1 страница16 января 2016, 05:25

1. 22430004








Многие жаждут узнать причины революции. Но революции не только в политическом смысле, скорее в общем для всех людей. Что за спичка зажигает пламя в сердцах мыслящих существ вне зависимости от вероисповедания, времени, а уж тем более государства? Что за искра начинает великие деяния во времена великой смуты, когда разум вторит о бессмысленности всего живого? Ты голоден, а очаг в твоей ветхой землянке погас, а может просто телевизор выключился из-за перебоя энергии - какая к чёрту разница? Ты рожден без согласия, идешь по дороге жизни сбившимися до крови ногами, прокладывая путь будущим поколениям, однако часто без понимания одного: у нас не разные дороги. Люди всех цивилизаций идут по одному шоссе, маршируя строго в один ряд.

В просторной и некогда светлой гостиной, - но сейчас омраченной бетонным небом без единого облачка, - таинственным напряжением, играла музыка. Громкая трескотня из граммофона «На сопках в Манчжурии» доставляла необыкновенное удовольствие пожилому господину, но злобное ворчание его жене, которая закутавшись в плед, медленно покачивалась на кресле-качалке, закрывая ладонью лицо.

Так слёзы бегут... Как волны далёкого моря... И сердце терзает тоска и печаль... И бездна великого горя!.. - Сергей Павлович Сапогов не на шутку распелся и мог бы показать настоящий голос, если бы свои же слезы и всхлипывания не мешали ему.
Сережа, еб твою мать, замолчи! Почему мне спокойно никто умереть не даст, а? Всю свою жизнь я горбатилась на других, никогда ничего не просила - ты знаешь. И вот какая благодарность! Дай умереть мне в тишине.. - Наталья трясущейся рукой показала на комод, где стояли часы и лежала трубка c табакеркой.
Родная, доктор запретил..
Доктор! Доктор сказал: «обеспечьте ей покой». Где же он - я тебя спрашиваю?!

Широкое окно - вид на холмы, бараки, покрытые копотью и деревню - совсем в отдалении. Двойная дверь, затем широкий обеденный стол и камин с потрескивающими поленьями - в таком порядке существовала гостиная имения Сапоговых - успешных предпринимателей и владельцев угольной шахты на Дальнем востоке.

Наташа, скачут! Вон, из-за холма! - Сергей Павлович схватил из ящичка подзорную трубу и внимательно взглянул. - Узкоглазые, Наташ! Человек 20! Хунхузы проклятые..
Не ори, дай взглянуть.. Какие хунхузы, дерганый? Форму что ли не видишь? Японцы это.
А всё одно. Что они здесь забыли? Должны были с месяц назад убраться! Точнее, вообще здесь быть их не должно!
Так они и уберутся. Щас, только серебро с золотом вынесут, - и уплывут довольные! Чего ты стоишь столбом, вытаращился на меня? Зови Егорку!
Егорка!

Григорий Сергеевич Сапогов тонул в борще. Занимался он этим, естественно, не по своей воле, - ему помогали два японских солдата. Видите ли им не понравилось желание Гриши пообедать, находясь в плену.
Если миновать капустные водоросли и коралловые кусочки свинины, то до бордовой глади варева останется совсем чуть-чуть. Выбравшись же из чана, можно осмотреться и увидеть деревню довольно бедную, какие-то бараки, склады на фоне, насыпи угля а также имение в стиле неоклассицизма на холме.
Григория - старшего сына Сапоговых - поймали, шатающимся недалеко от станции. Он пьяным голосом что-то бубнил под нос по-русски и вообще двигался в том же направлении, что и всадники, поэтому пленение в каком-то смысле можно считать всего лишь удачной попуткой.

Двери в гостиную распахнулись. Офицер в белых перчатках выложил саблю перед собой на стол. За ним вошли двое, ничего не выражающих японских лиц.

宝石、貴金属!- Вскрикнул офицер на старушку у камина. - Золуото!
У нас только на китайском малякают. Егорка! - Стоило офицеру сделать несколько шагов в сторону, как из-под пледа показался револьвер и пули в тот же момент прорвали насквозь его мундир, плоть, кости. Не успели ещё солдаты поднять винтовки, как картечь двух ружей разорвала в красную жижу их лица. «Это вам за Артур!» - Прокричал Сергей со злобой и вместе с мускулистым китайцем Егоркой подбежал к Наталье.
Цела? - Беспокоился Сергей.
Волнуйся за свою задницу, Сережа. Внизу слышали выстрелы - нужно подготовиться к новому приему.

