эй, саншайн!
t-fest - без тебя
девушка ступала босыми ногами по теплому, прогретому дневным нещадным солнцем песку. ее офисные, завернутые вокруг щиколоток брюки и белая рубашка привлекали внимание всех местных; те, то и дело призывно закатывали глаза и переговаривались на жарком испанском.
последние три года в россии казались ей каторгой. проходя полноценные круги ада, начиная с реалистичного буллинга со стороны коллег и начальства и заканчивая урезанием зарплаты и отсутствием выходных, двадцатичетырехлетняя она катастрофически... устала. когда отношения с родителями строятся на ссср-овских порядках, где "будь добр, вкалывай и умри, вкалывая" либо "просто умри", план побега выстраивается с самого детства. и с каждым годом он становится все совершеннее, изощреннее, умнее и проворнее; он прогрессирует и ждет мощнейшего взрыва эмоций, желательно психоза с отрезанием волос под каре, битьем посуды и поджогом хаты...
и вот, вчера блондинка пришла с работы, швыряя туфли на толстом устойчивом каблуке в люстру и выдирая резинку из тугого пучка прямо с волосами. оглядывая падение многотысячных хрусталиков, она улыбнулась мыслям о том, что прямо сейчас раскурочила бы всю квартиру, ну и, чисто мысленно, подожгла. поэтому, аккуратно, медленным, но ловким движением, она достала свой айфон из кармана пиджака, следом открывая приложение для покупки авиабилетов.
черная дорожная сумка была наполнена какими-то старыми пляжными полосатыми шортами, аквамариновой шалью и слитным темно-фиолетовым купальником. проигнорировав шепот разума, который внушал ей, насколько стары вещи с прошлого отпуска (читайте - семилетней давности), она положила на самое дно ноутбук и выключенный рабочий телефон - бросать старую жизнь дело такое, не самое легкое.
корралехо - небольшой городок на побережье одного из островов испании привлек внимание своим пляжем и отсутствием каких-либо адекватных домов. в плане, реально продуманных домов, там, где есть все: от коврика у двери с пятью замками до фоторамок над кроватью и тремя жирными котами. вот это вот побережье, состоящее из нетронутого мусором и совсем оборзевшими туристами пляжа, какого-то небольшого открытого бара для местных и редких ветхих шале (где кровать и комод уже роскошь) стало той крайностью для блондинки, в которую очень хотелось впасть.
таким образом она и оказалась с засунутыми, все теми же, туфлями подмышкой, сумкой в одной руке и нарисованной местным гидом картой - в другой.
- саншайн, тут такие не нужны! - слышится вслед на чисто русском, и ее плечи напрягаются, а голова поворачивается в сторону источника звука.
знакомый бар, который она видела на фотографиях тур-сайта, находится в десяти метрах от нее, прячется под широкими желтоватыми листьями пальм и теплыми раскатами оранжевого света - где-то дальше огромный костер. человек, что назвал ее этим "саншайн", а потом послал с пляжа, сейчас широко улыбался. его большой живот обтягивала футболка с логотипом какой-то группы, а, на удивление, длинные ноги скрывались за льняными белыми брюками. татуированные руки и бородатое лицо никак не вязались с общим видом забавного пухлого парня. меж зубов у того торчал скрученный косяк, дым от которого струйкой летел в сторону оранжевого света - предполагаемого костра. рядом, на барной стойке, стоял самодельный деревянный поднос, заполненный какими-то темными стеклянными бутылками с разноцветными этикетками.
- шо ты, саншайн, неужто спикин инглиш? мейби фрэнч? - парень задумчиво трет подбородок, будто вспоминая еще языки, на которых смог бы изъясняться.
- русская я, - заторможено прикрикнула блондинка. - у меня отпуск, как и у вас. давайте сделаем вид, что вы только что не попросили меня уехать обратно, - перевернув карту и специально игнорируя бар, что являлся в путеводителе ее основным ориентиром, она начала всматриваться в расположение шале, приблизительно прикидывая, как дойти до собственного.
