. Оборотни почуяли угрозу, настоящую, непобедимую, и бросились всей стаей.

Спецназовцы мгновенно перестроились. Их действия были слаженными, точными, каждый шаг выверен, каждая очередь — на поражение. Я бросился в атаку. Я был быстрее, сильнее. Оборотни падали один за другим. Зал превратился в поле боя, наполненное грохотом выстрелов, рёвом существ и звоном металла. Ад начался. И я был его центром.

Оборотень, который был ближе всех, взревел, оттолкнулся от пола и понёсся на меня, когти вытянуты, пасть оскалена. Его движения были быстрыми, но я видел всё: как напрягаются мышцы, как сжимаются лапы, готовые разорвать меня на части. Он прыгнул. Я резко ушёл вбок, чувствуя, как его когти рассекли воздух в миллиметре от моего лица. В этот момент я развернулся, уклоняясь от его следующего удара, и вложил всю силу в правый хук, целясь прямо в челюсть. Удар был точным, выверенным, как у профессионального боксёра. Раздался хруст — сухой, резкий, как ломающееся дерево. Оборотень рухнул, не успев даже взвыть.

Двое других атаковали с флангов. Один бросился вперёд, целясь когтями в моё плечо. Я уклонился, шагнув назад, и, используя его инерцию, схватил за шею, развернул и впечатал в стену. Его тело ударилось с глухим звуком, оставляя кровавый след. Второй попытался обойти меня, но я уже был готов. Я шагнул вперёд, перехватил его движение и вложил силу в прямой удар, отправив его на пол.

И тут я почувствовал, как внутри меня пробуждается сила. Она была не просто энергией — это было нечто большее, необузданное, словно сама природа решила дать мне власть над хаосом. Я вытянул руку, и воздух вокруг меня начал вибрировать. Оборотни замерли, их глаза расширились от ужаса. Первый, пытаясь атаковать, был отброшен невидимой волной, словно его ударила молния. Второй попытался увернуться, но я лишь сжал кулак, и его тело рухнуло, как сломанная кукла.

Спецназовцы наблюдали за мной, их лица выражали смесь шока и недоверия. Они видели, как я сражаюсь, как мои движения становятся всё быстрее, точнее, как будто я был создан для этого. Оборотни начали менять тактику. Они больше не бросались слепо, а двигались осторожно, выжидая момент. Их глаза горели яростью, но в них уже читался страх.

И затем они начали отступать. Их движения стали осторожными, напряжёнными, как у загнанных зверей, готовых к последнему рывку. Они забрали своих раненых, завывая воем поражения, и исчезли в тенях. Я шагнул вперёд, чувствуя, как сила внутри меня пульсирует, готовая к следующему удару.

В этот момент я почувствовал укол в шею. Игла. Раз. Второй. Третий. Меня пытались усыпить. Я сделал шаг... затем ещё один. Мир начал замедляться. Звуки стали глухими, движения — вязкими, словно я пробирался сквозь густую воду. И я рухнул в темноту.

Что происходило дальше, я помню смутно, словно всё это было лишь видением, не вполне реальным. Меня несли на импровизированных носилках, сколоченных из плащ-палатки. Вокруг ревели моторы странного летательного аппарата, чей гул напоминал звучание далёких машин из футуристических фильмов. Этот звук был низким, вибрирующим, словно сам воздух дрожал от его присутствия. Яркий, ослепляющий свет внезапно пробился сквозь этот гул, разрывая темноту. Я почувствовал, как моё тело лежит на холодной металлической поверхности. К рукам и ногам были подключены провода и тонкие капельницы, через которые что-то неведомое проникало в моё тело.

Собрав последние силы, я приподнялся, срывая с себя все эти устройства, словно они жгли кожу огнём. Шатаясь, как под воздействием сильного наркотика, я шагнул в темноту, окружённую гулом и мерцанием. Взгляд был затуманен, всё вокруг плыло, как в водовороте. Металлические стены, мигающие огни, странные тени — всё это сливалось в хаотичный калейдоскоп.

Внезапно передо мной возникли несколько могучих охранников. Их фигуры казались выточенными из камня, лица скрыты под шлемами, делающими их ещё более устрашающими. Их присутствие было неоспоримым барьером, но как только я приблизился, что-то внутри меня вспыхнуло. Я не знал, что это — инстинкт или пробуждённая сила, но их массивные тела разлетелись в стороны, будто сметённые ураганом. Они ударились о стены с глухим звуком, оставляя вмятины на металле.

В тусклом свете у двери появилась девушка. Её лицо озаряла странная, почти нежная улыбка, но за ней скрывалась тень — намерение было чётким, как лезвие ножа. Она подняла руку, и воздух пронзил первый дротик. Снотворное. Я не упал. Удивление было слишком велико, чтобы поддаться. Но она не теряла времени. Один дротик, второй, третий — их становилось всё больше, пока целая груда не начинилась лекарствами, которые, казалось, могли усыпить даже гору.

Я сделал шаг вперёд, чувствуя, как сила внутри меня борется с этим воздействием. Мир вокруг замедлился, звуки стали глухими, движения — вязкими, словно я пробирался сквозь густую воду. И я рухнул в темноту.

Очнувшись, я почувствовал, как сырые камни давят на моё тело, а прохладный воздух наполняет лёгкие тяжёлой сыростью. Подвал... или пещера? Темнота здесь была вязкой, плотной, словно её можно было потрогать. Я медленно поднялся, шатаясь. Голова гудела, горло пересохло, каждая клетка тела кричала о жажде. Нужно идти.

Первые шаги были неуверенными. Пещера выглядела естественной, но стены, нащупанные дрожащими пальцами, были обработаны, выровнены людьми. Неровные участки камня были холодными, влажными, пахли плесенью и давно застоявшимся воздухом. Выход был узким, будто он не предназначался для удобного перемещения. Я выбрался наружу, и меня ослепил слабый свет луны, пробивающийся сквозь густые тучи.

Передо мной простирался двор. Земля, утоптанная и каменистая, выглядела заброшенной. Кусты вдоль забора неухоженные, их ветви переплетены, словно природа давно забыла о людях, живущих здесь. В пятидесяти метрах от меня возвышался дом. Он был массивным, трёхэтажным, с облицованными камнем стенами, которые казались холодными и безжизненными. Архитектура строгая, лишённая излишеств, будто его строили не для уюта, а для силы и выносливости.

Окна были тёмными, как глаза, смотрящие в пустоту. Кованые балконы второго этажа выглядели прочными, но покрытыми налётом времени. Чёрная крыша терялась в тенях, а входная дверь — тяжёлая, с металлическим каркасом — словно говорила: не входи, если не должен. Я шагнул вперёд.

Каждый шаг давался с трудом. Ноги были ватными, голова кружилась. Холодный воздух лишь усиливал чувство истощения. Двор был странно тихим, слишком неподвижным, как застывшая сцена перед бурей. Мне казалось, что что-то наблюдает за мной, скрываясь в тенях.

Я добрался до двери и без промедления толкнул её.

Она не была заперта. Мысли слились в одну навязчивую цель: найти воду. Всё остальное перестало существовать. Шатаясь, я брёл по коридорам, цепляясь за стены, будто они могли удержать меня на ногах. Пол слегка качался под ногами, словно я шёл по зыбучему песку. Мир вокруг расплывался, превращаясь в хаотичные пятна — тёмные углы, тусклые отблески света, очертания мебели, которые казались зыбкими, ненастоящими.

К счастью, кухню не пришлось долго искать. Я вцепился в дверной косяк, перевёл дыхание, и взгляд наткнулся на раковину. Металлический блеск крана казался спасением. Я не шёл, я падал к нему, опираясь на столешницу. Пальцы нащупали вентиль, и с шумом хлынул поток воды. Вода лилась. Холодная, реальная. Она брызнула на мои ладони, на запястья, стекая по коже, пробираясь под ногти. Я наклонился, жадно глотая её, позволяя ей заполнять пересохшее горло.

Каждая капля оживляла меня, но тело всё ещё ощущалось отравленным. Оно дрожало, сжато судорогой внутреннего истощения. Глотки становились рваными, жадными, но даже жажда не могла отнять у меня последние силы. Только когда руки начали дрожать, я отстранился. Шатаясь, я медленно вышел из кухни, силясь сфокусироваться. Моё внимание привлекла просторная гостиная.

Диван был бежевого цвета, с мягкой, слегка потёртой тканью, которая местами казалась темнее из-за времени и частого использования. Подушки были продавлены, словно ожидали, когда на них вновь кто-то рухнет. Он выглядел неприметно, но сейчас казался единственным местом, способным дать мне долгожданный отдых. Я не раздумывал. Рухнул на него, ощущая, как тело утопает в мягкой обивке. Ткань приятно холодила кожу, а лёгкий запах старой мебели смешивался с тишиной комнаты. Всё вокруг медленно растворялось, словно кто-то выключил последний источник света в мире.

И я провалился в сон. Я проснулся, будто вырвавшись из чёрной бездны, с чувством, что тело наконец-то склеило себя заново. Голова была ясной, мысли резкими, но желудок сжался, яростно напоминая о голоде, который грыз, как загнанный зверь. Солнце пробивалось сквозь мутное стекло окна, заливая гостиную бледным светом утра, от которого тени в углах казались гуще, живее.

Воздух был тяжёлым, пропитанным запахом пыли и старого дерева, словно дом дышал застывшим временем. Диван скрипнул подо мной, когда я сел, стряхивая сон, как грязь с ботинок. Мышцы ныли, но это была живая боль — знак, что я ещё не сдался.

Поднявшись, я побрёл в кухню, босые ноги шлёпали по холодному сланцу, каждый шаг отдавался эхом в пустом доме. На столе, массивном, как крепостной вал, лежал рюкзак — потёртый, чужой, но будто ждавший меня. Его грубая ткань внушала доверие. Я расстегнул молнию, медленно, словно боялся потревожить его содержимое. Аптечка, фонарик, моток верёвки, кремень — набор для тех, кто выживает, а не мечтает. На дне нашлась бутылка воды, её прохлада звала. Я отвинтил крышку и сделал несколько жадных глотков, чувствуя, как влага оживляет горло, смывая сухость. Затем выудил банку тушёнки и галеты, устроив быстрый, деловитый завтрак. Каждый кусок возвращал силы, будто заряжая ржавый механизм.

Кухня была холодной, её металлические поверхности блестели под светом парящих светильников, но я не стал задерживаться. Направился в ванную, где стеклянные двери душа бесшумно разъехались, едва я шагнул ближе, словно дом предугадывал мои шаги. Я вошёл, и тёплая вода хлынула из потолочной панели, окутывая тело, смывая грязь, пот и тени кошмаров. Струи били по плечам, стекали по спине, унося усталость в слив. Я стоял, закрыв глаза, чувствуя, как кожа оживает, а разум становится острее. Зеркало напротив запотело, но я не стал вглядываться — знал, что увижу: измотанного, но упрямого.

В шкафу нашлась одежда: плотные штаны, рубаха из грубой ткани, куртка с усиленными швами — экипировка воина, а не бродяги. Я натянул её, ощущая, как ткань облегает тело, готовая к бою. В углу шкафа, за стопкой полотенец, тускло блеснул металл. Я раздвинул ткань и увидел мачете — клинок с пятнами ржавчины. Рукоять, обмотанная потёртой кожей, легла в ладонь, будто часть меня. Я взвесил его, ощутив тяжесть стали, и кивнул.

Нашёл в рюкзаке старый ремень и кусок плотной ткани, чтобы соорудить ножны. Обмотал клинок тканью у основания, оставив лезвие свободным, и закрепил его ремнём, сделав петлю. Мачете теперь висело за спиной, чуть под углом, рукоять торчала над правым плечом — удобно, чтобы выхватить одной рукой, но не цеплялось при движении. Я проверил: клинок сидел крепко, не болтался, но доставался одним рывком. В мире, где каждый шаг может стать боем, это было важно.

Вернувшись в гостиную, я закинул рюкзак на плечо, ощущая, как мачете слегка давит на спину. Взгляд скользнул по комнате — потёртый диван, мутное окно, тени, что шевелились, как живые. Дом молчал, но его тишина была тяжёлой, как затишье перед ударом. Я шагнул к входной двери, и она бесшумно разъехалась, открывая путь наружу, словно бросая вызов.

Город ждал меня. Улицы были пусты. Тишина висела в воздухе, как тяжёлое покрывало, поглощая даже самые слабые звуки. Улицы, пустые и безжизненные, казались застывшими в вечности. Солнце, тусклое и безразличное, лениво освещало серые фасады зданий, будто не желая тратить на это место свои силы.