Часы били свои 12 по полудню и в доме слышались приближающиеся шаги. Звуки сапогов по древесине. Жильцы отчаянно пытались расслышать количество интервентов, но топот сливался в единый сбившейся ритм. По коридору они выбивали двери, на одной из таких дверей прогремел выстрел, затем крик боли и что-то неприятное на японском. Егорка засмеялся, прикрывая рот широкой ладонью. Наталья цыкнула ему, прислонив палец к губам. Но шаги приближались к гостиной. Двойной удар в закрытую дверь - значит они подошли вплотную к очагу. Теперь им конец. Пороховым дымом заполнилось пространство за перевернутым обеденным столом, сквозь образовавшиеся дыры было видно нечто красное и зеленое. Ужасные крики на японском звучали для хозяев ревом демонов. Последовало несколько выстрелов с другой стороны, Егорке задело руку. Тогда он покинул укрытие, схватил офицерскую саблю со стола и перекатом добрался до окна, где уже показалась часть фуражки, нахмуренный лоб и кисти. Звериным взмахом лапы пальцы посыпались внутрь, а остальное тело отправилось восвояси. Егорка выпрыгнул в окно. Там было чисто, только козы напуганно мчались прочь, да кони отчаянно ржали в конюшне. Приземлился Егор прямо на болеющего за свои пальцы японца. Приземлился, саблей вонзившись ему в грудь.
Спустя пару выстрелов и кровавых всхлипов дверь в гостиную открыл Егорка, сообщив об временном прекращении осады. Его белая рубаха сделалась темно-красной, а руки от бессилия отпустили саблю и повисли к полу. Сам он поднял стол и сел за этот дуршлаг, мрачно закрыв голову руками от усталости.

В деревне показались белые мундиры офицеров, солдат же - кто во что одет - было до сотни. Двое японцев поставленных на караул и пытавших Григория Сергеевича в борще, отступили и поклонились новоприбывшим представителям Земской рати. Григорий, больно обрадовавшись столь удачной встрече, стряхнул с лица остатки капусты и помчался приветствовать освободителей.

Ох, ноги мои, кости бедные.. - Старушку Наталью усадили обратно в кресло-качалку, всю изрешеченную и забрызганную японской кровью, а затем прикрыли тело её столь же изуродованным пледом.
Ох, святые угодники, на что нам, старикам, такую муку?! - Сергей Павлович упал на колени в красном углу и зарыдал. - Егорка, молодец ты наш, давай я тебя перебинтую да тела помогу утащить. - Сергей Павлович так и поступил, после чего помог китайскому молодцу оттащить тела через заднюю дверь - во двор. Старуха же ворчала во время процесса:
Хотел ты, Серёжа, революции, ждал её, а что в итоге? Хрен знает, кто является в дом с оружием! Да ладно бы еще хунхузы, так это армия, посланники народа чужого - и воры! Думал ты в пятом, что конституцию с Думой объявят, перекрестится царь, станет конституционным монархом.. А я твердила: ни за что власти не станут себя лишать, лучше сотни простолюдинов с хоругвями перестреляют, а мощь свою вседозволенную не отдадут. Что же это делается? Лучших писателей, ученых выпирают, у нас честных предпринимателей отбирают землю деревенщины едва грамотные, по приказу жида швейцарского! Хорошо, что ты крестишься, Сережа, хорошо! Только, вот Бог твой не придёт, не защитит землю, непосильным трудом нажитую. Отберут её и мудакам - на! Держи! Обещают молочные реки, но устраивают террор, расстрелы!
Красные-то? - запыхавшись, и, таща останки офицера японской армии, спросил Сергей Павлович. - А кто интервентов напустил этих?! Как мух летом в раскрытое окно. На мед! «Колчак спаситель! Ой, ошиблась! Рать Земская, рать святая!..» Нет. Всё алкаши, всё тебе психопаты, которые эту самую власть взять не могут. А у красных, будь они прокляты, есть порядок, есть связь и идея. Может идея эта сказочна и неисполнима, однако же действует, через книжечки запрещенные царской цензурой пробирается коммунистическая идея о светлом будущем, сквозь щели стен кремлёвских, а просочилась - вот она! Со дня на день будут, с часу на час! Приближаются. Знают, небось, про твои пожертвования на рать святую, на белых и чистых!
А что ж отпор им давать было нельзя? Кто ж знал-то, что выйдет!
Теперь перебьют нас, Наташа, и дня не пройдёт..
Ну, беги! Беги, как наша интеллигенция вся, побирайся за границию, Алёша наш побирается, там, где Хорват опрокинул, а я не буду!
Что ты, родная? А, зачем ты так? Думаешь, есть жизнь мне без тебя?.. - Сергей Павлович спихнул тело за дверь и подбежал к Наталье. - Родная моя, если бы я хотел без тебя жить, то я бы в Омске ещё тридцать лет назад остался бы! А мы вместе, всё с нуля возвели. Ну куда, кто я без тебя?