- эй, саншайн! - сзади послышались неуклюжие шаги и звяканье бутылок. - сюда все такими нахохленными и на деловом приезжают! - парень возникает прямо перед ней, склонившись, чтобы смотреть девушке в глаза. дым от косяка защипал ноздри, кажись, эвкалиптом: - и, чем раньше ты снимешь этот костюм с себя, тем быстрее вольешься в местную жизнь. шаришь, а? - парень снова широко улыбается, но теперь сопровождает подмигиванием.
случись с ней подобная ситуация в москве, она бы уже думала о том, как быстро приедет полиция и насколько закроют этого паренька. но, сейчас, почему-то, мысленно разливает бензин по ковру в старой квартире и подносит горящую спичку. взгляд улавливает бескрайнее черное небо с миллиардом звезд на нем, слух ласкает тихий шепот волн и, вдруг, смех какой-то компании откуда-то справа, от очага оранжевых бликов. дым от косяка терпеливого местного-неместного начинает резко отдавать жареным апельсином - на расширенные глаза девушки, пухлый отвечает только ухмылкой и легким кивком головы, будто говоря "именно, ты никогда не прочувствуешь этот мир самостоятельно".
- и как тебя зовут?
- я альба, - зажимая между коленом, животом и локтем деревянный поднос с бутылками, он тянет смуглую ладонь для рукопожатия, - ну или, на вашем языке, альберт.
- очень приятно, а я...
- саншайн, я знаю.
- погоди же! мое настоящее имя...
- давай забросим твои сумки за бар, саншайн, и пойдем, познакомлю со всеми. шо ты обычно пьешь? ну может, любишь какой-нибудь популярити секс он зе бич, дамн? на самом деле, это реальное дерь-мо-о, саншайн, пойдем-пойдем...
странный альба ходил вразвалочку, утопая татуированными ступнями в песке и смешно покачиваясь. он что-то рассказывал, не переставая вдыхать дым одним уголком рта, а выдыхать другим. девушка задумчиво анализировала беседу, выводя логическую цепочку и натыкаясь на вывод, что ее имя как бы тут вообще ничего не значит, сколько она зарабатывает, как бы - тоже.
почему бы, собственно, не саншайн?
🍹🍹🍹
когда альба в наглую отобрал пожитки у блондинки, он пихнул их под какой-то комод в баре. на ошарашенные заявления вроде "там лэптоп! вдруг украдут?", смотрел, подняв брови, мол: "какое украдут? ты шо, саншайн? ты знаешь, куда приехала?".
знакомить с кем-то вел за бар. узкая тропинка терялась среди высоких кустарников. девушка периодически смотрела на закатанные рукава белой рубашки, на босые ноги, что пятками чеканят мелкую гальку дорожки, на темную ночь, разбавляемую проступившим еще четче пьяным смехом, высоким оранжевым костром (догадка подтвердилась) и какой-то музыкой. смотрела-смотрела и думала: какого черта сейчас происходит? она только прилетела, в поисках своего дома наткнулась на накуренного русскоговорящего, тот позвал ее тусить к другим, скорей всего подобно накуренным русскоговорящим, в чужой стране, на острове, где полиция вообще вряд ли имеется, и все это глубо-о-кой ночью!
- компадрес, это саншайн! - объявляет пухлый, когда путь оказывается завершенным. - давайте с ней дружить, ибо эта крошка бежала сюда, чувствую, прямо из офиса.
и мир замирает до пространства, которое охватывает ее взгляд в данный момент. расчищенная полянка с черным, обугленным песком. в центре тот самый костер. от него, в черное-черное небо с микроскопическими звездочками, летят желтые искорки, растворяясь где-то высоко-высоко. соломенные большие кресла заставляют полянку, то тут то там, куда не глянь, поверх колючей сухой травы накинуты пятнистые пледа, кое-где прожженные и местами грязные. альба водружает свой поднос на узкий длинный стол, чем-то похожий на половину очень толстого дерева, перевернутого срезом вверх и покрашенного в бордовый.