И вдруг тишину разорвал грохот. Рёв двигателя ворвался в этот мёртвый мир, как раскат грома в безоблачном небе. Он эхом отразился от стен, заставляя их дрожать, и разнёсся по пустым улицам, как предупреждение.

Я обернулся.

Мотоцикл несся прямо на меня, разрывая тишину своим ревущим грохотом. Гонщик — чёрная фигура, с развевающимся плащом. Огромные защитные очки скрывали лицо, превращая его в безликий силуэт.

Ещё и этого мне не хватало, — пробормотал я, отскакивая в сторону.

Поток воздуха от его скорости ударил мне в грудь, обжигая кожу. Запах раскалённой резины и горящего бензина заполнил лёгкие, заставляя меня закашляться.

Но через миг всё пошло не так.

Переднее колесо занесло.

Гонщик дёрнул руль, пытаясь выровнять машину, но скорость была слишком высокой. Мотоцикл, не сбавляя хода, влетел прямо в стеклянную витрину. Стекло вздрогнуло, словно сопротивляясь, но затем с треском разлетелось на миллионы сверкающих осколков. Мотоцикл прорвался внутрь, сметая всё на своём пути.

Рекламные стойки и полки летели в стороны, как игрушки, а звук удара разнёсся по пустому торговому центру, словно громовой раскат.

Я подошёл ближе. Девушка лежала без сознания недалеко от мотоцикла, словно её отбросило ударом, и она так и осталась лежать на холодном полу торгового центра. Осторожно сняв с неё шлем, я увидел её лицо.

Длинные тёмные волосы выбивались из-под защиты, обрамляя загорелое лицо. Её черты были мягкими, почти подростковыми, но в них всё ещё читалась некая внутренняя сила. Это лицо принадлежало искателю приключений — человеку, который видел больше, чем большинство, тому, кто не боялся ни дорог, ни опасности, ни риска. Ей было на вид около двадцати пяти, но её хрупкость и загорелая кожа создавали странный контраст с хаосом вокруг.

И тут раздался вой.

Глубокий, протяжный, он разнёсся по улицам, заставляя воздух дрожать.

— Отлично, — пробормотал я, глядя в сторону звука. — А теперь ещё и оборотни. Почему бы и нет?

Тени начали двигаться. Они уже здесь.

Бетонные стены давали тень, но не спасение. Я опустил девушку на асфальт — её чёрные волосы разметались по пыли, дыхание было тонким, как нить, готовая порваться. Она жила, но не могла драться, а в этом городе слабость звала смерть, как кровь зовёт акул.

Мачете за спиной холодило лопатки, рукоять над плечом ждала рывка, ремень держал клинок, как старый долг держит душу. Солнце заливало улицы светом, что резал глаза, выхватывая шрамы на башнях, торчавших в небе, как кости мертвеца. Город дышал угрозой, его тишина была ложью, и я чувствовал, как она ломается под шагами оборотней, чей запах полз по ветру.

Они вышли из переулков, шаги били, как молоты. Стая двигалась, замыкая полукруг; их тела, тяжёлые, с буграми мускулов, отбрасывали тени, острые, как лезвия. Глаза горели жёлтым, когти скребли асфальт, искры сыпались, как угли. Гром, вожак, шагал впереди — его шкура, вся в рубцах, говорила о победах, а морда, наполовину волчья, несла злобу, холодную, как сталь. Он остановился, лапа поднялась — стая замерла, но их рык дрожал, как земля перед обвалом.

Я взглянул на девушку — её лицо, с тенью упрямства, держало меня здесь, хотя разум шептал: беги.

— Кафе "Вкусняшка", — сказал я, глядя в глаза Грому. Память пахла кровью и горелым кофе. — Ты там был.

Его клыки сверкнули.

— Тебе повезло, — прорычал он.

Я усмехнулся.

— Повезло? Я думал, ты удрал, пока твои псы скулили.

Стая заворчала, голоса рвали день:

— Кончай его, Гром!
— Разорви!

Молодой оборотень, с гладкой шкурой и глазами, жадными до власти, шагнул вперёд, когти дрожали — он хотел короны. Гром заметил, его рык стал тише, но злее.

— Отдай девчонку, — сказал он, — или сдохнешь.

Я пожал плечами.

— Сдохнуть? План так себе. У меня ещё дела.

Их смех был хриплым, злым, но город смотрел: его башни ждали крови, как всегда ждут.

Молодой не выдержал. Он прыгнул, когти сверкнули под солнцем. Время сжалось, и что-то внутри — звериный, голый инстинкт — вспыхнуло, как искра в порохе. Я выхватил мачете, ремень хрустнул, клинок вырвался. Лезвие, ржавое, рассекло воздух — и голова оборотня, с оскалом, отлетела, шмякнувшись на асфальт с чавканьем. Кровь хлынула, чёрная в сером свете, тело рухнуло.

Стая замерла, их рык оборвался, как лопнувшая струна. Гром смотрел, глаза сузились, шкура напряглась, но он молчал. Я вытер клинок о рукав, глядя на него с кривой ухмылкой.

— Твой парень только что ушёл на пенсию. Рано.

Внутри я хохотал — в этом мире смерть смешна, если уметь над ней шутить.

Стая зашевелилась, когти заскребли асфальт, но их глаза метались — смерть конкурента сломала их спесь. Один, с лысым пятном на шкуре, шагнул назад, другой, поменьше, заскулил, хвост поджался. Гром заметил, его рык стал глубже, но в нём тлела неуверенность, как тень в сером свете.

— Кто следующий? — сказал я, отступая к девушке, чьё дыхание стало чуть твёрже. — Или ты, Гром, сам? Только учти, я сегодня не в духе. Давай покончим с этим цирком, мне ещё надо найти угол, где можно закинуть ноги на стол и пожевать что-нибудь, пока вы, псы, грызётесь за кости.

Солнце жгло затылок, тени стаи дрожали, город смотрел, его улицы, пропитанные кровью, ждали.

Я сжал мачете, инстинкт, что снёс голову, всё ещё гудел в венах, как мотор, готовый рвануть.

День был жив, и я не собирался его отдавать.

— Стоять! — рявкнул голос, резкий и властный, словно удар, прорезая воздух и заглушая рык стаи.

Его эхо отразилось от башен, изрезанных шрамами старых битв. Оборотни вздрогнули, их вой — полный голода и злобы — поднялся в серое небо, но подчинился, пропитанный разочарованием, словно псы, лишённые кости.

Их жёлтые, как тлеющие угли, глаза метались, когти заскребли асфальт, но лапы замерли, словно скованные невидимой цепью.

Гром, вожак, принюхался. Его морда, наполовину волчья, дёрнулась, будто учуяла смерть, крадущуюся ближе. Бравада, пылавшая в нём, испарилась, сменившись страхом — не звериным, а глубоким, человеческим, тем, что рождается перед лицом неизведанного. Его шкура, вся в рубцах, напряглась, глаза забегали, ища в сером свете дня то, чего он не мог назвать, но знал. Я сжал мачете — его тяжесть за спиной была якорем, рукоять над плечом ждала рывка. Девушка у моих ног дышала чуть твёрже, но она всё ещё была добычей в этом городе, где слабость — приговор.

Гром дёрнул лапой, и стая, ворча, попятилась. Их массивные тела растворялись в переулках, словно тени в дыму. Когти оставляли борозды на асфальте, вой затихал, словно ветер, уносящий эхо битвы, что так и не случилась. Город смотрел — его башни, торчавшие в небе, как кости мертвеца, молчали, но воздух сгустился, будто кто-то невидимый прошёл рядом, оставив след в пыли. Тот, чей голос разогнал стаю, исчез, его шаги, неслышные, растворились в сером свете, но я знал: он не ушёл далеко. Тени за углом шевелились, и их движение было слишком плавным для ветра.

Я замер, глядя, как тишина глушит мёртвый город, где небоскрёбы торчат, как надгробия мечтам. Солнце палило, отражаясь в треснувших стёклах.

— Это что, теперь я герой без гонорара? — пробормотал я, пожав плечами, пытаясь сложить в голове пазл из оборотней, крови и этого чёртова мира.

Надо проверить, цела ли девчонка.

Я обернулся, и... привет, дуло пистолета, нацеленное прямо в мой лоб. Глаза её горели, как у кошки, что поймала мышь, но не решила — жрать или играться.

Нервы лопнули. Глухо, с щелчком.

Я затопал, будто отгоняя невидимых демонов, руки замелькали, сбивая воображаемых мух.

— Да что за бред творится?! — рявкнул я, выпуская пар. — Спасаешь их, а они то шприцами тыкают, то пушки суют! Ну, стреляй, чего ждёшь? У вас тут традиция такая — благодарить спасителей пулей в лоб? Почему меня угораздило в этот ад? Чем я прогневал небеса? Давай, жми курок, или вали сама!

Нет, знаешь, я сваливаю. К чёрту всё! Ухожу, а ты торчи тут.

И в следующий раз, когда тебя будут рвать на куски, я не просто пройду мимо — я помогу им!

Я замер, грудь ходила ходуном, будто я пробежал марафон под взглядом судьбы, которая хихикала в сторонке.

— Выговорился? Остынь, — бросила она.

Я втянул воздух, выдохнул, чувствуя, как злость оседает, как пепел.

— Ты кто? — спросил я, щурясь.

Она прищурилась, пистолет не дрогнул.

— Я не видела, чтобы кто-то так легко крошил оборотней, которых пули не берут. Ещё раз: ты кто?

— А спасибо за спасение не хочешь сказать? — парировал я, скрестив руки.

— Откуда мне знать, не собрался ли ты меня прикончить следом? Может, ты один из них.

— Думай, что хочешь! — отрезал я, чувствуя, как абсурд ситуации душит, как тугая петля. — Мне это всё осточертело. Ты вали налево, я в противоположную сторону.

Я развернулся, шаги гулко стучали по растрескавшемуся асфальту.

Город молчал, но где-то вдали гудела автоматическая дверь заброшенного кафе, будто подмигивая: «Добро пожаловать в ад, Андрей».

Напряжение жгло, но не страх — усталость от этого цирка, где я, похоже, главный клоун.

 Судьба, эта язвительная стерва, явно ставила на меня, но я ещё покажу ей, что могу сыграть не по её правилам.

Может, найду душ, смою этот кошмар, а там — хоть крупица смысла в этом безумном мире.

Шаг за шагом, я ещё надеру ей зад.

Я повернулся, чтобы продолжить задуманное — обследовать супермаркет.

Шёл уверенно, по прямой, мимо разбитых витрин и чёрных провалов входа, когда за спиной раздался голос:

— Постой! — теперь она уже не звучала так уверенно, как раньше. — Ты вот так просто возьмёшь и оставишь меня одну?.. Стой! Я буду стрелять... Я не шучу... Я выстрелю!

— Да пофиг, — бросил я, даже не обернувшись.

Жажда выжигала горло, желудок урчал так, будто хотел вцепиться зубами в асфальт.

Было не до драмы.

Внутри супермаркет оказался типичным — полки, остатки цивилизации. Я шагал между рядами, чувствуя за спиной её тень. Остановился — она замерла. Я двинулся дальше — она снова за мной.

Я направился к напиткам. Хотелось воды. Самой обычной. Без газа, без вкусов, без наворотов. Взял первую попавшуюся — «Горный источник» — открыл, пил, как будто глотал жизнь. Затем вернулся, взял тележку и покатил к консервам.

Шёл медленно, выбирал не спеша. И вдруг — мысль, как выстрел: а зачем, собственно, уходить? Зачем тащиться неизвестно куда, когда вот он — еда, крыша, тишина?

Я глянул в сторону холма, туда, где дом. И не захотел туда возвращаться. Совсем. Может, остаться здесь? Хотя бы на пару дней. Передохнуть. Осмотреться. И тогда уже решать.

Но тут же — мысль о безопасности. Оборотни шастают, как кошки по ночам — тихо, быстро, без предупреждения.

Я пошёл к отделу с инструментами. Взял цепь, пару замков и ломик. Уже рисовал в голове, как закрою дверь склада, обмотаю цепью, закреплю замки, воткну ломик между ручками. План был. Только позже. Сейчас — как на экскурсии: всё новое, всё нужное.

В отделе туризма нашёл штаны, куртку, ботинки. Рюкзак. Спальник. Котелок. Грелку. Всё, что надо, если завтра опять придётся шагать чёрт знает куда. Хотел бы я сейчас просто забить продуктами машину и укатить — но машин нет. Только ноги. Только я. И этот проклятый город.