Шаги сапогов. Дверь распахнул белый мундир. Он подошёл спеша к столу-дуршлаку и выложил саблю. С ним явились многочисленные солдаты, в том числе и два японца. Один из азиатов услыхал хруст под сапогом, опустился и к ужасу заметил зубы, что лежали в крови на полу.

Ну и бардак у вас, хозяюшка! - Усмехнулся мрачно белый офицер, осматривая несчастную гостиную. - Мы к вам, как понимаете, не на чай выбрались. У нас приказ. Вот бумага. Тут сказано, что перед посадкой на борт, направляющийся в Шанхай, заехать в имение Сапоговых для, так сказать, эвакуации. Должен признать, что на 22 число.. вам сказочно повезло, если бы не генерал См...
Никуда мы с вами не поедем. И точка. - Куря трубку, и, смачно кашляя, рявкнула Наталья.
Это не серьёзно. Не знаю, что там вам взбрело в голову, но лучший кавалерийский отряд рати перед вами рискует жизнью для.. вашего спасения.
Не просила. И просить не будем.
Пускай так, но ваш сын..
Алёша?!
Это я, мам. - Гриша выступил из-за хмурых солдат.
Только не этот содомит! - Воскликнула обезумевшая мать.- Этот поганый наркоман достоин худшего, достоин светлого коммунистического будущего. Он останется. Останется здесь за все свои грехи!
- Гриша, черт с тобой! Бери, бери деньги и не возвращайся! - Отец готов был простить перед временным затишьем бури все злодеяния своего сына. Те, про которые знал и те, которые держал в голове только Гриша, а держал он сейчас, потупив взор, многое..
Он помнил, как в раннем детстве на пьяной охоте, одной из тех, что часто устраивал легкомысленный отец, - его изнасиловал надравшийся американский бизнесмен.
Он помнил, как в 14 лет напоил деревенскую девку вином и повёл на чердак этого самого имения, где находился диковинный подарок, сделанный родителями младшему сыну - Алёше - телескоп. «Поглядим на звёзды?» - Подмигивал он ей, шепча очередной пошлый мадригал раннего Пушкина:
«Мы пили — и Венера с нами
Сидела, прея, за столом.
Когда ж вновь сядем вчетвером
С блядьми, вином и чубуками?»

Потом раздел её, но зря. Ибо нет возбуждения к женскому полу - понял он тогда. И ярость неведомая обхватила любимца папы, и принялся кулаками бить девочку красивую, оставляя увечия на всю жизнь. Помнил он, как позже совращал братца своего умненького, как заставлял покинуть пыльную библиотеку и направиться во Владивосток. Там мост Признания, где парочки целуются и признаются в любви, там же гуляют, краснея молодые дамы, которых, облаченные в новомодные фраки господа уводят обольщать. Потом по кабакам с ними, далее в бани, а затем и опиумные салоны, которые держали китайцы.. Гриша часто завидовал эрудиции молодого брата, часто, находившись одни в бане, трогал его. Но Алексей был скуп на ласки, а Гриша наоборот устоять от мужских сильных рук не мог. Потому, однажды и застукали его с моряком на том самом чердаке родители. И началось.. Так, когда надежда в «святую» белую гвардию иссякла, подающего надежды и питающего страсть к наукам (а не к мужчинам) - благополучно отправили в Харбин, а Гриша.. Гриша остался в этой кровавой суматохе.

Сергей Павлович, мой револьвер исправен!.. - Пригрозила добродушному мужу Наталья.
Ну как же, неужто оставить грешника с нами.. помирать?
Этот сукин.. - Наталья схватилась за сердце и съёжилась, давясь кашлем.
Господа, я бы послушал ваши милые семейные беседы, но больно время поджимает. Поиграли и хватит. Нам пора выдвигаться!
Нет..