ступая поближе к единственному знакомому человеку, она старалась сосчитать, сколько из присутствующих развалилось в креслах, обсуждая самые различные темы, а затем, сколько из них поднималось со своих мест, чтобы громко столкнуть бутылки и выпить. обходя костер по кругу, саншайн чувствовала себя все меньше подходящей этому миру. ее замечали, кивали, как-то махали руками в знак приветствия, качали головами. но она сама строила границы между тугими классическими брюками и хлопчатыми безразмерными штанами. одна девушка, с черной копной мелких кудряшек на голове, лежала прямо на черном от сажи песке - ее целью был старый коричневый граммофон с желто-ржавой здоровенной лейкой. когда цель была выполнена, из лейки, сначала скрипя, потом гладко, полился тихий мелодичный бит из маракасов, сопровождаемый какими-то английскими тихими напевами. саншайн резко обернулась, когда сочные, плавные переборы гитары слились с хрустом пластинки. темноволосый кудрявый мужчина с длинной бородой и темными очками, закинув голову вверх, бережно гладил пальцами струны белой, разрисованной цветами, акустический гитары.
переговариваться стали тише, достали какой-то кальян. тот пах клубникой и жженным сахаром.
- я буду амонтилладо.
и саншайн обходит костер ровно до того кресла, где сидит это сладкое слово "амонтилладо". блондинка не писатель, ни разу не умный человек с творческим началом, но, окажись это все сном, проснувшись, она бы написала:
он был вообще не в состоянии, сам какой-то призрачный и накаченный сладким испанским дымом, с пачками денег на коленях. полулежал-полусидел, а в воздухе перекатывались звучания струн разукрашенных гитар. la vida loca.
альба уже ответит ему что-то, а потом вручил одну из бутылок. в бутылке и есть - амонтилладо - думается ей. а, когда, в левой руке с амонтилладо, парень перестает подсчитывать стопочку (одну из многих на его коленях), сжатую тонкой резинкой, долларовых купюр, чтобы легким движением кисти кинуть ее в костер, у саншайн проносится в мыслях со свистом: учеба в институте, экономия на еде и одежде, батрачество на трех работах.
- но так же нельзя, - раскрывая рот, блондинка и сама не поняла, как звук вышел резким и громким.
парень в кресле задумчиво перевел взгляд на место, где она стояла. его выжженные пепельные волосы и золотистая кожа так красиво вписывались в эту атмосферу, что девушка почти что приоткрыла ротик, сдалась под натиском и отпустила все свое недовольство. но вслед за первой пачкой, полетела вторая и третья.
на нем шелковая рубашка с желтыми и синими цветами, джинсовые шорты. горлышко амонтилладо обхватывается тонкими губами, кадык на сильной шее дергается, челюсть разжимается.
- саншайн, малышка, - альба всовывает какую-то темно-желтую бутылку ей в руки, уверенный в том, что удержит - точно уж не удумает ронять, - это наш бриллиантовый мальчик, поэтому не обижай его, андестенд?
- хочешь быть тут своей? - девушка с граммофоном тыкает пальцем в блондинку. - перестань осуждать. и тогда тебя тоже судить не будут.
светлые брови поднимаются в немом вопросе... ну, просто, какое осуждение? этот парень вместо поленьев, использует для розжига доллары! но возмущение проглатывается вместе с каким-то сладким мужским тембром...
- оу, пам-пам, оу, - тихо напевает тот, о ком говорят, сместив купюры с коленей на песок и поджигая темно-коричневого цвета трубку. его глаза плотно прикрыты, а горлышко бутылки сжимают тонкие пальцы с каким-то серебряным перстнем на среднем.
- не стой, дамочка, иначе алкоголь ударит быстро, - альба плюхается в кресло, указывая ей на подобное. то стоит недалеко от странного блондина. и, почему-то, сесть туда очень хочется.
- меня зовут фест, - тихое, едва уловимое прилетает в уши, и саншайн разворачивает голову к.., - это от слова фестиваль.
- очень приятно, я... саншайн?
- у тебя в руках испанское вино, - фест будто и не говорит, дает слышать это только блондинке. и ей в голову не приходит и мысли, что это какой-то знак. скорее, парень всегда так говорит, когда хочет сконцентрировать все внимание собеседника на себе: - не делай большие глотки. сначала понюхай, сосредоточься, впиши запах в другие. потом только пробуй, катай по нёбу, оцени температуру. потом можешь пить.
кто-то крикнул в ритм ударных "эй", и это "оу, пам-пам, оу" парня продолжилось, будто разговора вовсе и не было.