Я мерил подвал шагами, будто шпион, затесавшийся в чужую крепость. Супермаркет, брошенный, будто вчера, сверкал стерильной чистотой — полки без единого пятна, словно все испарились, не попрощавшись. Нашёл санузел с душем в углу: автоматическая дверь шуршала, вода лилась ровно, журча, как ручей, не ведающий, что мир вокруг свихнулся. Просторную комнату разбил на зоны, чтоб держать всё под контролем.

У входа повесил вешалку с курткой и штанами, рядом мастерил защиту, как выживальщик, вспоминая байки про ловушки, что слышал когда-то. Стырил с полок металлические шипы, спрятал под коврик — наступишь, и нога в лоскуты. Натянул проволоку с колокольчиком над дверью, чтоб чужак звенел, как незадачливый грабитель. У стены сложил ящики с консервами, привязав к верёвке — дёрни, и лавина похоронит любого, кто сунется. Сработает? Чёрт его знает. Но так спокойней.

Кухню собрал, таская добычу с полок, будто мародёр с принципами. Кастрюли, сковородки, ножи, разделочные доски, газовая горелка, плитки сухого горючего, фильтры для воды — всё, что нужно, чтобы не сдохнуть с голоду. Холодильник, гудящий, как жук-переросток, набил упаковками воды, соками, ящиком алкоголя — пиво, водка, коньяк, виски, на случай, если этот мир решит добить меня скукой. Специи, масло, крупы, консервы, сахар, чай — всё, чтобы держать оборону с толком.

Диван с первого этажа, лёгкий, как пёрышко, притащил одной рукой, не чувствуя веса. Здешняя тяжесть, видать, взяла отпуск, решив, что я и без неё справлюсь. Запасной выход в углу манил, как шёпот судьбы, обещающий спасение, если всё пойдёт прахом.

Нашёл странную штуку — проигрыватель, тонкий, как лист бумаги, светится от лёгкого касания. Пальцы сами разобрались, будто я родился с этой штукой в руках: махнул рукой — экран ожил, музыка потекла, какие-то кадры заплясали, как призраки.

Талка плелась за мной, как тень, от которой не отмахнуться. Ставлю сковородку — она торчит, как статуя. Таскаю ящики — она маячит, как привидение. Молчит, но её присутствие жжёт нервы.

Убежище готово. Сумерки сгустились, город утонул во мраке, будто кто-то выключил свет и ушёл. Я рухнул на диван, глядя на Талку, всё ещё болтающуюся рядом.

— Время позднее, — бросил я с ухмылкой, саркастично, но без злобы. — Иди, найди другой подвал. Спасать не буду, да и лень.

Она зыркнула, как кошка, но я не дал ей вставить слово. Подтолкнул к двери, вытолкнул наружу, будто выгоняю назойливую муху, и захлопнул створку.

Довольная улыбка расползлась по лицу — тишина, наконец-то.

Щёлкнул засов, чувствуя себя королём этого бетонного королевства.

Секунда — и стук, как молот по наковальне.

Она заорала:

— Открой, я не уйду!

Я закатил глаза. Ну, конечно, не всё так просто.

Стук стал яростным, будто она тараном бьёт.

Открыл дверь, щурясь в полумрак.

— Не пущу, — буркнул я, скрестив руки. — Вдруг ты мне ночью глотку полоснёшь? Вали, пока оборотни не пришли за десертом.

Она топнула ногой, глаза горели, но я хлопнул дверью, будто ставя точку.

Удары загрохотали снова, словно она плечом вышибает.

Я стиснул зубы, чувствуя, как терпение лопает.

— Хватит! — рявкнул я.

Но стук не стихал, а крики резали уши, как ржавый нож.

Сквозь вентиляционную щель мрак улиц прокрадывался, как голодный зверь.

Совесть, будь она неладна, кольнула, будто напоминая, что я не совсем скотина.

Провернул ключ, распахнул дверь.

— Только одну ночь, — прорычал я, впуская её. — Спать негде, ложись хоть на пол, хоть на потолок.

Она скользнула внутрь, зыркнув, как кошка, которой наступили на хвост.

Я захлопнул дверь, ожидая, что она начнёт ныть, но вместо этого услышал спокойное:

— Я всё приготовила.

— Что? — я замер, щурясь, будто она заговорила на другом языке.

— Дай выйти, принесу.

Я буркнул что-то невнятное, но открыл дверь, думая, что она блефует.

Она выскользнула в темноту, а я захлопнул створку, решив, что это её проблемы.

Через минуту — стук, настойчивый, но тише, почти вежливый.

— Открой, я вернулась!

В злости я не замечал, что она действительно тащила кровать, постель, одеяло, подушку — всё сложено аккуратно, как в каталоге нормальной жизни.

Открыл дверь, бормоча:

— Уже жалею, что впустил.

Она затащила кровать, будто пушинку, постель, одеяло, подушку — легко, словно здешняя гравитация взяла отпуск.

Я стоял, рот открыт, в полном изумлении.

В голове мелькнуло: она чертовски умная, продуманная, как шахматист, всегда на три хода вперёд.

— Ты убийца оборотней, — сказала она, глядя прямо в глаза. — С тобой безопаснее.

Я хмыкнул, всё ещё ошарашенный её манёвром.

Убийца оборотней? Звучит пафосно, но, чёрт, она права — я их порвал, и это чего-то да стоит.

— Слушай, — бросил я, хватая бутылку виски и пачку сигарет из рюкзака. — Я сейчас буду пить и курить. Молчи и не мешай, ясно? И еду я себе сама готовь.

Она кивнула, устраивая кровать в углу. Я двинулся к кухне, выудил банку тушёнки, пару кусков хлеба, пластиковые стаканы и бутылку воды из холодильника. Всё свалил на столик возле дивана, где лежали только подушка и одеяло. Раздеваться в этом беспокойном месте? Нет уж, тут и в броне спать опасно.

Я плюхнулся на диван, глядя, как Талка возится со своей кроватью. Усталость навалилась, как бетонная плита, но злость потихоньку таяла, уступая место чему-то ещё — тени надежды, которую я не хотел признавать. Судьба, эта язвительная стерва, хихикала где-то в углу, но этот подвал, Талкина дурацкая кровать и мой рюкзак шептали: шанс есть. Один рассвет, один глоток — и я, может, переиграю этот бредовый мир.

Пробуждение было внезапным, грубым толчком — словно выдернули из вязкой, чёрной бездны, где нет ни звука, ни света, ни памяти. Во рту мерзкий, едкий привкус — горький, как после глотка яда, и липкий, словно ночь провёл с открытым ртом в пыльной канаве. Но голова, странное дело, была на удивление ясной — ни намёка на вчерашний алкоголь.

В этот серый, только забрезживший рассвет моего нового убежища ворвалась Талка. Её присутствие — режущая, нежеланная помеха, вызывающая раздражение. Я, стиснув зубы, решил: вынесу.

Окинул взглядом подвал. Мои немногочисленные вещи — на месте, у дивана, где я их оставил. Всё остальное убрано и расставлено с чужой, до скрипа зубов идеальной, почти пугающей аккуратностью. Явно не моих рук дело. Талка успела навести порядок ещё до того, как я проснулся. Это бесило своей абсолютной, враждебной чужеродностью, но пришлось признать — годится.

— Ничего не украла? — вырвалось резко, с накопившейся за ночь едкостью и досадой.

Она коротко, беззвучно хмыкнула, не убирая скрещённых на груди рук. Взгляд её скользнул мимо, словно я — пустое место.

Не тратя ни секунды на препирательства, поднялся и пошёл в ванную.

Дверь подалась мягко, бесшумно скользнув в сторону, открывая простор светлого санузла — абсурдный оазис в этом подземелье, насмешка над реальностью. Душ работал безупречно: мощный, горячий, живительный поток обрушился на плечи, смывая остатки сна и грязи. Это было благословенным избавлением после ледяной реальности, которая накануне хлестала не по телу, а по сознанию, выбивая дух.

Через несколько минут я вышел другим человеком — гладко выбритым, посвежевшим, готовым к новому плаванию по неизведанным водам. Как старый моряк, только что поднявшийся на палубу после шторма.

Талка, к моему тихому удовольствию, благоразумно промолчала. Ни слова, но в её глазах затаился весёлый, понимающий огонёк — предвестник новых, не менее абсурдных сюрпризов.

Романтики мне сейчас только и не хватало для полного идиотизма ситуации.

Саркастическая усмешка сама собой скривила губы.

— Доброе утро! — её голос, звонкий и чуть насмешливый, прорезал плотную, давящую тишину подвала, не оставляя мне шансов ускользнуть или спрятаться.

— Отвернись, — буркнул я, чувствуя себя неловким и беззащитным под этим взглядом, натягивая комбинезон. Переодеваться под её пристальным наблюдением? Судьба, ты, без сомнения, изощрённая садистка.

Подвал, Талкина странная, почти нелепая, но искренняя улыбка и привычная тяжесть моих вещей у дивана — всё это вместе кричало: выход есть.

Она сделала шаг вперёд, приглашая жестом к столу.

Он был уже накрыт с той же безупречной, чужой, отталкивающей аккуратностью.

— Садись. Выглядишь теперь, кстати, гораздо лучше, чем в своём обычном, неопрятном разбойничьем виде.

— Привыкай к небритости. Я всегда такой, — пробурчал я.

— Грубый?

Я не стал отвечать, просто тяжело вздохнул и сел за стол.

Дело было не в том, что её компания неприятна. Нет. Просто не мог переварить эту абсурдную смену ролей: вчера она держала меня под прицелом, холодная и смертоносная, а сегодня ходит по пятам, старается угодить при малейшей возможности. Будто верный пёс или внезапно влюблённая девчонка — и то, и другое пугающе.

Что она ведёт свою, опасную игру, было очевидно до тошноты. Но ради чего? Что ей, вооружённой и непредсказуемой, нужно от меня — обычного, потрёпанного жизнью неудачника, списанного со всех счетов?

Тишина между нами сгущалась, становясь почти осязаемой стеной. Талка не пыталась её нарушить.

Еда оказалась превосходной: сочное мясо, рассыпчатая картошка с неизвестными, но чертовски вкусными овощами — настоящее объедение. Я готовил себе сам дома, когда жена давно стала чужой, а совместные ужины превратились в рутину. Обычно ограничивался жареной картошкой, колбасой, иногда пельменями. Иногда, если накатывало настроение, готовил что-то посложнее — чтобы напомнить себе, что жизнь всё-таки бывает другой.

Дождавшись, когда я доем и допью остатки напитка, отдалённо напоминавшего чай, она бесшумно, как тень, собрала посуду и отнесла к раковине. Вернувшись, остановила на мне взгляд — выжидающий. Я решил: ждать бессмысленно. Пора рвать эту удушающую паузу. Если уж судьба свела нас в этой проклятой дыре, я должен вытащить из неё всю правду — до последней крошки, до последней невысказанной мысли. Всё о ней. И главное — узнать истинную, скрытую причину её внезапного, необъяснимого, пугающего «волшебного превращения».

После еды меня накрыла странная усталость. Голова была тяжёлой, словно набитая свинцом, а мысли путались, как после долгой пьянки — а вчера я действительно перебрал с алкоголем. В памяти всплывали страницы старых книг по психологии, которые я читал в юности, и я пытался понять, что происходит с моим телом и разумом. Возможно, это просто организм требует отдыха. Нужно немного поспать — завтра, уверен, будет лучше.

Взгляд остановился на Талке. В её глазах читалась усталость и печаль, словно она несла в себе груз какой-то глубокой трагедии. Почему я чувствовал одновременно и доверие, и эту тихую грусть? Сердце билось быстрее, а мысли путались. Где я? Что это за мир, в который меня бросило? Ответы казались так далеки, а прошлое — словно тень, нависшая надо мной.

— Ты можешь остаться, — сказал я, не до конца понимая, почему принимаю такое решение. — Чувствую, ты мне не враг.

Она удивлённо подняла глаза.

— Спасибо, — тихо ответила.

— Но я хочу знать не только про город, — продолжил я. — Расскажи мне про это место... про мир, в который я попал. Я просто не понимаю, где нахожусь.

Талка кивнула.

— Спрашивай. Я расскажу всё, что знаю.

Я откинулся на стул напротив неё и вздохнул.

— Я ещё не полностью отдохнул.

Талка усмехнулась, глаза блеснули едкой искрой.