Офицер принялся расхаживать нетерпеливо из стороны в сторону. Он понимал, что перед ним безумные люди, что люди перед ним - как бы жестоко ни звучало - конченые. Стоит ли, когда Рать зарыта в землю, разбежались остатки по Сибири на север, когда Россия теперь другая, красная.. стоит ли рисковать своей шкурой, выполняя бредовые приказы начальства, того самого, которое после высадки в Шанхае и начальством-то назвать будет стыдно? Он мутнеющим взглядом осмотрел кровь и выслушал молодого сержанта, что записывал постоянно в свой блокнот происходящее для своих нелепых литературных работ. Тот перевёл слова двух злющих японцев, которые догадались о трупах их сослуживцах, оклеветали семейство, якобы больных параноиков, расистов, стреляющих без разбору. Нет, офицер не так глуп.. Что забыли здесь японцы? Десятки километров разделяют их от кораблей во Владивостоке.. Это всего лишь нелепый карнавал смерти, эта страна теперь притон, где резвятся самые отъявленные психопаты, где террор идет не от красных или белых, а идёт из-под земли-матушки, от народа. Переполох в муравейнике. Какие-то богатые мальчики-иностранцы решили золотыми палочками переполошить его. Вывести из Мировой войны, разделить земли, получить небывалое влияние.. Они в любом случае не рассчитали этих красных мутантов-муравьёв, и вся шалость вышла из-под контроля. А теперь Россия, накрытая красным пледом Гражданской войны, всего лишь притон, где резвятся жестокие муравьи и нет правых или виноватых.

Так. Я в последний раз предлагаю убежище и безопасный переезд до Золотого рога. Откажитесь - жить вам до вечера. Тогда явятся красные.
Едва ли она, - Сергей показал на заливающуюся кашлем жену, - сможет доехать до вашего спасительного ковчега.
Тогда предлагаю вам напоследок сделать доброе дело и помочь белой армии..
Вы ни хрена не получите! Получали с восемнадцатого и всё просрали.. - Оскалилась Наталья, держа кровавый платок в одной руке и оружие в другой. Офицер резким шагом направился к Наталье, оттолкнув Сергея, тогда как Егора держали на мушке солдаты. Офицер склонился над старухой:
Трупам деньги ни к чему. - Ядовито прошептал офицер. Тогда старуха прислонила револьвер к его черепной коробке, обтянутой кожей и жидкими засаленными волосами. Все гости онемели.
А ну, развернись! - Скомандовала Наталья. - Приказывай топать, если жизнь дорога, солдатик.
На выход господа!.. - скомандовал он. Медленно, задним ходом кавалерийский отряд Рати стал отступать. Однако, двое японцев не спешили, они зверели от вида бойни, что приключилась с их сослуживцами, к тому же, не понимали, ни черта. - Пристрелить жёлтых! - Бойцы без раздумий разорвали на куски туристов с далеких остров и продолжили пятится из дома.
Они вас окружат и пиздец вам, твари.
Скачут твои, не слышишь что ли?
- За водой поскакали, вернутся скоро и тогда..

Но прошёл час с лишним, и никто не вернулся. Офицер, привязанный к перилам, устал матерится и задремал. А мать не устала и крыла от всего сердца своего блудного сына. Тот уже перестал просить денег на бегство и подумывал злое дело, но духу на такое не хватало. Не узнает никто, никто не осудит за границей, но он сам-то будет помнить. Как слон, который хрен, что забудет. Будет бродить среди миллионов китайцев, а толку? Не решался, остались ещё тормоза - что и говорить.
Кровавую гостиную-решето огласили шипящие звуки из чудом уцелевшего граммофона.
Вы просите песен.. Их нет у меня.. На сердце..
И ты, Серёжа? за что же ты меня мучишь?.. - еле дыша прохрипела Наталья.
- Выключаю. Твоё ворчание - музыка для меня.