по любому канону, думается ей, не в своей тарелке. кресло оказывается удобным, одеяло мягким и пахнущим сушеными дольками ананаса, но кожа ног покрывается неприятными мурашками, когда отутюженные стрелки брюк врезаются в нее. рубашка скручивается в плечах, а пуговицы грозятся расстегнуться на уровне груди.
- осуждение ни к чему не приводит, - длинноволосый пепельный блондин оказывается со своим креслом рядом. большие солнцезащитные очки скрывают почти все его худое лицо. но девушка все равно всматривается: - люди могут быть разбитыми и истощенными. и, чтобы понять это, им всего лишь нужно оказаться в другой среде.
- прости? - она прочищает горло. бутылка в руках все еще не тронута губами.
- ты думаешь, что все в этом мире живут по шаблону, я прав? - он ухмыляется уголком губ, а потом демонстративно переводит свой взгляд на другого блондина, на того что "амонтилладо" и "сначала понюхай, потом пей". - мы все ему тут обязаны. и каждый был на твоем месте. а еще, альба мне сказал, что, скорей всего, на второй неделе своего прибывания, ты бы повесилась. ну, скрутив свои ужасные брюки в узел. прямо в шале.
- я приехала просто отдохнуть! - сжимая кулаки, она уже мысленно встает, бросает бутылку в урну у бара и исчезает в своем домике, бережно раскладывая вещи (ноутбук и телефон в обязательно не сырое место). - каждый успел навыдумывать столько чепухи! а мы ведь даже не знакомы!
- а знаешь почему? заберись ты хоть в джунгли, в одиночестве никогда не поймешь, как это, жить по-другому. имей смелость признаться, что не просто так покинула то, откуда ты там приехала.
- что... так все очевидно?
- как тебе вино? - в разговор вмешивается фест.
- еще не п-попробовала.
- пить лучше, чем болтать.
- понял, - две руки очкастого взмывают в воздух, и он, подняв под собой легкое кресло, на полусогнутых ретировался в сторону альберта.
и блондинка соблюла все требования к этому вину. терпкий фиолетовый виноград смешался с еле заметным флером кислой брусники. на языке чувствуется сначала спиртом, а после легкой жвачкой. бутылка прекрасно умещается в ладони. становится как-то невыносимо тепло и неадекватно жарко в груди - саншайн расстегивает верхние пуговицы рубашки, стекая по креслу более расслабленно.
когда она последний раз пила? три года назад? на выпускном? ощущение, что сейчас не позвонят родители и не потребуют явиться домой немедленно (потому что поздно), не напишет начальство, поставив раннюю смену завтра, не загудят будильник и кофемашина накатывает лавиной вместе с первым прямым, ободряющим взглядом феста.
его голубые глаза внимательно и как-то слишком учтиво оглядывают расстегнутую рубашку и порванную штанину офисного материала. парень легко вздергивает бутылку вверх, будто произнося "за тебя" и снова отворачивается, чтобы завести тихий разговор с альбой и тем очкастым парнем.
- его не интересуют девушки, не волнуйся, - у самых ног блондинки, все на том же песке, вытянулась кудрявая девушка, что заправляет граммофоном.
- в смысле..? - вино чуть-чуть стало горчить.
- нет, - та смеется, - типа, и парни не интересуют. он асексуал.
- мм, - саншайн задумчиво окидывает взглядом слегка развернувшийся затылок феста, а потом замечает ух какое выражение лица снизу. темноволосая шевелит бровями и тихо хихикает: - нет, я даже и не думала, ну, знаешь...
- я это сказала, потому что ты очень смутилась, когда он посмотрел туда вот, - она пальчиком тыкнула блондинке в грудь. - думала, вскочишь и потребуешь извинений.
- ну, теперь я знаю, - она делает полноценный глоток, как все вокруг, но сразу морщится от насыщенности вкуса и резкой концентрации.
- я анат. еврейка по определению.
- приятно познакомиться, наверное.
кудрявая смеется и машет рукой.
- он тебе тоже поможет. только позволь сделать это, - поднимаясь с песка, она оглядывается, ищет свой инструмент. пластинка отыграла уже раз десять. - мы еще подругами станем, поверь.
кивнуть и улыбнуться саншайн не пытается - выходит само.
в тишине раздается совсем одинокое, короткое и последнее:
- оу, пам-пам, оу.