— Алкоголь понимаю, — язвительно бросила она.

Я махнул рукой, не желая спорить, и направился к дивану. Тело требовало отдыха, а разговор мог подождать. Медленно добрался до дивана, лёг и сразу вырубился.

Проснулся через пару часов, чувствуя себя словно перезагруженным. Тело стало легче, мысли яснее, а мир вокруг словно обрёл новые краски: звуки стали отчётливее — отдалённый гул, шорох, едва различимый шёпот, словно доносящийся из ниоткуда. Воздух казался плотнее, насыщеннее, а в груди зажглась странная энергия — будто что-то внутри меня пробудилось, напоминая о давно забытых ощущениях и воспоминаниях.

Я подошёл к столу и налил себе стакан сока из кувшина. Сделав несколько глотков, почувствовал, как жизнь возвращается в тело.

Я посмотрел на Талку. Она лежала на своей кровати, надев тонкие очки с прозрачными линзами, через которые перед ней разворачивался объёмный голографический интерфейс. Её глаза следили за потоком данных, которые она могла видеть одной только мыслью. Светящиеся символы и карты парили в воздухе, а её руки плавно скользили по невидимым панелям, вызывая к жизни трёхмерные модели и данные. Комната наполнялась мягким голубоватым светом, отражающимся на стенах и создающим ощущение, будто мы находимся в самом сердце будущего.

Несмотря на кажущееся спокойствие, воздух в подвале был тяжёлым, словно перед бурей. Где-то рядом таились опасности — оборотни, спецназ, неизвестные силы, которые могли появиться в любой момент. Я чувствовал их присутствие, даже если глаза не могли их увидеть.

Куда же я попал? Оборотни, спецназ, технологии будущего — всё смешалось в этом странном месте, где реальность и фантазия переплелись в нечто новое и пугающее. И мы были одни. Никого больше не было в этом заброшенном городе — только мы и тишина, которая могла в любой момент обернуться угрозой.

Я заметил рядом со столом пустой стул. Медленно взял его, подвинул к Талке и сел напротив неё на небольшом расстоянии. Сделал несколько глотков, пытаясь собраться с мыслями. Руки слегка дрожали — я всё ещё не привык к этому месту и к себе самому.

Мой взгляд задержался на ней, и я наконец решился:

— Расскажи мне, что это за место... и кто ты на самом деле?

Талка сняла очки и отложила их в сторону. Она замолчала, и молчание растянулось на долгие секунды, словно каждое слово взвешивалось и выбиралось с особой осторожностью. Наконец, она тихо начала:

— Ты точно не из этого мира, — констатировала Талка.

Она встала, подошла к столу, налила себе сок, села рядом. Я развернулся в её сторону.

Талка отставила устройство в сторону и сняла очки. Встала с кровати, подошла к столу и, налив себе стакан сока, села на свободный стул. Её движения были уверенными, но в них чувствовалась лёгкая сдержанность — словно она пыталась взять себя в руки перед важным разговором. Я повернулся к ней, и она начала говорить.

— Мы сейчас находимся в мире воинов, — сказала она, обводя взглядом комнату, словно показывая границы нашего мира. — Это мир, где всё подчинено воинам. Этот город построен для учёных, рабочих и других специалистов, которые не могут быть воинами, ведь воины занимают вершину социальной лестницы.

Она глубоко вздохнула, слегка потёрла пальцы и посмотрела на меня.

— Воины — это люди, для которых важны уважение, честь, храбрость, сила и отвага. Слабых и неспособных стать воинами они презирают. Те, кто не может стать воином, живут в таких городах, как этот, и работают на благо войны и воинов. Насколько я знаю, мир воинов постоянно находится в состоянии войны с кем-то, но при этом город достаточно развит.

Пальцем она провела невидимую линию в воздухе, словно показывая путь захвата территорий.

— Оборотни пришли из мира тьмы и постепенно захватывают территории, проникая через пространственные разломы, — продолжила она.

Её взгляд на мгновение опустился, и голос стал тише.

— Я из мира магии, — сказала она, — но живу здесь давно. Могла бы вернуться, но не знаю как. Не спрашивай, как я здесь оказалась — это долгая история.

Она откинулась на спинку стула, лицо её омрачилось.

— Это место называют городом проклятых, — тихо произнесла она. — Представители тьмы сами боятся сюда заходить. Здесь царят тайна, мистика и ужас. Обычно здесь шастают оборотни, вампиры и другая нечисть, но до недавнего времени они обходили город стороной. Не знаю, что изменилось.

Талка посмотрела на меня с удивлением.

— Я была поражена, когда они погнались за мной. Никогда не видела, чтобы одним ударом сносили голову оборотню.

Она встала и сделала резкий взмах руками, изображая удар мачете.

— Это было впечатляюще.

Она села обратно и наклонилась вперёд, заговорив шёпотом:

— Оборотней никто не может убить, кроме тебя. Пули не убивают их, а лишь вызывают жуткую боль — словно их кожа сделана из сверхпрочного сплава. При этом, когда в тебя стреляют, пули не причиняют тебе вреда.

Она внимательно посмотрела мне в глаза.

— И ты легко справляешься с оборотнями, обладая силой, которой никто из нас не обладает.

Она улыбнулась с лёгкой иронией.

— Ты точно не из этого мира. И не из мира магии, и не из мира тьмы... Ты — аномалия, не принадлежащая ни одному из этих миров. Странный ты. Но добрый.

Она добавила мягко:

— Ты бы знал, как себя вести и для чего предназначены многие вещи. Но, на удивление, с тобой здесь спокойно. Никаких происшествий.

Я рассказал, что видел, как корабли взмывали в небо, словно огромные летающие аппараты, но не был уверен, что это именно этот город. Рассказал о стычке с людьми, живущими на обочине общества и питающимися человеческой плотью, а также о кафе «Вкусняшка». Затем я оказался в пещере в доме на горе.

Талка удивлённо покачала головой.

— Вокруг этого города нет ни пещер, ни гор, ни домов на вершинах. И я никогда не слышала о таких людях, как те, кого ты описываешь.

Она слушала с восхищением, когда я рассказал, что пули не причиняют мне вреда, а я с лёгкостью уничтожаю оборотней.

— Это впечатляет, — сказала она. — Никто из нас не способен убивать их. Мы можем лишь замедлять или временно останавливать их. Ты обладаешь силой, которую трудно объяснить.

Вспоминая те мрачные моменты, я почувствовал, как внутри всё сжимается.

— В смутных воспоминаниях... — голос дрожал. — В меня выстрелили около двадцати дротиков, непонятно чем начинённых... Потом всё потемнело, меня словно отключило.

После того как бой в кафе закончился, меня усыпили — я лежал на холодной металлической поверхности, к рукам и ногам были подключены провода и капельницы, через которые, по моему ощущению, вливали яд или какой-то препарат.

Моё тело было слабым и почти неподвижным, но я не понимал, что со мной происходит и почему.

Собрав последние силы, я сорвал с себя эти устройства и, шатаясь, попытался уйти.

На пути встали охранники, но я неожиданно для себя выплеснул силу, которая позволила мне буквально разметать их в стороны, отбросив с такой мощью, что они ударялись о стены и падали.

Однако меня снова усыпили — выпустили множество дротиков с сильнодействующим снотворным, и сознание погрузилось во тьму.

Очнулся в сырой, затхлой пещере, где холодный воздух жёстко царапал лёгкие, а влажные стены словно дышали вокруг.

Тьма сгущалась, и каждый звук — капля воды, скрип — казался предвестником опасности.

Я был один, дезориентирован и уязвим.

На этой мрачной ноте я закончил свой рассказ.

Мы долго сидели в тишине. Талка рассказывала о мире воинов — суровом, беспощадном, где границы стёрты тьмой, и о тех, кто не принадлежит этому месту — обо мне. Я слушал, собирая осколки смысла, словно пазл, который никак не складывается.

Когда её голос стих, мы ещё долго молчали. Я провёл пальцами по рукам, почувствовал дрожь, глубоко вдохнул — всё настоящее или только кажется? Но если я жив, значит, пора двигаться. Понять, кто я теперь, и что делать дальше.

— Мне надо развеяться, — сказал я, пытаясь заглушить напряжение.

— Не лучшая идея, — Талка смотрела тревожно. — Скоро стемнеет. В этом городе ночь — не время для прогулок.

— Значит, потороплюсь, — ответил я, чувствуя, как холод проникает в кости.

Она только пожала плечами. Иногда человеку нужно остаться одному, чтобы услышать свой внутренний голос. Или — наоборот — взглянуть на мир и попытаться найти там ответы.

Город дышал ночной прохладой. Свет фонарей высвечивал пустоту улиц, а в тени домов таилась неуловимая опасность. Я стоял у окна супермаркета, смотрел на это безмолвие и чувствовал, как напряжение растёт вместе с тьмой.

Жена стала чужой. Мы живём под одной крышей, но между нами — пропасть, холоднее ночи за окном. Я скучаю по тем временам, когда дом был домом, а не просто местом для ночлега.

Воспоминания о родителях, друзьях, весёлых вечерах — всё это стало далёким, как свет чужой звезды. Время ускользает: работа, дом, работа — и всё под гнетущей тишиной.

Я пытался понять себя. Проверялся — всё в порядке. Но внутри — пустота, холоднее ночи на пустой улице. Были женщины, которые хотели меня, но я не мог ответить взаимностью. Взаимные чувства важнее притворства.

Город шептал своим холодным голосом: «Ты один». Я соглашался. Был готов принять любую форму семьи, лишь бы не быть одному. Но даже этого не случилось. Кажется, судьба вычеркнула меня из списка счастливчиков — тех, кто знает, что значит быть любимым и любить.

Многие говорят: «Всё в твоих руках, не вини никого». Но разве легко строить мосты, когда другой берег кажется недостижимым? Когда слова становятся холодными камнями, а взгляды — пустотой? За окном город медленно погружался в ночную бездну, и я чувствовал, как эта бездна росла внутри меня.

Может быть, я слишком идеализирую то, чего никогда не имел. Но мне хочется верить, что жизнь не закончится одиночеством и пустотой. Скорее всего, меня ждёт похмельная старость и смерть в тишине. И всё же я храню мечту — о семье, о любви, о доме, где кто-то ждёт.

Ночь проникала в город всё глубже, холод становился ощутимее. Где я сейчас — не знаю. Может, это и к лучшему. Пусть хоть умру — с историей, достойной рассказа.

Я резко развернулся от окна и направился к отделу с алкоголем. Протянул руку за бутылкой, но остановился. Вдруг понял — больше не хочу пить. Молча развернулся и ушёл прочь от этого дурмана.

Проснулся с ясной головой. Тело бодрое, разум чист. Талки рядом не было — ушла или занята. Неважно. Захочет — вернётся, не захочет — мне и так проще.

Сегодня я решил выйти из укрытия — отправиться на разведку. День, может, два в пути. Нужно узнать больше об этом городе: университеты, полиция, медицина. Понять, как живут местные, что происходит за пределами войны с оборотнями. А Талка? За кого она? Против всех? Или против меня?

Когда я застегнул рюкзак, в дверях появилась Талка.

— Ты это куда собрался без меня? Поиздевался над бедной девушкой и в кусты? Кто замуж брать будет? — как всегда, с ядом в голосе, укусила она.

Я улыбнулся:

— От тебя только бежать...

А потом серьёзно:

— В городе опасно. Я на разведку, пару дней. Оставайся здесь — так безопаснее.

Талка подошла ленивой походкой, оценивающе оглядела меня. Сейчас начнёт уговаривать идти с ней. А что я теряю?

Она открыла рот, чтобы возразить, но я быстро закрыл его рукой. В её глазах вспыхнул гнев.

— Ну всё... сейчас получишь...

— Хорошо, — сказал я. — Идёшь со мной. Но с одним условием — молчать и слушаться.

В её глазах промелькнула радость. Я убрал ладонь.

— Условие вступает в силу немедленно. У тебя есть время на сборы, я подожду. Без тебя не уйду. Ты этот город знаешь лучше меня, и на начальном этапе ты мне нужна. Всё, что знаешь, расскажешь.

Она моргнула, словно пытаясь осознать сказанное.

— Иди собирайся, по дороге поговорим.

Про себя я подумал: «Ну на кой чёрт она мне нужна, идиот». И тут же ответил: «За всё время это лучший человек, которого я встретил. Просто её компания мне приятна, и она мне нравится».

Когда она закончила сборы, я достал её пистолет из своей кобуры.

— Эта штука будет у меня.