Аккурат к скорому отъезду кавалерийского отряда со сверкающими пятками, появилась в Семёновке Рабоче-крестьянская красная армия во главе с крупным и грубым мужиком - Семёном. Тот слез с коня и уже в сумерках подошёл к колодцу, там заглянул в блестящую родниковую воду и впал в глубокую прострацию. Что-то вспомнил будто и даже, когда пил воду, лицо его, покрытое многочисленными рубцами, стало свежим и спокойным. Долгое время его преследовали сны из прошлой, дореволюционной жизни. Когда он был поэтом, когда был имажинистом. Теперь едва ли его хватало на матерное четверостишье, быть может на пропагандистскую статейку в областной газете. Его подозвал бородач в будёновке, тот потирал руки и ехидно смеялся: «Там, в зажиточном девка - та ещё!». Семён, мрачно улыбаясь, докурил папиросу, расстегнул ремень и вошёл в дом. Внутри иконы, портрет Николая второго, вырезанный из газеты и помещённый в деревянную рамку. И визг.. Семён поначалу не видел хозяйку, только четверо полуголых и изрядно набравшихся мужиков, окруживших женщину и терзавших её.

Как она, товарищи!? Стоит времени? - Заставил остановиться подчиненных.
- Стоит! Сам погляди! Хороша сука!.. - Громогласно прозвучало, и толпа расступилась. Но тут сделалось нечто странное, то, чего армейцы от своего жадного до женщин командира, не ждали. Тот просто стоял с нелепым видом минуту: ремень его был расстегнут, бляха позвякивала о доски пола, а рот с глазами открылись в небывалом изумлении. Женщина на кровати, ещё молодая , но измученная, с детскими глазами и русыми волосами не знала, бояться ли странного поведения новоприбывшего исполина или же напротив - благодарить Бога за чудное спасение. Амбал медленно, походкой голема зашагал к ней, подойдя ближе, наклонился и прикрыл простынкой её оголившуюся грудь (платье успели нещадно разорвать). Действительно, происходят непривычные вещи, вгоняющие в ступор любого. Так и стояли солдаты красной армии, не решаясь тронуть жертву. Наконец, мучительную тишину, давящую тяжёлым бруском на всех в избе, прервал Семён: "Вон! Все пошли прочь - это приказ!"
Приуныв от загубленного развлечения, но боясь ещё больше прогневать исполина, сию минуту они покинули дом. Остались Семён и женщина вдвоём.

- Прошу вас.. спасибо вам за это, но.. - тонув в слезах, мямлила женщина.
- Тихо. У неё был другой голос. Чуть более нежный, более сладкий..

Точно Соня, тот петроградский ангел, которого Семён оставил, к которому, даже вернувшись, - офицер получил бы отказ. Как же сильно он изменился? Как сильно изменили это хрупкое сердце поэта вонючие долгие четыре года Гражданской войны? Вряд ли она узнала бы его. В этой грязной форме, запачканной кровью, алкоголем, пропахшей дымом привальных костров. Лицо из молодого и кудрявого стало куском сухаря: всё в шрамах, покрытое острой шкуркой щетины. Говор теперь стал явно не светским, да и какие, к чёрту, формальности, когда за плечами сотни расстрелов, боёв и грязи? Пускай бы и обычной, земельной жижы, но его отряд будто оставлял нечто космически чёрное, нечто разрушающее материю, человеческую материю. Эти взаимоотношения, все ласки и заботы.. всё рушилось перел глазами Семёна, он сам рушил и отдавал приказы рушить. Нет никакого светлого будущего. За миллионами голодных смертей не встанет красное солнышко, а если и встанет, то такое, что испепелит ещё больше простых людей. И это замкнутый круг, это всё, что мы можем: ебать или быть выебанными.
Так он и сидел рядом с ней на кровати несколько минут. Затем пристально заглянул в её зелёные глаза, потупил голову, закрыл лицо руками. Как же она похожа на Соню!
И был июль 1917. И крыша петроградской высотки только-только начала остывать, раскалённая под палящим дневным Солнцем. Его взгляд был ясен и взволнован; она держала его руку и смотрела вниз. А там тысячи горожан, рабочих идут по Невскому! Они держат плакаты, испещрённые лозунгами: "Долой министровъ-капиталистовъ! Вся власть С.Р.С. и К.Деп." Доносились песни, город словно кричал и был живым, никогда он не дышал так часто, сильно и громко. Розовый желток заката завершал день, один из последних дней, когда молодой поэт и его ангел - Соня - были вместе.
А затем взрыв и выстрелы. Знакомые улицы покрывались телами. Город ожил, но теперь напоминал чудовище.
А ведь и ему нравилось убивать, выпив изрядно, проводить расстрелы. Быть воплощением террора, быть маленьким, злым богом.
Женщина заметила капли, стремившееся сквозь прорези пальцев офицера на пол. Кажется, она поняла, что Семён вспомнил в ней кого-то и что это и спасло её от надругательства. Ей стало по-русски жалко его. Жалко негодяя, собиравшегося напасть здесь, дома. Вдруг нечто зарычало, заскрипел и застучал платяной шкаф рядом. Дверцы с трудом распахнулись и оттуда вывалил мальчик лет пяти, с такими же светло-русыми волосами. Парнишка дикий, весь в слезах и красный набросился на великана и принялся щекотать кулачками его колени. Мать завопила, моля не трогать её сыночка, проклинала малыша, что тот выскочил из укрытия. Семён же мрачно посмотрел на парня, поднялся, взял его за густые волосы и потащил к двери. Выбросив его с порога, крикнул сам не своим голосом: " Кто тронет его!.. Тех лично за хуи подвешу!"
Он присел обратно на пастель, хозяйка молчанием благодарила его. Спустя несколько минут офицер погрузился в сон, где ему чудились его кудри, его завод, где он честно трудился, мизерная зарплата, на которую он водил Соню в кафе есть мороженое с джемом и мёдом. Ещё там была партия, слёзы расставания, но мельком, не омрачая имприссионисткой картины воспоминаний.
Здесь за 9,5 тысяч киллометров от дома стемнело. Десятками огоньков заполнялась деревня, они шуршали и двигались, словно светлячки. А с неба всё так же из прошлого печально смотрели звёзды, многие из которых уже давным-давно были мертвы. Их холодные, призрачные глаза наблюдали копошащуюся и ничего толком не значащую органику.

