Глава 9
-Октябрь, 23, 1941 год. Район Кандалакши. Пишет Ганс Нойман, рядовой 169-й пехотной дивизии вермахта, 392-го пехотного полка, первого штурмового батальона.
Наше наступление остановилось в четырех километрах от Кандалакши, начались проливные дожди и мы перешли в состояние позиционной войны. Ноймана повысили до звания ефрейтора. Я же так и остался рядовым, но здесь все же думаешь не о том, как бы выслужиться перед начальством, а как выжить. Я рад тому, что хотя бы жив. Людей из первоначального состава батальона осталось около половины. Задача дивизии-прорваться и взять под контроль Кандалакшу, но не буду так официален.
Я долго не делал пометок в дневнике, ибо пережил многое и просто не было времени на все это. Оберста Далюге расстреляли за преступление совершенное против девушки Кати, позже мы узнали как её звали, но она сошла с ума и повесилась через неделю, после случившегося с ней. Фельдфебель все таки добился аудиенции командира дивизии и тот принял решение незамедлительно. У нашего батальона новый командир: оберст Карл Фольцнейр. Он более человечный, что ли...
Теперь я уже не тот, кем был когда сюда ехал...
Написав это в своем дневнике Ганс отложил сию маленькую книжку в кожаном чехле куда то поодаль и закрыл глаза. Апатия-вот что преследовало его уже многие месяцы. Спустя, казалось бы, такое короткое время у него уже не вызывал вид русского школьника со связкой гранат в руке ни сочувствия, ни страха, ни сострадания. В конце концов советские командиры использовали юных пионеров, как пушечное мясо, прикрывая свои маневры.
Размышления прервал входящий в блиндаж Нойман.
-Ганс, вставай, мы с Фридхельмом и Штайнером раздобыли выпить, идем же!
-Не хочу.
Поворачиваясь к земляной стене проворчал Ганс. Это была апатия которая перерастала в хроническую депрессию.
-Ну ты чего? Фалькенхайн не будь такой занудой. Хотя сиди, мы сами припрем сюда, надоела твоя морда образца лимона.
Казалось бы Нойману было совсем не свойственно плохое настроение, он может грустить только дня два от силы, а потом снова сиять. На первый взгляд казалось, что он идиот, но после общения с ним, можно было сделать вывод, что это вполне эрудированный человек, мозг которого был устроен уж слишком прагматично. Хотя, для солдата это скорее плюс, чем минус. Если бы он был еще и приверженцем Национал-Социализма, то он наверняка бы пошел в СС.
Вскоре пришли и остальные визави Ганса. Фридхельм профессионально разлил мутную брагу по стаканам, да так, что в выпивке был соблюден не хилый паритет. Стопка за стопку, закусывая твердым, засохшим хлебом они пили и в конце концов Гансу стало немного легче, он даже пару раз улыбнулся в ответ на вульгарные анекдоты Ноймана. Казалось бы, день начал набирать краски и из скучного, серого и хмурого дня начал преображаться во вполне веселый день. Ганс для себя даже отметил, что если все будет продолжаться в таком же ключе, то он напишет письмо родителям, надо же обрадовать их, они ведь сильно волнуются, тогда, когда их сына может не стать в любой момент. Казалось бы день удался, но не бывает худа без добра, послышались разрывы снарядов.
-Досадно, но ладно.
Весело произнес Штайнер и солдаты застегивая ремешки касок под подбородком начали неторопливо выходить из блиндажа.
-Вот дерьмо то, ну как специально русские начали атаку именно в этот момент...
Подумал про себя Ганс и проверяя свой карабин кинулся к позициям в траншеях.