Талка фыркнула с сарказмом:

— Да, босс, ты как всегда прав. Зачем слабой девушке защищаться от злых оборотней пистолетом?

— Не ёрничай. Будет у тебя игрушка, когда найду что-то подходящее.

— А что, суперсила уже иссякла? Батарейки сели?

— Ты идёшь со мной или остаёшься здесь?

Она провела рукой перед ртом, будто запирая замок.

— Молчу, босс. Нет, я с тобой, — подняла кулак, сжав его.

— Ты когда-нибудь бываешь серьёзной?

— Да, босс.

— Ещё раз назовёшь меня "босс" — закрою тебя в холодильнике. Веди себя нормально.

— Да б... — начала она, но вовремя остановилась. — Да... есть... серьёзно. Не буду.

Увидев, что я начинаю закипать, она быстро сменила тон:

— Расслабься. Я знаю, где найти оружие. Найдёшь, чем позабавиться.

Она подмигнула и первой пошла к выходу.

Я глубоко вздохнул, посмотрел ей вслед.

Она вдруг остановилась, развернулась, пригласила жестом:

— Ты главный — ты и иди первым.

— Нет, ты проводник, значит, первая.

Талка кивнула:

— Хорошо.

И вышла из комнаты.

Я поднял руку:

— Помолчи.

Она фыркнула, но послушно замолчала. Я сосредоточился. Город выглядел светлым и просторным, но в нём витала гнетущая темнота. Воздух дрожал от напряжения. Что-то здесь не так. Это место ждёт... но чего?

Я попытался применить свои способности, чтобы заглянуть за следующий дом. Если Талка права, меня должно было разорвать в клочья. Но ничего не произошло — только лёгкое потрескивание в воздухе. Я должен был погибнуть, но остался жив. Значит, здесь действует что-то, что меня защищает. Или я просто ещё не понял своих сил.

Я улыбнулся про себя.

— Талка, а тут есть хоть что-то вроде больницы, полиции, службы безопасности? Что-то, что поможет выжить?

Она резко остановилась, посмотрела на меня с прищуром.

— Ты вообще меня слушал? Мы идём туда, где полно оружия. Подберёшь себе что-нибудь, а мой пистолет мне вернёшь. Что до больниц и мэрий... здесь давно никого нет, кроме мародёров и искателей артефактов.

Я скрестил руки на груди, чувствуя, как напряжение нарастает.

— Значит, нам придётся полагаться только на себя.

— Добро пожаловать в город-призрак, — сказала Талка. — Здесь каждый шаг — игра на выживание.

— Они ищут древние артефакты, за которые платят кучу денег, — добавила она.

— Помолчи, мешаешь думать, — тихо сказал я, делая недовольное лицо.

Она обиделась, отвернулась и пошла дальше.

Казалось, что она молчала всю жизнь, а пару часов назад вдруг прорвалась.

Может, это нервы? Или просто освоилась и теперь считает меня своим приятелем.

Меня вывел из раздумий её окрик:

— Эй, иди сюда. Тут можно отдохнуть.

Она стояла у входа в арку.

Горбатого только могила исправит.

Никакой тишины.

Если она всегда так себя ведёт, удивительно, что до сих пор жива. А может, наоборот — именно это и спасает.

Ну да ладно, отдых не помешает.

Мы шли уже почти два часа, пару минут передышки не повредят.

Ловушка — так ловушка.

Если меня невозможно убить, бояться нечего.

Разве что ещё одно разочарование — предательство.

Я направился к арке, где Талка уже исчезла.

За ней открылся уютный дворик — что-то вроде бара или ресторана.

В центре стоял круглый фонтан, окружённый зеленью и деревянными кабинками.

Было тихо и спокойно.

Талка устроилась в дальней кабинке, обвитой лианами, и замахала руками:

— Иди сюда.

Я сел напротив, сбросил рюкзак и протянул ей бутылку воды.

— Хочешь? — спросил я.

Талка только покачала головой и вскочила с места.

Через пару минут вернулась с двумя пластиковыми бутылками холодного напитка.

— Попробуй лучше это, — лукаво улыбнулась она.

Я покачал головой.

— Ну, как хочешь, — усмехнулась Талка. — Мне больше достанется.

Она открыла бутылку, сделала маленький глоток.

Я расслабился на скамье, раскинув ноги под столом.

Лёгкий шелест листвы и тишина окружали нас.

Всё казалось почти идеальным.

Если бы только дул свежий ветерок — был бы настоящий уголок рая.

— И часто ты бываешь в этом уголке рая? — спросил я, наслаждаясь моментом.

Талка махнула рукой.

— Всякий раз, когда оказываюсь в этом городе.

— Подожди... Но люди здесь пропадают. Ты уверена, что не обманываешь меня?

Она пожала плечами, задумчиво глядя на фонтан.

— Пропадают. Но если знаешь, где можно находиться, а где лучше не светиться, всё будет нормально.

Я прищурился.

— А ты-то откуда знаешь?

— Я давно изучаю это место. И я не дура, чтобы лезть туда, где смерть.

Она усмехнулась, но улыбка вышла натянутой.

Между нами повисла тишина.

Я смотрел на неё, пытаясь понять — врёт она или нет.

Талка сделала ещё глоток, облизнула губы и поставила бутылку на стол.

— Ладно, раз уж отдыхаем, расскажи что-нибудь, — сказала она. — Например, почему ты так сильно отличаешься от всех остальных?

— В каком смысле? — приподнял бровь я.

— В буквальном. Ты не боишься. Вообще. Даже когда говоришь о ловушке, предательстве, смерти. Это ненормально.

Я ухмыльнулся.

— Может, просто у меня нет причин бояться.

Она наклонилась ближе, прищурилась.

— Или ты просто ещё не понял, чего стоит бояться.

— Может и так, — ответил я, дразня заговорщицким тоном.

Она вздохнула, пожала плечами.

— Не обманываю. Жить на что-то надо. Я сюда прихожу ненадолго и ухожу. Больше полдня не провожу. Город — гиблое место, и это правда. Знакомые пропадали здесь. Даже оборотни обходят его стороной. Я думала, если спрячусь тут, за мной не погонятся, но страх перед хозяевами-вампирами у них сильнее, чем страх пропасть здесь.

Я уже достал сигарету, но не успел прикоснуться к зажигалке — Талка сморщила нос и, глядя пристально, бросила:

— Не надо портить воздух табаком.

Я пожал плечами, убрал сигарету обратно и откинулся на скамью.

Тишина в этом месте была почти физической — густой, вязкой, будто город затаил дыхание.

Но мысль не давала покоя, и я спросил:

— Не понимаю. Оборотни сюда не лезут, вампиры тоже стороной обходят, а ты тут шляешься и не боишься?

Талка, скопировав мою позу, чуть не съехала с лавки. Это вызвало у меня непроизвольную улыбку.

Она встала, выпрямилась, будто ничего не случилось.

— Тут больше полдня нельзя находиться. Пробудешь дольше — и пропал. Нечисть знает это и разрешает нам заходить, но сама не суётся. Словно боится кого-то...

— Или чего-то, — вставил я, чувствуя, как под кожей начинает ползти холодок.

— Возможно, — кивнула Талка.

В её голосе не было ни страха, ни бравады — только усталое принятие.

Я задержал на ней взгляд, пытаясь понять, врёт она или нет.

— Почему мы с тобой всё ещё живы? Ничего зловещего не случилось.

Она ухмыльнулась, уголки губ дрогнули.

— Вот почему я с тобой. Ты странный, но с тобой безопасно. Если всё сделать правильно, можем заработать кучу денег.

Я закрыл глаза, позволяя словам осесть внутри.

Тишина вокруг была почти уютной, но в ней таилась тревога.

Я снова откинулся назад, позволяя себе ещё немного времени в этом странном, но пока безопасном месте.

Талка первой нарушила молчание.

— Ладно, засиделись. Пора.

Мы двинулись по узким улочкам, вдоль домов с наглухо закрытыми ставнями.

Город казался вымершим, будто время здесь застыло, а воздух был тяжёлым, как перед грозой.

Талка говорила, что аномалия на меня не действует, и я это чувствовал — здесь мне действительно ничего не угрожало.

Но ощущение, что кто-то следит за каждым нашим шагом, не отпускало: будто сама тьма наблюдает из-за угла.

Вскоре мы вышли к массивному зданию, перед которым раскинулась каменная площадь, потрескавшаяся от времени.

Талка остановилась, бросила на меня взгляд с лёгкой, почти детской улыбкой.

— Пришли. Тут твои "игрушки". Но не обольщайся: против нечисти они бесполезны.

Я нахмурился.

— А тебе зачем пистолет? — спросил я, кивнув на оружие у неё на бедре.

— Против людей.

Я усмехнулся.

— Конечно, надёжнее.

Мы вошли внутрь. На первом этаже стояли ящики с оружием — некоторые уже были открыты. Внутри — пистолеты, автоматы, снайперские винтовки, гранатомёты. Но всё это выглядело не так, как я привык: массивные, почти футуристические формы, ни привычных стволов, ни затворов. Вместо патронов — компактные энергетические блоки, встроенные прямо в рукояти и корпуса. На некоторых моделях светились индикаторы и панели управления, на других — прозрачные резервуары с мерцающей жидкостью или газом.

Пистолеты напоминали классические револьверы, но с плавными линиями, металлическим блеском, будто выточены из цельного сплава будущего. Автоматы и винтовки были тяжелее, с длинными направляющими, встроенными системами охлаждения. Гранатомёты — крупные, с массивными цилиндрами и сложной электроникой.

На столах лежали гранаты и мины — гладкие, минималистичные, без привычных взрывателей. Вместо них — кнопки и сенсорные панели, будто они запускали не взрыв, а энергетический импульс. Всё это напоминало подготовку к серьёзной обороне, но одновременно казалось чуждым и тревожным.

Я присвистнул, оценивая масштаб арсенала.

— Неплохо... — бросил я, глядя на Талку. — Серьёзную оборону устроили.

Но что-то не сходилось. Ни следов боя, ни беспорядка. Всё выглядело так, будто люди просто встали и ушли.

Я обвёл взглядом помещение и вдруг решил ничего не брать — пусть всё остаётся до лучших времён.

Талка посмотрела на меня с раздражением.

— Мы шли через весь город только для того, чтобы ты ничего не взял?

Я пожал плечами и молча протянул ей пистолет. Спокойствие было абсолютным.

Её глаза расширились.

— Ты ещё страннее, чем я думала, — прошептала она, убирая оружие в кобуру.

— Есть такое, — бросил я и направился к выходу, оставляя арсенал позади.

Талка открыла рот, но я приложил палец к губам — молчи.

В воздухе что-то изменилось.

Запах гнили, будто из старого подвала, смешался с металлическим привкусом на языке.

По спине пробежали мурашки, словно кто-то провёл ледяным гвоздём.

В коридоре что-то щёлкнуло, как будто только что закрылась дверь.

— Ты меня пугаешь, — выдохнула Талка.

В её голосе звучала готовность бежать.

— Уходим. Медленно.

Талка дотронулась до двери — и та с грохотом захлопнулась, будто кто-то с силой дёрнул её изнутри. Звук был такой, что сердце ухнуло в пятки. Талка обернулась: в её взгляде смешались страх и растерянность. Она хотела спросить, что происходит, но я бы не смог объяснить — сам не знал. Молча вытащил мачете, сжимая рукоять до побелевших костяшек.

Из угла комнаты тьма начала двигаться — не метафорически, а буквально. Она ползла по стенам и полу, вязкая, как густое масло, но холодная, зловещая. Щупальца черноты тянулись к нам, поглощая свет, поглощая сам воздух. Холод сковал помещение, а запах гнили стал резче, будто кто-то дышал сквозь стены. В горле пересохло, плечи напряглись, по спине побежали мурашки, как от ледяного ветра.

Я вдруг почувствовал жар — резкий, внутренний, будто в груди вспыхнула печь.

Всё тело охватило пламя силы, но боли не было — только странная уверенность.

— Ты в порядке? — прошептала Талка, не сводя с меня глаз.

— Вполне, — солгал я, чувствуя, как внутри всё клокочет.

Тьма сомкнулась, накрыв нас, и в этот момент из меня вырвался свет.

Он был мягким, тёплым, словно солнце внутри меня. Не слепил, но был плотным, осязаемым. Свет разлился вокруг, образовав сферу радиусом метра два. Внутри — тепло, покой, за пределами — чёрный мрак, шевелящийся и враждебный.