В гостиной звенела рюмка с водкой. Сергей Павлович осушал её раз за разом, стараясь заглушить предсмертные речи старухи:
Всё здесь из песка, мы здесь из песка, Серёжа. Я это поняла ещё давно, когда оставшись без денег на образование, запиралась в старой библиотеке.. запиралась, пока её не распродали. Дети затуманивают разум, с ними ты теряешь бдительность, забываешь, что люди - неблагодарные твари. Приматы с винтовками.. налей и мне. - Сапогов, тронувшись умом, ожидая ещё худших бед, злостно расплескал пойло ей в чайную чашечку. - Выросли из безобидных личинок в ядовитых бабочек эти наши дети! Вот он там стоит, дымит одну за другой - что ему, собаке, остается?! Думал, что позор такой спущу ему. Тьфу! - Из рта её вместе с злым кашлем полетели капельки крови.
Лучше бы покаялась, старая! Некому нас отпевать будет, ведь знаешь, какая у них религия. Вместо Библии - Капитал.
Библия! Умер твой царь и бог твой сдох, как собака! Он жив до тех пор, покуда в него сильные верят, а теперь кто? Неудачники-эмигранты!
Буду считать, что это бред твой, болезнь так действует, прости Господи! Но если ты всё это всерьёз.. я крепко пожалею, что с тобой остался.
Пожалеешь.. Ты легко бы бросил шахту. Тебе раз плюнуть! Чего ты сделал для дела полезного? Да я вышла-то за тебя, потому что деньги нужны были, ты ж тупой как пробка! И дети: яблочки от яблони..
Замолчи, Наташа! Я всё для тебя делал, всегда как лучше старался!
Да, да, да.. вон наши-то работнички синюшные, обнаглевшие твари почуяли перемены, начитались листовок и больше, больше! Быстро забыли, кто им работу дал, кто семьи их выручал 20 лет. Может и ёбнут нас сегодня. Да! Чего ты вылупился на меня? Аркаша этот твой придёт и киркой по черепу - запросто!

В окно постучали. Семён проснулся и вновь оказался здесь.. Поправив китель, он поцеловал хозяйку в лоб и удалился завершить дело. Дело Сапоговых.