Талка рефлекторно прижалась ко мне. Я обнял её, чувствуя, как она дрожит — не от холода, а от страха. Мы стояли в центре света, а тьма извивалась за невидимой границей, билась о неё, как насекомое о стекло. Запах исчез. Тишина стала абсолютной, даже собственное дыхание казалось чужим.

Секунды растянулись в вечность.

Потом всё исчезло — свет, сфера, мрак. Всё ушло мгновенно, будто выключили. Мы стояли в той же комнате, окружённые обычной тишиной, только воздух был тяжёлый, а сердце всё ещё колотилось.

— Чувак... ты мой герой, — прошептала Талка дрожащим голосом.

Она не отходила от меня, будто я был её единственным спасением.

Я сделал шаг вперёд — и она, словно приклеенная, повторила мой жест.

— Всё в порядке. Можешь расслабиться, — сказал я, стараясь говорить спокойно.

— Ага, конечно... — Талка нервно усмехнулась, ещё не оправившись от пережитого.

— Талка, — я сдержал раздражение. — Всё закончилось. Это исчезло.

Она наконец взяла себя в руки и отступила на шаг, но всё ещё держалась настороженно, будто не верила, что опасность миновала.

— Да отстань от меня, — бросил я, чуть оттолкнув её плечом. — Смотри, ничего больше нет, оно ушло.

Мы оба посмотрели на дверь — за ней теперь простирался обычный мир. Я первым шагнул к выходу, и Талка, почти не раздумывая, бросилась за мной.

На улице нас встретил тот же солнечный день — безмятежный, спокойный, будто ничего и не произошло. Ни души вокруг. Талка, если её вообще можно было назвать подругой, быстро пришла в себя. На её лице появилась радость — мы снова спаслись.

— Нифига себе! Ты просто супер, чувак. Ты мой бог! — воскликнула она, подбежав ко мне и начав ощупывать моё лицо, нос, руки, одежду.

— О, прости! — вдруг спохватилась она, отдёрнув руку. — Я думала, вдруг ты не настоящий...

Нет, вроде всё как всегда — кожа, кости.

Я уже начала думать, что ты наглотался батареек и стал светиться, как новогодняя гирлянда!

Я остановился, переваривая её слова, прежде чем двинуться дальше — в холл мэрии.

— Ты явно сумасшедший! — крикнула мне вслед Талка, но, не рискнув остаться одна, тут же поспешила за мной.

— Испугался и вернулся за игрушками? — поддела она, голос её был полон ехидства.

Я не ответил и направился на второй этаж.

Я знал, куда идти — кабинет мэра.

Планировка здания была стандартной: длинный коридор с рядами кабинетов.

Двухэтажное строение выглядело внушительно, и я без труда нашёл нужную дверь.

На ней — солидная табличка, возможно, из красного дерева, с золотой каллиграфической надписью:

«Мэр города Стоулн, г-н Дринтифкион».

— Нам сюда, — решительно сказал я, распахивая дверь.

Мы прошли через маленькую приёмную и оказались в просторном кабинете. В центре — большой круглый стол, у окна — кожаное кресло, обитое блестящей кожей. На столе аккуратно разложены канцелярские принадлежности и интерактивный экран — возможно, местный компьютер. Вот оно, то, что нам нужно.

Талка осталась в дверном проёме, настороженно посматривая в коридор, словно ожидая нежданных гостей. Её серьёзный, воинственный вид внушал уважение — если кто-то появится, она не оставит его в живых. Меня это развеселило, и я невольно улыбнулся.

Талка заметила мою улыбку и посмотрела на меня с вопросом.

— Что, что-то не так? — спросила она с настороженностью.

— Да нет, всё в порядке, — ответил я, стараясь скрыть улыбку. — Просто вспомнил что-то смешное.

Не хотелось рассказывать, что меня развеселил именно её боевой вид.

Талка кивнула, удостоверившись, что всё в порядке, и вновь сосредоточилась на двери.

Я наклонился над столом и провёл рукой по интерактивному экрану. Вдруг свет в кабинете погас, и перед нами развернулся зловещий спектакль.

Город, некогда полный жизни, охватил хаос. Паника захлестнула улицы — люди метались в отчаянной попытке спастись от смертельной угрозы, возникшей словно из ниоткуда. На голограмме улицы были завалены мусором, разбиты машины, а пламя уже почти охватило всё вокруг. Мародёры, словно хищники, грабили магазины, выкидывали людей из машин и безжалостно избивали их. Атмосфера ужаса висела в воздухе, лица людей искажались страхом и безумием — всё это напоминало апокалипсис.

Талка, наблюдая за этим кошмаром, мгновенно приняла боевую стойку. Но вскоре осознала: всё происходящее — лишь иллюзия.

Небо потемнело, день сменился ночью. Гром раздавался раскатами, молнии разрывали тёмное небо, сопровождаемые свистом ветра. Вдруг раздался воющий вой оборотней — они, словно дьявольские создания, выскочили из теней и набросились на людей. Зрелище было настолько ужасным, что дух захватывало.

Но это было только начало. Оборотни не убили всех — они согнали людей в центр площади, окружили и лишили выхода.

Гремящие раскаты и свистящий ветер быстро стихли, погрузив площадь в гнетущую тишину, от которой по коже пробежали мурашки. На площади перед зданием мэрии, напротив главного входа, материализовался адский трон. На нём восседал человек в чёрной мантии — тёмный властелин, чьё присутствие наполняло воздух страхом и безмолвной властью.

Он внимательно наблюдал за происходящим, затем поднял руку. Внезапно всё замерло — люди, доведённые до отчаяния, замолчали, словно подчинённые истинному волшебству. Даже оборотни трепетали перед ним, их страх был очевиден: они боготворили и одновременно боялись этого загадочного человека.

— Здесь нет тех, кто меня бы заинтересовал. Они ваши, — холодно произнёс он.С этими словами странный человек на своём адском троне исчез, словно тень, растворяющаяся в ночи.

Мне не хотелось смотреть дальше, но, несмотря на внутреннее сопротивление, я знал — нужно увидеть всё до конца, каким бы тяжёлым это ни было.

После того как оборотни добили последних выживших, они сбились в кучу, принюхиваясь к воздуху. Их лица исказились ужасом. Внезапно на площадь опустилась кромешная тьма — та самая, что накрыла нас на первом этаже мэрии. Всё вокруг исчезло в вязком мраке, будто реальность оборвалась.

Но вскоре темнота рассеялась, и перед нами открылся не поддающийся объяснению вид: город стал светлым, чистым и пустым. Ни оборотней, ни мёртвых тел — лишь безмятежная стерильность, словно апокалипсиса никогда не было.

— Кто он? — спросила Талка, нарушая тишину.

— Не сейчас, — ответил я, не в силах подобрать слова. — Дай мне время обдумать увиденное. Пока одни вопросы и загадки.

Кто этот человек на адском троне?

Что за тьма, и что она сделала с городом?

Это что-то или кто-то?

Без приключений мы вернулись в убежище. Погружённые в свои мысли, шли молча — каждый нёс в себе груз увиденного.

Дни тянулись, и спокойствие быстро сменилось отчаянием. Я впал в глубокую депрессию, всё реже покидал укрытие. Вина больше не приносила облегчения, а сон стал недостижимой роскошью. Всё вокруг казалось однообразным, невыносимо утомительным. Это место медленно поглощало меня, как зыбучие пески. С каждым днём я всё сильнее ощущал, что стою на краю бездны. Мысль о прекращении страданий становилась всё реальнее.

Я часами лежал на диване, уставившись в потолок, погружённый в бездну мрачных мыслей.

Как это часто бывает, решение пришло внезапно — словно порыв ветра, изменивший всё. Однажды ночью, проснувшись в полусне, я понял: больше не могу терпеть это бездействие и медленное угасание. Решимость пронзила меня, словно молния. Я вскочил с постели, собрал походный рюкзак, наспех бросая туда смену одежды, немного еды, несколько вещей для выживания. Всё делал бесшумно, чтобы не разбудить Талку.

Её дыхание было ровным, лицо — спокойным, почти детским. Я на мгновение застыл у порога, разглядывая её. В груди поселилось странное чувство вины — будто я беглец, бросающий её одну в этом затхлом, мрачном месте. Но я знал: оставаться здесь больше невозможно. Спокойная жизнь, разъедавшая меня изнутри, как ржавчина, стала невыносимой.

Я был уверен: с ней ничего не случится. Это чувство было не просто надеждой — я ощущал его всем своим существом, как внутреннее чутьё, дарованное мне чем-то сверхъестественным. Иначе я бы не оставил её одну в этом опасном мире. Моё знание и вера в её силу давали мне спокойствие и позволяли уйти, зная, что она справится с любой угрозой.

Я тихо закрыл за собой дверь и вышел на улицу. Город всё ещё окутывала предрассветная мгла, в воздухе витал влажный, холодный запах сырости. Впереди простирались пустынные улицы, замершие в тишине, словно забытый корабль, дрейфующий по безбрежному океану времени. Ветер, гуляющий среди заброшенных зданий, шептал о чём-то далёком и неуловимом, словно сам мир предсказывал что-то неведомое.

Я шёл, не оборачиваясь, погружённый в мысли. С каждым шагом словно сбрасывал с себя тяжесть прошлого, которая давила на меня здесь, в этом заброшенном мире с его загадками, тенями и оборотнями. Казалось, я уходил от дурного сна, от которого, наконец, смог проснуться.

Прошло несколько часов, прежде чем пейзаж изменился: дороги сузились, дома стали редеть, вдали показались леса. Внутренняя тревога постепенно уступала место решимости. Впереди меня ждали не только новые тайны, но и, возможно, ответы на вопросы, которые не давали мне покоя.

Я уже давно покинул город, двигаясь по дороге вдоль густого леса. Настроение было неожиданно приподнятым: я пил воду, заедал её булочкой с начинкой, напоминающей повидло. Вскоре на горизонте вырисовались очертания небольшого посёлка. Из труб домов лениво поднимались тонкие нити дыма — признаки жизни.

Охваченный лёгким волнением, я ускорил шаг. Лес остался позади, уступив место полям и редким холмам, залитым мягким светом заката. Дорога, будто живое существо, вела меня прямо к центру поселения. Воздух был насыщен ароматами хлеба, древесного дыма и чем-то знакомым, но неуловимым. Это место казалось застывшим во времени, отражением прошлого, цепляющимся за свои последние мгновения.

Подойдя ближе, я заметил детали: небольшие дома с высокими трубами, деревянные ставни, ветшающие лавки на главной площади. На одной из скамеек у центральной улицы сидел старик. Он внимательно смотрел на меня, словно предвкушая наш разговор.

Усталость давала о себе знать. Мне нужно было найти место для отдыха. Пусть даже это окажется деревня психопатов-колдунов, приносящих в жертву путников, — мне было всё равно. Я просто хотел спать.

Я подошёл к старику и спросил, где можно переночевать. Он лениво махнул рукой в сторону церкви:

— Шестой дом от церкви — там гостиница.

Поблагодарив его, я направился к указанному дому, надеясь наконец обрести покой. Мне было всё равно, что попытаются сделать со мной местные. Одно я знал твёрдо: в этом мире я был неуязвим и бессмертен. Это ощущение свободы от страха давало странное спокойствие — словно весь хаос и бедствия вокруг потеряли свою силу.

Внутри меня встретила старушка лет семидесяти — добрая, радушная, с глазами, в которых светился неожиданный огонёк. Она явно обрадовалась моему приходу — сказала, что постояльцев не было уже несколько дней, и моё появление её развеселило.

— А вы знаете, что мир уже закончился? — спросил я полушутливо, но с серьёзной интонацией. — Апокалипсис случился, и больше никакого мира нет.

Старушка весело рассмеялась, приняв мои слова за шутку.

— Ох, молодой человек, у вас отличное чувство юмора! — сказала она, не переставая улыбаться.

Она проводила меня в номер — небольшая, но уютная комната: аккуратно застеленная кровать, маленький столик, шкаф с большим зеркалом, душевая в углу. Несмотря на скромность, здесь царили покой и уют. На мгновение казалось, что за пределами этих стен нет ни хаоса, ни конца света — только тихий уголок, где можно забыть обо всём.

Я принял душ, перекусил консервами и почти сразу уснул. Сколько длился мой сон — не знаю. Сновидений не было, но проснулся я с ощущением, будто внутри зарядился аккумулятор, полный энергии, готовый вот-вот взорваться.

Открыв глаза, я не сразу понял, где нахожусь. Окно было распахнуто настежь, в комнату проникал тёплый летний ветер, доносились странные звуки с улицы. Я попытался пошевелиться — и понял, что не могу: был крепко привязан к кровати. Узлы держали намертво.

— Что, проснулся? А я уж думала, не заболел ли ты, — услышал я голос старушки.

Но в нём было что-то неестественное, чужое.

Я повернул голову: старушка сидела в кресле-качалке в углу, в чепце, очках и старом платье.

На первый взгляд — обычная бабушка.

Но, присмотревшись, я понял: передо мной оборотень.

Она спокойно качалась, вязала носок и, казалось, наслаждалась моментом.

Оборотень в очках — вот уж чего не ожидал.

— Трудные времена, — заговорила она, не отрываясь от вязания. — Еды мало, странников всё меньше. На одной вегетарианской пище не проживёшь.

Голод не даёт покоя.

Вот мы и устраиваем игры.

Кто побеждает — тому и достаётся большая часть добычи.

Она облизнулась, явно предвкушая трапезу.

— Мне, как всегда, перепадает кусочек.

— Мясо ведь есть: курица, свинина, что угодно, — пробормотал я.

— Я и говорю: вегетарианская кухня, — усмехнулась она, показав зубы. — Ты совсем не боишься, да?

Старушка втянула воздух носом, ноздри её расширились, будто она искала в воздухе запах страха.

— Даже страха нет. Это что-то новое, — медленно произнесла она, и в её взгляде мелькнуло недоумение.

Её удивление переросло в тревогу, когда я без усилий освободился от крепких верёвок.

Мои руки прошли сквозь них, словно через дым — как будто путы были иллюзией, не более.

Я спокойно сел на кровать, мельком осматривая себя.

Мысль промелькнула: до сих пор не могу привыкнуть к своим способностям, которые проявляются тогда, когда меньше всего их ждёшь.

Старушка-оборотень перестала качаться, медленно поднялась с кресла, сжимая в руках клубок шерсти.

— С тобой что-то не так... Лучше я уйду, — пробормотала она, пятясь к двери. — Хорошо?

— Хорошо, — ответил я, не меняя интонации.

В голове уже крутилась другая мысль: придётся готовиться к большой битве — кто знает, сколько их в этом посёлке?

Я подошёл к окну.

За стеклом раскинулась сцена, которую сложно было бы представить в обычной жизни.

Прямо напротив гостиницы возвышалась деревянная эстрада, залитая дрожащим светом десятков факелов.

Воздух был густо насыщен ревом и воем оборотней, разгорячённых адреналином.

Толпа внизу — словно обезумевшая стая — скандировала, трясла факелами, дрожала в предвкушении.

На сцене стоял вожак, предводитель стаи.

Он выкрикивал что-то страстно, размахивая руками, словно собирался объявить начало обряда.

До меня донёсся его голос:

— И вот он, наш победитель! Могучий, неустрашимый красавчик — Всрым!

На сцену вышел огромный, двух с половиной метровый оборотень. Он выглядел как ходячая машина для убийства — массивные плечи, лапы, готовые разорвать всё на своём пути. Вожак, стоящий рядом, казался рядом с ним жалким и ничтожным.

И тут вожак развернулся в мою сторону и указал прямо на меня:

— Поприветствуем наш приз!

Толпа взревела, размахивая факелами ещё сильнее.

Некоторые оборотни начали драться между собой, не сдерживая накатывающего безумия.

Они словно забыли обо всём, кроме звериного инстинкта.

— Иди, Всрым, — выкрикнул вожак, указывая на меня. — Принеси нам его голову! Мы ждём!

Всрым взревел, взмахнул лапой и бросился ко мне. Земля дрожала под его шагами, словно на меня мчалось целое стадо. Каждый его шаг отдавался вибрацией даже на втором этаже гостиницы. Но что-то внутри меня оставалось странно спокойным. Я развернулся к двери и встал посреди комнаты. Без мачете, без оружия. Придётся импровизировать.

Я уже слышал его дыхание — тяжёлое, рваное, с хрипами. Вот он — оборотень, взбежавший по лестнице, ворвался в комнату. И снова — как в кино: всё замедлилось. Огромная туша несётся на меня, готовая снести всё на своём пути. Но я уже оказался у него за спиной. Не знаю, как это вышло — просто вдруг оказался там, где хотел. Мои руки сами собой сомкнулись на его шее. Одним движением я оторвал голову Всрыма. Его громадное тело рухнуло на пол, как поверженный небоскрёб.

Я поднял голову оборотня за волосы и спокойно подошёл к окну. Толпа внизу замерла. Рёв и вой стихли, будто весь их запал испарился в один миг. Я поднял голову Всрыма над собой, показывая им: их чемпион пал.

— Я в такие игры не играю, — раздался тихий голос старушки из-за двери.

Я услышал, как она осторожно приоткрыла дверь, бросила на меня быстрый взгляд и едва слышно пробормотала:

— Лучше мне уйти, хорошо?

Я спокойно кивнул. Старушка, пятясь, вышла на цыпочках, будто стараясь не тревожить хищника в клетке. В этот момент я впервые по-настоящему увидел в ней не просто бабушку, а существо древнее, голодное, усталое — оборотня, который когда-то прятался за уютом и вязанием, а теперь предпочёл исчезнуть в тени.Я вдруг понял: даже чудовищам иногда некуда идти в мире, где победители меняются так быстро.

Комната накалилась до предела, как перед грозой. Воздух стоял тяжёлый, электрический. Я стоял у окна, вглядываясь в ночь, и пытался прикинуть, сколько у меня времени. Ответ пришёл быстро: дверь с грохотом разлетелась в щепки. В проёме возник оборотень — два с половиной метра чистых мышц и звериной злости. Он ворвался внутрь, словно буря, от которой не спрятаться. Когти скрежетали по полу, из пасти вырывался хриплый рёв.

Он двинулся на меня, прыжок был точным — казалось, мне не уйти. Я скользнул вбок, и зверь врезался в стену с таким грохотом, что посыпалась штукатурка. Хватая первый попавшийся предмет, я схватил бронзовый подсвечник. Металл приятно тяжёлый в руке — как раз то, что нужно. Я ударил с размаху, вложив в удар всю накопившуюся злость.

Подсвечник вошёл ему в бок. Оборотень завыл и рухнул на пол, будто из него вынули батарейку. Но времени выдохнуть не было: в комнату влетел второй. Этот двигался быстрее и, судя по взгляду, явно решил не повторять ошибку приятеля.

Он прыгнул — я успел только пригнуться. Развернулся на пятке, со стола подхватил ножку от стула. Оборотень приземлился, когти скользнули по паркету, оставляя глубокие борозды, и тут же снова бросился в атаку. В последний момент я увернулся и вогнал обломок стула ему прямо в грудь. Раздался треск, зверь захрипел и упал, как мешок с песком.

В этот момент в окно влетел третий. Стекло брызнуло в разные стороны, словно кто-то устроил фейерверк из осколков. Зверь рухнул на пол, тут же рванул ко мне, когтями вспорол воздух у самого моего носа. Я отскочил назад и в последний момент всадил обломок стула ему в шею. Дерево вошло с глухим чавканьем, и оборотень рухнул, не успев понять, что пошло не так.

Комната затихла. Тусклый ветер шевелил обрывки штор, пыль медленно оседала на пол, будто всё это было репетицией. Я отряхнул руки, вытянул спину и с тихим вздохом перевёл дыхание.

На пороге появилась старушка-оборотень. Она стояла в вязаном чепце, с клубком шерсти в руке, и смотрела на меня с тем самым выражением, которое бывает у хозяйки, проверяющей, не перепутали ли заказ на кухне. В её взгляде не было страха — только усталость и древняя тоска.

— Даже не вспотел, — сказала она, прищурив один глаз.

— Старая школа, — усмехнулся я, отпуская обломок стула, который с лёгким стуком упал на пол.

Она кивнула, с тем самым пониманием, которое не нуждается в словах. В этот момент я впервые по-настоящему увидел в ней не просто бабушку, а существо, уставшее от вечной охоты и бессмысленных игр. Она медленно развернулась и ушла, растворившись в тени коридора.

Я сел на кровать, стряхивая с рубашки остатки пыли, и размышлял, как выбраться из этого безумия. Оборотни лежали мёртвыми вокруг, а воздух был пропитан запахом древесного дыма и сырой шерсти. Тишина воцарилась, будто мир выдохнул вместе со мной.

Внезапно, среди мрачной тишины, из ниоткуда сгустилась тень. Сначала она напоминала туман — тягучий, вязкий, как смола. Я моргнул — и передо мной уже стоял он: высокий, худой, в чёрном плаще, который, казалось, пережил больше эпох, чем многие из нас. Его кожа была белой, как лунный свет, а улыбка, вытянувшаяся в безумии, обнажала острые клыки.

— Ну, здравствуй, незнакомец, — произнёс он шёпотом, словно радио с помехами.

Я попытался встать, но он лишь лениво махнул рукой.

— Не торопись. У нас есть время. Силы зла приходят именно тогда, когда ты думаешь, что худшее уже позади, — продолжал вампир, окидывая взглядом разбитую мебель и тела оборотней. — Хорошая работа. Немного грязно, но сойдёт.

Он небрежно опёрся на столик возле кровати, будто пришёл на вечернюю беседу с рюмкой ликёра.

— У меня для тебя интересное предложение, — продолжал он, играя острыми когтями. — Наш хозяин приглашает тебя. Резиденция ждёт. Тепло примем.

— Пропускай лишнее, — отозвался я, прищурившись. — Если там будет текила...

Он засмеялся, издавая шипящий, почти змеиный звук.

— Ты не пожалеешь. И кто знает... может, ты станешь одним из нас. Вечная жизнь, острые клыки — всё это, поверь, лучше вечных головных болей.

— Вечность — занудная штука, — ответил я. — Не мой формат. А вот голову я могу отбить прямо сейчас.

На его лице промелькнуло удивление: я медленно поднялся с кровати, не отводя взгляда.

Его самоуверенная улыбка дрогнула — будто в его голове пронёсся сценарий, где он уже не главный герой.

— Ты отказываешься? — произнёс он, прищурившись, не веря своим ушам.

— Отказываюсь, — кивнул я, потянувшись, словно собирался на обычную прогулку, а не в схватку с вампиром.

Его глаза налились яростью, и он рванулся ко мне, как молния в грозу.

Но я был готов.

Подсвечник снова оказался в руке — теперь как идеальное оружие против вампирской самоуверенности.

Я уклонился от его броска, обогнул его сзади и вонзил подсвечник прямо в грудь.

Он застыл, удивлённо глядя на меня, словно не мог поверить, что весь его пафос закончился так банально.

— Добро пожаловать в мой мир! — произнёс я с ухмылкой.

Вампир с шипением рассыпался в облако пепла.

Я посмотрел на этот мрачный дождик, стряхнул пыль с рубашки и устало вздохнул.

Не думал, что бронзовый подсвечник смертелен для вампиров.

Так и знал: легенды и мифы — всё не правда.

Осиновый кол, серебро для оборотней, святая вода...

А тут бронзовый подсвечник — бац, и готово.

Мне это нравится.

— Приглашение в гости, говоришь? Пора наведаться.

Я вышел из комнаты и начал спускаться вниз. Каждая ступень поддавалась под моими шагами с протяжным скрипом, будто сама лестница не верила в происходящее. Внутри разгоралась странная, почти невыносимая энергия — текучая, как лава, готовая вырваться наружу. Сначала кожа лишь едва заметно мерцала, но с каждым шагом свет становился всё ярче, пока всё вокруг не померкло перед этим сиянием. Вокруг меня сформировался купол из матового белого света — плотный, вибрирующий, как живое облако. Казалось, пространство расступалось, признавая мою власть.

На первом этаже меня встретила старуха-оборотень. На мгновение она застыла, словно не могла поверить своим глазам. Свет окутал меня с головы до ног, превращая в живой доспех — не из металла, но куда более мощный и грозный. Её глаза метались в панике, и она, не издав ни звука, рванулась назад, захлопнув дверь рецепции, будто это могло её спасти. Но я знал: она понимала, что никакие стены не укроют её от того, что стояло перед ней.

На улице меня уже ждала толпа. Оборотни, мощные и звериные, стояли в молчаливом строю, как воины, ждущие команды. Но в их глазах не было уверенности — только страх и недоумение. Тех, кто считался самыми сильными, я оставил мёртвыми за спиной. Я шёл вперёд, как будто ничего необычного не произошло. Их взгляды метались, словно они пытались осознать нечто, что не укладывалось в их понимание: я был жив, а их лучшие — мертвы.