В деревне ускорилось движение - плохой знак. Григорий, стоя на крыльце с попироской, вытер в очередной раз пот со лба: то ли от ломки, то ли от напряжения. Под светом керосинки он ещё раз обежал глазами письмо от брата. Сомнения раздирали тело, но времени на обдумывание вариантов больше не было. За его спиной шикнули. Это был белый офицер, всё так же привязанный к перилам. Он, как можно тише, обратился к Григорию:
Гриша, да? Меня Вовой звать - будем здоровы. Это крышка, Гриша, это пиздец. Твоя мать держит меня на прицеле. Она рехнулась, Гриша. Но самое паршивое, что военный суд не для нас, понимаешь? Нам конец, если ты не подожжешь этот сраный дом, не развяжешь меня, чтобы мы вместе съебались отсюда навсегда. Понял? Прошу, это наш..
Прогремел выстрел. Офицер с простреленной грудью распластался по лестнице.
Гриша, сюда иди! Покурил и хватит с тебя! - Мерзкий старушечий голос, переливающийся безумными оттенками раздался из гостиной.
Ну, это слишком, старуха! Гори ты и твой чёртов дом, я не позволю оставить нашего сына на растерзание антихристам. Каким бы он ни был! Это тебе жить осталось всего-ничего, а у нас вся жизнь, вся жизнь впереди!
У тебя-то, клоун?! После двух ударов долго не живут, Сережа!
Довольно с меня! Мы вместе плечом к плечу в девяностых хунхузов отстреливали, но сейчас всё по-другому - это безумие. Ты безумна! - Сергей Павлович осушил последнюю рюмку и двинулся на выход.
Ты можешь катиться на все четыре стороны, но выблядка я не отпущу!
И что ты сделаешь? - Развернулся, чтобы посмотреть в лицо Наталье.
Только шаг.. Гриша, если у тебя есть хоть капля совести, если тебе жалко отца - ты зайдешь в эту комнату! Сейчас же!
Сергей Павлович плюнул в старуху, развернулся и продолжил удаляться. Пуля пробила ему спину. На звуки выстрелов, хромая, явился удивленный Егорка с японской винтовкой. Он постучал по раме, подтянулся, чтобы оценить ситуацию внутри, чем сильно испугал старуху, и она пустила последнюю пулю в барабане - ему в плечо. Ругаясь на китайском, преданный рабочий, рухнул на сырую землю. Григорий не мог поверить в ужас происходящего, что весь этот кошмар действительно возможен и происходит здесь, с ним и сейчас. Звуки копыт ближе и ближе. Они мчались на звуки выстрелов, думая, что хозяева уже с криками "Боже, царя храни!" заняли оборону. Григорий аккуратно высунулся из-за угла, увидел бездыханное тело папы, увидел мать в гостиной, бросившую американский револьвер, тянущуюся за винтовкой у камина. Она ели-ели поднялась, но начался сильнейший кашель, обрушивший её на пол без сил. Григорий не медлил и подбежал к ней, пнул ногой тело, трясшееся в агонии, и перекинул винтовку за спину. Дальше, пропуская мимо ушей проклятия и страшные слова матери, расплескал, взятые из пристройки две банки керосина, забрался на второй этаж, открыл ключом, из кармана пиджака убитого папы письменный стол в кабинете и запихнул толстый конверт себе под рубаху. Казалось, он хотел ещё поживиться, но раздались первые выстрелы. Стоя у спуска со второго этажа, Григорий увидел в дверях троих крепких красноармейцев, один из которых был выше двух метров и лицо его изрезали страшные следы сражений. Гриша кинул лампу в керосиновую лужу, и пламя объяло незваных гостей. Дом запылал: с занавесок острые клыки перебегали на потолок. Гриша же раскрыл окно в кабинете и по черепице скатился, упав затем аккурат у конюшен. Жалко было особенно оставлять привязанных лошадей, делать из них подгоревшие стейки, но времени не оставалось. Взобравшись на лошадь, Григорий принялся её бить сапогами и тащить за гриву, ибо пули свистели совсем рядом. Животное бешеным галопом выскочило из стойла и практически неуправляемая помчалась в сторону леса, на запад. Обернувшись на ходу, Григорий в последний раз взглянул на дом Сапоговых. Охваченное огнём, это фамильное гнёздышко могло бы вызвать смерч переживаний и резко сменяющихся эмоций, если бы кровь не стучала так сильно в ушах. Там был монумент его прошлой жизни, там вся грязь, боль и страхи. "Гори оно всё! Пускай огонь сотрет прошлую жизнь!" - Воскликнул в бешенстве Сапогов. И показалось ему, что не просто имение пылает, а вся Россия объята этим огнём. Вот уже и первые лиственницы, сосны замелькали. Конь замедлился, чтобы в темноте не наткнуться на препятствие. Здесь вспышка поразила Григория, и оглушающая боль в спине. Всё стало ночью в его глазах.

1 страница16 января 2016, 05:25