Я поднял руки на уровень груди и развёл их в стороны. Воздух передо мной дрогнул, и толпа расступилась, как волны перед носом корабля. Оборотни отлетали в стороны, словно их захватила мощная невидимая сила, вытягивая коридор посреди хаоса. Энергетический купол удлинился, продолжая световой путь. Те, кто случайно попадали в этот свет, менялись на глазах: их звериные морды расплывались, уступая место человеческим лицам — настоящим, живым. Но боль, что сопровождала этот процесс, была невыносимой: оборотни отскакивали назад, шипя и скуля, словно обожжённые. Паника охватила толпу, и они попятились, боясь приблизиться к свету.

Я спокойно шагал вперёд, не удостаивая их внимания. Их страх был столь явным, что никто не осмелился броситься на меня. Даже вожак, стоявший у края прохода, лишь стиснул кулаки. Он тяжело дышал, его глаза пылали кровавой яростью, но он не мог сделать ничего. Я видел, как он борется с унижением, разъедающим его изнутри. Он знал: этот момент разрушил всё, что он выстраивал. Но мне было всё равно.

На парковке я выбрал пикап — массивный, практичный, готовый к любым испытаниям. Машина, парившая над землёй вместо того, чтобы стоять на колёсах, выглядела так, будто была создана для моего путешествия. Я открыл дверь, и мягкий свет салона осветил меня, приветствуя. Усевшись за руль, я ощутил, как автомобиль подчинился моим мыслям, будто всегда был продолжением меня самого.

Пикап медленно поднялся в воздух, и я бросил последний взгляд на вожака стаи. Его кулаки дрожали от злости, и я видел в его глазах, что он никогда не простит мне этого унижения. Но мне было всё равно. С лёгким взмахом руки, словно прощаясь, я развернулся и устремился в небо. Машина послушно поднялась на двадцать метров и двинулась вперёд, следуя за моими мыслями.

Я не знал, как управляю ею, но это казалось естественным, словно я делал это всю свою жизнь. Впереди меня ждали улицы города и Талка. В убежище нужно было подготовиться к следующему этапу нашего путешествия. Я чувствовал: впереди нас ждёт нечто большее, чем оборотни, вампиры и бомжи-людоеды. Всё это было лишь завязкой — прологом к истории, которая только начиналась.

Пикап мягко опустился у подъезда старого здания, где ждала Талка. Свет фар плавно угас, словно машина сама понимала, что её роль здесь временно закончена.

Начинало светать. Усталость давила, будто в жилы влили свинец. Двигаться не хотелось, думать — тем более.

Я зашёл в торговый центр и привычно двинулся к убежищу. Дверь, как я и учил Талку, была заперта изнутри на цепь. Я закрыл глаза, представил, будто преграды нет, и шагнул вперёд. Стена дрогнула, словно поверхность воды, и пропустила меня. Я даже не удивился — то ли от усталости, то ли просто привык к этим странным способностям, которые множились с каждым днём.

Талка спала, свернувшись калачиком на своей кровати. Я прошёл мимо, не касаясь пола — словно проплыл в воздухе. Ванная манила одной мыслью: смыть кровь оборотней и въевшуюся грязь. Сон валил с ног, но я не мог позволить себе расслабиться.

Закрыв за собой дверь, я сосредоточился, представив шкалу громкости, как на пульте телевизора, и выкрутил её до нуля. Теперь хоть пой, хоть танцуй — за стенами ванной царила полная тишина.

Выбравшись, я рухнул на диван и мгновенно провалился в темноту.

Снов не помнил, но проснулся от собственного крика. Рывком сел, тяжело дыша, весь мокрый от пота.

— Так тебе и надо, — едко заметила Талка, её голос выдернул меня из липких теней сна. — Будешь знать, как без меня искать приключения на свою пятую точку.

Я скривился, словно ощутил привкус металла во рту.

— Я думал, ты уже убралась отсюда, куда собиралась ехать на своём байке, до встречи со мной.

Талка закатила глаза и усмехнулась.

В её взгляде смешались сарказм и недоверие — она явно не ожидала ничего нового от меня.

Я потянулся, прогоняя остатки кошмара.

— Если это было что-то вроде "доброе утро", то и тебе не хворать.

Я сделал себе чаю, взял складной стул и вышел к главному входу на улицу. Разложив стул, я сел и с удовольствием закурил сигарету. Пусть будет день, а для меня — утро. Хорошее, светлое утро, — подумал я, наслаждаясь первой затяжкой.

Неужели так всегда бывает? После ночной схватки с оборотнями и вампиром наступает эта странная эйфория, наслаждение от нового дня? Или у каждого всё по-разному?

Солнце окрашивало всё вокруг в мягкие золотистые тона, а воздух был опьяняюще свежим. Я прикрыл глаза, чувствуя, как тепло солнечных лучей ложится на лицо, и на мгновение мне показалось, что всё хорошо, что я дома, а не в этом странном, проклятом мире.

Наверное, так бывает всегда. Начинаешь ценить простые вещи, которые становятся драгоценными: чашка горячего чая, первая затяжка сигареты — всё это превращается в ритуал, напоминающий, что ты ещё жив. Жив вопреки всему.

Здесь правят свои законы, свои хищники, свои тайны. А я всего лишь гость, не знающий правил игры.

Отхлебнув чай, я задумался: что ждёт меня дальше? Новые встречи с оборотнями? Ещё более опасные существа, о которых я пока даже не подозреваю?

— Ну? И что дальше? — из состояния эйфории в реальную жизнь меня вернула Талка.

— Как что? Я поеду дальше, а ты останешься здесь, — спокойно ответил я.

Глаза Талки округлились от возмущения.

Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но я поднял руку, давая понять, что сейчас ничего не надо говорить.

— Твоя задача — быть здесь и охранять убежище. Ты для меня будешь обузой, — продолжил я.

— Обузой?! — воскликнула она. — Да я лучше тебя знаю этот чёртов мир! Маги, колдуны, нечисть, вампиры, оборотни... Ты ещё не видел всех тварей, которые здесь водятся. Это только цветочки.

Есть монстры и пострашнее, и сильнее.

А о себе я смогу позаботиться сама!

— Ну да, — ехидно ответил я, приподняв бровь. — Если бы не я, тебя бы эти оборотни либо разорвали и полакомились тобой, либо отвели кому-то, кому ты нужна.

И что потом?

Тебя бы превратили в вампира или сделали рабыней, которую откормили бы и съели на какой-нибудь праздник.

Или просто на обед.

Талка замолчала, её глаза метали молнии.

Она явно хотела что-то возразить, но слова застряли у неё в горле.

Вместо этого она скрестила руки на груди и упрямо уставилась на меня.

— Послушай, — сказал я, немного смягчившись. — Я не хочу, чтобы ты шла со мной, потому что настанет момент, когда я не смогу тебя спасти.

Я не могу постоянно оглядываться и думать о твоей безопасности.

У меня свои цели.

Это была ложь.

Целей никаких не было, просто не хотелось сидеть на одном месте.

— А ты и не должен меня защищать! — резко перебила она. — Я не маленькая девочка, которая прячется за спинами других.

Я умею драться, стрелять и выживать в этом мире.

И знаешь что?

Я тут с самого детства, а ты неизвестно откуда появился.

Я вздохнул, чувствуя, что разговор начинает принимать ненужный оборот.

Всё же её уверенность и упрямство заставили меня задуматься.

Может быть, она действительно сможет помочь?

— Хорошо, — медленно произнёс я, делая паузу. — Я обещаю подумать, но не сейчас.

Я махнул рукой, показывая, что разговор окончен.

— Иди займись делами.

Талка усмехнулась и вошла в торговый центр.

Дилемма действительно сложная. Ответственность за чужую жизнь... А если она попадётся в лапы к тем тварям, что мы видели в прошлый раз? Я не смогу её защитить, и тогда... Но с другой стороны, Талка явно не из тех, кто легко сдаётся или остаётся в стороне. Она уже доказала свою смелость и находчивость, да и знания о мире могут оказаться бесценными.

Может быть, стоит поговорить с ней откровенно? Или бросить монетку? Орёл — не идёт, решка — идёт. Да, старый добрый способ принять решение. Но всё же, прежде чем полагаться на случай, нужно подумать: а что бы я сам хотел? Если бы я мог выбирать без страха ошибиться, какое решение принял бы?

Кстати, насчёт моих новых способностей. Я замечаю, что они усиливаются с каждым днём, и это внушает уверенность. Возможно, именно благодаря им я смогу защитить её, если ситуация станет критической. Но опять же, вопрос в том, готов ли я взять на себя эту ответственность?

В любом случае, решение должно быть моим. И каким бы оно ни было, главное — действовать осознанно и не жалеть о сделанном выборе. Всё решено — беру её с собой.

Примерно такие размышления и привели меня к этому решению. Я встал со стула, сложил его и вернулся в убежище. Талка встретила меня вопрошающим взглядом.

— Выходим завтра — без разницы, утром, днём, ночью.

Когда проснусь, тогда и будем собираться.

Твоя задача сейчас — мне не мешать.

— Во всём будешь слушаться меня и не надоедать.

Иначе телепортирую тебя отсюда обратно.

Я не знал, умею ли я это делать, а по лицу Талки понял: слово «телепортировать» она не поняла и удивлённо посмотрела на меня.

Я начал показывать руками, объясняя, как глухонемой:

— Ты здесь, потом — бац! — ты тут.

Расстояние не имеет значения.

Всё, я спать.

Проснувшись, я с трудом разлепил веки.

Прямо передо мной на стуле сидела уснувшая Талка.

На ней был потёртый кожаный плащ, массивные очки съехали на кончик носа, а из-под шлема выбивались непослушные пряди волос.

На бедре в кобуре мирно покоился пистолет, а огромные ботинки казались непропорциональными для её хрупкой фигуры.

Рядом валялся рюкзак, почти равный ей по размеру, туго набитый припасами.

Я не стал её будить.

Совершив утренние процедуры и позавтракав, осторожно дотронулся до её плеча.

Талка дёрнулась, шлёпнулась со стула, но мгновенно вскочила — уже с пистолетом в руке.

— Детский сад, — хмыкнул я.

В её глазах мелькнула искра — детская растерянность сменилась холодным расчётом, будто кто-то щёлкнул выключателем.

— Через час выдвигаемся, — бросил я, разглядывая рюкзак.

Талка поправила очки, кивнула и потянулась к лямкам.

Рюкзак лишь дёрнулся с места, будто прирос к полу.

— Иди умойся, — вырвал я лямки из её рук. — Позавтракай.

Остальным займусь я.

Она закусила губу, явно желая возразить, но махнула рукой и зашагала к умывальнику.

Ботинки грохотали, как сапоги великана.

Я загрузил машину до отказа.

Впереди нас ждали неизвестность и, возможно, опасности.

Сколько времени придётся провести в пути — оставалось только гадать.

Я решил, что знакомство с этим миром нужно начать именно здесь, раз уж судьба занесла меня сюда.

Взглянув на часы, я понял, что прошёл уже целый час с момента, как мы начали собираться.

Я уселся за руль и собирался тронуться, когда двери торгового центра распахнулись.

Из них выбежала Талка и стремительно запрыгнула на пассажирское сиденье.

Машина тихо заурчала, работая на какой-то непонятной мне энергии, и плавно поднялась в воздух, зависнув на высоте около двадцати метров.

— Ну что, штурман, командуй! Куда летим? —спросил я, бросив взгляд на Талку.

Она махнула рукой в сторону, противоположную центру города.

— Туда, капитан, — ответила она с лёгкой усмешкой. — Главное, подальше от этого города.

Я развернул пикап, и мы помчались по воздуху в указанном направлении.

Пока мы летели над городом, я решил не терять времени зря и расспросить Талку о её родном мире — о том самом Мире Магии, откуда она пришла. Я знал, что для неё это не просто место на карте, а целая вселенная, полная чудес и опасностей. Сначала она молчала, долго смотрела в окно, будто вспоминала что-то важное, а потом вдруг заговорила — тихо, но уверенно, словно читала древнюю летопись.

— Знаешь, — сказала она, — магия — это музыка.

Продолжение следует...

Thank you for your donation and for believing in my story. Your support is a great motivation to continue! https://ko-fi.com/lanchik1905

Спасибо за ваш донат и за то, что верите в мою историю. Ваша поддержка - огромная мотивация продолжать! https://ko-fi.com/lanchik1905